2. Историография

Отечественные историки дореволюционного периода

История военных предприятий Святослава нашла широкое отражение в отечественной и зарубежной историографии. Но историков в основном интересовала военная сторона вопроса, реже они обращались к дипломатии, связанной с русскими походами, и совсем пе рассматривали те чисто дипломатические методы и средства, при помощи которых Русь осуществляла свою внешнюю политику в 60-70-х годах X в., хотя в отдельных работах на этот счет есть интересные наблюдения.

Отечественная дворянская и буржуазная историография при оценке внешней политики Святослава в основном исходила из его чисто человеческих качеств. Объективные закономерности, преемственность внешней политики древней Руси были в дореволюционных работах плотно заслонены субъективистскими, идеалистическими оценками. И все же историки XVIII, XIX и начала XX века сделали ряд интересных наблюдений.

Как в разработке иных сюжетов X века, так и в изучении истории событий 60-70-х годов в Восточной Европе историки XVIII века в основном следовали русской летописи. Однако В. Н. Татищев привел в своей «Истории» ряд новых фактов, не содержавшихся в известных нам ранних летописных списках. Так, рассказывая о военных предприятиях Святослава, историк упомянул, что к своим врагам князь поначалу посылал посольство, которое и заявляло: «Если хотят мира, то б прислали посла и примирились; а если мира не хотят, то сам во пределы их придет»¹. Таким образом, легендарной фразе «Хочю на вы ити» автор придал совершенно определенное дипломатическое значение. И еще одну новую деталь, по сравнению с летописными текстами, сообщил здесь автор: по его мнению, ясов и касогов Святослав после победы над ними привел к Киеву на поселение. С какой целью он это сделал, для читателей осталось неизвестным.

В. Н. Татищев попытался объяснить второй поход Святослава на вягичей следующим образом: те узнали, что русское войско двинулось к Дунаю, восстали, и Святославу пришлось вернуться и вновь подчинить их.

Историк приводит дополнительные сведения о причинах похода Святослава против болгар и о ходе военных действий и союзниках Святослава. Руссов призвал Никифор², но решение о нападении на Болгарию русский князь принял потому, что болгары помогали хазарам. На Днестре, сообщает он далее, Святослава ждало объединенное войско, состоявшее из болгар, хазар, касогов и ясов, но Святослав уклонился от битвы с этими силами, двинулся вверх по Днестру, где ему на помощь подоспели угры. Объединенное русско-венгерское войско разгромило болгар и их союзников хазар, после чего Святослав укрепился в Переяславце.

Интересна трактовка В. Н. Татищевым характера дальнейших отношений Руси и Византии. Он отметил, что греки доставляли в Переяславец «уложенную погодную дань». Определил автор и характер отношений руссов и угров: «... с угры же имел любовь и согласие твердое»³.

Изложив, согласно «Повести временных лет», историю нападения печенегов на Киев и возвращения Святослава в 968 году на родину, В. Н. Татищев затем сообщил сведения, которые не встречаются в дошедших до нас летописных списках. Болгары, узнав об уходе Святослава из Переяславца, осадили город, а бывший там русский воевода Волк, попав в трудное положение и обнаружив, что «некоторые граждане имеют согласие с болгоры», сумел вырваться из города и в устье Днестра встретил возвращавшегося в Болгарию Святослава. Приводит историк и причину объявления Святославом войны грекам после второго овладения Переяславцем: «Уведав же Святослав от плененных болгор, что греки болгор на него возмутили»⁴. Значит, по мнению В. Н. Татищева, лишь коварство византийцев, спровоцировавших выступление болгар против недавнего союзника Византии, обратило Святослава к борьбе с Константинополем.

Изложил В. Н. Татищев ход вторых переговоров греков с руссами и подчеркнул, что Святослав согласился заключить мир с условием, если греки заплатят дань, «чего ыеколико лет не направили»⁵.

Однако переговоры кончились ничем и лишь, когда Святослав был «близ Царяграда», греки принесли ему «дань уговоренную на войско»⁶, что вовсе не должно нами идентифицироваться с упоминаемой историком выше ежегодной данью.

Далее В. Н. Татищев изложил известную летописную версию событий и русско-византийский договор 971 года.

Таким образом, сообщая о событиях, неизвестных по другим источникам, В. Н. Татищев выступил не только как осведомленный повествователь, но и дал первую в отечественной историографии их интерпретацию, которая, конечно, нуждается в исследовательской проверке, но которая тем не менее является важным историографическим фактом.

Последующие историки XVIII века строго следовали «Повести временных лет». Именно так изложил ход событий М. В. Ломоносов⁷.

М. М. Щербатов уже был знаком с хрониками Скилицы и Зонары, так как, изложив в основном летописную версию событий, обратил внимание на действия угров против Византии. Историк считал, что Никифор Фока подозревал Петра в действиях заодно с уграми⁸. Новое для своего времени положение высказал историк относительно одной из причин переноса Святославом своей столицы в Переяславец: оттуда ему было удобнее брать дань с греков⁹. Смысл договора 971 года Щербатов видел в том, что это было соглашение, возвращающее Руси статус византийского «друга» и «союзника»¹⁰.

