Глава 16. ВНУТРЕННЕЕ И ВНЕШНЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ ИМПЕРИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ VI—VII В.

Политика Юстиниана I вызвала крайнее напряжение сил всей страны: бесчисленные заморские походы, оживленное строительство, расширение бюрократического аппарата, пышность дворца — все это требовало новых и новых налогов. Пытаясь поддержать здание деспотической рабовладельческой монархии, Юстиниан в действительности подорвал ее экономические основы: сельское хозяйство пришло в упадок, ремесло и торговля испытали серию тяжких ударов. Давно подготовлявшийся развал империи отчетливо проявился при ближайших преемниках Юстиниана.

Империя была не в состоянии сопротивляться натиску восточных и западных соседей. Уже в 568 г. в Италию вторглись лангобарды, и в течение короткого времени в их руки перешла значительная часть Апеннинского полуострова. Под властью Византии остались лишь Равенна с прилегающей областью, Южная Италия и Сицилия. В Испании в наступление перешли вестготы: в 584 г. им удалось занять важнейший опорный пункт византийцев — Кордову.

На восточных границах Юстиниан оставил своим преемникам тяжелую задачу — войну с могущественным Персидским царством. Яблоком раздора продолжала оставаться Армения, сохранить которую было необходимо для Византии по многим причинам: Армения являлась важным металлургическим центром, через эту страну проходили торговые пути, наконец, население Армении поставляло первоклассные воинские контингенты в византийскую армию.

В 573 г. Хосров I Аношарван (531—579) разбил византийцев у стен Нисибиса, а затем после упорной осады занял крепость Дару. Сирийская легенда рассказывает, что взятые в плен девушки Дары были отправлены в подарок союзникам персов — туркоманам, но предпочли смерть позору: недалеко от туркоманских владений они все утопились в быстрой реке.

В дальнейшем, впрочем, борьба шла с переменным успехом, и византийцы сумели нанести персам несколько поражений. При этом Византия воспользовалась внутренними смутами в державе Сасанидов, ослаблявшими ее исконного противника. В правление шаха Хормизда IV (579—590) представители высшей военной знати и жречества, оправившись от ударов, нанесенных им во время маздакитского движения, вновь подняли голову и под руководством энергичного вождя Бахрама Чубина (Варама) пытались овладеть властью. Они убили Хормизда IV и захватили в плен его сына, будущего шаха Хосрова II Парвеза (590—628). Находясь на краю гибели, наследник престола обратился за помощью к византийскому императору Маврикию и был восстановлен на троне при поддержке византийских войск. Однако помощь Византии была куплена дорогой ценой. В 591 г. был подписан мирный договор, согласно которому Византия получала большую часть Персидской Армении до озера Ван¹.

Однако относительная и временная стабилизация на восточных границах в конце VI в. совпала с обострением ситуации на Балканском полуострове. При преемниках Юстиниана все более учащаются славянские вторжения, а попытка натравить на славян аварские племена оказалась бесплодной. Очень скоро аварский хакан перестал играть роль простого исполнителя императорской политики и, объединившись со славянами, возомнил себя хозяином на Балканах. После двухлетней осады авары заняли Сирмий, и византийцы были вынуждены примириться с потерей этой важной крепости на Дунае. Вслед за тем хакан потребовал, чтобы император прислал ему слона и золотую кровать, но золотая кровать не понравилась варвару и он отослал ее обратно в Константинополь. Эти требования аваров показывают, насколько уверенно они чувствовали себя в отнятых у Византии владениях.

Первые преемники Юстиниана — Юстин II (565—578) и Тиверий Константин (578—582) —покорно плыли по течению событий, не пытаясь даже приостановить приближающийся развал государства². Сложение недоимок, торжественное осуждение продажи должностей, робкие попытки примирить православных и монофиситов — все это было лишь слабыми паллиативами в условиях, когда пышный двор, строительство, щедрые раздачи солдатам и дорогостоящие подарки вождям соседних племен подрывали финансы империи³.

Некоторые попытки реформ были предприняты только при Маврикии (582—602)⁴. Новый император происходил из знатной каппадокийской семьи. При Тиверий он сперва командовал гвардейскими частями, а затем успешно возглавлял военные действия против персов. Он женился на старшей дочери Тиверия и был венчан на царство еще при жизни тяжело больного императора.

Маврикий стремился опереться преимущественно на провинциальную аристократию и готов был даже пойти на ослабление центрального административного аппарата. Он начал с того, что вызвал из Каппадокии своих многочисленных родственников и щедро оделил их должностями и имуществом. В 597 г. Маврикий составил завещание, согласно которому империя после его смерти должна быть поделена между его сыновьями: один получал Константинополь и восточные провинции, другой — Рим и западные острова, двое младших сыновей должны были, по-видимому, поделить Иллирик и Северную Африку⁵. Завещание это так и не вступило в силу, однако оно свидетельствует о наличии в Византии сильных тенденций к децентрализации: оно было признанием невозможности удержать в целостности единую средиземноморскую державу, воссоздать которую так стремился Юстиниан⁶.

Завещание Маврикия было теоретической программой децентрализации — практическими шагами в этом направлении явилось создание экзархатов. Равеннский экзархат возник уже к 584 г., Карфагенский упоминается впервые в 591 г. Оба они представляли собой фактически полунезависимые области, в которых наместник (экзарх) возглавлял как военные силы, так и гражданскую администрацию. Иными словами, создание экзархатов нарушало основной принцип диоклетиановой административной системы, видоизменить которую пытался еще Юстиниан I: строгое разделение властей. Экзарх становился полномочным правителем своей области.

Маврикию пришлось пойти на известное сокращение расходов: были уменьшены суммы, отпускавшиеся на военные нужды, отменены многочисленные празднества, которые торжественно справлялись при предшествующих императорах. По словам антиохийца Евагрия, посетившего столицу в 588 г., Маврикий был прост и нетребователен в быту, не любил пышных приемов, избегал роскошных трапез. Противники насмешливо называли его скупцом.

Сторонник Маврикия историк Феофилакт Симокатта сообщает, что этот император заигрывал с высшей знатью и интеллигенцией столицы. Он искал славы щедрого мецената — покровителя наук и искусств. Растущее недовольство народных масс заставило Маврикия пойти на некоторые серьезные уступки в налоговой политике. У Феофилакта Симокатты встречается упоминание о том, что Маврикий осуществил значительное снижение податей — на 1/3⁷ . Одновременно он заботился о благоустройстве городов, в первую очередь столицы, даровав из казны жителям Константинополя 30 талантов золота для ремонта водопроводов⁸. Если эти сообщения верны, в них также можно видеть признак постепенного отхода Маврикия от финансовой политики Юстиниана.

Византия во второй половине VI в.

Однако все уступки правительства Маврикия как знати, так и широким массам населения не принесли желанного умиротворения в стране. Деспотический Юстинианов режим дал заметные трещины. Вновь усиливается значение совета знати (синклит); партии цирка опять начинают активно вмешиваться в политическую жизнь⁹. Все те силы, которые вынуждены были молчать при Юстиниане, теперь поднимают голову; Маврикия критикуют и справа, и слева — кто за самые попытки преобразований, кто за непоследовательность этих попыток, и все вместе — за тяжелое внешнеполитическое и внутреннее положение страны, унаследованное его правительством.

