ЕГИПЕТ ПРИ XXVIII — XXX ДИНАСТИЯХ

Персидское господство было для египтян ненавистно. Несмотря на старания правительства бережно относиться к традициям и религии народа, последний, привыкший издревле смотреть на господство азиатов как на божье наказание, не мог забыть «великого ужаса». Восстания были часты и начались немедленно после покорения страны. Дарий I сумел угодить своим египетским подданным, но и его царствование не обошлось без бунта, усмиренного только Ксерксом, подвергшим страну репрессиям. С этих пор участие туземцев в управлении страны еще более ограничивается — их допускают только на низшие должности; персидские цари не удостаивают своим вниманием египетских богов. Правда, в хаммаматских каменоломнях начертаны иероглифами имена Ксеркса и Артаксеркса I, но материал эти цари добывали не для египетских храмов, а для своих построек в Персии, доставляя его по морю. Действительно, при отсутствии плодов их строительной деятельности в Египте, в Сузах найдены остатки сооружений из хаммаматского материала. Не считали нужным эти цари принимать и фараоновских титулов — до нас дошли в картушах только написанные иероглифами их персидские имена. Интересным свидетельством вызванного всем этим настроения среднего класса египетского населения может служить небольшая, хранящаяся в Берлинском музее надгробная плита некоего 77-летнего старика Джед-Гор-ефонха, содержащая довольно безграмотно написанный текст, в котором покойный вменяет себе в заслугу, что он восстановил на свои средства домовый храмик бога Пта в мемфисском дворце, «когда никакого фараона не было в доме фараона, он пришел в ветхость, и на его месте играли дети и взрослые». Время этого памятника в точности неизвестно; археологические и филологические соображения указывают на персидскую эпоху вообще, безграмотность говорит за малую интеллигентность. Этот простой, нетитулованный и нечиновный старик является голосом многих тысяч египтян, сожалевших об отсутствии среди них «благого бога», сына и почитателя «великих богов». Восстание вспыхнуло немедленно после смерти Ксеркса, и на этот раз было более упорно, вовлекло Египет в участие в греко-персидских войнах и выдвинуло даже египетских «царей», пока еще не нашедших себе места в династиях. Несмотря на то, что персам, после нескольких поражений и значительных усилий, удалось подавить его, все-таки, по свидетельству Геродота, персы признали за Фанниром и Павсирисом, сыновьями Инара и Амиртея, власть над Ливией и Дельтой под главным начальством сатрапа, названного у Ктесия Сарсамом. Путешествовавший по Египту, вскоре после этих событий, Геродот оставил нам цельную и интересную картину вынесенных им из Нильской долины впечатлений европейца-туриста, настроенного благочестиво относительно богов и почтительно к египетской цивилизации. Лишение исторической роли сказалось, между прочим, в повышенном настроении египтян, интересовавшихся своим прошлым. Их великие фараоны превзошли завоеваниями даже персов, ибо владели скифами и колхами, доходили до Фракии, объехали с завоевательными целями южное море до пределов возможного плавания. Все страны свидетельствуют об их подвигах воздвигнутыми победными памятниками, и Дарий недостоин стоять рядом с Сесострисом. Египтяне — древнейший народ, управлявшийся в древности богами, насчитывавший более 17 тыс. лет исторического существования и более 340 человеческих поколений; боги всех народов происходят от их божеств. К сожалению, Геродот мало касается политического состояния Египта в это интересное время. Кроме приведенного нами, брошенного мимоходом, упоминания об Инаре и Амиртее, а также и другого подобного (2, 140), он говорит, что видел в Папремисе поле битвы, на котором Инаром были истреблены персы вместе с Ахеменом (3, 12), и упоминает о персидских гарнизонах в Дафнэ и на Элефантине. От последнего дошли до нас и интересные подлинные документы. В Каирском музее находится плита на арамейском языке с посвящением какой-то богине со стороны начальника гарнизона «в Суане», от 7-го года царя Артаксеркса (I), т. е. от 458 г. Имени начальника не сохранилось, но он называет себя «сыном Марны», следовательно, был сирийцем. Еще важнее знаменитый страсбургский арамейский папирус, который представляет донос из иудейской колонии на Элефантине и, в переводе П. К. Коковцева, представляется в следующем виде:

«...Египтяне возмутились, мы господина нашего не оставили (?) и никакого вреда не было за нами замечено. В 14-м году царя Дария, когда наш господин Аршам пошел к царю, вот злое дело, которое учинили в крепости Иеб (Элефантины) жрецы Хнума... Серебро и драгоценности ему они дали. Есть некоторые из... царя, которые... крепость... подле стены... в проломе (?) крепости Иеб. И теперь эта стена выстроена в проломе крепости. Есть один колодезь, который сооружен внутри крепости и который доставлял всегда достаточное количество воды для питья войску, так что в случае, если люди бывали в осаде (?), они пили воду из этого колодца. Эти жрецы Хнума закрыли этот колодезь. Если дело будет разузнано судьями, тифтаями, гayшаками, поставленными в области Та-шет-рес, то господин наш узнает, что оно было так, как мы сказали, или как мы изложили».

Несмотря на испорченные и непонятные места, ясно, что дело идет о вспыхнувшем в Египте восстании, и что жрецы даже самого южного пункта Египта приняли в нем участие и позаботились заблаговременно поставить гарнизон в безвыходное положение, лишив его воды для питья. Семитологи, в силу лингвистических и палеографических соображений, относят папирус к Дарию II, следовательно, к 411-10 г., что вполне сходится и с другими данными. Восстание распространяется на весь Египет, а не только на Дельту; сатрапом, ушедшим к царю, вероятно, с докладом, назван Аршам, может быть Сарсам, упоминаемый у Ктесия. В ассуанских папирусах иудейского военного поселения есть еще самая поздняя дата Дария II—17-й год, т. е. 408-7 г. до н. э. После долгого перерыва этот царь как будто снова снизошел до египетской религии и престола фараонов, может быть, надеясь таким образом удержать ускользавшую из его рук страну: от имени его еще редактированы религиозные тексты в Великом оазе, причем он именуется в картушах не только Интариушем, но и «Мериамон Ра». Однако было уже поздно: после него всякое упоминание о персидских царях в Египте прекращается. В списках Манефона Дарию II дается 19 лет царствования над. Египтом, столько же лет он царствовал и в Персии, возможно, что окончательно Египет сделался независимым только после его смерти. После него Манефон называет Амиртея, делая из него одного XXVIII саисскую династию с 6 годами царствования. Вероятно, он был внук Амиртея и сын Павсириса. Видеман приводит начало его восстания в связи с бунтами Писсуфна и Аморга 415—402 гг. Действительно, дата страсбургского папируса делает вероятным это предположение; говорят за него и намеки у Фукидида и Диодора. Первый (VIII, 35) говорит, что лакедемоняне, во время войны с афинянами и персами в 412 г., старались захватить «грузовые корабли, шедшие из Египта», а у Диодора (XIII, 46) находим известие, что Фарнабаз осенью 411 г. должен был извиняться перед лакедемонянами (теперь союзниками персов) в том, что отправил 300 кораблей для защиты Финикии «от царя арабов и египтян». Как понимать это известие? Невидимому, дело идет об одном царе, а если так, то он немедленно перешел в наступление и подчинил себе «арабов» Южной Сирии и стал угрожать Финикии. Таким царем мог быть только занесенный в манефоновы списки, т. е. Амиртей, не только возродивший царство фараонов, но и перешедший к его традиционной политике относительно Азии. Известие Фукидида указывает, что европейская политика его была повторением испытанной Инаром и его дедом - союз с афинянами, когда те были врагами персов. В 411 г. он, очевидно, сидел еще в Дельте и не успел подчинить Верхний Египет, где персидская власть держалась до смерти Дария II, хотя волнения уже начались. К сожалению, до нас не дошло ни одного туземного памятника от Амиртея, которому должно принадлежать в истории Египта место едва ли не более почетное, чем Яхмосу-освободителю; попытки отожествить его имя с некоторыми сходно звучащими оказались неудачны, и только, кажется, загадочная демотическая хроника знает его, и притом не с той стороны, с какой бы мы ожидали. Во всяком случае, полное отсутствие следов Амиртея в храмах, на скарабеях, документах и т. д. совершенно непонятно. Только в одном, последнем по времени иудейско-арамейском документе из Элефантины упоминается 5-й год Амиртея, вероятно, соответствующий 401/0 г. до н. э., если принять, что годы Амиртея считались со смерти Дария.

Эксцерпты Манефона дают после него следующую XXIX династию, называя ее Мендесской и перечисляя то 4, то 5 царей: Неферит I при 6г., Ахорис — 13 л., Псамуф — 1г., Муф (только у Евсевия, вероятно, дублет предыдущего) — 1г. и Неферит II — 4 мес. Единственное хронологическое указание на Неферита (по-египетски Нефоруд) можно было бы почерпнуть из Диодора, который (XIV, 79) говорит, что, начав войну с Персией и переправив Агесилая в Малую Азию (следовательно, в 396 г.), лакедемоняне отправили посольство к Неферею, царю Египта, с приглашением к союзу. Он вместо помощи подарил спартиатам вооружение для 100 триер и 50 тыс. мер хлеба. От Неферита у нас уже есть достаточное количество туземных следов: две стелы о погребении Аписа (впервые после Дария), сфинкс, вероятно, портретный, найденный в Риме и содержащий надпись, в которой царь называет себя возлюбленным Пта мемфисским; даже в Фивах в Карнаке найдены рельефы, представляющие Неферита пред богами Монтом, Нехебт и др. Наконец, найдена погребальная статуэтка (ушебти) царя. Итак, пред нами уже настоящий фараон, владеющий и Мемфисом и Фивами, производящий постройки в их храмах, ведущий международную политику и, наконец, царствовавший до конца жизни.

