Советская историография

В советское время вопрос о внешней политике древней Руси в 60 - начале 70-х годов X в. был затронут в работах В. А. Пархоменко, С. В. Бахрушина, И. Лебедева, Ф. И. Успенского, С. В. Юшкова, В. В. Бартольда, Н. С. Державина, А. Ю, Якубовского, М. Н. Тихомирова, Б. Д. Грекова, П. О. Карышковского, М. И. Артамонова, Б. А. Рыбакова, В. Т. Пашуто, Т. М. Калининой, а также в общих трудах¹.

Поначалу в историографии советского времени относительно внешней политики Святослава господствовали концепции прошлого. Это нашло отражение в работах B. А. Пархоменко, С. В. Бахрушина, Ф. И. Успенского, C. В. Юшкова. Так, В. А. Пархоменко в соответствии с ошибочным мнением о том, что все известные нам внешнеполитические шаги IX-X веков предпринимала не Киевская, а азово-черноморская Русь, писал, что и походы Святослава были предприняты из Причерноморья, о чем, в частности, говорит и упоминание Львом Дьяконом Боспора Киммерийского как места, куда руссы должны были возвратиться после балканских походов. И сам Святослав «обвеян настроениями и интересами земли своих отцов»; отсюда его бродячий прав, отсюда его тяга на Дон и Волгу, неустанные набеги в «поисках даней и наживы»².

С. В. Бахрушин, также исходя из своей общей концепции «о державе Рюриковичей» как чуть ли не о догосударственной стадии развития древней Руси³, рассматривал внешнеполитические и военные шаги древнерусского государства как простые грабительские набеги, совершавшиеся войсками «княжеств» (кавычки С. В. Бахрушина), носивших «военно-разбойничий характер». Правившие там князья - «искатели приключений» вели непрерывную борьбу за дань⁴. Такими же, считает С. В. Бахрушин, были и походы Святослава - этого князя-завоевателя. Говорить о его государственной политике, об установлении власти киевских князей на захваченных территориях не приходится; это были лишь действия грабителей, разоряющих местное население⁵.

О «военных авантюрах» Святослава писал в те же годы С. В. Юшков⁶.

В 1939 году была опубликована написанная ранее статья об истории походов Святослава Ф. И. Успенского. И вновь мы видим, как историк по существу слепо следует византийскому источнику. Походы Святослава в Болгарию автор сравнивает с резней, устроенной в этой стране Василием II Болгаробойцей. Нашествие руссов явилось для Болгарии «опустошительной войной»⁷.

Ф. И. Успенский согласен с Львом Дьяконом в том, что действия Византии действительно явились первопричиной, вызвавшей нападение руссов на Болгарию. Греки при этом стремились отвлечь военные силы Болгарии на борьбу против русских и обеспечить себе свободу рук в борьбе с арабами⁸.

Автор сделал важный вывод относительно столкновения византийских, русских и болгарских интересов на северных берегах Черного моря. В частности, он отметил, что по мере усиления Руси византийские владения в Северном Причерноморье стали подвергаться опасности нападения со стороны Святослава. Русь стала играть здесь ведущую роль, вытеснив Хазарию, и не случайно в Киев явился именно сын херсонесского стратига как лицо, кровно заинтересованное в переговорах⁹.

Ф. И. Успенский, пожалуй, впервые в отечественной литературе столь четко сказал о той коалиции, которую создал Святослав, приступая к первому походу в Болгарию. Уже на этом этапе с ним вместе были угры. В свою очередь греки направили на Киев печенегов, когда сталрг очевидны успехи русского оружия на берегах Дуная¹⁰.

В соответствии со своей концепцией о русской «опустошительной войне» в Болгарии Ф И Успенский повторяет версию Льва Дьякона и других византийских хронистов о зверствах Святослава по отношению к болгарскому населению. По мнению Ф. И. Успенского, Святослав предaл огню и разграбил столицу Болгарии Преславу¹¹. Неутешителен для русской политики и общий итог, который подводит Ф. И. Успенский: походы Святослава имели «роковое значение для Болгарского царства». Они ослабили Болгарию, вызвали разрушение ее городов; объективно они способствовали расколу страны на Восточную и Западную Болгарию, усилению «греческого элемента» в стране. Автор, делая этот вывод, в то же время вовсе не упомянул о том режиме репрессий, который установили на болгарской территории греки.

Договор 971 года автор расценивает как полный крах всей политики Святослава, «вредно отозвавшейся на политическом положении славянства»¹².

Уделил внимание походам Святослава в своей «Истории Болгарии» Н. С. Державин. Изложив их историю, он мимоходом коснулся и дипломатической стороны вопроса, разобрал смысл переговоров Святослава с Цимисхием и заметил, что руссы обложили данью не болгар, а «византийское правительство»¹³, хотя и не определил характера этой дани.