В конце VI — начале VII в. в империи заметен новый подъем народных движений. Постоянные волнения вспыхивали в провинциях, особенно в восточных. Наиболее опасное для правительства восстание произошло в Египте, где к восставшим крестьянам, колонам и беглым рабам присоединились моряки Нильской флотилии. Вождь восстания Исаак проявил незаурядную энергию, создав вооруженные отряды повстанцев, которые совершили даже нападение на остров Кипр.

Почти одновременно в другой части Египта некто Азария встал во главе широкого крестьянского движения. Для подавления народных волнений в Египте византийское правительство принуждено было стянуть войска не только из Александрии и всего Египта, но из Нубии¹⁰.

Вновь подняли голову и городские димы, — как в Константинополе, так и в других городах империи¹¹.

Ареной народных выступлений вскоре стала и сама столица. Однажды Маврикий вместе с сыном Феодосией участвовал в какой-то умилостивительной процессии. Внезапно кто-то бросил камень в императора, затем полетели и другие. Преемник Юстиниана должен был позорно бежать и искать пристанища в соседней церкви, его сына придворные спрятали под плащом и увели прочь. Тем временем толпа, «желавшая государственного переворота», бушевала на улицах столицы: какого-то человека, похожего на Маврикия, посадили на осла и возили по всему городу; повсюду можно было слышать самые грубые шутки в адрес императора¹².

Непосредственным поводом для этого выступления константинопольских масс явилась нехватка хлеба в столице. Однако действительные причины недовольства Маврикием лежали глубже, и события 602 г. обнаружили в полной мере силу этого недовольства. Эти события подготовлялись уже давно.

Последние годы VI в. и начало VII в. отмечены непрерывной цепью восстаний в византийской армии¹³. По сообщению Феофилакта Симокатты, одной из их главных причин было издание Маврикием весной 588 г. закона об уменьшении на 1/4 военной анноны, выдававшейся солдатам14. Кроме того, император постоянно требовал отправлять в Константинополь — для себя и своих детей — большую часть захваченной на войне добычи¹⁵. Непосредственным поводом к восстанию в армии в 602 г. был безрассудный приказ Маврикия солдатам дунайской армии, действовавшей против славян и аваров, перезимовать в славянской земле. Движимый скупостью, Маврикий рассчитывал таким способом избавить казну от дополнительных расходов, предполагая, что армия, находившаяся на Дунае, будет кормиться за счет грабежа чужеземной территории. Солдаты, однако, не подчинились: они отказались повиноваться приказам Маврикия и, изгнав своих командиров, подняли на щит одного из вождей мятежа — центуриона Фоку. Восставшие войска двинулись на Константинополь, захватывая по пути императорские табуны и стада частных лиц¹⁶.

Известие о восстании дунайских легионов подтолкнуло к возмущению народ Константинополя. На улицы вышли обе цирковые партии. Горели дворцы близких к Маврикию вельмож. Раздавались возгласы: «Пусть сорвут о того кожу, кто любит тебя, Маврикий!» Перепуганный государь, несмотря на морскую бурю, бежал на корабле и нашел временный приют на другом берегу Босфора. Но судьба его уже была решена: через несколько дней императором был провозглашен Фока, который торжественно въехал в столицу, разбрасывая народу золотые монеты. Вскоре после того он приказал казнить Маврикия, прежде обезглавив на глазах императора его сыновей¹⁷.

Мы плохо осведомлены о внутренних преобразованиях правительства Фоки (602—610). Византийские историки, в частности Феофилакт Симокатта, наш основной источник о перевороте Фоки, относятся к новому правителю с нескрываемой ненавистью. Для Феофилакта Cимокатты узурпатор Фока — не кто иной, как «свирепый тиран» и «кентавр», особенно опасный потому, что он был посажен на престол солдатами и взбунтовавшейся константинопольской «чернью». Источников, более объективно освещающих правление Фоки, не сохранилось. Поэтому в оценке правления Фоки всегда остается много спорного и гипотетичного¹⁸. Тем не менее можно предположить, что Фока, придя к власти на гребне народного восстания, отнюдь не стал выразителем интересов народа. Конечно, по своему происхождению Фока принадлежал к народным низам, и весь его облик — он был человеком коренастым, низкорослым, рыжеволосым, с лицом, обезображенным старым шрамом, — постоянно напоминал об этом. Но, будучи выходцем из плебейской среды, он прекрасно нашел общий язык с виднейшими представителями столичной знати: на прежних постах были оставлены многие вельможи Маврикия, в том числе перешедшие на сторону Фоки Герман и Приск. Фока получил также поддержку римского папы Григория I, который закрывал глаза на казни и насилия узурпатора и усматривал в произведенном им перевороте «перст божий». В угоду папе Фока сменил равеннского экзарха и поставил на этот важный пост человека приятного Григорию I.

Церковь св. Ирины в Константинополе. Вид с юго-востока.

Вместе с тем в своей внутренней политике правительство Фоки с самого начала натолкнулось на непримиримую оппозицию рабовладельческой аристократии, синклита, крупных землевладельцев, высших чиновников и командиров армии. На сопротивление этой оппозиции Фока ответил жесточайшим террором, коснувшимся в первую очередь старой аристократии и сторонников свергнутой династии. По его приказу были казнены брат покойного императора, вдова Маврикия с дочерьми, один из лучших византийских полководцев Каментиол, патрикий Константин Лард, начальник арсенала Ельпидий, которому вырезали язык, выкололи глаза, отрубили руки и ноги и в таком виде бросили в лодку, которая была затем подожжена.

Террор Фоки коснулся не только высшей знати. Суровые репрессии были направлены против монофиситов и евреев, составлявших важнейшую часть торгово-ремесленного населения сирийских городов. В наиболее значительных из них — Антиохии и Лаодикии — вспыхнули движения димов, разгромленные войсками Фоки¹⁹.

Таким образом, кровавый террор Фоки наносил удар как византийской вельможной знати, крупнейшим землевладельцам империи, так и богатейшим городам Востока. Землевладельческая аристократия на Востоке и раньше уступала по своему влиянию крупным земельным собственникам западной половины Римской империи; теперь ее позиции были еще более ослаблены. Города же, которые в VI в. еще составляли наиболее надежный оплот рабовладельческой империи, отныне все явственнее обнаруживают свою оппозиционность, все менее охотно несут свою долю тягот по обороне государства, все чаще открывают ворота перед чужеземными армиями.

Кроме того, Фока не сумел провести какие-либо социально-экономические реформы и тем самым обманул надежды народных масс, приведших его к власти.

В правление Фоки в стране по существу началась подлинная гражданская война, охватившая Киликию, Сирию, Палестину, Малую Азию и Египет²⁰. Внутренние смуты сделали доступной дорогу в империю ее внешним врагам. Положение на границах ухудшается. Славяно-аварский натиск византийское правительство не могло уже остановить: Балканский полуостров был фактически открыт для вторжения северных соседей. Значительно более напряженной стала ситуация и на восточной границе.