Его преемник Акорис или Ахорис (Хакер) известен Диодору и Феопомпу как союзник Евагора Саламинского в борьбе с персидским царем. Феопомп даже указывает, что Акорис умер во время войны, и после Евагор старался заручиться содействием Спарты. Это отсылает нас к 380 г. Из того же Феопомпа мы узнаем, что Акорис поддерживал и писидийцев в войне с персидским царем, а Исократ намекает на отражение в начале восьмидесятых годов IV столетия египтянами персидского войска под начальством трех полководцев: Аброкома, Тифрауста и Фарнабаза. Таким образом, Артаксеркс II решил покончить с возродившимся царством фараонов и опять вступившим на тот же путь политики, что в ассирийские и халдейские, а затем Кировы времена. На этот раз персидский царь потерпел неудачу, а фараон оставил следы не только по всему Египту, где от него дошло много памятников, но и в Финикии: раскопки Ляндау в сидонском храме обнаружили кусок надписи с его именем и изображением. Итак, фараоны опять идут в Сирию, молятся семитическим богам и заключают союз с финикиянами, кипрянами, греками. Египет снова делается силой, и энергия Ахориса не может не вызвать изумления, особенно, если мы вспомним, что он развил и чрезвычайно широкую строительную деятельность.

Менее известны остальные цари Мендесской династии, правившей Египтом в общей сложности всего около 20 лет. Псамуф, несмотря на краткое время (год или два) царствования, успел выстроить в Карнаке небольшой, носящий его имя храмик к югу от озера — здесь он упоминает об Ахорисе. Неферит II не оставил никаких следов. Славная династия окончилась быстро, разделив судьбу всех почти египетских династий, угасших в междоусобиях.

На престол вступила XXX династия в лице Нехт-Гор-Хеба, называемого в науке, на основании Манефона (Νεχτανεβης) Нектанебом I. Манефон называет династию Севеннитской, и действительно, в этом городе (теперь Самануд, др. Теб-Нутер) найдено несколько памятников забот этих царей, которые при этом особенно чтили Гора в форме Гор-Тема («Гор сильный рукою») и бога войны Анхур-Шу, почитавшихся в Севенните. Этот, соседний с Мендесом ном, уже давно был местом военного поселения ливийских наемников, командиры которых сделались князьями-номархами, и один из них, Акануаш, упоминается в надписи Пианхи, как «номарх Севеннита, Пахеби (Бехбейта) и Семадебхета (Дамиетты)». От времени Псаметиха I дошла до нас отсюда сидящая статуя «номарха, жреца Анхура-Шу, Ака-нуаша», следовательно, прямого потомка, вероятно, внука современника Пианхи. Возможно, что и XXX дин. восходит к этому роду, но она уже окончательно объегиптилась и отказалась от традиционных имен ливийского происхождения. И город, и династия, и боги Севеннита имели военный характер, и редким фараонам пришлось вести такие постоянные трудные и сложные войны, как Нектанебам. Недаром они приняли в свою титулатуру имена, сближающие их с Сесострисами, Рамсесами и другими славными фараонами славной древности. Так, тронное имя Нектанеба I «Услаждающий сердце Ра, избранник Амона» напоминает «Утоляющий сердце Ра» у Аменемхета; 4-е имя его же «Устанавливающий законы» — то же у Аменхотепа III. Горово имя «Защитник Египта» у Нектанеба I — то же, что у Рамсеса II. Тронное имя Нектанеба II — Хепер-ка-Ра — тожественно с таковым же именем Сенусерта I.

Нектанеб I унаследовал от Мендесской династии отношения к Евагору и персам. К сожалению, наш главный, если не единственный, источник — Диодор путает имена фараонов и не дает нам возможности выяснить, что случилось при Акорисе, что при Нектанебе; выдержка из Феопомпа у Фотия слишком суммарна и указывает только на то; что смена династий произошла во время войны и что на Нектанеба Евагор не мог рассчитывать. Нектанеб, между тем, деятельно готовился к войне, будучи уверен, что, освободившись от кипрской войны и устроив малоазиатские дела, Артаксеркс должен будет, для восстановления империи Ахеменидов в полном объеме, двинуться на Египет. Так как тогда никто не обходился без греческих наемников, то он пригласил на свою службу искусного афинского полководца Хабрия. Но Фарнабаз, назначенный Артаксерксом в главнокомандующие, убедил царя сделать афинянам Представление о несовместимости нахождения Хабрия в Египте с добрыми отношениями Афин к персидской державе. Великий царь был в это время распорядителем судеб Эллады, и афиняне не только, покорно подчинившись его повелению, отозвали Хабрия, но даже послали на службу к царю Ификрата. Египту грозила страшная опасность. Нектанеб старательно укрепил устья Нила, особенно Пелусийское. Персы тоже долго собирались с силами, и только в 374 г. из Акко выступило 200 тыс. персов, 20 тыс. греков и 300 военных судов. Укрепления Пелусийского русла оказались неприступными, и персы морем двинулись к Мендесскому. Здесь гарнизон в 3 000 чел. вступил в отчаянный бой, но был истреблен превосходными силами неприятеля, который затем овладел городом, срыл его стены и обратил жителей в рабство. Это произошло довольно скоро, пока еще не успело прибыть все войско. Ификрат советовал немедленно, не дожидаясь его, итти на Мемфис, пока еще не защищенный. Фарнабаз был против и не дозволил Ификрату на свой страх попытаться взять Мемфис, боясь, что он потом не отдаст города персам. Между тем время тянулось, и египтяне успели укрепить Мемфис сильным гарнизоном и даже перешли в наступление к взятой персами крепости. В происходивших стычках они оставались часто победителями, но Фарнабаз, достояв до начала разлития Нила, решил уйти в Азию, а Ификрат бежал в Афины. В 373 г. Артаксерксу предложил услуги афинский полководец Тимофей, но на этот раз ничего не вышло, и Египет был спасен благодаря энергии фараона и несогласиям персидских генералов.

Следы строительной и художественной деятельности Нектанеба I рассеяны по всему Египту и имеются даже в Великом оазе; особенно ими украшена Дельта, в частности Мемфис и родные города династии — Бехбейт, где царь соорудил храм из дорогого цельного ассуанского гранита, и Севеннит, где был выстроен новый храм богу войны Анхур-Шу. Навилль предлагает читать имя царя в этом храме как Нехт-Гор-Неб, Мери-Анхур. Это вполне возможно и явится лучшим объяснением манефоновой транскрипции — царь изменил свое имя. Саркофаг и ушебти его известны давно и указывают, что он умер на Престоле, пользуясь в остальное время своего, для этой бурной эпохи продолжительного царствования (18 лет, прибл. 379—361) миром для многочисленных деяний в пользу храмов и искусства. Найденная недавно на месте Мемфиса длинная надпись перечисляет его колоссальные дары храму живых Аписов. Здесь исчислены в тысячах фунтов драгоценные металлы, благовония, напитки (между прочим вина из Оаза), в сотнях быки, птицы и т. п.

Ему наследовал Дже-хор, по-греч. Тэхос или Теос, человек энергичный, но самоуверенный. Примкнув к большому восстанию против Артаксеркса в Азии 361 г. и привлекши на свою службу не только снова афинянина Хабрия (приехавшего на свой страх), во даже царя Агесилая, он, однако, плохо воспользовался этими выгодными условиями. Хабрия он сделал адмиралом и ставил его высоко, слушался его советов не только в военных, но и в экономических вопросах. Так, по словам Полиэна (III, 11, где царь назван Фамос), он получил от подданных большую сумму заимообразно на военные нужды, простив взамен этого годичную подать. Псевдо-Аристотель говорит, что, по совету Хабрия, он обложил храмы и ввел ввозные и вывозные пошлины. Страбон говорит о городах, которые Tax назвал именем Хабрия. Агесилая встретили в Египте с большим энтузиазмом, но Tax не сумел оценить его и оскорбил насмешкой над его непредставительной наружностью, а также тем, что не слушался его советов и делал по-своему. Вопреки его убеждениям, он двинулся покорять Финикию, и успел в этом, но в это время в тылу у него вспыхнуло восстание. Его родственник, тоже Tax, оставленный им управлять в его отсутствие Египтом, восстал и вызвал из Сирии своего сына, завоевавшего азиатские города генерала, Нектанеба, занять престол фараонов. Тот согласился. Тогда Хабрий, видя положение Таха безнадежным и не желая изменять ему, уехал на родину, Агесилай же, получив от эфоров разрешение действовать по усмотрению, перешел на сторону Нектанеба. Tax, после двухлетнего царствования (361—360), бежал в Персию, где Артаксеркс принял его и назначил сейчас же главнокомандующим будущего завоевания Египта. Tax, конечно, надеялся таким путем вернуть престол, хотя бы на вассальных правах. Смерть от обжорства (о котором потом рассказывали анекдоты) избавила его от этого позора. Египет настолько чувствовал себя окрепшим, что решился перейти к завоевательной политике и энергично вести традиционное наступление в Сирии. К сожалению, внутренние смуты и теперь явились помехой, заставив прежде всего отказаться от сиро-финикийских завоеваний, так как Нектанеба требовали в Египет весьма сложные обстоятельства.

Вместо Таха у Нектанеба II (Нехт-Небеф) оказался новый противник в лице какого-то мендесского князя, очевидно, наследника прав свергнутой династии. У него оказалось большое войско, и он старался привлечь на свою сторону Агесилая. Последний не поддался ему и остался верен Нектанебу. Вопреки совету Агесилая, этот фараон не решился на открытую битву и был осажден в каком-то городе, и только вырученный вылазкой Агесилая избавился от катастрофы. Посадив, таким, образом, фараона на трон, Агесилай уехал, щедро одаренный благодарным царем. Как известно, он скончался на пути из Египта в Кирену.

Нектанеб II (360—342) был таким же энергичным фараоном, как и его предшественники. Он пригласил на свою службу талантливых греческих полководцев Диофанта-афинянина и Ламия-спартанца и отразил нашествие персов. По крайней мере, Исократ еще в 346 г. говорил: «прежде всегда следовало опасаться, что великий царь снова покорит Египет, но теперь он сам рассеял эти опасения: выступив в поход против Египта с таким огромным войском, какое он только мог собрать, он был принужден не только возвратиться, как побежденный, но оказался смешным и доказал, что недостоин ни быть царем, ни воевать». К сожалению, эти слова оказались преждевременными, и катастрофой Египет был обязан соотечественникам Исократа.

Успехи Нектанеба, как всегда, оказали свое действие в Финикии и на Кипре, где вспыхнули новые восстания, причем Египет и Сидон стали во главе коалиции. Вспыхнула ожесточенная война, подробно описанная у Диодора (XVI, 40—51). Мы позволим себе привести это повествование, как изображение последней драмы на Древнем Востоке пред македонским завоеванием.