В противоположность Ф. И. Успенскому Н. С. Державин сделал акцент на тех известиях византийских хронистов, в которых говорится о захвате Цимисхием Болгарии после ухода руссов¹⁴.

Работа Ф. И. Успенского оказалась в отечественной историографии практически последней, в которой в полной мере и наиболее ярко отразилась «византийская концепция» событий.

Со второй половины 30-х годов в результате активного освоения советскими историками марксистско-ленинской исторической методологии в советской историографии складывается понимание внешней политики древней Руси как исторического явления, обусловленного классово-феодальным характером древнерусского общества, развитием раннефеодальной государственности у древних руссов, как явления, закономерно отражающего различные этапы развития древнерусского общества, их специфические черты и историческую преемственность.

Работы Б. Д. Грекова, М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова, П. Н. Третьякова и других ученых, заложивших основы единого и комплексного изучения социально-экономической, политической, культурной истории древней Руси, позволили советским историкам подойти к изучению внешней политики древнерусского государства не с субъективистских позиций анализа деятельности отдельных удачливых или неудачливых князей, а с точки зрения выражения тем или иным деятелем общественных потребностей своего класса, развивающегося феодального государства.

В связи с этим начинается пересмотр и истории русско-болгарских отношений того времени, которые уже не укладывались в прежнюю «грабительскую» концепцию и требовали углубленного анализа с точки зрения изучения социально-экономической, политической и культурной истории Руси и Болгарии, их многочисленных и прочных контактов во мнотах общественных сферах как в годы, предшествовавшие появлению русских войск на Балканах, так и в целом в IX-X веках.

В статье И. Лебедева «Войны Святослава I», опубликованной накануне второй мировой войны, заметный акцент был сделан на воинских подвигах русского великого князя. В этом смысле автор по существу продолжил линию, уже сложившуюся в дореволюционной историографии, хотя его методологические посылки были совершенно иными, чем у дворянских и буржуазных историков, и он рассматривал внешнюю политику Святослава как выражение потребностей складывавшегося феодального древнерусского государства. Однако и для работы И. Лебедева были частично свойственны ошибки прошлого. Автор характеризовал Святослава как «воинственного князя», «воина по натуре»¹⁵. Рассказывая о его военных предприятиях, он по существу воспринимает концепцию Льва Дьякона о стремлении Святослава завоевать Болгарию. Болгария предстает в его изображении как страна, ставшая игрушкой в руках крупных политических сил - Византии и Руси. Святослав, по мнению И. Лебедева, стремился создать огромную империю, которая включала бы Болгарию, европейскую часть Византии, Богемию, Венгрию. Едва же Святослав ушел из Болгарии на выручку Киева в 968 году, как болгары немедленно заключили союз с Византией¹⁶. И. Лебедев не смог разрешить видимое противоречие византийских источников и вслед за ними писал о завоевании и усмирении Святославом Болгарии, о том, что русский князь после захвата Преславы оставил Бориса «болгарским царем», «воздав ему царские почести» и сделав его «своим союзником». Не ясен оказался для автора и смысл этого союза. Он отметил, что, сделав Бориса «своим союзником», Святослав получил возможность «нанимать болгар к себе на службу для войны с Византией»¹⁷. А это значит, что под Аркадиополем, Преславой, Доростолом дрались болгарские наемники.

Вслед за дореволюционными историками И. Лебедев отметил, что внезапность нападения греков весной 971 года на руссов объяснялась беспечностью Святослава, поверившего миролюбивым заверениям византийцев и ждавшего их посольства для заключения окончательного мира¹⁸. Автор сделал весьма важный вывод о распаде русско-болгарского союза под Преславой. Уже там, отмечает он, болгары перешли на сторону Византии, и дворец защищали лишь руссы во главе со Сфенкелом¹⁹, хотя этот факт И. Лебедев не подтверждает материалом источников.

Б. Д. Греков в 1939 году в своей работе «Киевская Русь» сформулировал положение о том, что деятельность Святослава - это не только воинские подвиги полководца, но и масштабные, тонко рассчитанные действия крупного политического деятеля. Святослав стремился расширить владения Киевского государства; его знает весь тогдашний политический мир, что говорит о возросшей роли Руси в международных отношениях²⁰. «Он является, - отмечал Б. Д. Греков, - одним из участников крупнейших международных событий, причем часто действует не по собственной инициативе, а по соглашению с другими государствами, участвуя, таким образом, в разрешении задач европейской, а отчасти и азиатской политики». Очень важным представляется впервые высказанное в историографии положение Б. Д. Грекова о том, что «во внешней политике Святослава, как и его предшественников, нетрудно видеть известную систему по осуществлению задач, поставленных пе усмотрением того или иного князя, а растущим Киевским государством»²¹.