Византия в первой половине VII в.

Как уже известно, Маврикию удалось стабилизировать отношения с Персией и в 591 г. подписать выгодный для Византии договор. На протяжении целого десятилетия персы не нарушали мира, и восточные пределы империи пользовались столь необычным для них покоем. Однако к началу VII в. шах Хосров II Парвез укрепился на престоле, подавил оппозицию знати и жречества и вновь стал готовиться к войне с Византией. Переворот 602 г. и жестокая расправа с покровителем Хосрова II Маврикием давали персидскому шаху первоклассный повод для вмешательства в византийские дела в качестве защитника справедливости. И Хосров II немедленно воспользовался представившимся ему поводом.

Особенно благоприятствовало намерениям персов то обстоятельство, что старший сын Маврикия Феодосии был предан казни вне столицы и в Константинополе усиленно распространялись слухи, будто ему удалось избежать плахи. При дворе Хосрова II появился самозванец, выдававший себя за Феодосия; по приказу шаха монофиситский патриарх венчал его на царство, и Лже-Феодосий отправился отвоевывать престол своего мнимого отца. Силы сторон сосредоточились вокруг многострадальной крепости Дары: несмотря на упорное сопротивление гарнизона и прибытие подкреплений, византийцы не смогли удержать этот опорный пункт, и городом овладел Хосров П. Стены Дары срыли, и крепость перестала существовать. После взятия Дары персидские войска устремились в Армению и Малую Азию. Эдесса, Феодосиополь, Кесария Каппадокийская оказались под властью Хосрова, а один из его полководцев совершил успешный набег на Халкидон: персидские войска были остановлены у Босфора, напротив Константинополя.

Развал империи в конце VI — начале VII в. был закономерным следствием рабовладельческой реакции Юстиниана, пытавшегося спасти то, что уже не могло быть спасено. Ни старательное подштопывание старых дыр, предпринятое Маврикием, ни террор Фоки были не в состоянии излечить коренных пороков восточноримского общества. В то время как Запад, перешагнув через ставшие узкими рамки античной цивилизации, вступил на медленный и мучительный путь создания нового общества, Восток все еще судорожно цеплялся за старое: рабовладельческий муниципий, по-прежнему, оставался важной экономической ячейкой общества, а крестьянин, возделывающий почву, — бесправным подданным и налогоплательщиком; по-прежнему солдаты были наемниками, часто иноплеменниками и иноверцами, так что армия являлась чужеродным телом и источником беспокойства в государстве; по-прежнему власть осуществляли клевреты государя, положение которых определялось исключительно его милостью, а главная функция состояла в его восхвалении. Проблема, разрешавшаяся на Западе благодаря варварскому вторжению и коренной ломке государственного аппарата, еще стояла перед Восточной империей: это был вопрос о том, смогут ли здесь оформиться классы феодального общества — крестьянство, на одной стороне, и рыцари-землевладельцы — на другой? Удастся ли упростить этот колоссальный бюрократический аппарат, стараниями многих императоров — от Диоклетиана до Юстиниана — превратившийся в подобие самостоятельной силы, живущей собственными интересами?

Реакция против режима Фоки пришла с Запада, из Карфагенского экзархата. В 608 г. экзарх Карфагена Ираклий отказался прислать в столицу хлеб, который он до того регулярно отправлял сюда. Самую активную поддержку Ираклию оказали варварские племена маврусиев во главе со своим вождем Бонакисом. Соединенные войска под командованием Бонакиса и племянника Ираклия Никиты вторглись в Пентаполь, а затем и в Египет. Блестящая победа была одержана сторонниками Ираклия у канала, называвшегося Дракон, после чего немедленно восстало население Александрии: статуя Фоки была низвергнута, виднейшие его сторонники убиты, народ овладел дворцом префекта и казной. Вскоре Никите удалось оттеснить из Египта верные Фоке войска. Если верить Иоанну Никиусскому, он на три года освободил население Египта от податей, и это способствовало водворению спокойствия в измученной налогами стране.

Тем временем сын карфагенского экзарха, носивший, как и отец, имя Ираклия, с большим флотом двинулся к Константинополю. Фока в полной растерянности следил, как африканские корабли с изображением богородицы на реях занимали острова Эгейского моря и прибрежные города. В сентябре 610 г. Ираклий Младший высадился в Авидосе, в непосредственной близости от столицы, в октябре его корабли встали в Пропонтиде²¹.

Сопротивление было недолгим. Димоты из партии зеленых распустили цепь, прикрывавшую вход в Золотой Рог, и дали возможность кораблям Ираклия проникнуть туда. Фока искал спасения в храме, но был разыскан в ту же ночь и в жалком рубище доставлен к Ираклию. 5 октября 610 г. он был казнен, и вместе с ним нашли смерть несколько преданных его сторонников. В тот же день патриарх Сергий (610—638) провозгласил Ираклия Младшего императором.

Ираклий (610—641) застал государство в незавидном состоянии. Страна была охвачена глубочайшей хозяйственной разрухой. Государственный аппарат окончательно превратился в паразитическую силу: своекорыстные чиновники заботились только о собственном обогащении. Средств для содержания наемной армии не было. О бессилии государственных органов свидетельствует следующий эпизод, передаваемый поздним хронистом Никифором. Некто Вутилин был крупным земельным собственником, владевшим обширными имениями поблизости от Константинополя. Он располагал собственной дружиной и нередко нападал на окрестных землевладельцев. Случилось так, что в одном из таких столкновений погиб сын какой-то вдовы. С окровавленной одеждой в руках несчастная мать кинулась к Ираклию, прося отомстить за обиду. Однако прямо прилечь Вутилина к суду император не мог: ему пришлось ждать, пока убийцу не заметили случайно в толпе на ипподроме. Вутилин был арестован и затем выдан вдове, чтобы она расправилась с ним по собственному усмотрению.

Первые годы правления Ираклия омрачались внешнеполитическими неудачами. Вся Фракия до константинопольских стен была опустошена славянскими набегами. Фессалоника с трудом выдерживала осаду объединенных аварских и славянских отрядов. Около 614 г. была взята и разрушена Салона и славяне утвердились в Далмации. Кроме некоторых приморских центров, почти весь Балканский полуостров оказался в руках славян²².

Не менее опасным было положение на Востоке. В нарушение позднеримских традиций Ираклий сам возглавил войска, выступившие против персов. Однако действия императора не спасли положения: разбитый под Антиохией, он был вынужден очистить затем Киликийские ворота, и персы заняли Таре. Одновременно персидская армия овладела Дамаском, а в 614 г., после трехнедельной осады, заняла Иерусалим. Персы вывезли из города христианские святыни, угнали ремесленников. Вновь, как и при Фоке, персидским полчищам удалось беспрепятственно пересечь Малую Азию и выйти к Босфору. Ираклий на лодке отправился к персидскому военачальнику Шахину и умолял его ходатайствовать перед Хосровом II о заключении мира. От лица синклита направлено было составленное в самых униженных выражениях письмо с просьбой принять византийских послов: «Мы молим Ваше величество, — гласило это послание, сохраненное в Пасхальной Хронике, — принять их как подобает и в скором времени отослать их к нам с миром, любезным богу и приятным Вашему величеству». Но эти мольбы не были услышаны Хосровом II, мечтавшим не о мире, а о полном покорении Византии.