«В Азии царь персов, в предшествующее время совершавший походы на Египет с огромными войсками, не имел успеха, а теперь снова начал войну с египтянами и, совершив достойные упоминания деяния, собственными усилиями присоединил Египет, Финикию и Кипр... Когда египтяне отложились, еще раньше этого времени, от персов, Артаксеркс, называемый Ох, не будучи воинствен, сидел спокойно и посылал войска и полководцев, вследствие чего часто терпел неудачи из-за недобросовестности и неумелости полководцев. Посему, презираемый египтянами, был принужден выносить это вследствие лености и миролюбия. В то же время (по Диодору 350 г.), когда финикийские и кипрские цари, подражая египтянам, из-за презрения решились на восстание, он, раздраженный, нашел необходимым воевать с бунтовщиками. Он решил не посылать полководцев, а самому начать борьбу за царство. Заготовив большие запасы оружия, стрел, продовольствия и войск, он собрал 300 тыс. пехоты и 30 тыс. всадников, 300 триер, 500 грузовых и торговых кораблей. Начал он войну с Финикией по следующему поводу. В Финикии есть примечательный город, называемый Триполь, имя которого соответствует его свойству, ибо в нем три города, отстоящие друг от друга на стадий; один из них называется городом Арадян, другой — Сидонян, третий — Тирян. Он имеет наибольшее значение среди финикийских городов, так как в нем обыкновенно финикияне сходятся на синедрий и совещаются о важнейших делах. Когда сатрапы и полководцы находились в сидонском городе и надменно и дерзко вели себя с сидонянами, делая распоряжения, оскорбляемые, не перенося надменности, решились отложиться от персов. Убедив и остальных финикиян добиваться свободы, они отправили посольство к Нектанебу, царю египетскому, враждебному персам, и, убедив принять их в союз, стали готовиться к войне. Так как Сидон отличался благосостоянием и частные лица в нем торговлей составили себе большие состояния, то скоро было настроено много триер и собрано наемническое войско. Вместе с тем в короткий срок заготовлено было оружие, стрелы, продовольствие и все остальное, необходимое для войны. Начали враждебные действия тем, что, вырубив, уничтожили царский парадис, в котором обыкновенно развлекались персидские цари; затем сожгли собранный сатрапами для войны корм лошадям, наконец, схватили и наказали персов, позволивших себе оскорбления. Таким образом началась война с финикиянами. Царь, узнав о том, что они осмелились сделать, пригрозил всем финикиянам, в особенности сидонянам. Собрав в Вавилоне пешие и конные войска, немедленно устремился против финикиян. Когда он двигался, Велесис, сатрап Сирии, и Мамзай, начальник Киликии, вместе начали войну с финикиянами. Тенн, царь Сидона, получил от египтян 4 тыс. греческих наемников, командиром которых был Ментор-родосец. Напав с этими и городскими солдатами на вышеназванных сатрапов, он победил их и выгнал неприятеля из Финикии. Когда это происходило, возникла еще кипрская война... Царь персидский из Вавилона двигался на Финикию. Тенн, сидонский династ, узнав о многочисленности персидского войска и считая восставших не равными по силам, решил искать собственного спасения. Поэтому он послал тайно от сидонян к Артаксерксу наиболее верного из своих слуг, Фетталиона, обещая ему предать Сидон и вместе воевать против Египта и оказать ему в этом отношении большое содействие, вследствие своего основательного знакомства с топографией Египта и доступа в него по Нилу. Царь, выслушав отчасти Фетталиона, чрезвычайно обрадовался и обещался освободить Тенна от всех обвинений по поводу восстания, а если он исполнит обещанное, то и щедро наградить его подарками. Когда же Фетталион сказал, что Тенн потребовал правой руки, то царь, обидевшись, что ему не верят, передал слугам, чтобы ему отрубили голову. Фетталион, будучи уводим на казнь, сказал: «делай, царь, что хочешь, но Тенн, который может все сделать, ничего не исполнит из обещанного, потому что ты не дал поручительства». Тогда он, услыхав это, раздумал, позвал слуг, велел отпустить его и дал Фетталиону правую руку — это у персов считается самым надежным поручительством. Вернувшись в Сидон, он тайно от сидонян сообщил о происшедшем Тенну. Царь же, придавая большое значение, в виду прежней неудачи, покорению Египта, послал посольства в важнейшие города Эллады, вызывая для войны на сторону персов против египтян. Афиняне и лакедемоняне обещали сохранять с персами дружбу, но отказались от союза, фивяне же, выбрав полководцем Лакрата, послали его с 1000 гоплитов. Аргивяне выслали 3 000 солдат; полководца не выбрали, а согласились по требованию царя назначить Никострата — это был человек способный в деле и совете, но у него благоразумие соединялось с безумием. Отличаясь телесной силой, он подражал Ираклу в войне и носил львиную шкуру и дубину. Подобно им и греки, населяющие приморские части Азии, послали 6 тыс. солдат, так что всех греческих союзников набралось 10 тыс. До прибытия их царь, пройдя Сирию и прибыв в Финикию, расположился лагерем недалеко от Сидонэ. Сидоняне, так как царь запоздал с приготовлениями, позаботились о заготовке оружия, стрел и продовольствия, а также окружили город тройными большими рвами и высокими стенами. Было у них и достаточное количество солдат из граждан, упражнявшихся в гимназиях и трудах, отличавшихся телосложением и силой. Богатством и всякого рода издержками город значительно превосходил прочие финикийские города, и, что самое главное — триер и пентер у него было более 500.

Тенн, посвятив в предательство Ментора, командира прибывших из Египта наемников, оставил его защищать часть города и содействовать предательству, а сам с 500 солдат удалился из города, делая вид, что отправляется на общий съезд финикиян. С собою он увел, как бы в качестве советников, 100 знатнейших граждан. Когда они приблизились к месту, где был царь, он схватил их и передал Артаксерксу. Царь, приняв его, как друга, расстрелял этих 100, как виновников восстания. Когда же явились 500 «первых» сидонян с умилостивительными знаками, он позвал Тенна и спросил, может ли он передать ему город, ибо весьма опасался получить Сидон по договору, чтобы, наказав сидонян непоправимыми бедствиями, устрашить наказанием другие города. Когда Тенн подтвердил, что передаст ему город, царь, оставаясь верен неумолимому гневу, расстрелял всех 500, имевших умилостивительные символы. Тогда Тенн, подойдя к египетским наемникам, убедил их ввести за стены его и царя. Вследствие такого предательства, Сидон достался персам. Царь, полагая, что Тенн больше для него не нужен, казнил его. Сидоняне же до прибытия царя сожгли все корабли, чтобы никто из граждан не был в состоянии искать на них личного спасения. Когда же увидели стены занятыми многими мириадами солдат, сожгли себя, запершись в домах с детьми и женами. Говорят, что погибло от огня, включая домашнюю прислугу, более 40 тыс. После этой гибели Сидона и исчезновения города вместе с жителями, царь отдавал (для эксплоатации) пожарище за много талантов; вследствие богатства жителей, было найдено много сплавившегося от огня золота и серебра... Царь персов, по взятии Сидона, когда прибыли союзники из Аргоса, Фив и греческих городов в Азии, собрав все войска, двинулся на Египет. Натолкнувшись на большое болото, где находятся так называемые Варафры, потерял часть войска из-за незнакомства с местностью... Пройдя Варафры, царь прибыл в Пелусий — это первый город на первом устье, где Нил вливается в море. Персы расположились лагерем в 40 стадиях от Пелусия, а греки у самого города. Египтяне, так как персы дали им много времени для приготовлений, тщательно укрепили все русла Нила, особенно же Пелусийское, как первое и особенно благоприятно расположенное. Гарнизон состоял из 5 тыс. солдат под командой Филофрона. Фивяне, спеша оказаться лучшими из греческих союзников, первые и одни смело решились перейти чрез какой-то узкий и глубокий ров. Когда они перешли, пелусийский гарнизон сделал вылазку и завязал бой, с фиванцами. Произошла горячая борьба, вследствие большого соперничества с обеих сторон; прошел целый день в опасной битве, и только ночью они разошлись. На другой день царь разделил греческое войско на три части; каждая имела командиром грека, к которому был приставлен начальник перс, назначенный за доблесть и благонамеренность. Первый ряд занимали виотийцы под командой Лакрата-фивянина и перса Росака, потомка семи персов, погубивших магов, сатрапа Ионии и Лидии; за ним следовала многочисленная конница и немалая пехота варваров. Вторая часть была аргивян, под начальством Никострата и перса Аристазана, царского докладчика и самого верного, после Вагоя, друга. У него было 5 тыс. отборных солдат и 80 триер. Третьей частью командовал Ментор, предавший Сидон, имея под собой прежних наемников; с ним вместе начальствовал Багой, которому особенно доверял царь; он отличался смелостью и беззаконием. У него были царские греки, значительное количество варваров и немалое число кораблей. Сам царь, начальствуя над остальною частью войска, руководил всем. Таково распределение было у персов, Египетский же царь Нектанеб не испугался ни количества неприятелей, ни общего расположения персов, хотя у него было Значительно меньше войска. У него было 20 тыс. греческих наемников, столько же ливийцев; египтян, называемых «воинами», 60 тыс., при этом речных судов для сражений и стычек на Ниле, хорошо устроенных, невероятное количество. Часть реки, обращенная к Аравии, была укреплена частыми крепостями, вся изрезана стенами и рвами. Имея и все другие приспособления для войны, он в короткое время, благодаря собственному неблагоразумию, был низвергнут с власти. Причиной поражения была более всего неопытность его, как полководца, а также то, что он победил персов в прежнем походе. Получив известных в то время полководцев, отличавшихся доблестью и военным талантом, — Диофанта-афинянина и Ламия-спартиата, он с их помощью удачно вел дело. Затем же, вообразив себя искусным полководцем, он ни с кем не разделял команды и вследствие неумения не мог сделать в войне ничего пригодного. Заняв укрепления значительными гарнизонами, сам с 3 тыс. египтян, 5 тыс. греков и половиной ливийцев стал у входов, наиболее удобных для вторжения. Таково было расположение с обеих сторон. Никострат, полководец аргивян, имея против себя египетских вождей, дети и жены которых были заложниками у персов, переплыл с флотом чрез какой-то ров в место, скрытое от взора. Рассадив солдат и укрепив место, стал лагерем. Когда узнали о прибытии врагов, охранявшие ближайшее место наемники «гиптян немедленно бросаются на них в количестве 7 тыс. Начальствовал над ними Клиний из Коса; он поставил их в боевой порядок. Прибывшие также выстроились. Произошла жаркая битва, в которой греки, наемники персов, блистательно сражаясь, убили полководца Клиния и более 5 тыс. солдат. Нектанеб, царь египетский, услыхав о гибели своих, испугался, полагая, что и остальная часть персидского войска легко перейдет чрез реку. Думая, что неприятели со всеми силами двинутся к Мемфису, решил более всего позаботиться о нем; поэтому, вернувшись со своим войском в Мемфис, приготовился к осаде. Между тем Лакрат-фивянин, предводитель первой части, двинулся для осады Пелусия. Отведя течение рва в другое место и сделав на высушенном месте насыпь, пододвинул к городу машины. Так как большая часть стен обрушилась, гарнизон скоро выстроил вместо них другие и поставил хорошие деревянные башни. Несколько дней продолжалась непрерывная битва у стен, и сначала стоявшие в Пелусии греки энергично отражали осаждающих, а когда узнали, что царь удалился в Мемфис, испугавшись, завязали переговоры о капитуляции. Когда Лакрат дал им клятвенное обещание, что по сдаче Пелусия они все будут отправлены в Элладу со всем, что вынесут, они сдали крепость. Тогда Артаксеркс послал Багоя с солдатами-варварами принять Пелусии. Солдаты, войдя, отняли много из того, что выносили греки. Когда те негодовали за обиду и призывали богов в свидетели клятвы, Лакрат, приняв это к сердцу, прогнал варваров и, повергнув некоторых из них, позаботился о тех, относительно которых был нарушен договор. Когда Багой побежал к царю и пожаловался на Лакрата, Артаксеркс решил, что с солдатами Багоя поступлено правильно, и казнил персов, зачинщиков грабежа. Так Пелусии был сдан персам. Ментор, предводитель третьего отряда, овладев Бубастом и многими другими городами, подчинил их царю при помощи одной хитрости. Так как во всех городах гарнизоны состояли из двух народов — греков и египтян, то Ментор распустил слух, что царь Артаксеркс отнесется человеколюбиво к тем, которые сдадут города, а те, которые будут взяты силою, понесут такое же наказание, как Сидон. И стражам ворот он объявил, чтобы они выпускали желающих перебежать к нему. Так как пленные египтяне беспрепятственно выходили из лагеря, то скоро этот слух распространился по всему Египту, и везде тотчас наемники стали враждовать с туземцами, и города наполнились распрями. И те и другие наперерыв старались сами передать крепости и променять на благодарность за это собственные лучшие надежды. Это прежде всего получилось в Бубасте. После сдачи Бубаста прочие города в страхе сдавались персам на капитуляцию. Царь Нектанеб, находясь в Мемфисе и видя, что города стремятся к сдаче, не осмелился подвергнуться риску спасения своей власти. Отказавшись от царства и захватив большую часть денег, он убежал в Эфиопию. Артаксеркс, завоевав весь Египет и срыв стены важнейших городов, разграбил храмы и собрал множество золота и серебра и унес из храмов древние документы, которые потом Багой за большие деньги продал назад египетским жрецам. Царь затем отпустил на родину греческих союзников, наградив каждого по заслугам значительными подарками. Сатрапом Египта он назначил Ферендатэ и затем вернулся в Вавилон с войском, унося много денег и добычи и окруженный громкой славой за свои подвиги».