И. Н. Болтин, повторив в основном летописную схему событий, поддержал тезис В. Н. Татищева относительно причины нападения Святослава на Византию: это был ответ на антирусские действия греков в Болгарии¹¹.

А. Л. Шлецер в своем «Несторе» посвятил немало страниц походам Святослава. Он признал, что при этом князе «новая Русская держава расширила свои владения на Востоке, а еще более на Юге»¹². Автор хорошо знаком не только с текстом русской летописи, но и сочинением Льва Дьякона и излагает историю русско-болгаро-византийских отношений в соответствии с фактами и концепцией византийского хрониста. По мнению А. Л. Шлецера, Болгария боролась против руссов за «свою независимость»¹³. Так впервые на основании византийского источника высказывается точка зрения о том, что Святославу противостояла единая, провизантийски настроенная Болгария, которую стремились поработить руссы.

А. Л. Шлецер оспаривает сообщение В. Н. Татищева о том, что Святослав оставил в 968 году в Болгарии русский гарнизон под командованием воеводы Волка. «Все это, - пишет исследователь, - кажется, выдумано недавно для наполнения истории»¹⁴. Принимает историк и версию Льва Дьякона о поражении руссов под Аркадиопо-лем¹⁵. Посольства Цимисхия к Святославу и переговоры по поводу дани, о которых сообщает летопись, А. Л. Шлецер считает глупой сказкой¹⁶. В то же время достоверность договора 971 года автор, кажется, не подвергает сомнению¹⁷.

Н. М. Карамзин, как и А. Г. Шлецер, в описании событий в основном следовал за Львом Дьяконом. «Калокир - виновник сей войны», - писал Н. М. Карамзин, хотя и отметил, в согласии со Скилицей, что причина болгаро-византийского конфликта - нападение угров на империю. Святослав, напав на Болгарию, лишь исполнил желание Никифора Фоки. Он подчинил себе Болгарию и начал властвовать там. А в ходе второго похода «полностью овладел царством Болгарским». Перенос столицы на Дунай историк квалифицирует как «безрассудное намерение»¹⁸. Н. М. Карамзин впервые дал общую оценку военной и политической деятельности Святослава, которая основывалась на сведениях Льва Дьякона. Святослав, являя собой образец великого полководца, по мнению историка, «не есть пример государя великого, ибо он славу побед уважал более государственного блага»¹⁹.

Так усилиями А. Л. Шлецера и Н. М. Карамзина в первой трети XIX века была создана первая историографическая концепция событий, в которых Святослав выступает как любитель военных приключений, византийский наемник, завоеватель Болгарии, как правитель, не думающий о государственных интересах своей страны. В дальнейшем эта концепция, восходящая к оценкам византийских хронистов, обрела прочное место в историографии. Она нашла отражение в трудах А. Черткова, М. П. Погодина, С. М. Соловьева.

В 1843 году вышло в свет первое обстоятельное исследование о войнах Святослава 967-971 годов А. Черткова. В нем автор поместил все известные к тому времени сообщения об этих событиях - Льва Дьякона, Скилицы, Зонары, «Повести временных лет», а также высказывания на этот счет А. Л, Шлецера и II. М. Карамзина.

А. Чертков считал, что во время своего первого нападения на Болгарию Святослав выступал как типичный «наемник», действовавший «не от своего лица», что это был «обыкновенный набег варяжский для получения добычи»²⁰. Во время второго похода Святослав завоевал всю Болгарию²¹. В соответствии со своей концепцией о том, что единственным надежным источником для исследования событий 967-971 годов является «История» Льва Дьякона, А. Чертков и излагает их развитие по данным лишь византийского хрониста²². Однако в ходе изложения автор вынужден высказать свое мнение по некоторым спорным вопросам, в том числе касающимся интересующих нас дипломатических сюжетов. Так, он склоняется к мысли, что вся Болгария оставалась завоеванной Святославом в течение 968-971 годов, включая и период ухода руссов на выручку Киева, осажденного печенегами. Ушла лишь княжеская дружина, флот и основная часть войска остались на Дунае, и понятно, пишет А. Чертков, что Лев Дьякон молчит о втором походе руссов на Дунай²³. Он высказывает предположение о подкупе византийцами печенегов и направлении их на Киев в 968 году, когда стали очевидны измена Калокира и антивизантийские намерения руссов. Рассмотрел автор и спорный вопрос о содержании русско-византийских посольских переговоров летом 970 года, во время похода руссов на Константинополь. А. Чертков считает, что греки сумели остановить Святослава дарами и обещанием уплатить дань, усыпили бдительность руссов и, обманув их, неожиданно перешли в наступление ранней весной 971 года²⁴. Особо автор разбирает вопрос о битве под Аркадиополем и высказывает версию, что там были разбиты не руссы, как об этом повествуют византийцы, а лишь угры, и это их поражение не оказало существенного влияния на ход кампании летом 970 года. Об этом говорит тот факт, что сразу же после аркадиопольской битвы руссы совершили набеги на Македонию²⁵.