В 619 г. началось персидское вторжение в Египет. Наместник Ираклия Никита и александрийский патриарх бежали из осажденной Александрии. Население некоторое время выдерживало осаду, но персидским воинам удалось проникнуть в город на рыбачьих челнах и перебить стражу. Потеря Египта была тяжелым ударом для правительства Ираклия: Византийское государство лишилось важнейшей житницы.

Итак, персы овладели Египтом, Сирией и Киликией, славяне и авары — Балканским полуостровом. Одновременно с этим вестготы заняли последние византийские центры в Испании. В Италии Равеннскому экзарху приходилось вести тяжелую войну с лангобардами; к тому же время от времени в Равенне вспыхивали бунты, целью участников которых было добиться отделения этой области от империи.

Экономическое положение Византии с каждым годом ухудшалось. Ираклию пришлось значительно снизить жалование чиновникам. В Константинополе прекращены были раздачи хлеба. Ираклий даже задумал оставить берега Босфора и возвратиться в родной Карфаген: царские сокровища были погружены на суда и отправлены в Африку, но так и не достигли Карфагена — буря у африканских берегов покончила с эскадрой, и сокровища императора нашли покой на морском дне. Недовольство населения Константинополя и энергичное сопротивление патриарха Сергия не позволили Ираклию осуществить свой план перенесения столицы империи в Северную Африку. Но сам этот план является ярким свидетельством крайне тяжелого положения Византийского государства. В таких трудных условиях Ираклий, показав себя сильным правителем, не падающим духом в минуту грозной опасности, нашел возможность возродить боеспособную армию, опираясь главным образом на военные контингенты, набранные в Малой Азии, где началась реформа административного устройства, выразившаяся в создании малоазийских фем (во главе со стратигом)²³.

Не в силах еще бороться на два фронта, Ираклий в 619 г. заключает мир с аварским хаканом для того, чтобы перебросить воинские контингенты в Азию. Именно в это время Ираклий завершает проведение важной военной реформы. В византийской армии не только необычайно возрастает значение кавалерии, столь необходимой в борьбе с восточными народами, но Ираклий придает большое значение и стрелкам из лука, и легковооруженным отрядам лучников²⁴. Реформа армии позволила Ираклию в 622 г. перейти в наступление против персов. Вскоре соотношение сил меняется коренным образом: теперь персы терпят поражение, а византийские войска освобождают Малую Азию и затем вторгаются во внутренние области Персидского государства.

После тщательной подготовки армии Ираклий во главе своих войск двинулся в Армению. Персидский отряд, находившийся в Киликии, пытался задержать продвижение Ираклия, угрожая занять малоазийские области, но когда император пренебрег этими угрозами, персы последовали за ним, «словно пес на цепи», — как говорит Георгий Писида, прославляющий победу византийского оружия²⁵. Сражение, разразившееся в начале 623 г., закончилось разгромом персидского отряда.

Во время весеннего похода 623 г. Ираклий снова вторгся в Армению, занял Двин и разрушил Ганзак, один из важнейших религиозных центров зороастризма. Впрочем, походы ближайших лет не принесли византийцам решительных успехов, а в 626 г. персы предприняли серьезную контратаку.

Весной 626 г. персидское войско под командованием талантливого полководца Шахрвараза пересекло Малую Азию и достигло Босфора. Ставка Шахрвараза помещалась в Халкидоне, откуда можно было видеть византийскую столицу. По предварительной договоренности с персами, аварский хакан с огромным войском, состоявшим из славян, протоболгар, гепидов и аваров, также двинулся к Константинополю. Ираклий находился в это время в Лазике, готовя новый поход на персов, и управление столицей принадлежало регентам во главе с патриархом Сергием. Положение столицы особенно осложнялось нехваткой хлеба, однако попытка повысить на него цену вызвала возмущение горожан: толпа ворвалась в храм св. Софии и требовала снижения хлебных цен, а также наказания чиновников, ведавших продажей хлеба. Патриарху пришлось пойти на уступки.

Основные силы аварского хакана прибыли к Константинополю в конце июля. Осаждающие воздвигли 12 башен, с которых вели обстрел городских стен; были установлены также метательные орудия, во избежание поджога прикрытые сырыми кожами. Послы византийцев тщетно предлагали хакану выкуп — он требовал, чтобы жители покинули город, захватив с собой лишь рубаху и плащ. «Вы ведь не можете, — надменно заявил он послам, — обратиться в рыб и искать спасения в море, ни в птиц, чтобы улететь в небо».

Штурм Константинополя начался 7 августа. Самоуверенность хакана была столь велика, что он начал атаку, не дожидаясь персидской помощи. Кроме того, он пытался атаковать город со стороны Золотого Рога, используя для штурма флотилию славянских ладей. Однако превосходство на море оставалось за византийцами, которые опрокинули и потопили славянские лодки. Разгневанный хакан в бешенстве приказал убивать тех своих моряков, которым удалось выбраться на берег.

После неудачи 7 августа он приказал отступать. Огромное пламя поднялось над аварским лагерем, где жгли осадные башни и метательные механизмы. На противоположном берегу Босфора персы радовались, полагая, что это горит взятый их союзниками Константинополь. Но скоро и им стал известен истинный исход штурма. Тогда Шахрвараз покинул Халкидон и ушел со своими войсками в Сирию.

Если персы искали против византийцев союза с аварами, то византийцы в свою очередь нашли против персов могущественного союзника — хазар. В 627 г. Ираклий вторгся в Персию, разгромил армию Хосрова II близ развалин Ниневии, занял резиденцию шаха Дастагерд. В обстановке успехов византийцев Хосров II обнаружил малодушие. При дворе сложился заговор знати, который возглавил один из сыновей шаха Кавад-Широе. В начале 628 г. Хосров II был арестован и казнен, а Кавад-Широе поспешил заключить с императором мирный договор, по которому Византии были возвращены Армения, Месопотамия, Сирия и Египет.

Оба противника, перед которыми еще недавно дрожала империя, оказались разгромленными. Аварская держава быстро рассыпалась на отдельные части: на западе из нее выделилось государство Само, в причерноморских степях сложился независимый племенной союз протоболгар во главе с Кувратом²⁶. Иран раздирала религиозная вражда несториан и зороастрийцев, различные клики знати вели борьбу за власть. Ираклий выступал, с одной стороны, покровителем малолетнего сына Кавада-Широе, а, с другой, — поддерживал деньгами и войском Шахрвараза, которому удалось занять персидскую столицу Ктесифонт.

Казалось, Византия вновь вернула себе прежнее могущество. Что же могло быть причиной столь грандиозных успехов, одержанных византийской армией Ираклия?

Причины блестящих побед Ираклия надо искать как в постепенном укреплении внутреннего положения империи, так и в ослаблении обоих ее противников — сасанидского Ирана и Аварского хаканата.