Так произошло второе покорение Египта. Другие писатели сообщают к этому еще различные подробности о зверствах Оха. Рассказывали (у Динона), что он, узнав, что египтяне называют его, как и других персидских царей, ослом (т. е. Сетхом, который теперь окончательно сделался чортом), сказал: «этот осел съест вашего быка»; приказал изжарить Аписа и съел его с приятелями, а также убил мендесского священного овна. Элиан прибавляет, что вместо Аписа он поставил осла и велел служить ему и т. п.

Нектанеб бежал. Что с ним сталось — неизвестно. Однако в развалинах Мемфиса найден его ушебти, а также давно известен его саркофаг, различные части которого находятся в Каирском музее. Неужели он потом вернулся и умер на родине? Во всяком случае, его родные продолжали жить в Египте. В Берлинском музее есть богатый саркофаг «князя Нектанеба, великого генерала его величества (вероятно Птолемея I), коменданта пограничной крепости Джара, начальника бедуинов»; бабушка его была сестрой Нектанеба и женой севеннитского номарха. Он упоминает о каких-то войнах, в которых он участвовал, борясь за Египет и подчиняя иноземные области царю, имя которого, к сожалению, не названо.

Нектанеб вел войны в самом начале и в конце своего царствования. Остальное время, довольно продолжительное, он употребил, подобно своим предшественникам, на деятельность в пользу храмов и искусства. Весь Египет полон его памятниками; его имя встречается немногим реже знаменитых имен XVIII, XIX и XXVI дин. И цельные храмы, и наосы, и мелкие сооружения, и дарственные записи - все это дошло в значительном количестве и обнаруживает специфически нектанебовский стиль, распознаваемый с первого взгляда. Есть прямые указания на его строительную деятельность. Так, один лейденский греческий папирус передает легенду о том, что севеннитский храм украшен им вследствие сонного видения в 16-м году царствования. На восточной границе Дельты, в местности Сафт-эль-Хенне уже давно найден величественный наос в честь местного божества Сопда, считавшегося покровителем Востока, воздвигнутый, вероятно, по поводу какого-то чуда. Здесь изображены все боги; чтившиеся в этих местах; фараон молился им, намекая на свои победы над «Востоком». Это было очень удачно, так как Сопд был в то же время воинственным божеством, изображаемым в виде кобчика, вооруженного луком и стрелами, или в виде страшной крылатой человеческой фигуры с двумя ножами в руках и с оружием у ног, причем надпись говорит, что это «Сопд, владыка Востока, поразитель азиатов, повергающий супостатов». Нектанеб именуется здесь, как храбрый «разрушитель и прогонитель, премудрый и разумный, сражающийся за Египет против бунтовщиков, попирающий под ноги азиатов, освобождающий престол от их насилия, твердый сердцем, идущий вперед и не отступающий, заботящийся о храмах своим великим разумом, который подобен тому, что исходит из уст Ра». Эта забота о храмах проявилась не только в постройках, но и в увеличении доходов их. Об этом свидетельствует, между прочим, одна длинная надпись, интересная тем, что в ней впервые, найдено имя Навкратиса, написанное по-египетски. Текст датирован 1-м годом, 4-м мес. лета, 13-и днем Нектанеба II, т. е. временем, непосредственно следующим после его воцарения. После обычного хвалебного вступления рассказывается, как царь, возложив на себя нижнеегипетскую корону в Саисе, решил сделать угодное «своей матери Нейт» и в этих видах издал указ, чтобы в пользу ее храма была передана десятина со всего ввозимого по «Греческому морю» в гавань Хенут-хент и десятина со всего производства Пиамро, названного «Нукрат», на берегу канала Ану... Подобные десятины упоминаются псевдо-Аристотелем в числе установленных Тахом по совету Хабрия. Нектанеб лишает свою казну той части, которая этим указом передается саисскому храму, очевидно, в видах привлечения на свою старону духовенства. В другом указе он под страхом жестокой кары запрещает ломать камень для построек в горах, окружающих священный Абидос.

Таким образом, невидимому, и Нектанеб и его предшественники были настоящие благочестивые фараоны, находившие в виду врагов и бедствий и средства и время строить и жертвовать. Однако, если Ревилью верно читает загадочную демотическую хронику, жрецы их расценивали иначе. Чем они руководствовались, мы не знаем. По духу это любопытное произведение приближается к хронике Набонида и еврейским книгам Царств и Паралипоменон; в них история рассматривается с жреческой точки зрения. Разница здесь та, что текст служит как бы толкованием древнего пророчества. К сожалению, до сих пор этот необычайно интересный памятник не нашел более надежного исследователя. Покойный Кралль имел в виду им заняться, но не успел этого исполнить. Мы не решаемся следовать за Ревилью, приводя полностью его перевод и выводы, скажем только, что, на основании его чтения, Амиртей упоминается здесь пока единственный раз в египетском тексте, как «первый царь после варваров — мидян», при котором «явилось очищение». Нектанеб I и его династия искусственно связаны с предшествующей. Время Нектанеба II названо «временем гибели, дележа в 18-й день», когда «мидяне-языки открыли сокровища», когда «наши водовместилища, наши каналы полны слез, и в Египте нет людей, чтобы жить в домах», и ожидается спаситель из Эфиопии. К некоторым царям персидского времени автор относится отрицательно, особенно же к Нектанебу II, которого он высмеивает, заставляя чваниться царским одеянием. Иначе отнесся к нему народ, учредивший культ Нектанебов, как героев, в Фивах (жрец дома Нектанеба I и жрец статуи Нектанеба II) и сочинивший известную и вошедшую в роман псевдо-Каллисфена легенду о нем, как об отце Александра Македонского, связавшем фараоновский Египет с эллинистическим. Таким образом, в сознании египтян он был последним фараоном, таким он и был во мнении ученых, пока проф. Шпигельберг не доказал, что и десятилетие, прошедшее от Охова погрома до Александра Великого, не обошлось без новой попытки египтян возродить свое царство. Давно был известен фараон Хабабаша, но его ошибочно относили ко времени Дария или Ксеркса. Теперь Шпигельберг разобрал один демотический брачный контракт, датированный первым годом этого царя и содержащий в себе подпись того же свидетеля, который расписался на одном документе от 324 г. Очевидно, Хабабаша относится ко времени после Нектанеба. Сам интересный памятник, на котором он засвидетельствован, - документ от времени Александра, сына Александра Великого, и Птолемея, еще сатрапа, о возвращении участка земли храму Буто:

«Когда этот великий князь (т. е. сатрап Птолемей) пожелал оказать благочестивое дело богам Верхнего и Нижнего Египта, ему рассказали его свита и вельможи Дельты: болотное место, именуемое «земля Буто», отдана была некогда царем В. и Н. Египта Сенен-Тенен-сотеп-ни-Пта, сыном Ра, Хабабашем, богам Пе и Депу после того, как его величество отправился в Пе-Депу, осмотрел кругом всю болотную область во время путешествия по Дельте, когда он осматривал каждое устье Нила, идущее в Средиземное море, чтобы не допускать азиатских кораблей в Египет. Тогда сказал его величество (Хабабаша) своей свите: «расскажите мне об этой болотной местности». Они рассказали его величеству: «болотная местность, именуемая землей Буто, принадлежит богам Пе-Депу издревле, еще раньше, чем злодей Ксеркс отнял ее Никто не приносил после этого в ней жертвы богам Пе-Депу». Сказал его величество: «приведите жрецов и вельмож Пе-Депу». Их немедленно привели. Сказал его величество: «скажите мне, как поступили боги Пе-Дспу со злодеем за его злодеяние - ведь говорят, что злодей Ксеркс преступил против Пе-Депу, отняв его достояние?» Сказали они его величеству: «государь, господин наш, Гор, сын Исиды, сын Осириса, князь князей, царь парей Верхнего и Нижнего Египта, защитник отца своего, владыка Пе, начало и конец богов, которому никакой царь несравним — он изгнал злодея Ксеркса с его старшим сыном из дворца. Еще и теперь об этом можно узнать во граде Нейт-Саисеу матери бога (может быть, матери Хабабаша)». Тогда сказал его величество: «этот могучий из богов, с которым никакой царь несравним, да будет поставлен на путь, приличествующий его величеству, я клянусь в этом». Сказали жрецы и вельможи Пе-Депу: «да повелит твое величество снова отдать землю Бута богам Пе-Депу, с хлебом, напитками, быками, гусями и всякими хорошими вещами».

Итак, несомненно, что загадочный фараон жил после Ксеркса. Дошедшая от его 2-го года надпись о посвящении им саркофага Апису напоминает по характеру памятника Нектанеба, на это же время указывает и упомянутая подпись свидетеля. Предположение Шпигельберга, что вместо Ксеркса надо разуметь Артаксеркса III, не может быть принято, так как документ официальный, а имена Ксеркса и Артаксеркса звучат по-персидски и египетски (Хшиарша и Артахшашас) совсем не сходно; придется признать, что во все время туземных династий участок, конфискованный Ксерксом, не был возвращен храму. Интересно упоминание о том, что Хабабаша объезжал приморскую страну и укреплял русла Нила против персидского флота — это напоминает постоянные сообщения Диодора о заботах Нектанебов об устьях. Тройное имя Хабабаша «Подобие Танена, избранник Пта», указывает на коронацию в Мемфисе, брачный же контракт, очевидно, фиванского происхождения. Таким образом, царь этот признавался около двух лет во всем Египте. Имя его — не египетское; самые разнообразные предположения, высказывавшиеся относительно его происхождения, все одинаково не убедительны. Остается предположить, что новая попытка восстановления царства фараонов произошла под влиянием низвержения Оха и последовавших за этим дворцовых смут.

Таким образом, политическая и хронологическая стороны истории последних туземных династий, при сравнительном обилии и разнообразии сведений и памятников, все еще представляют много неясного и трудного. Пред нами события и цари, засвидетельствованные греческими писателями и неизвестные из туземных памятников, и наоборот, оставившие следы в храмах и на папирусах, но не упоминаемые у авторов, противоречия в хронологии, сомнительные фактические данные и т. п. Все эти обстоятельства были причиной, между прочим, того, что в течение долгого времени не могла быть окончательно приурочена интересная надпись ираклеопольского номарха Самтауи-Тефнахта, находящаяся в Неаполитанском музее. В ней видели упоминание и о Марафонской битве (Эрман) и о восстании Инара (Кралль) и Хабабаша (Видеман), пока, наконец, Шефер не доказал, что ее орфография указывает с несомненностью на эпоху Птолемеев и что сама она повествует о событиях конца персидского владычества и о времени македонского завоевания. Поэтому она является едва ли не последним эпиграфическим египетским памятником историко-биографического характера (на ряду с берлинским саркофагом Нектанеба), и мы сообщаем ее в переводе:

«Князь, казначей, единственный семер, жрец Гора, владыки Хебену, жрец богов 16-го верхнеегипетского нома, жрец бога Самтауи в Я-Хеху, начальник жрецов богини Сохмет во всей стране, Самтауи-Тефнахт, говорит: «О владыка богов, Хершефи, царь обеих Земель, владыка всех стран, свет, освещающий землю, правое око которого солнце, а левое — месяц, душа — свет, из ноздрей которого выходит ветер, оживляющий все. Я — твой преданный раб, сердце мое по воле твоей; я наполнил тобою мое сердце, я не заботился ни о каком городе, кроме твоего города, я не упускал выставлять на вид духов его пред всеми людьми; сердце мое (дивится) множеству чудес в доме твоем день и ночь. То, что ты для меня сделал, неизмеримо выше этого. Ты расширил мой путь к царскому дому; сердце благого бога было довольно тем, что я говорил. Ты возвысил меня пред бесчисленными, когда ты повернул тыл к Египту. Ты вложил любовь ко мне в сердце властителя Азии. Друзья (царя) благодарили меня. Он дал мне сан верховного жреца Сохмет после брата моей матери, начальника жрецов Сохмет в обеих землях Хи-хе-неба. Ты защитил меня в войне греков, когда ты отразил Азию. Они убили бесчисленное количество на моей стороне, но никто не поднял руки против меня. Затем я увидел тебя во сне, причем твое величество сказало мне: «спеши в Ираклеополь — я буду с тобою». Я прошел чрез границу, будучи один. Я переплыл море без страха, помня о тебе, и не преступил твоих повелений. Я прибыл в Ираклеополь, причем ни один волос не пропал с моей головы. Так, благодаря тебе, начало было хорошо, ты устроил и радостный конец: дал мне долголетие, полное счастия. О все жрецы, служащие этому почтенному богу, Гору горизонтов, вседержителю, душе совершенной в Ираклеополе, Атуму, царю души, душе первородной Хершефи, царю обеих земель! Если вы хотите, чтобы ваше имя осталось на земле по милости Хершефи, царя обеих земель, скажите: «да будут к тебе милостивы боги и богини, пребывающие в Ираклеополе, о помилованный своим богом и почтенный своим номом Самтауи-Тефнахт». Это будет полезно для вас, и другой, спустя годы, будет произносить ваши имена».

Итак, покойный номарх был при дворе последнего туземного фараона («благого бога»). Затем, когда бог «повернул тыл к Египту», т. е. предал его снова персам, «властитель Азии», т. е. персидский царь, и его друзья, благодаря промыслу Хершефи, оказывали ему милость не в пример другим представителям покоренного народа; царь утвердил его в жреческом достоинстве и взял его с собой на войну «греков», т. е. в поход против Александра. И здесь, промыслом Хершефи, «отразившего Азию», т. е. персов, он уцелел (вероятно при Иссе), когда было убито «бесчисленное множество на его стороне» (в том числе, как известно, и персидский сатрап Египта). Водимый своим богом, он возвращается в родной город, где бог «дает ему хороший конец», т. е. он приспособился и к новому режиму македонян. Надпись чрезвычайно важна интересна и является параллелью к знаменитой Ватиканской статуе: та начинает персидский период Египта, эта его заканчивает.

Приведенная надпись весьма интересна и в культурно-историческом отношении. Она является актом благодарности богу-покровителю и дает нам ценные указания на религиозное миросозерцание ее автора и многих подобных ему египтян. Мы видим, что благочестие и религиозность, столь заметные в саисскую эпоху, еще более прогрессируют. Человек чувствует себя под неусыпным блюстительством божества, которое является ему в сонных видениях и творит для него чудеса. Само оно наделяется такими свойствами, какие делают его еще более далеким от наивного фетишизма древности. Бог, которого особенно чтит автор надписи, — это царь не только Египта, но и всех стран, и это понятно, так как он — «свет, освещающий землю, правое око которого — солнце, а левое — месяц, душа — свет, а из ноздрей выходит ветер, чтобы оживить все». Он требует себе служения, но сам подает гораздо больше того, что может для него сделать человек... Таковы возвышенные представления, проникшие со стен храмов и из гимнов в надписи частных лиц. Храмовые тексты, если бы мы ими обладали в достаточном количестве, развернули бы пред нами и для этой эпохи интересную картину учений и высоких представлений. Единственный храм, дошедший более или менее полно, находится вне Египта — в Великом оазе, где продолжал почитаться уже сделавшийся древним бог Амон с его фиванским учением. Надписи на стенах этого храма датированы именами Дариев I и II. Они содержат гимны Амону, частью переписанные с более древних текстов. В них верховный бог отожествляется со всеми великими богами Египта, объявляется виновником жизни и промыслителем тварей. Это — космический монотеизм, близкий к пантеизму, но с этической окраской.

«Велики имена его все, сокровенны пред детьми его. Когда открываются врата неба к земле, сияет владыка престолов обеих земель в образах своих... в имени своем Ра, каждый день... Он проливает дыхание в гортани, в имени его Амон; он непоколебим во всем, душа Шу и всех богов, тело живущих жизни, творец плодоносных деревьев, виновник наводнения, нет жизни без него на окружности земли... сияющий в горизонте, распространяющий теплоту свою по земле, в имени его Осирис, творец света. Гор духов живущих, живущий в океане Нун, жизнь богов и людей...