Изучение внешней политики Святослава Б. Д. Греков начинает с анализа его походов на Оку и Волгу и отмечает, что именно война с тамошними народами привела его к конфликту с Хазарией. Удар Святослава по Хазарии и Северному Кавказу, попытку руссов не столько ограбить край, сколько подчинить его своей власти, Б. Д. Греков рассматривает как продолжение руссами своей восточной политики, проведение которой было прервано, так как «серьезные соображения» отвлекли Святослава на Запад²².

Ход военной кампании и политические обстоятельства, сопутствовавшие ей, Б. Д. Греков, однако, оценивает вполне традиционно. В результате посольства Калокира Святослав предпринял поход в Болгарию, затем он решил остаться там навсегда²³. Тем самым Б. Д. Греков также поддержал концепцию о завоевании руссами Болгарии в конце 60 - начале 70-х годов. Автор считает, что после провала нападения печенегов на Киев и возвращения Святослава в Болгарию Иоанн Цимисхий «хотел покончить со Святославом мирным соглашением, но Святослав не шел на невыгодные для него предложения».

Таким образом, признав достоверными сведения и русского, и византийских источников о переговорах греков и руссов в 970 году, Б. Д. Греков не разъяснил смысла этих переговоров и не ответил на вопрос, чем же невыгодны были для руссов предложения Византии. Автор отметил, что во время военной кампании 970 года «соединенные силы болгар и греков заставили Святослава отказаться от его замыслов в отношении Болгарии»²⁴. Тем самым Б. Д. Греков еще раз подчеркнул свою приверженность концепции, согласно которой Святослав воевал как с Болгарией, так и с Византией, хотя в другой своей работе Б. Д. Греков отметил, что часть болгар, враждебных Византия, вместе с венграми и печенегами встала на сторону Святослава²⁵. Историк полагал, что договор 971 года «совсем иного типа, чем договоры Олега и Игоря»²⁶. Какого же? Этого, к сожалению, автор не прояснил.

В начавшейся переоценке значения военно-политической деятельности Святослава важную роль сыграли труды крупнейшего советского востоковеда В. В. Бартольда. Анализируя походы Святослава на Восток, в одной из своих статей, опубликованной в 1940 году, он отметил, что «войны Святослава предпринимались уже пе для грабежа, как некогда войны норманнов и первые походы руссов за Каспий (наше несогласие с автором по этому вопросу мы изложили ранее. - А. С.), но для завоеваний». На основании изучения фактов, приводимых Ибн-Хаукалем, В. В. Бартольд пришел к выводу, что Святослав всем своим поведением демонстрировал намерение создать для края условия нормальной жизни, поэтому жители, напуганные поначалу нашествием, вскоре стали возвращаться на свои земли, к мирному труду. В. В. Бартольд полагал, что русский поход лишь краем задел буртасов и волжских болгар, поскольку и после русского удара известия о них как о жизнеспособных государственных образованиях продолжают встречаться в источниках, между тем как вскоре после разгрома Хазарского каганата это государство прекратило свое существование²⁷.

Положения, выдвинутые В. В. Бартольдом, помогают представить военно-политическую деятельность Святослава в целом, определить ее общие цели и методы осуществления. Однако В. В. Бартольд провел, как мы видели, водораздел между прежними походами руссов на Восток и походами Святослава, а это, на наш взгляд, приводит к отрицанию преемственности древнерусской внешней политики на Востоке.

А. Ю. Якубовский, обращаясь к истории русских походов на Восток, отметил необычайно широкий регион их охвата. Автор вслед за В. В. Бартольдом и Б. Д. Грековым также согласился с тем, что руссы стремились упрочить свою власть на Нижнем Поволжье и Северном Кавказе, однако не смогли этого сделать, так как Святослав отправился на Дунай; кроме того, Нижнее Поволжье было далеко, в степях грозили печенеги, осуществить переселение славян в те края было трудно²⁸.

Переоценку содержания внешней политики Святослава, предпринятую в 30-х годах Б. Д. Грековым, продолжил в середине 40-х годов М. Н. Тихомиров. Он показал общегосударственный характер этой политики, ее масштабность²⁹. М. Н. Тихомиров впервые в историографии отметил связь походов Святослава с внутренним положением Болгарии и подчеркнул, что провизантийская политика болгарского двора была непопулярна в стране. Изложив, согласно данным Льва Дьякона, причины болгаро-византийского конфликта, М. Н. Тихомиров поддержал мнение болгарского историка В. Н. Златарского о том, что в основе посольства Калокира лежало стремление Византийской империи отвлечь Святослава от натиска в Причерноморье на Крым и Херсонес³⁰.