В правление Ираклия началось осуществление важных социальных и административных преобразований, завершившихся лишь в конце VII в. В провинциях империи стали создаваться первые фемы, которые, подобно экзархатам, являлись военно-административными округами, где военная и гражданская власть осуществлялась одним лицом — стратигом; воины (стратиоты) все чаще стали получать наследственные наделы, и таким образом на смену наемной армии постепенно стало приходить местное ополчение, включавшее в свой состав и прежнее зависимое сельское население, и значительную массу славян и других народов, проникавших на территорию Византии; по инициативе Ираклия была осуществлена реформа военного дела. Наконец, начался процесс перестройки центрального аппарата, в частности преобразование финансового ведомства, — взамен единого финансового управления, возглавляемого префектом претория, начали вводить канцелярии нескольких логофетов, каждый из которых имел свой круг обязанностей²⁷.

Ираклий, ставленник провинциальной феодализирующейся знати, подобно Маврикию, был императором, постепенно отходившим от централизаторского, деспотического режима Юстиниана: система податных льгот, осуществленная в Египте, активное участие в боевых операциях, ограничение жалования чиновникам, прекращение хлебных раздач в Константинополе — все это знаменовало новые веяния. Однако и Ираклию, талантливому и энергичному правителю, не удалось полностью стабилизировать положение в империи. В этом отчасти надо искать причину военной катастрофы, которую Византия пережила в конце его правления. Но решающую роль все же сыграло то, что Византия столкнулась с новым, оказавшимся наиболее опасным из всех встречавшихся ранее, врагом — арабами.

В то самое время, когда Ираклий сумел поставить на колени еще недавно могущественную Персию, на юго-восточных границах империи произошло событие, имевшее огромное значение для дальнейших судеб всего средиземноморского мира: объединение арабов под религиозным знаменем новой религии — ислама. Едва только объединившись, арабы перешли в наступление на своих соседей: в 633 г. они вторглись в Персию, а в 634 г. — в принадлежавшую византийцам Сирию. Ее правитель Сергий был совершенно не подготовлен к сопротивлению: небольшой отряд самаритян, на который он мог опереться, не выдержал натиска, и арабы приступили к завоеванию сирийских городов. 20 августа 636 г. в битве на реке Ярмук было наголову разгромлено собранное императором 40-тысячное войско, после чего Ираклий потерял надежду оборонять Сирию. «Прощай, Сирия!» — воскликнул он, покидая Антиохию. В 638 г. Антиохия пала. Лишь отдельные крепости продолжали сопротивляться, и дольше других — Кесария Палестинская.

Вслед за тем арабы вторглись в Месопотамию. Эдесса, Карры и многие другие города сдались без боя. Лишь несколько крепостей не сразу перешли в руки завоевателей. В 640 г. арабы взяли самую мощную из армянских крепостей — Двин. Одновременно, в 641 г., началось вторжение арабов в Египет. Население этих областей, стонавшее под гнетом Византии, нередко встречало арабов как освободителей. Недаром в народе была распространена крылатая фраза: «Бог мести послал арабов, чтобы освободить нас от жестокости, римлян».

Так к концу жизни Ираклия было потеряно все, завоеванное им. Его победы над Персидской державой были одержаны быстро, и не менее быстрым был и разгром византийских войск арабами. Последние годы Ираклия были омрачены к тому же семейными неурядицами; брат императора Феодор был отстранен от командования войсками и заключен в темницу, резкие столкновения возникали между сыновьями Ираклия от первой и второй жен. Император умер 11 февраля 641 г., оставив государство в очень тяжелом положении.

Если сравнить положение Византии в 641 г. с ее состоянием в 565 г., после смерти Юстиниана I, легко увидеть, насколько более значительными были трудности, стоявшие перед правительством в середине VII в. Они заключались не только в том, что империя лишилась богатейших восточных провинций, которые она еще сохраняла при ближайших преемниках Юстиниана, — теперь восточным соседом Византии являлась не рыхлая, трещавшая по всем швам, хотя и воинственная Персидская монархия, но объединенный арабский мир, объявивший религиозную войну всему человечеству, не желавшему признавать ислам. Под ударами этого грозного завоевателя сдавалось одно государство за другим. Поэтому скорее можно удивляться не тому, что Византия принуждена была отступить перед силой воинственной арабской державы, а тому, что она все же устояла в этой борьбе, хотя и понесла тяжелые потери.

Египет признал власть арабов уже в 641 г., за ним последовал Пентаполь и Триполи. Попытка вернуть Александрию оказалась неудачной: летом 646 г. византийские войска снова покинули этот город. Арабский полководец Моавия в 647 г. занял Кесарию Каппадокийскую и ограбил Фригию. Не довольствуясь победами на суше, арабы начали строить военный флот и в течение нескольких лет создали корабли, которые могли соперничать с византийскими. В 654 г. они опустошили остров Родос и продали попутно седьмое чудо света — Колосс Родосский — купцу из Эдессы, который увез металл статуи солнечного бога на 900 верблюдах. На следующий год у ликийских берегов большая византийская эскадра потерпела сокрушительное поражение от арабов.

К концу правления Юстиниана Дунай по-прежнему еще оставался северной границей империи; в середине же VII в. весь Балканский полуостров практически находился в руках славян.

Беспокойно было и в западных владениях Византии. Карфагенский экзарх Григорий объявил себя императором, римский папа Мартин открыто выступал если не против константинопольского императора, то во всяком случае против патриарха. В VII в. Византия была охвачена новой волной религиозных споров, возрождавших — хотя и в другой форме — монофиситские дискуссии. Противники ортодоксии развивали учение о единой (божественной) воле у Иисуса Христа. Приверженцы этого учения стали называться монофелитами. Возникновение монофелитства явилось попыткой найти такую компромиссную догматическую формулу, которая смогла бы примирить моно-фиситов и сторонников Халкидонского собора. Согласно этой формуле, при наличии у Иисуса Христа двух естеств (δυο φυσεις), он обладал единой божественной волей (μονου δελεμα). Признание двух естеств Христа было уступкой халкидонцам, а догмат о его единой воле — компромиссом с монофиситами. Попытки примирения халкидонцев и монофиситов находили приверженцев как в Константинополе, так в Сирии и Египте.

Не сумев силой подавить сепаратистское движение в восточных провинциях, связанное с монофиситством, византийское правительство принуждено было перед лицом арабской опасности искать путей примирения с монофиситами. Именно поэтому одним из создателей учения монофелитов явился константинопольский патриарх Сергий, опиравшийся на высшее духовенство и на поддержку императора Ираклия. В то же время в Сирии и Египте некоторые представители торгово-ремесленных кругов не желали порывать связей с империей, чтобы сохранить свое привилегированное положение среди местного коптского и сирийского населения. И для них монофелитство казалось удобной формулой примирения с Константинополем. Однако монофелитство вызвало протест и наиболее ярых ортодоксов, и непримиримых сторонников монофиситства²⁸.

Ираклий, как и его преемник Констант II (641—668), пытался сгладить противоречия между ортодоксами и монофелитами. На Латеранском соборе 649 г. западное духовенство осудило примирительные постановления Ираклия и Константа, назвав, впрочем, их авторами не государей, а столичных епископов.