Подобие Амона, подобие Атума, подобие Хепры, подобие Ра, единый создавший себя в виде миллионов, Тенен, предвечный, подобие, образовавшее свое тело собственными руками в виде любого образа, согласно своему желанию. Подобие великого крылатого солнечного диска, первого на небосклоне богини Нут, которая поручила ему небо и землю во всем их окружии, с тех пор, как воссиял он (над) водами в Каи-ка Ермополя. Боги идут (?), когда он исходит... Он озаряет круг неба перьями своими., он не гибнет во веки веков, плавая по небу, кружась по преисподней ежедневно, чтобы восстановить Осириса царем ада и обновить тело свое снова и усладить сердце матери сына его — Гора. Это — он, восходя и заходя ежедневно, пребывая на небе, чтобы освещать обе земли, руководить людей. Во веки живет овен Амона в его правом оке — в солнечном диске на небе, каждый день, во веки... Подобие Атума, подобие Осириса изначала. Левое око его — измеритель — Тот, подобие Амона ночью, сияющий на детей своих, плывущий по небу каждый день от угла горизонта, чтобы дать бытие временам года. Течение его против Ра, нет другого (подобного ему)... боги ликуют, ему больше, чем Шу. Они идут к нему, как идут сыновья убогих к другу (?), как верховный глава к сыну своему, который на престоле его, во дворце его. Определяется вечность сообразно времени его, когда он восходит и заходит. Вечно жив овен Амона в его левом оке, месяц ночью, царь живущих (звезд), разграничитель времен года, месяцев, лет. Он шествует вечно, восходя и заходя, подобие, подобие Шу, подобие высокое, более всех богов, подобие прекрасное, образы у четырех ветров неба, вышедших из уст его величества сына Шу, повелевающего ветрами, плывущего по небу каждый день, живущего в облаках над Шу, объезжающего небо. Он входит в деревья — они существуют, он оживляет цветок, проявляет (?) силу свою больше, чем у могучего льва. Нет другого над ним. Слышен его голос, но не виден он сам ни для какого дыхания. Он укрепляет беременную при родах, он оживляет вышедшее из нея. Он пробегает таинственный мир того, чье сердце не бьется, давая ему сладостное дуновение северного ветра, наполняя сердце его своим благовонием постоянно, ежедневно давая силу в тело его, когда приходит сообразно времени своему неукоснительно. Да даст (?) он имя свое Гору-тема, да защитит Шентит, да утвердит сына ее на престоле отца его во веки, Амон, душа Шу, плывущий по облакам между небом и землей... Живут от него во веки».

Что касается этической стороны египетских религиозных представлений, то в памятниках этого времени мы услышим уже знакомое нам. Так, большой манчестерский папирус из Эль-Хибе, представляющий жалобу угнетенного жреца Петиисе, обращенную к персидскому наместнику времени Дария I, приводит ряд, к сожалению, трудно переводимых гимнов Амону, в которых это божество выступает в знакомой нам роли защитника угнетенных и отмстителя злодеям. Весьма рельефно выражены нравственные представления также на некоторых саркофагах этого времени, особенно в одном тексте венского саркофага жреца Панемисе и каирском саркофаге его родственника Харемхеба:

«Откройте мне ваши врата в мире, откройте мне земли обоих истоков Нила, чтобы мне входить и выходить в преисподней, чтобы ходить жо земле, согласно желанию. Не погибнет душа, не гибнет мое тело, я — достойный у Осириса. Возьмите меня в преисподнюю, вы, находящиеся на вратах, не возвращайте меня назад; стражи врат, протяните мне ваши руки, чтобы соединиться с покоящимися в мире, находящимися в Месеке, бдите над моим гробом, сохраняйте мою мумию, прогоняйте зло, находящееся вне меня. Да войду я в дом преисподней к Осирису; да прославятся, мои добрые дела на его месте, мои добродетели — в великой зале правды на небе. Мое сердце ненавидит ложь, я знаю духа великого бога преисподней, я не погрешил против него, ибо избегал всего, что ненавидит его дух. Не был я склонен делать то, что ему ненавистно, не брал я ничего воровством, не вредил никому в жизни моей, не лгали мои уста со дня рождения, с младенчества до старости, не произносил никогда лжи доныне. Я величал духов, украшал духа, я следовал приличному и делал добро относительно всех людей, восхваляя богов, неустанно делая дело их каждый день и ночь. Духи превосходные, слушайте слово мое воистину. Я кормил людей в моем доме, давая пропитание нуждающимся. Я давал мои руки разбитым, чтобы доставить им питание для жизни. Добродетели мои многочисленны и сияют пред миллионами, ибо я дал изобилие неимущим. Я не лгу и не говорю неправды. Я — хвалимый, хвалимый в городе моем; нет порока в том, что я делал. Сердце человека — его бог сам. Сердце мое довольно тем, что я сделал; оно в теле моем; я — бог. Радуются боги видеть меня. Нельзя найти (во мне) ничего для пожирателя многих, не написано против меня преступления в трибунале Гора, что на весах; сердце мое на пути Испытателя сердец. Я знаю великих спутников Осириса. Откройте ваши врата, стражи дверей, отверзите мне путь чрез чертог сокровенный, да видят меня мумии и тени, да видят меня боги ради того, что я делал для них в течение лет пред живущими, да узнают меня рехит (люди); я был на земле ради добра, которое им сделал. Причислите меня к вам вместе с духами (святыми), ибо чтил я богов запада, ибо делал я добро, да соединюсь с вами в веселии... Я иду скоро ко владыке молчания; удалено от членов моих утомление; я поклонюсь духам, живущим у Ра. Да даст он моей душе соединиться с телом, да утвердит мое сердце на своем месте, да расширит мое шествие среди покойных, входящих в землю, согласно желанию сердец их, я живу во веки, в бесконечное время. Память о добре, которое я делал, остается в преисподней. Возвещает оно совершенства твои богам, говоря: ты превосходен пред чистыми, живущими на небе, подобно звездам».

Автор этих благочестивых строк, однако, всецело стоит на традиционной почве египетских мифологических представлений; на его гробе изображены те же духи, божества и чудовища, что и везде. Точно также и владелец следующего саркофага, относящегося к тому же времени:

«Ты принят богами, находящимися в преисподней, следуя к месту, куда желаешь, с духами совершенными запада Фив, с богами, которые там. Они говорят тебе: «добро пожаловать». Ты будешь гостем, не меньшим одного из них. Ты получишь дары с жертвенника Ра, освежишься освежением Сокара. Осирис Аараи, ты выходишь чистым с цветами из храма твоего города. Дают тебе каждение, возлияние духу твоему, приносят дары тебе из божественных вещей, как ты делал для твоих отца и матери, как совершенных покойников. Возносится душа твоя на небо, чтобы созерцать солнце, тело твое в преисподнюю с Кебом, ты свидетельствуешь утварь Осириса и возлагаешь на себя корону Урт. Ты получаешь место твое в аду, место твое вечное, время твое не гибнущее, лето твое — также. Ты выходишь и ходишь с Осирисом. Ты пьешь воду на каналах Нила, ты получаешь дуновение северного ветра. Открыты тебе врата неба; ты принят среди них в мире. Выходит душа твоя, чтобы соединиться с душами превосходными; превосходно тело твое в преисподней, о Аараи покойный».

Здесь все обычно и традиционно, как во все эпохи Египта. Высокие идеи продолжали уживаться с прежними анимистическими представлениями. С этой стороны наша эпоха была прямым продолжением саисской. Внешнее наивное благочестие дошло до крайних пределов. Греческие комики Анаксандрид (сред. IV в.) и Тимокл (кон. IV в.) указывают на египетский культ животных, как на непонятный для греков; первый говорит даже, что на него и на другие различия в правах и быте указали египетским послам, мотивируя этим отказ в заключении союза.

Количество боготворимых форм росло, странным образом уживаясь с идеей единства божественной сущности. Вероятно, одним из средств примирить это было необычайное превознесение местных божеств, пример которому мы видели на Хершефи ираклеопольском, и окружение их сонмами подчиненных божеств; в состав этих сонмов входил почти весь египетский пантеон. Таким образом, все местные божества наделялись сходными эпитетами, считались божествами света и, следовательно, тожественными. Так, Нектанеб I в Бубасте называл себя «сыном Бает», вместо обычного «сын Исиды». Во всех местах культа жрецы принимают целые вереницы титулов, так как рядом с местным божеством чтились едва ли не все египетские божества. Характерным примером нагромождения божеств является уже упомянутый нами наос Нектанеба II в Сафт-элъ-Хенне:

«Он пришел и умертвил Апопи и открыл благоприятный год; боги и богини ликовали и веселились в его святилище, ибо он связал врага; земля востока в радости: он убил врагов; гора Ману в веселии, когда его дух восходит и идет на горизонте: его враги изрублены. Когда он плывет по небу с благоприятным ветром, он достигает хорошего запада; обитатели запада в радости, видя, что он приближается к ним, члены их дрожат при виде его: он всегда на устах их... Когда он поднимается на гору Баху, все животные ликуют ему; его лучи и сияние на них; он приводит девятый час, когда таинственное время прошло в Нут. Неразрушимые звезды не останавливаются. Гор-тема, вооруженный копьем, поражает Апопи впереди корабля. Гор берется за руль, чтобы управлять; великая Сохмет, владычица писания, произносит заклинания кораблю бога. Он идет и умерщвляет врагов. Благой бог, храбрый, разрушитель и прогонитель премудрый и разумный, сражающийся за Египет против бунтовщиков областей, попирающий под ноги азиатов, освобождающий трон от их насилия, твердый сердцем, идущий вперед и не отступающий, заботящийся о храмах своим великим разумом, подобным тому, что исходит из уст Ра. Почтенный бог Сопд, владыка востока, да вспомянет свое благоволение над его волей, и все боги, когда его величество подходит пред них. Когда царь хотел воздать почтение этому богу в сокровенном святилище, неведомом жрецам, и где все боги области были со своими телами, боги вложили в сердце царя. После многих лет, неведомо как, они увидали его явственно, как он поднялся на этом одре. Царь явился на восток, он украсил мир своими лучами; ты вознесся высоко, как владыка правогласия. Благой бог украшает седалище его, как «обиталище сокровенного образа» владыки востока, для тела его собственного. Боги, что позади его — на правой стороне, цикл богов — на левой от него. Когда он, выходит, цикл богов пред ним подобно тому, как у Ра, когда тот сияет в горизонте и когда заходит на седалище свое каждый день».

Таков текст, начертанный на стенах наоса, воздвигнутого на восточной окраине Дельты, вблизи Гесемской земли, по поводу «чуда» явления местного бога и в воспоминание побед над персами, а может быть и для снискания помощи божества в предстоящей войне, И здесь говорится о чуде, как у Самтауи-Тефнахта о сновидении. Наос покрыт бесчисленным количеством изображений: целая вереница богов, духов и фетишей в разнообразных положениях, ритуальных и мифических, является в свете Сопда, как бога света, поражающего демонов мрака и врагов Египта.