Правда, автору неясно, какие предложения мог сделать Никифор руссам. М. Н. Тихомиров лишь предполагал, что Святослав претендовал на район дунайских гирл вплоть до Доростола с целью обеспечения русского торгового пути в Византию. Об этом говорит и выбор русским князем в качестве своей новой резиденции Переяславца, то есть Малого Преслава, расположенного в гирлах Дуная и являвшегося в то время значительным торговым центром. И Никифор Фока, видимо, согласился на то, чтобы отдать руссам этот район, но не всю Болгарию. М. Н. Тихомиров верно подметил стремление Византии укрепить через болгарский двор, и в первую очередь через царя Бориса, греческое влияние в Болгарии, но, сказав о начавшемся политическом распаде страны, одной из причин которого явилась борьба про- и антивизантийских группировок³¹, ученый не выявил связи внутриполитической борьбы в Болгарии с внешнеполитическими шагами Руси. Он посчитал, что во время второго нашествия руссов на Болгарию им поначалу противостояла вся страна, да и действия самого Святослава на этот раз были направлены «на завоевание всей Болгарии». Правда, М. Н. Тихомиров отметил, что второе появление Святослава на Дунае было тесно связано «с переменами в болгарской политике»³², но он ничего не говорит об их характере.

Однако, сопоставив известия византийских источников и обнаружив, что они содержат материал о совместных военных действиях против Византии руссов и болгар³³, М. Н. Тихомиров пришел к выводу, что все, о чем пишут византийские хронисты, «мало напоминает варварское завоевание страны, приписываемое русским византийскими авторами». Основной удар по Болгарии нанесли позднее византийцы; Святослав же не ставил себе целью покорение страны, он хотел закрепить за собой лишь Добруджу и «вступил в союзные отношения с болгарским царем, обещав ему свою поддержку против греков, угрожавших независимости Болгарии и несколько времени позже осуществивших свою угрозу»³⁴.

П. О. Карышковский в соответствии с марксистско-ленинскими взглядами на развитие феодальной государственности оценивал внешнеполитические предариятия Святослава как определенные шаги на пут образования древнерусского государства. К ним он относил разгром Хазарин, утверждение Руси в Приазовье, войны на Балканах. Вслед за Б. Д. Грековым и М. Н. Тихомировым автор выступил против взгляда на Святослава как на вождя бродячей дружины, «воина по натуре», случайное орудие византийской политики, а также против изображения его походов как простых грабительских набегов³⁵. Не отрицая элементов грабежа и насилия, проявлявшихся в ходе военных действий руссов, особенно в первый период балканской кампании, автор подчеркнул, что не они определяли содержание походов Святослава, а масштабные государственные расчеты, в основе которых лежало стремление к созданию империи на юге, завоеванию Константинополя. Это намерение можно было осуществить только в союзе с Болгарией, и такой союз был создан, о чем, по мнению автора, говорят факты, угке упоминавшиеся выше³⁶. Таким образом, П. О. Карышковский не только поддержал мнение видных советских ученых о сущности внешней политики Святослава, но и внес новые моменты в трактовку проблемы, увидев в Болгарии не врага, а союзника Руси. Чрезвычайно важным, на наш взгляд, является наблюдение П. О. Карышковского, впервые высказанное в историографии, что репрессии Святослава против болгар обрушились лишь на головы болгарской верхушки, не желавшей союза с язычниками и пошедшей на союз с руссами вынужденно³⁷. Очевидно, автор был близок к пониманию того, что в болгарской верхушке той поры существовали провизаитий-ская и прорусская группировки, однако эта мысль пе нашла дальнейшею развития в работах П. О. Карышковского.

Ценным в работах автора представляется и тщательное воссоздание хронологии событий³⁸.

«Очерки истории СССР» в обобщенном виде отразили концепцию советской исторической школы 40-50-х годов о времени правления Святослава. В «Очерках» отмечается, что при нем русское государство достигло особенной силы, значительно расширило свои границы, укрепило аппарат власти, заняло видное положение в международных делах. Подчеркнута преемственность политики Игоря и Святослава и сказано, что последний осуществлял эту политику «с еще большей настойчивостью и в более сложной обстановке». Русь явилась участником крупнейших политических событий, вступая в соглашение с другими государствами³⁹. Изложена также история похода Святослава на Восток и отмечено не только стремление руссов разгромить своих извечных противников - хазар и их сателлитов, но и закрепиться на захваченных территориях, в частности в районе Северного Кавказа. Однако описывая балканскую войну Святослава, авторы «Очерков» пошли вслед за Львом Дьяконом в объяснении причин и хода этой кампании. Здесь также воспринята концепция единой Болгарии, решающей вопрос, кто для нее опаснее - Византия или Русь. Если на первом этапе войны 970-971 годов болгары поддержали Святослава, то на втором, как признается в «Очерках», «часть болгарской знати» отказалась от союза со Святославом. Эта точка зрения также нашла отражение в «Истории Болгарии». Здесь, однако, был сделан ряд уточнений относительно развития международных событий в Восточной Европе середины 60 - начала 70-х годов X в. Авторы этого обобщающего труда считали, что ослабевшая Болгария была вынуждена пропускать венгров через свою территорию к византийским владениям, а не делала это умышленно, как об этом писал Скилица⁴⁰.