И все-таки преемникам Ираклия удалось приостановить наступление арабов, начать подчинение Балканского полуострова и удержать византийские владения в Италии. Не только Ираклию, но и Константу II и его сыну Константину IV Погонату («обросший бородою») (668—685) была обязана Византия сохранением своей государственности и политической преемственности от Римской империи.

Правительству Константа II постоянно приходилось иметь дело со значительными трудностями (недовольство столичного населения, восстание в Африке, противодействие римского папы, наступление арабов), но тем не менее его правление отличают некоторые черты, предвещающие внешнеполитическую стабилизацию. В общем арабы за это время не продвинулись на запад; их успехи сводились к ограблению городов и деревень, после чего завоеватели отступали в занятые прежде области. Даже арабские войска, вторгшиеся в Карфагенский экзархат, удалились после получения обильного выкупа. В 659 г. Моавия заключил с византийцами мирный договор.

На Западе Констант пытался перейти к активным действиям. Правда, его военные операции против лангобардов, несмотря на первые удачи, не привели к каким-либо положительным результатам, но с сопротивлением папского престола он справился. Войска равеннского экзарха вступили в Рим, папа Мартин был арестован и отвезен в Константинополь. Обвиненный в государственной измене, он предстал перед синклитом и был приговорен к смерти, но Констант смягчил приговор: тяжело больного старика сослали в Херсон, остававшийся еще в руках Византии. Любопытны письма папы: они рисуют тяжелое экономическое положение этого отдаленного византийского города — Мартин жалуется на нехватку хлеба, который сюда, оказывается, привозили из Романии, т. е. из Византии, и просит прислать ему продукты и деньги. В 656 г. он умер в Херсоне. Новый папа, Виталиан, оказался более послушным, за что и получил из Константинополя дорогой подарок: евангелие в золотом переплете, украшенном драгоценными камнями.

Констант II — впервые после Маврикия — попытался вмешаться в положение дел на Балканском полуострове. В 658 г. он выступил в поход против так называемых Склавиний, т. е. балканских областей, заселенных славянами. По сообщению хрониста Феофана, ему удалось многих взять в плен и подчинить. По-видимому, какая-то часть славян должна была в это время признать византийское господство.

Против славян действовал Констант и в районе Коринфа. Об этих его операциях мы ничего не знаем по нарративным памятникам, но сравнительно недавно в Коринфе был найден цоколь статуи, посвященной Константу: в посвятительной надписи император назван «Победителем». По-видимому, сооружение этой статуи было связано с освобождением города от осаждавших, а может быть даже захвативших его славянских племен²⁹.

Политическое положение внутри империи при императоре Константе II оставалось весьма напряженным.

Скудные источники не дают нам достаточно ясного ответа на вопрос о социальной опоре его правительства и о тех силах, которые ему противодействовали. Можно указать лишь на одно обстоятельство — разрыв Константа II с населением столицы. Внешним поводом для этого разрыва послужила расправа императора с его братом Феодосией, которого сперва посвятили в духовный сан, а затем предали казни. Убийство Феодосия вызвало в столице негодование, императора называли братоубийцей Каином, и он был вынужден в конце концов покинуть берега Босфора. Может быть, этот эпизод случаен, но он тем не менее вполне соответствует той тенденции, которую мы наблюдаем со времен Маврикия и Ираклия, — отказу от юстиниановских традиций.

Важным признаком ослабления юстиниановского деспотического режима явилась активизация синклита. В VI столетии он не играл никакой политической роли. Напротив, в тронной речи, написанной для юного Константа II, подчеркивалось значение синклита, который якобы не желает терпеть беззаконие в «Римском государстве»; император просил синклитиков быть и в дальнейшем его советниками и хранителями общего блага подданных³⁰.

Децентрализация государственного аппарата, внедрение фемной системы, замена наемной армии ополчением, уменьшение жалования столичным чиновникам, прекращение хлебных раздач — все крупные и мелкие перемены, происходившие в VII в., объективно вели к снижению политического значения столицы, а постепенная натурализация хозяйства не могла не отразиться на ее экономическом положении. Если население городов вообще неодобрительно относилось к политике византийских императоров, то население Константинополя должно было питать это недовольство с особенной силой.

Итак, в 663 г. Констант II покинул столицу. Отплывая из гавани, он, согласно преданию, плюнул в сторону Константинополя. Император уезжал для того, чтобы больше уже не возвращаться. Путь Константа лежал через Фессалонику и Афины в Италию, оттуда — в Сиракузы.

Выбор Сицилии и Южной Италии в качестве новой резиденция византийского императора не был случайным. С половины VII в. экономическое и политическое значение этих областей в жизни империи сильно возросло. Туда эмигрировало большое число беглецов — богатых купцов, ремесленников, представителей знати из византийских провинций, захваченных арабами. Греческий элемент в Южной Италии и Сицилии в связи с этим значительно окреп. Но возрастанию византийского влияния на юге Италии и в Сицилии противодействовал папский престол, имевший здесь огромные земельные владения и пользовавшийся финансовыми льготами.

Пребывание византийского двора в Италии легло тяжелым бременем на местное население, а надменность императора вызывала недовольство придворных. Все это создавало благоприятную почву для заговоров, которые завершились 15 сентября 668 г. убийством Константа. Мечтам Константа о возрождении Римской империи на Западе не суждено было сбыться. Вспыхнувший было мятеж византийской и армянской знати, принадлежавшей к непосредственному окружению императора, был быстро подавлен экзархом Равенны, а труп императора отправлен в Константинополь.

После смерти Константа II императором был провозглашен его сын Константин IV. Столица империи вновь была перенесена в Константинополь, что символизировало новые попытки укрепления централизации. Последняя соответствовала интересам константинопольской чиновной и городской знати, но вызывала недовольство военачальников малоазиатских фем. Учитывая постоянную угрозу арабского нашествия, эта политика была чревата большими опасностями для правительства.

Мирный договор, заключенный Моавией, оказался краткосрочным. Моавия воздерживался от военных действий с Византией лишь в пору внутренних смут в Арабском халифате. Когда же он овладел престолом халифов, арабы возобновили свое наступление. Начиная с 663 г., арабские полчища ежегодно вторгались в Малую Азию: они разоряли страну, уводили пленных, угоняли скот. Арабские отряды вновь и вновь достигали Халкидона. Население Малой Азии героически сражалось против завоевателей. Борьба приобретала народный характер. Подавление Моавией восстаний масс в халифате ярко вскрыло антидемократическую сущность правления Омейядов. Перед лицом грозной арабской опасности происходит временное сплочение всех общественных сил в Малой Азии. Именно в это время Анатолийская фема превращается в крепкую военную организацию самообороны, опирающуюся на объединенных в сплоченные общины крестьян, из которых рекрутируется основная масса стратиотов. В ходе борьбы против арабов, в обстановке тяжелых военных столкновений происходит укрепление свободного крестьянства; многие колоны-энапографы превращаются в вольных общинников и вступают в армию. Фемные военачальники принуждены были не только не противиться, но даже способствовать этому.