Еще в большей степени подчеркнута эта дуалистическая идея на памятнике Нектанеба I, известном под именем стелы Меттерниха и изданном В. С. Голенищевым. Здесь вереницы изображений все проникнуты идеей зиждительной силы вечно юного божества света и его победы над темными силами. Во главе поставлено солнце, как огненная стихия, выплывающая из трех остальных стихий, и солнце в виде огненного старца, подобного Сопду на наосе в Сафт-эль-Хенне и попирающего гадов; в центре — солнце в виде младенца Гора с двумя головами, младенца и старца, попирает и давит гадов; вся масса божеств и второстепенных изображений также выражает эту идею; царь Нектанеб I, коленопреклоненный пред верхним изображением рождающегося солнца, произносит: «о владыка огня, жара и зноя, дай свое пламя всюду, но не сожигай». Все остальные многочисленные тексты содержат магические заклинания против укушения гадов, с намеками на соответствующие мифы. Был ли этот памятник, сооруженный для царя, доказательством его суеверия, или он воплощает идею победы сынов бога света над политическими гадами, отродьем Тифона — персами, и служил. как бы государственным талисманом, мы не знаем, но следует отметить, что с этого времени подобия его — фигурки юного божества, попирающего крокодилов и гадов, с соответствующими текстами, входят во всеобщее употребление, являясь талисманами против укушений и яда и укрепляя в сознании народа роль божеств света, как представителей не только физического света, но и всего доброго и прекрасного. Дуалистические представления развиваются, Апопи и Сетх делаются настоящими чертями. Статуэтки Сетха уничтожаются, имя его выскабливается и избегается; вместо него начинают употреблять «бу», т. е. пустое место. Сообразно этому, Осирис и его цикл стал пользоваться еще большим почтением, чем раньше, и сравниваться с солнечными божествами. Греки познакомились с египетской религией, когда она приняла этот дуалистический характер; этим объясняется, что в их известиях он слишком подчеркнут. Египтологи старого времени, по недоразумению, распространили его и на древний период, когда Сетх вовсе не считался злым божеством. Конечно, такая, эволюция египетских представлений вполне могла быть совершенно естественной, как переход от дуализма материального к нравственному, но на нее, вероятно, оказала свое влияние долгая борьба с Азией, с ненавистными персами; как известно, Сетх считался богом азиатов... Нам будет понятно известие классиков, что египтяне называли Оха ослом — осел в это время символ Сетха-Тифона. На жизнь храмов и духовенства в эту эпоху проливает много света глубоко интересный памятник, обнимающий саисское и персидское время — дело фамилии жрецов бога Амона в г. Таюджой близ Ираклеополя. Храм здесь был построен еще Шешонком в честь Амона. и фиванских богов, в благодарность за победы в Палестине. Местный жреческий род происходил от верховных жрецов в Фивах и занимал выдающееся положение в государстве — он дал несколько «начальников гаваней», которым при саисской династии, был подчинен весь юг «от южной башни Мемфиса до Ассуана», они заведывали всей внутренней и внешней торговлей и жили в Ираклеополе вблизи богатого Фаюма, нося, титул его князей. За время смут и иноземных нашествий храм пришел в упадок.

При Псаметихе I жрец Петиисе, племянник и сотрудник одноименного с ним «начальника гаваней», на свои средства восстановил храм и культ и «сделал Таюджой столь же славным, как великие храмы юга». В память о своей деятельности он поставил две вотивных статуи с надписями из элефантинского камня; сам он получил наследственное жречество Амона и его эннеады. Внук его был отряжен сопровождать Псаметиха III в сирийском походе; в его отсутствие его место жрецы из угодливости передали сыну номарха. Хлопоты его не увенчались успехом, так как царь умер раньше, чем он успел получить к нему доступ и принести жалобу. Когда Яхмос II наложил руку на храмовые имущества, жрецы отстояли принадлежавший им остров, подкупив влиятельного царедворца Хеохонса этим самым жреческим местом, но правнук Петиисе и сын Петиисе третий не думали отказываться от своих прав на него и продолжали вести процесс. В 4-й год Камбиза Петиисе удалось получить назад свой домг но не место, а в 9-й год Дария ему, как невольному свидетелю поведения жрецов, доведших храм до разрушения, пришлось вынести арест, пытки, побои; его дом был сожжен. Хлопоты у сатрапа имели ничтожные результаты — он не получил ни достаточного удовлетворения, ни жреческого наследственного места. Пред нами проходит яркая картина жизни египетского храма со всей ее закулисной стороны: с интригами, подкупами, насилиями; докладная записка Петиисе имеет и приложения — копии с льготных грамот, освобождающих храм от повинностей по ходатайству упомянутого нами восстановителя храма — Петиисе I. Жрецы забыли его благодеяния и изгладили одну из его надписей, не желая, чтобы его обездоленный потомок на нее мог ссылаться. После насилий, обрушившихся на несчастную семью, одним из ее членов были составлены в честь Амона молитвы и текст их поставлен на том месте, «куда овен Амона «великий блеянием» доходил и давал свой оракул». Они по тону напоминают библейские псалмы бедных людей, жалующихся на утеснения богатых и власть имущих, и, будучи в копии приложены к делу, знакомят нас с поэтико-богословским творчеством лучшей части жречества в эту эпоху.

Последние фараоны были религиозны. Они считали своею обязанностью не только «сражаться за Египет и оберегать трон его», но и «заботиться о храмах». Следы этих забот до такой степени многочисленны, что вызывают удивление и кажутся невероятными, при мысли о кратковременных царствованиях и постоянных войнах. От Фил до Гесема и Навкратиса рассеяны воздвигнутые в это время храмы, наосы, статуи, обелиски, изваяния львов и т. п. И все это, Сделанное большею частью из твердого темного камня, поражает изяществом, законченностью, тщательностью отделки. Филейские пропилеи и карнакский пилон Нектанеба принадлежат к лучшим произведениям египетского искусства; сидящая статуя Нектанеба II в Париже и статуя Ахориса не уступают лучшим образцам Древнего царства, равно как ватиканские львы и эдфусский наос. Наосы вообще излюбленная форма религиозных памятников этой эпохи; это — каменная ниша для статуи божества, украшенная высеченными изображениями и надписями. Вероятно, последние египетские цари любили прибегать к ней особенно потому, что она давала возможность, при сравнительно небольшой затрате времени и материальных средств, выразить в изящной художественной форме усердие к тому или другому религиозному центру, а так как они хотели везде проявлять это усердие, то и выбрали наос — для сооружения храмов повсюду не было ни времени, ни средств, ни необходимости, тем более, что приходилось реставрировать старое и залечивать последствия погромов. Поражает чистота отделки, изящество изображений и иероглифических знаков, высеченных с удивительной тщательностью. Вообще искусство этого времени является продолжением саисского, но в некоторых случаях ушло еще дальше в смысле изящества и верности природе. Масперо склонен приписывать это влиянию греков, с которыми, египтянам постоянно приходилось иметь дело и которые из Навкратиса распространяли по всему Египту свои мраморные изваяния и свои расписные вазы. Он сопоставляет обломки барельефов из гробниц саисской и нашей эпох с известными скульптурами с мастаба Древнего царства и находит, что при кажущейся близости их, при ближайшем знакомстве обнаруживаются существенные различия. С одной стороны, поздние барельефы, лишенные надписей, идеальны и отвлеченны, — они передают не действительность (напр., дары от определенных деревень покойного), а традицию; с другой — они более реалистичны по исполнению и не лишены греческого влияния. Особенно останавливается он на фигурах женщин и музыканта в гробнице жреца и воина Джа-Нофра в Александрийском музее. Усиленная деятельность царей отразилась, между прочим, на каменоломнях Турра и Массара у Мемфиса. Подземные галлереи их заключают много памятных демотических надписей писцов, наблюдавших за работами и рабочими. Десятки этих надписей упоминают царей Ахориса и Нектанебов (напр.: «в шестой год, в мес. фармути царя Ахориса, владыки корон, вечно живущего. Место работ Петефра, сына... пред Гором» и т. п.). Совершенно непонятно, откуда у этих царей были такие средства, достаточные и для постоянных войн и для широкой строительной деятельности. До нас дошло единственное свидетельство — о совете Хабрия Таху (у Полиэна), и оно только доказывает, что к экстренным мерам и налогам на храмы до этого времени не приходилось прибегать; возможно, что эти меры и были одной из причин недовольства Тахом и его падения.

Вообще внутреннее состояние Египта в эту эпоху мало чем отличалось от саисского времени. Попрежнему в областях сидели номархи, иногда настолько крупные, что казались для греков царями; из них вышли XXIX и XXX династии. Вероятно от персидского, а может быть от раннего птолемеевского времени, до нас дошли интересные каирские статуи танисских номархов с длинными надписями, в которых они говорят о своих отличиях орденами, о земельных, пожалованиях со стороны фараона, о своих жреческих и военных должностях, о работах, о родном городе (между прочим, «после его пленения»), о водных путях и земледелии. Подобным же образом и в изданной нами ватиканской надписи на статуе владетель какого-то города и почитатель богини Хатор хвалится, что он увеличил обрабатываемую площадь, принадлежащую городу, и защищал его граждан.

Вне Египта власть фараонов простиралась на ливийские оазы, которые разделяли все время судьбу Нильской долины. В Амоновом оазе (Сива) Штейндорф обследовал остатки двух храмов этой эпохи. Один из них в главном пункте оаза — Агурми, заключавший в себе знаменитый оракул, имеет на стенах надписи с именами Ахориса и князя оаза Сетхердиса, носившего титул «начальника иноземных областей» и одетого в царскую одежду; на голове у него страусовое перо, отличительная черта окрестных ливийцев. Другой храм, в Уммебеда, вероятно, относится ко времени Нектанеба; князь, изображенный здесь на коленях пред Амоном, носит имя Уну-Амон. Некоторое время, кроме того, фараонам удалось распространить свое влияние и даже власть на Сирию и хотя на минуту напомнить времена Нового царства. Странным кажется почти полное отсутствие частных демотических документов от этого времени. Все почти папирусы этого рода относятся ко времени Дария I; Гриффис высказывает предположение, что количество частных сделок находится в связи с благосостоянием страны, и в смутные и трудные времена египтяне предпочитали обходиться без документов и присутственных мест. В таком случае придется о времени самостоятельных фараонов персидского времени сделать весьма невыгодное заключение.