В соответствии со своей концепцией завоевания Святославом Болгарии А. Чертков рассматривает вопрос о позиции болгар на заключительном этапе войны. Едва пала Преслава, начинается повсеместное восстание болгар против руссов. Святослав теряет поддержку болгарского войска, во время осады Доростола уже вся Болгария воевала против Святослава на стороне Иоанна Цимисхия²⁶.

М. П. Погодин по существу повторил точку зрения Н. М. Карамзина. Святослав в его изображении - это «искатель приключений», «византийский наемник», прошедший «огнем и мечом по всей Болгарии за неожиданную враждебную встречу», он стал «секирой, висевшей над головой Болгарии», и т. д.²⁷

Мир 971 года М. П. Погодин оценивает как «тягостный» для руссов²⁸. В то же время историк согласен с версией В. П. Татищева о сохранении Святославом части войска в Болгарии в 968 году и также замечает, что Иоанн Цимисхий в 970-971 годах обманул Святослава: заключив с ним мир, внезапно напал на руссов²⁹. Казни, проведенные Святославом в Доростоле, М. П. Погодин объясняет изменой болгар³⁰.

С. М. Соловьев рассматривает Святослава как достойного русского государственного деятеля лишь до первого похода на Дунай. «С этого времени, - отмечал историк, - начинаются подвиги Святослава, мало имеющие отношения к нашей истории». «Святослав представлен образцом воина и только воина, который с своею отборною дружиною покинул русскую землю для подвигов отдаленных, славных для него и бесполезных для родной земли»³¹.

Вслед за византийскими хронистами историк полагал, что болгары в целом были враждебны Святославу, и это осложнило его положение на заключительном этапе войны с Византией³².

С. М. Соловьев внес новый элемент в историю вопроса, попытавшись выяснить причину зимовки Святослава на Белобережье. Он полагал, что русский великий князь не хотел возвращаться в Киев «беглецом» и ждал на Белобережье Свенельда с новой дружиной, чтобы продолжить войну против греков в соответствии со своим обещанием воинам перед уходом из Доростола, и лишь промедление Свенельда и страшный голод побудили Святослава двинуться вверх по Днепру навстречу печенежским засадам³³.

В 60-70-х годах XIX в. уже принятую в русской историографии концепцию попытались подкрепить А. Ф. Гильфердинг³⁴ и Д. И. Иловайский³⁵. Эту же линию в начале XX века отразили в своих трудах М. С. Грушевский и М. Е. Пресняков.

М. С. Грушевский изложил историю восточного похода Святослава и справедливо отметил, что война с ясами и касогамн была тесно связана с борьбой руссов против Хазарского каганата. Она явилась продолжением прежней восточной политики древней Руси, смысл ко торой состоял в завоевании путей к Каспию³⁶. Проводя западную политику. Святослав, по мнению М. С. Грушевского, играл лишь роль византийского наемника³⁷.

М. Е. Пресняков характеризовал время Святослава как «последнюю вспышку буйной силы», «последний взмах меча», а русского князя - как игрушку в руках византийских политиков, в частности Калокира. В то же время, противореча себе, автор отмечает, что Святослав шел по пути Симеона Болгарского, мечтал об овладении Подунавьем, стремился к приближению своих границ к границам империи³⁸.

Особую позицию в вопросе о внешней политике Святослава занял Н. Знойко. В 1907 году он выступил в печати с работой о посольстве Калокира. Полемизируя с предшественниками - исследователями проблемы, Н. Знойко подчеркнул, что воинственность и жажда подвигов не заслонили у Святослава «ясного понимания настоятельных нужд государства», что он был «непосредственным и сознательным продолжателем политики своих предшественников». Недооценка же роли Святослава в русской историографии обусловливалась, по мнению автора, некритическим подходом историков к известиям византийских хронистов³⁹.

Н. Знойко критически разбирает сообщение Льва Дьякона о посольстве Калокира, показывая, что византийский хронист о многом умолчал, многого просто не знал. Автор предлагает свою версию посольства Калокира, его хронологию⁴⁰.

Вместе с тем Н. Знойко согласен с точкой зрения своих предшественников, считавших, что Святослав завоевал всю Болгарию⁴¹.

Концепция Знойко в целом не была поддержана в дореволюционной историографии. Лишь в 1911 году М. В. Довнар-Запольский отметил, что не только грабеж и насилие, но и трезвый государственный расчет, стремление создать огромную империю от Балтики до Адриатического моря руководили Святославом во время его походов⁴². Однако эта точка зрения, не будучи подкрепленной историческим анализом внешней политики древней Руси, осталась неаргументированной. Автор не связал высказанное им положение со всем развитием русско-болгаро-византийских отношений, с восточным фактором в этой политике. Будучи экономистом, М. В. Довнар-Запольский не мог провести источниковедческого анализа сообщений византийских хронистов и русской летописи, поэтому его концепция не получила убедительного обоснования.