В результате персидских, а затем арабских нашествий из Армении в Малую Азию переселяется множество армян: они включаются в войска византийцев, оборонявших эту провинцию от арабов.

Не будучи в состоянии закрепиться в Малой Азии, Моавия переходит к осуществлению плана захвата ее приморских областей, чтобы отрезать малоазийские фемы от столицы, а потом двинуться на Константинополь. Арабский флот начинает успешно действовать в некогда принадлежавших грекам водах: Кипр, Родос, Кос, Хиос — все эти острова перешли в руки арабов. В 670 г. арабский флот занял Кизик, в непосредственной близости от Константинополя; в 672 г. пала Смирна. Все побережье Линии и Киликии попало под власть арабов. Опираясь на гавань Кизика, арабский флот блокировал столицу империи.

Не прошло еще и 50 лет с тех пор, как объединенные персидско-аварские силы стояли под стенами Константинополя, а византийской столице вновь угрожало наступление неприятеля. Но на этот раз положение было гораздо более опасным: авары и персы не смогли взять город прежде всего вследствие господства византийцев на море — город, с двух сторон омываемый морем, был неприступен, покуда оно оставалось в руках греков. Но византийская «талассократия» была подорвана арабами — новый враг превосходил греков не только на суше, но и на море. Казалось, дни византийской столицы уже сочтены.

В 674 г. арабский флот появился под стенами Константинополя и после жестоких схваток вынужден был отойти к Кизику. Набег повторился в следующем году — и опять без результата. Так продолжалось до 678 г., когда арабы с большими потерями покинули греческие воды. Особенно тяжелый урон был нанесен им так называемым греческим огнем, изобретенным сирийским греком Каллиником: это была самозагоравшаяся смесь, которая направлялась из специальных сифонов на вражеские корабли. Применяя изобретение Каллиника, византийцы могли поджигать вражеские суда на далеком расстоянии³¹.

В это же время в Арабском халифате вновь вспыхнули народные волнения. Против власти Омейядов поднялось христианское население Сирии, прежде всего горное племя мардаитов, к которым присоединились беглые военнопленные, рабы, местные крестьяне. Все это крайне осложняло положение арабского правительства.

После неудачи под Константинополем Моавия заключил новый мирный договор с Византией сроком на 30 лет. Арабы обязались ежегодно платить империи 3 тысячи золотых монет и выдавать 50 пленников и 50 коней. Византийский посол был торжественно принят в Дамаске и, уезжая, увез богатые подарки для императора. Победа над арабами при Константине IV имела громадное значение. До сих пор арабы двигались вперед, не встречая серьезного сопротивления. Казалось, нет силы, которая бы была способна остановить их поток. Теперь стало ясно, что арабскому наступлению может быть поставлен предел. Симптоматично и то, что основной отпор арабы получили не столько под стенами Константинополя, сколько прежде всего в Малой Азии — в результате длительного и упорного сопротивления народных масс. И пусть арабский натиск не вовсе прекратился — его конец можно было уже предвидеть в ближайшем будущем.

Продолжая политику своего отца, Константин IV стремился упрочить позиции империи и на Балканском полуострове. Здесь ему приходилось теперь считаться не только с давно уже осевшими славянскими племенами, но и с новой силой — появившимися в 60-х — начале 70-х гг. VII в. на Дунае протоболгарами, которых возглавлял хан Аспарух³². В 680 г. Константин задумал послать против протоболгар большую экспедицию³³, чтобы воспрепятствовать их продвижению на юг; но в болотистой дельте Дуная отряды кочевников оказались неуловимыми для византийских войск. Кроме того, византийцам пришлось вести бои не только против протоболгар, но и против славянского населения Подунавья. Император заболел, в армии недоставало продовольствия — был отдан приказ отходить. Во время отступления византийцев воины Аспаруха внезапно напали на них и разгромили наголову.

В 681 г. византийское правительство принуждено было заключить позорный мир с протоболгарами, обязавшись регулярно выплачивать им денежные взносы³⁴.

Появление протоболгар на Дунае в правление Константина IV Погоната имело для Византии еще одно отрицательное последствие. Как показывают раскопки аварских могильников, расселение протоболгар прервало византино-аварские связи и нанесло сильный удар византийской торговле в Подунавье³⁵.

Победа Аспаруха позволила протоболгарам укрепиться к югу от Дуная, где на территории с преобладающим славянским населением возникло Болгарское государство. Это было первое варварское королевство, сложившееся в пределах Восточной Римской империи: в 681 г. оно было официально признано Византией.

Длительные войны VII в. привели к тому, что прежняя многоплеменная Восточная Римская империя практически перестала существовать. Ее место заняло государство, намного меньшее по размерам, но вместе с тем отличавшееся значительно большим этническим единством. Провинции, населенные коптами и сирийцами, самаритянами и евреями, области с давними культурными традициями, теперь были потеряны, и основное ядро Византии составляли земли, где жили греки или давно уже эллинизированные племена. Славяне, армяне, арабы, встречавшиеся в Малой Азии, лишь вкрапливались в это эллинизированное население; они были оторваны от своих родных корней, быстро усваивали греческий язык и греческие обычаи³⁶.

Латинское влияние было серьезно ослаблено. Италия и Африка, где еще говорили по-латыни, не составляли органической части Византийской империи, а являлись скорее заморскими территориями, связь с которыми становилась все более хрупкой. Официальным языком государственных канцелярий стал греческий.

К концу VII в. империя оказалась этнически более сплоченной, нежели при Юстиниане. Несмотря на ослабление центрального государственного аппарата и относительную самостоятельность фемвых стратигов, государство не испытывало того разъедающего влияния сепаратизма, которое порождалось местными традициями Египта, Палестины, Сирии.

С потерей восточных провинций затухают и многовековые христо-логические споры, которые с VI в. являлись знаменем борьбы восточного сепаратизма против централизаторской политики Константинополя. Если Ираклий и Констант II, не желая приобретать новых врагов в опасных провинциях, более чем терпимо относились к монофелитству, распространенному на Востоке, то теперь Константин IV почувствовал себя гораздо увереннее: на VI Вселенском соборе, происходившем в Константинополе в 680—681 гг., монофелитству был нанесен сокрушительный удар. Монофелитское вероучение было осуждено, осуждены были и его активнейшие защитники в прошлом, в том числе константинопольский патриарх Сергий, сподвижник Ираклия.

Восточная Римская империя не знала политического краха, какой пережила Западная империя; византийская столица, новый Рим, не досталась ни арабам, ни аварам, ни славянам; основное ядро византийской территории — Малая Азия,— несмотря на набеги персов и арабов, сохранило свое греческое население и греческий язык. Короче говоря, ломка старых порядков не была здесь столь радикальной, как в Галлии или Испании. И все-таки Византия при преемниках Ираклия переживает весьма существенные социально-экономические сдвиги, в основных чертах напоминающие те процессы, которые в эпоху варварских вторжений протекали в западных римских провинциях.