Что касается болгаро-византийского конфликта, то он был предопределен старым соперничеством двух держав и тем, что Византия Никифора Фоки, усилив свою армию, наконец смогла освободиться от выплаты ежегодной обременительной дани болгарам. Святослав же попытался укрепиться в низовьях Волги, Приазовья и, по-видимому, в Крыму, угрожая здесь византийским владениям. Готовился он и к завоеванию низовьев Дуная. Поход Святослава на Дунай выглядит как самостоятельно обдуманное предприятие руссов. Миссия же Ка-локира состоялась в то время, когда Святослав был уже в низовьях Дуная, накануне похода в Болгарию. С какой просьбой обратилось византийское посольство к Святославу - неизвестно, так как утверждение Скилицы, будто греки просили Святослава выступить против болгар, но мнению авторов «Истории Болгарии», «вряд ли является правильным», так как именно Никифора Фоку болгары просили о помощи против руссов. «Византия, - отмечается в этой работе, - вряд ли желала видеть на Балканах, в непосредственной близости от Константинополя, русские войска, недавно разгромившие хазарскую державу»⁴¹.

Автор данного раздела высказал интересное предположение о том. что посольство Калокира должно было отклонить Святослава от наступления на Херсонес, а в качестве «платы» за отказ ог этого предприятия русский князь потребовал византийского нейтралитета во время его похода на Дунай⁴². И в основе дальнейших дипломатических шагов Византии, по мнению авторов «Истории Болгарии», лежало стремление империи, с одной стороны, соблюсти нейтралитет по отношению к Руси, а с другой - вытеснить руссов с берегов Дуная, Именно с этой целью греки направили печенегов на Киев.

Рассмотрев затем внутреннее положение Болгарии в 969 году (последствия смерти царя Петра, восстание «комитопулов», его антивизантийский характер), авторы «Истории Болгарии», опираясь на анализ всего комплекса факторов внутреннего развития страны в середине X века, впервые в историографии высказали мысль о том, что, возвратившись в Болгарию, Святослав выступил «в союзе с антивизантийскими элементами против Византийской империи»⁴³. Таким образом, рассматривая этот этап событий, они исходят из существования двух противоположных политических тенденций в самой Восточной Болгарии.

По-новому в этом труде оценены болгаро-русские отношения на заключительном этапе войны: после ухода русских из Преславы Святослав опасался восстания болгарской знати, но болгарский народ поддерживал руссов. Победа византийцев привела к порабощению ими Болгарии⁴⁴.

Немалое внимание событиям 60-70-х годов X в. в Восточной Европе уделил М. В. Левченко.

Венгерский натиск на Византию через территорию Болгарии автор считал первопричиной разрыва отношений двух стран, а вопрос об уплате дани - лишь поводом⁴⁵. В то же время М. В. Левченко присоединился к точке зрения историков, считавших, что болгарский царь был вынужден пропускать венгров через свою территорию; если бы у пего достало сил воспрепятствовать венгерским вторжениям на Балканы, он бы сделал это. Однако занятый делами на Востоке и боявшийся появляться в глубине Балканских гор, Никифор Фока «решил поручить ведение этой войны (с Болгарией.-А. С.) русским», так как Русь была удалена от Византии и не могла угрожать непосредственно ее границам⁴⁶. Как и авторы «Истории Болгарии», М. В. Левченко отметил, что успехи Святослава на Востоке, его натиск в районе Причерноморья, угрожающий византийским владениям в Крыму, также побуждали империю отвлечь от Херсопеса беспокойного и опасного соседа, что и должен был сделать Калокир во время своего посольства⁴⁷. М. В. Левченко полагал, что Святослав согласился на предложение Византиии (и в этом смысле автор вступает в полемику с авторами «Истории Болгарии», считавшими, что поход на Дунай был предопределен Русью заранее), по не склонен был выполнять роль византийского наемника⁴⁸.

Вслед за М. Н. Тихомировым историк высказал мысль о стремлении Святослава на первых порах захватить лишь земли современной Добруджи, но не всю Болгарию, и в этом смысле он был наследником завоевательной политики Олега и Игоря⁴⁹.

