В древней Индии возникает государство, облечённое в те же самые формы деспотии, которые мы уже имели возможность наблюдать в Древнем Египте, в древней Ассирии и в древней Персии. Для укрепления авторитета царя, возглавляющего это государство, широко используется религия. Жрецы учили, что царь есть божество и что поэтому все приказы царя следует исполнять, как если бы они исходили непосредственно от бога. Царь считался земным воплощением божества. В законах Ману царь называется «великое божество в человеческом образе». Поэтому царь считался неприкосновенным, и брахманский закон угрожал огненной смертью тому человеку, который «неосторожно приближается к нему», «Огонь царского гнева, по словам Ману, уничтожает всё семейство (такого преступника) вместе с его скотом и накопленным имуществом». Религиозная идеология, внушая трудовым массам мысль о необходимости смирения и полного повиновения органам государственной власти и её главе — царю, рисовала образ идеального царя. Так, в «Махабхарате» описывается царь Шантану, который «был знатоком закона, был правдоречив и прям и благодаря своей щедрости, справедливости, религиозным подвигам и усердию был наделён высшим счастьем».
Обоготворявшийся царь в управлении государством опирался на довольно значительный и сильный аппарат бюрократии, состоявший главным образом из представителей двух высших варн: жрецов (брахманов) и воинов (кшатриев). Большим влиянием в управлении страной пользовались крупные рабовладельцы, аристократы, входившие в варну кшатриев. Так, в законах Апастамбы указывается, что «законные занятия кшатриев отличаются от законных занятий брахманов тем, что кшатрии участвуют в управлении и в военном деле». А по законам Ману царь должен был назначать своих министров из среды «храбрых, опытных в военном деле, благородного происхождения и испытанных» (гл. 7).
Высшие чиновники назначались царём из среды наиболее родовитой аристократии. Неограниченная деспотия сочеталась с древней кастовой традицией строго замкнутой наследственности, царившей в среде правящей аристократии. Как говорится в законах Ману, «царь должен назначать 7 или 8 министров, предки которых были царскими слугами».
В период образования древнейшего рабовладельческого государства появляются ведомства, в частности военное и судебное. Главной опорой рабовладельческого государства была армия, которая делилась на четыре основных рода войск: пехота, конница, колесницы и слоны. Особенно широкое применение в военном деле получили лук и колесницы. Поэтому военное искусство в древней Индии называлось «луковедение» (дханурведа). Применение колесниц было известно с глубокой древности. Слоны, приручённые ещё в период составления Вед и бывшие составной частью индийской армии, наводили особый ужас на иноземцев. Возможно, что высокая техника дрессировки боевых слонов и использование их в военном деле были заимствованы позднейшими народами у древних индийцев. В «Махабхарате» описывается система военных подразделений. Самое мелкое подразделение называлось «патти» и состояло из пяти пеших воинов, трёх коней, одной колесницы и одного слона. Каждое следующее подразделение превышало в три раза предшествующее. Существовала разработанная система военного обучения. Воинов обучали сражаться на колесницах, на слонах, на конях и в пешем строю, сражаться мечом и палицей, метать копья и дротики, а также действовать в смешанном бою.
В мирное время постоянные войска размещались «среди двух, трёх, пяти или ста селений для охраны страны». В военное время, во время завоевательных походов классовая и захватническая роль армии выражалась в откровенном грабеже, причём религиозные традиции и древние законы устанавливали особые принципы распределения военной добычи: «Колесницы и лошади, слоны, зонтики, деньги, зерно, скот, женщины, припасы всякого рода, малоценные металлы принадлежат тому, кто завладел этим (отдельно), одержав победу». Ведийский текст говорит, что «(воины) должны представить царю отборную часть (добычи); что не было взято отдельно, то должно быть царём распределено между всеми воинами» (законы Ману, гл. 7). Царь, сосредоточивший в своих руках военную власть, командовал армией, требуя себе повиновения и львиной доли добычи. Религия и закон обеспечивали аристократам часть награбленных ценностей. Неограниченный властитель страны, деспот, наделённый всеми функциями верховной власти, обладал не только высшей военной, но и высшей судебной властью. Поэтому законы не только разрешали, но даже предписывали царю жестоко карать преступников, ибо по представлениям этой эпохи одно лишь наказание могло удержать человека от преступлений и сохранить неизменным классовый строй. Так, в законах Ману говорится:
«Страха (наказания) ради все созданные существа, движимые и недвижимые, исполняют то, что им свойственно, и уклоняются от (исполнения) своих обязанностей». Уже в самих законах даётся своеобразное классовое обоснование системе применения наказаний. В законах Ману указывается на то, что эти наказания должны применяться для того, чтобы существующий классовый строй не изменялся:
«Если бы царь не налагал энергично наказания на тех, которые заслуживают наказания, то сильнейшие изжарили бы слабейших, как рыбу на вертеле. Ворона стала бы клевать жертвенный пирог, а собака стала бы лизать жертвенные снеди, и не осталось бы ни у кого собственности; низшие захватили бы место высших. Наказанием весь мир держится в порядке, ибо трудно найти человека безвинного... Все касты испортились бы (от смешения). Все преграды рушились бы. и все люди пришли бы в ярость (один против другого) вследствие ошибок относительно наказания. Но где наказание с чёрным цветом и красными глазами смело выступает, уничтожая преступников, там подданные не возмущаются, если только правитель хорошо судит».
Так классовый закон требовал от правителя наказания преступников главным образом для того, чтобы низшие не захватили место высших. При наказании преступников суд должен был защищать интересы правящего класса рабовладельцев, в состав которого входило высшее жречество. Суд должен был строго карать тех, кто приносил ущерб жрецам. Наконец, вся эта система наказаний была построена таким образом, чтобы предупредить восстания среди трудовых масс, доведённых до крайности тяжёлыми формами эксплуатации.