Пожалуй, наиболее заметные перемены можно констатировать в восточноримских городах. Значительная часть городов была разрушена завоевателями: аварами, славянами, персами, арабами. Не восстанавливаемые, они лежали теперь в руинах, и прежние античные термы использовались как резервуары для воды. Многие крупные города были потеряны — у арабов остались Антиохия, Александрия, Дамаск, Эдесса и некоторые другие крупные центры; большая часть балканских городов находилась во власти славян. Но и малоазийские города постепенно аграризировались, превращались в сельские поселения или в крепости. Лишь некоторые позднеантичные полисы до конца VII в. сохранили свой городской характер: Константинополь, Фессалоника, Эфес, Аморий, Анкира.

Впрочем, и в этих городах наблюдается постепенный спад экономической и культурной активности. Почти совсем прекращается каменное зодчество, сокращается производство ювелирных изделий, резьба по слоновой кости, стеклоделие. Внутренний обмен все более натурализуется, а для внешней торговли условия на Средиземном море становятся все менее благоприятными. Затухает еще столь недавно оживленная духовная жизнь городов: исчезает светская школа, вырождается профессия городского ритора — образование переносится из городских портиков в монастырские кельи.

Город, который некогда служил оплотом античного общественного порядка, теперь с безразличием относится к судьбам Восточной Римской империи. На печальном опыте Юстиниана и его преемников горожане убедились, что империя может существовать лишь ценой жесточайшего ограбления народных масс. Византийское государство взимало бесчисленные налоги, преследовало оппозиционные выступления цирковых партий, разоряло своими монополиями ремесленников я торговцев, и вместе с тем оно было уже бессильно не только обеспечить постоянный приток рабов извне, но и просто защитить свои границы от натиска соседей и гарантировать безопасность на торговых путях. Гонения на монофиситов и евреев при Ираклии еще более возбуждали против империи широкие прослойки торгово-ремесленного населения. Вот почему сирийские и месопотамские города, как правило, приветствовали арабов, видя в них освободителей от византийского гнета. Точно такую же позицию заняло в 646 г. и население Александрии.

Византия во второй половине VII в.

Экономическое ослабление городов и нарастание безразличия к судьбам государства приводило в конечном счете к прекращению политической самодеятельности горожан. Цирковые партии, которые возобновили было свою деятельность после смерти Юстиниана, после волнений начала VII в. фактически сходят с политической сцены в Константинополе и сохраняются лишь в малопочетной роли статистов во время императорских церемоний.

Города были оплотом рабовладения в Малой Азии, и поэтому их упадок тесно связан с сокращением роли рабовладельческого уклада в византийской экономике. Вместе с тем из-под власти города постепенно высвобождалась его округа, сельское население которой издавна находилось в многообразных формах зависимости от городов и от городских куриалов.

Важные изменения в этот период произошли и в византийской деревне. Здесь были основательно подорваны, а местами даже уничтожены крупные рабовладельческие поместья. На территориях, освобожденных от них, устанавливалось господство крестьянской общины. Рабовладельческая эксплуатация перестала быть основной формой классового гнета. И если в некоторых областях империи, в частности в Малой Азии, крупное землевладение еще сохранилось, то и здесь землевладельцы вынуждены были все больше отказываться от применения труда колонов и рабов, а использовать труд свободных крестьян-арендаторов.

Конец VI и VII столетие были эпохой, которая расшатала крестьянскую зависимость — как от государства, так и от крупных собственников. Бесконечные вражеские вторжения сдвинули с места многочисленные массы сельского населения; в поисках безопасных мест крестьяне уходили в горы и леса, осваивали новые территории, где у них не было хозяина; в общей беде смешивались прежние рабы, вольноотпущенники, колоны — создавались новые общины, члены которых забывали о своей прежней несвободе. В Малую Азию проникало большое число иноплеменников: с середины VII в. византийские императоры переселяют сюда массы славян, в то же время тут поселяются армяне, сирийцы, христианизированные арабские племена. Все это — люди, привыкшие к независимости, скорее воины, чем земледельцы; византийское правительство охотно использует их в качестве солдат. Наконец, постоянные расправы с высшей знатью (особенно при Фоке), конфискация и перераспределение земель также ведут к сокращению прежнего сенаторского землевладения.

Короче говоря, если византийское правительство и не проводило никогда реформы, отменявшей рабство или колонатную зависимость, если рабство, как уклад, и старые формы прикрепленности к земле пережили VII столетие, все-таки в это время в Византии происходит тот же процесс, который совершается на Западе, — упрочения мелкого независимого крестьянского производства и распространения свободного крестьянства. Эти явления не были итогом преобразований, осуществленных каким-либо мудрым законодателем, решившим спасти империю, — они были результатом внутренних, спонтанных экономических процессов, начавшихся еще задолго до Юстиниана и развернувшихся (разумеется, лишь частично) в условиях ослабления римской государственности и античных муниципиев.

Постепенно к концу VII в. изменяется и налоговая система: исчезает диоклетианово всеобщее обложение, основанное на тщательном исчислении экономических возможностей каждого данного хозяйства; единообразный налог уступает место так называемым экстраордина — по-видимому, натуральным повинностям и поборам; исчезает принудительное возложение на соседа повинностей с выморочного участка. Соответственно видоизменяется и финансовое ведомство: прежде централизованное, оно распадается к концу VII в. на ряд логофесий с различными функциями.

Военный логофет (λογοδετης του στρατιωτιχου) ведал выдачей жалования солдатам и составлением воинских списков, логофет του γενιχου — распоряжался сбором налогов, составлением податного кадастра, заботился о благоустройстве городов, поддержании водопроводов, управлял государственными рудниками. Позднее особое значение приобрел логофет дрома, заведовавший путями сообщения, дипломатическими делами, приемом и отправлением посольств.

Государственная казна теперь распадалась на три отдела: сакеллий, куда поступали натуральные доходы государства; вестиарий, где сосредоточивались денежные поступления, и идикон, хранивший личные доходы императора.

Эти изменения управления вводились постепенно и имели огромные последствия для дальнейшего развития византийского государства.

Политическая власть в стране при различных изменениях внешнеполитической и внутриполитической ситуации переходит то к феодализирующейся фемной знати, то — в руки константинопольской чиновной аристократии, связанной с торгово-ремесленными кругами. Однако при всех колебаниях политического курса, все заметнее становится децентрализация государственного управления, все явственнее — отход от традиций единой централизованной рабовладельческой империи.

В VII в. завершаются изменения в территориальном и этническом составе Византийской империи. Оставшиеся номинально под властью Византии владения в Италии все больше и больше обособляются от империи. Важнейшие провинции Византии в Азии и Африке были завоеваны арабами. Земли от Дуная почти до самого Эгейского моря были заселены славянами и протоболгарами. Здесь возникли первые не зависимые от империи славянские государства. Армения, Лазика — главные византийские владения в Закавказье — стали независимыми от империи.

К концу VII в. в руках византийских василевсов не осталось и трети тех территорий, которые некогда составляли мировую державу Юстиниана.

Византия, навеки простившись с былой славой великой рабовладельческой империи, превратилась в средневековое, все более феодализировавшееся государство.

На пороге VIII в. она вступила в новый, феодальный период своего развития.