Для характеристики русско-византийских отношений в 968 году важно понимание автором сообщения летописи о дани, которую взимал Святослав с греков, сидя в Переяславце: это было обещанное императором вознаграждение за вторжение в Болгарию и не более⁵⁰.

В Болгарии, подчеркивает М. В. Левченко, Святослав действовал не только оружием, но и антивизантийской «пропагандой», которая нашла благодатную почву среди населения Болгарии. Распространению антивизантийских настроений среди болгар способствовало изгнание их послов Никифором, его «беспричинное нападение» на Болгарию, направление против нее русского войска. Все это, по мнению автора, вело «к превращению антивизантийских настроений в стихийную ненависть», и «в лучших умах Преславской Болгарии могла зародиться мысль, что ввиду невозможности отразить вторжение и спасти независимость Болгарии следует сговориться с завоевателями против тех, кто был виновником этого нашествия»⁵¹. Так еще раз точка зрения Льва Дьякона была поддержана в одной из работ середины 50-х годов нашего века. Узнав об истинных намерениях Святослава и Калокира, Никифор восстановил к июню 968 года дружеские отношения с болгарской правящей верхушкой.

М. В. Левченко считал, что болгаро-византийский союз был восстановлен на основе договоренности о военной помощи болгарам со стороны Византии, но вместо этого греки инспирировали нападение печенегов на Киев и занялись своими сирийскими делами⁵².

Однако Константинополь вновь ошибся в своих расчетах: руссы оставили в болгарских городах свои гарнизоны и увели из Болгарии ЛРТШЬ часть войска. Именно поэтому, пишет М. В. Левченко, ссылаясь на В. Н. Татищева, Лев Дьякон ничего не сообщил о двух вторжениях Святослава в Болгарию⁵³.

Интересно наблюдение автора о том, что в защите Болгарии от Святослава не участвовало Западно-болгарское царство, где возобладали антивизантийские настроения. Однако М. В. Левченко не развил эту гипотезу, которая позволяла подойти к оценке русской дипломатии в Болгарии с учетом политики «комитопулов».

В соответствии с традиционным представлением о втором походе Святослава в Болгарию М. В. Левченко считал, что русский князь подчинил себе все владения Бориса, взял его столицу и захватил самого болгарского царя и его семейство. Помимо этого Святослав, по мнению историка, стремился установить здесь новые порядки во время второго завоевательного похода⁵⁴. Так по существу М. В. Левченко повторил концепцию о завоевании руссами Болгарии.

Вместе с тем вслед за А. Чертковым и болгарским историком П. Мутафчиевым автор привел факты о действительно дружественных отношениях руссов и болгар во время русско-византийской войны. М. В. Левченко не определяет форм и характера болгаро-русского союза, но говорит о том, что Святослав должен был пойти болгарам на уступки и продемонстрировал уважение к болгарской государственной традиции⁵⁵. В целом это был новый шаг в трактовке болгаро-русских отношений в период балканских походов Святослава.

Рассматривая спорный вопрос об исходе битвы под Аркадиополем, имевшей большое значение для последующего развития событий, М.В. Левченко поддерживает тех историков, которые верят сведениям Льва Дьякона, но не русской летоппси. Однако аргументы автора, как нам представляется, малоубедительны: победа не могла быть за руссами, иначе непонятно, почему Варда Склир в виде поощрения был назначен командующим войском империи в борьбе с восставшим Вардой Фокой. Иных аргументов не приведено. В то же время в противоречие с этим положением М. В. Левченко соглашается с тем, что, оказавшись в тяжелом положении, Иоанн Цимисхий для выигрыша времени и обмана руссов согласился на мир и обязался выплачивать дань Руси. В этом пункте автор полностью доверяет русскому источнику⁵⁶, хотя летопись исходит в трактовке событий из факта победы руссов в решающем сражении. Рассказав далее о ходе военной кампании 971 года, М. В. Левченко еще раз вернулся к вопросу о русско-болгарском союзе и пришел к выводу, что после падения Преславы началось отпадение болгар от Святослава, а это означало провал всего того, что было достигнуто русским князем. Отсюда подозрительность, проявленная Святославом в Доростоле, репрессии по отношению к болгарской знати⁵⁷. Отметил М. В. Левченко и распад антивизантийской коалиции, в частности отпадение от руссов печенегов. Говоря о договоре 971 года, автор выделил в нем лишь обязательства Святослава⁵⁸. М. В. Левченко писал о политическом подчинении Восточной Болгарии византийской власти. Подводя итог всей военно-политической кампании Святослава на Балканах, автор отмечает, что поход Святослава против Византии окончился полной неудачей⁵⁹.

В 1962 году историю похода Святослава на Восток рассмотрел М. И. Артамонов. Автор поддержал соображения В. В. Бартольда, касающиеся хронологии похода, и отметил, что поход Святослава в район Оки и Средней Волги и явился началом борьбы с Хазарией, так как удар был направлен против сателлитов каганата. Это положение подтверждает общую концепцию советских историков о масштабности военных замыслов Святослава и политической обусловленности его военных предприятий. По мнению М. И. Артамонова, перед нами не военные авантюры и не простые грабительские набеги, «а хорошо продуманное предприятие, вытекавшее из трезвого учета существующей политической ситуации и экономической потребности Руси». Русь ставила перед собой цель разгромить Хазарию, овладеть ее территорией, утвердить контроль над торговыми путями, обеспечивающими экономические связи со странами Востока. Однако уход на Дунай помешал осуществлению этой цели.

М. И. Артамонов также считал, что лишь со времени Святослава Русь переходит от чисто грабительских походов к целенаправленным военно-политическим действиям⁶⁰.

В 1966 году общую оценку внешней политики Святослава дал Б. А. Рыбаков в главе «Киевская Русь» («История СССР с древнейших времен до наших дней», т. I). Он наиболее убедительно выразил взгляд на Святослава как на выдающегося государственного деятеля и блестящего полководца, как на преемника прежней внешней политики древней Руси, пытавшейся разорвать кольцо враждебных соседних государств, которые блокировали ее на торговых путях с Востока и Запада. «Походы Святослава 965-968 годов, - писал Б. А. Рыбаков, - представляют собой как бы единый сабельный удар, прочертивший на карте Европы широкий полукруг от Среднего Поволжья до Каспия и далее по Северному Кавказу и Причерноморью до балканских земель Византии»⁶¹. Два новых военных форпоста Руси появились на берегах Русского моря - Тмутаракань на Востоке и Переяславец на Западе, близ устья Дуная. Говоря о результатах военно-политических усилий Святослава, ученый не поддержал пессимистических оценок отечественных, в том числе и советских, историков, при этом он исходил из оценки всего комплекса внешнеполитических усилий Руси 60 - начала 70-х годов X в. «Балканские завоевания, - отмечал Б. А. Рыбаков, - были утрачены, но победы на Волге, на Дону и в Приазовье были закреплены»⁶². Такой подход позволяет рассматривать внешнеполитические шаги Руси того времени в тесной связи и взаимообусловленности.

В «Истории Византии» Г. Г. Литаврин еще раз дал обобщающую оценку исследуемым событиям.

Причины русско-византийской войны автор объяснил нарастанием противоречий между Русью и Византией в первую очередь в районе Крыма, куда Русь подошла вплотную после побед, одержанных Святославом на Востоке в середине 60-х годов. Стремление Византии столкнуть Русь и Болгарию Г. Г. Литаврин объясняет желапием империи ослабить обоих своих соперников. Таким образом, автор вновь возвращается к уже высказанному в историографии положению о решающей инициативе империи в развитии событий конца 60-х годов X в. в Восточной Европе. При этом вне поля его зрения осталась гипотеза, согласно которой Русь по собственной инициативе предприняла поход на Дунай и лишь воспользовалась вынужденным нейтралитетом Византии. Ничего не говорит Г. Г. Литаврин и о предположении, касающемся попытки империи через посредство Калокира отвлечь Русь от слишком активных действий в районе Причерноморья и Приазовья. В отличие от ряда авторов, считавших, что Византия попыталась восстановить дружественные отношения с Болгарией после ее неудач в войне с Русью, Г. Г. Литаврин полагает, что болгары сами в преддверии готовящегося нашествия стремились восстановить дружбу с Византией и греческие политики пошли им в этом навстречу, торжественно приняв болгарское посольство в июне 968 года. Дальнейшие шаги в этом направлении Византия сделала уже после провала наступления печенегов на Киев и возвращения Святослава в Болгарию. В ответ на создание коалиции, состоявшей из Руси, венгров, печенегов, «определенных кругов болгарской знати», греки стремились опереться непосредственно на болгарскую правящую верхушку во главе с царем Борисом.

Таким образом, в историографии впервые было высказано предположение о том, что каждый из противников использовал в своих интересах определенную часть болгарского общества⁶³. К сожалению, автор не развил эту гипотезу, не дал развернутой аргументации своей точки зрения.

Описывая ход военных действий, Г. Г. Литаврии не затронул вопроса о результатах битвы под Аркадиополем и посчитал, что уход Святослава за Балканы объяснялся «следствием каких-то мирных обещаний Цимисхия», поэтому наступление греков весной 971 года явилось для руссов полной неожиданностью. Излагая ход военных действий, историк отметил антирусскую «пропагандистскую» кампанию Цимисхия, отпадение ряда болгарских городов от руссов, колебания болгарской верхушки Доростола. распад русско-венгеро-печенежской коалиции⁶⁴. Г. Г. Литаврин констатирует, что попытка русского князя распространить свою власть на часть Болгарии не увенчалась успехом⁶⁵.

В. Т. Пашуто рассмотрел внешнюю политику древней Руси в 60 - начале 70-х годов X в. на широком историческом фоне, в тесной связи с предшествующими внешнеполитическими шагами древнерусского государства. Восточный поход Святослава, в частности нападение на Хазарию, автор охарактеризовал как продолжение русской активности на Востоке. Святослав «стремился сокрушить всю систему европейских и азиатских союзов Византии в Причерноморье»⁶⁶. Реализацией этих крупных государственных замыслов В. Т. Пашуто считает освобождение из-под власти хазар вятичей, нанесение удара по землям волжских булгар и буртасов, разгром хазар, распространение русской власти на земли ясов и касогов. Автор подчеркнул, что связи этих земель с Русью оказались прочными и долгими. Какова была конкретная цель восточного похода Святослава? Она заключалась в том, чтобы не только разгромить Хазарию, по и «взять в русские руки контроль над торговыми путями в Хорезм, Багдад, Константинополь по Волге, Дону, на Керченском проливе, на Северном Кавказе, открыть дорогу на Кавказ и прочной ногой встать в Крыму». Автор считает, что русские победы на Востоке сильно упрочили позиции Руси в Причерноморье и даже последующая неудача Святослава в балканской кампании не изменила достигнутых результатов⁶⁷.

Исследуя русско-болгаро-византийские отношения, В. Т. Пашуто исходил из того, что после восточного похода Святослава под угрозой русского нападения оказались Херсонес и другие византийские владения в Крыму, поэтому Никифор Фока и попытался столкнуть Русь с Болгарией и одновременно натравил на Киев печенегов. Автор не останавливается на причинах болгаро-византийского конфликта, а начинает анализ событий непосредственно с посольства Калокира, в результате которого, по мнению историка, Святослав и решил направиться в Болгарию⁶⁸. При этом В. Т. Пашуто не говорит о завоевании всей страны, а отмечает, что руссы утвердили свою власть лишь в районе нынешней Добруджи.

В. Т. Пашуто высказывает предположение, что после первого похода на Дунай Святослав заключил какое-то соглашение с Византией, возможно, оно было тройственным русско-болгаро-византийским, так как император в 968 году отказался платить дань Болгарии⁶⁹. С этим, однако, трудно согласиться, и в первую очередь исходя из логики самого же автора. Во-первых, В. Т. Пашуто указал, что Византия в 968 году организовала наступление печенегов на Киев. О каком же соглашении с Византией могла идти речь, если Святослав ушел на выручку своего стольного города? Во-вторых, согласно Льву Дьякону, вопрос об отказе платить дань болгарам возник до посольства Калокира, а не после него, так что применительно к 968 году можно говорить не о начале конфликта с болгарами, а, напротив, о попытке вновь установить с болгарской верхушкой добрые отношения. В этом вопросе мы поддерживаем точку зрения, неоднократно высказанную в историографии.

В. Т. Пашуто со ссылкой на русскую летопись указывает, что Святослав взял во время второго похода в Болгарию Великий Преслав (однако летопись говорит, что болгары затворились в Переяславце, т.е. Малом Преславе на Дунае. В болгарской же столице русский отряд появился позднее, и нет никаких сведений о «взятии» ее руссами), а затем при помощи венгерских и печенежских союзников овладел всей Восточной Болгарией, пленил болгарского царя и сделал его своим вассалом, сохранив за ним титул, регалии и казну. После этого и родилась у русского князя идея похода на Константинополь, который греки предотвратили, пообещав руссам дань, но слова своего они не сдержали⁷⁰. В результате начались военные действия, в ходе которых руссы дошли до Аркадиоподя. В этой войне болгары стали союзниками Руси. Данный вывод В. Т. Пашуто сделал на основании известия Асох'ика и отметил, что «это был крупный дипломатический успех Святослава»⁷¹.

Лишь после победы греков под Аркадпопоием и заключения соглашения, в основе которого лежало обязательство византийцев платить Руси дань, военные действия были остановлены и Святослав ушел за Балканы⁷².

Дальнейший ход событий автор изложил в соответствии с известиями Льва Дьякона.

Нам представляется важным в свете изучаемой темы обратить внимание на замечание В. Т. Пашуто о привлечении Цимисхием на свою сторону в ходе военной кампании 971 года части болгарской знати и печенегов⁷³.