Военный характер также был отличительной чертой этой эпохи, равно как и продолжающееся наводнение страны иноземцами. Кроме греков, финикиян и персов, появляются в большом количестве сирийцы, а с ними арамейские и египто-арамейские стелы с посвящениями египетским богам. В сезон 1908 г. Флиндерс Петри нашел остатки мемфисского квартала иностранцев и в нем большое количество терракот, представляющих типы народов, среди которых он распознал персов, греков, сумерийцев (!), семитов, индусов, скифов. По времени они относятся главным образом к 500—300 гг. Наконец, с 1904 г. на Элефантине делаются находки, давшие возможность в настоящее время окончательно установить существование в Египте персидского времени иудейских колоний. Благодаря сначала отучаю, а затем систематическим раскопкам немецких археологов, обнаружено много прекрасно сохранившихся арамейских папирусов, датированных годами Ксеркса, Артаксеркса I, Дария II, Амиртея и представляющих документы имущественных и денежных сделок, брачные контракты, официальную переписку, исторические и литературные тексты из иудейской военной колонии в Ассуане. Иудеи переселились сюда, вероятно, при Псаметихе I, а затем, особенно после разрушения Иерусалима Навуходоносором, состояли на службе у саисских фараонов, а затем персидских владык Египта. Они делились на «знамена», отряды, подчиненные персидским офицерам, владели домами, вели денежные дела и даже служили: один из них называет себя персидским чиновником в крепости. Храмик Иеговы был выстроен на Элбфантине на Царской улице. Имена, упоминаемые в папирусах, обычные еврейские: Иедония, Натан, Менахем, Анания, Азария, Захария и др., но встречаются и египетские — напр.: Петихнум, отец Осии. Религиозная обособленность уже заметна, хотя еще не выражена ярко; иудейский прозелитизм уже начинает свою пропаганду; между прочим, египетский архитектор Несугор, женившись на иудеянке, сделался Натаном. Вообще, религиозная физиономия людей в это время становится уже более определенной и религиозная атмосфера более напряженной. Так, в одном плохо сохранившемся документе уполномоченный иудейской общины при дворе наместника решение дела как будто ставит в связь с тем, что кто-то «почитатель Мазды». Однако, иудейский монотеизм еще не был безусловным — кроме Яху упоминаются прямо или косвенно четыре божества. Сами себя иудеи называют безразлично и иудеями и арамеями. У них было свое присутственное место, признанное, законом; — «двор иудеев». Дела велись по общегосударственному праву, причем терминология та же, что и в современных и более древних вавилонских документах; и здесь замечательно высокое положение женщины. Имена, упоминаемые в папирусах, дают богатый материал для представления о смешении рас. Кроме еврейских, персидских и египетских имен, встречаются арамейские (Атар-или), арабские, вавилонские (Сингашид, Ададнури, Набутукульти); иногда имена разных национальностей представлены в одной семье: Багдат (перс. Бэгадата — богоданный) оказывается сыном Навуходоносора. Конечно, большинство этих имен носили иудеи, всегда склонные заимствовать имена из той среды, куда забросила их судьба.

Необычайный интерес имеют три открытые немецкими учеными папируса, изданные Захау и уже вызвавшие большую литературу. Они представляют деловую переписку по поводу разрушения храма Иеговы; два из них почти тожественны и читаются таким образом:

«К господину нашему Багою, наместнику Иудеи, твои рабы: Иедония и его товарищи, священники в крепости Иеб. Мир да подаст тебе обильно во всякое время бог наш, бог небесный, и да дарует тебе благоволение царя Дария... и да подаст тебе долголетие. Будь в радости и тверд во всякое время. Так говорят твои рабы: Иедония и его товарищи. В месяце таммузе 14-го года царя Дария, когда Аршам ушел я отправился к царю, жрецы Хнума в крепости Иеб вошли в следующее тайное соглашение с Вайдрангом, который был здесь управителем: «Храм бога Яху, что в крепости Иеб, следует оттуда удалить». Тогда этот проклятый Вайдранг послал письмо своему сыну Нефаяну, начальнику войска в крепости Сиэне, следующего содержания: «Храм в крепости Иеб следует разрушить». Нефаян привел египтян и других солдат, они явились в крепость Иеб, с орудиями вторглись в храм, разрушили его до основания и разбили каменные колонны, которые там находились, равно как и пять каменных врат, бывших в этом храме, — они их разрушили, и деревянные двери, и металлические углы этих дверей, и крышу, состоявшую целиком из кедровых бревен... и все другое, что там находилось, они сожгли огнем. И жертвенные чаши из золота и серебра, и все вещи, которые находились в этом храме, они взяли и присвоили себе. Еще во дни египетских царей отцы наши выстроили этот храм в крепости Иеб. Когда Камбиз вступил в Египет, он уже нашел этот храм выстроенным; храмы египетских богов были все разрушены, а в этом храме никто ничего не повредил. После того, как Вайдранг и жрецы Хнума так поступили, все мы с нашими женами и детьми оделись в траурные платья, стали поститься и молиться Яху, богу небесному, который затем дал нам сведение об этом псе Вайдранге... сокровища, которые он приобрел, погибнут, и все люди, причинившие зло этому храму, будут казнены, и мы увидим их гибель. И раньше, когда нам было причинено это несчастие, мы уже написали письмо господину нашему (Багою) и первосвященнику Иехоханану и его товарищам, священникам в Иерусалиме, и Остану, брату Анании, и старейшинам иудейским. Ответа они нам не прислали. Со дней таммуза 14-го года Дария до нынешнего дня мы носим траурные платья и постимся, наши жены стали подобны вдовам, мы больше не умащаемся и не пьем вина. До нынешнего дня (17-го года царя Дария) не приносятся в этом храме жертвы каждения и всесожжения. И вот, твои рабы, Иедония и его товарищи и иудеи, все граждане Иеба, так говорят тебе: если нашему господину (тебе) будет благоугодно, позаботься об этом храме, чтобы он был снова воздвигнут, ибо нам не дают разрешения его снова отстроить. Обрати внимание на получающих твои благодеяния и милости, находящихся в Египте. Да будет послано от тебя письмо к ним относительно храма богу Яху, чтобы он был снова выстроен в крепости Иеб, как и прежде. И жертвоприношения, и каждения, и всесожжения будут на нем приноситься на алтаре бога Яху от твоего имени. И мы будем молиться за тебя постоянно, мы, и наши жены, и наши дети, и все иудеи, находящиеся здесь, если будет так устроено, что этот храм будет восстановлен. И заслуга у тебя будет пред Яху, богом небесным, большая, чем каждого, кто будет ему приносить возношения и всесожжения равные 1 000 талантов серебра. Относительно золота мы послали и известили. Равным образом обо всем мы сообщили в письме от нашего имени Делае и Шелемае, сыновьям Санаваллата, наместника Самарии. Ничего не знает о том, что нам причинено, и Аршам.

20 мархешвана в 17-й год царя Дария».

Нет надобности распространяться о высокой ценности этого документа. Он является параллельным к книгам Ездры и Неемии, проливает свет на темное время после деятельности последнего. Жрецы Хнума отомстили за донос, о котором мы имели случай говорить выше (стр. 154), и в том же году, подкупив персидского командира, в отсутствие его начальника, вероятно, отправившегося ко двору с докладом о готовящемся восстании, разрушили храм Иеговы. Этот храм для них был ненавистен и потому, что евреи приносили в жертву овец и агнцев, и на самой Элефантине богом-покровителем был Хнум, имевший символом овна, — Клермон-Ганно нашел в последние годы на острове кладбище священных овнов! Очевидно, персидское правительство сильно покровительствовало евреям даже вне Палестины и, в угоду им, заставляло египетское духовенство терпеть у самых ворот своих храмов поругание своей религии, и притом со стороны инородцев, которые к тому же служили опорой ненавистного иноземного господства. Понятно поэтому, что когда персидская власть зашаталась, жрецы не замедлили проявить свою месть. Иудеи требуют казни своих врагов и ссылаются на оракул. Однако, разрешения строить новый храм они не получили — возможно, что персидские власти, видя подготовку восстания, боялись раздражить на этот раз египтян. Обращение к первосвященнику осталось без ответа па понятной причине — в это время уже существовал второй храм, и деятельность Ездры была позади; храмов вне Иерусалима не могло быть, и египетские поселенцы отстали от развития иудейства, находясь еще на стадии Йсаии, который находил возможным говорить, что будет жертвенник господень посреди земли египетской (Исаия 19, 19). Пришлось обратиться к светской, опять-таки к персидской власти — к Багою и сыновьям раскольника Санаваллата. Те откликнулись на просьбу, и небольшой папирус Берлинского музея от имени Багоя и Делая уполномочивает ходатайствовать от их имени пред наместником Египта Аршамом о разрешении отстроить святилище и приносить в нем жертвы и совершать каждение, но не всесожжения и не кровавые жертвы, очевидно, чтобы не раздражать египтян. Едва ли иудеи уже могли воспользоваться этим разрешением — Египет, вероятно, в том же году сделался самостоятелен. Следует обратить внимание, что все данные папируса сходятся с известными нам из других источников. Первосвященник Иоханан, у Иосифа Флавия (Древ. XI, 7) — Иоанн, предшественник Иаддуя, при котором Александр вступил в Иерусалим. Он известен тем, что убил в самом храме своего брата Иисуса, что вызывало вмешательство Багоя. Анания, вероятно, потомок царского рода, упоминаемый в I Паралипоменон, 3, 24, может быть, брат Неемии, известный из его книги.

Среди остальных папирусов, кроме частных деловых бумаг, имеются отрывки литературного содержания, куски широко распространенного на Востоке (намеки уже в книге Товита) и в древней Руси романа об Ахикаре (Акире премудром), а также арамейского извода Бехистунской надписи Дария. Среди деловых документов и писем обращает внимание небольшое послание к тому же «Иедонии и его товарищам, иудейскому войску» со стороны Анании, от 5-го года Дария, передающее царский приказ Аршаму, чтобы иудеи в Египте «от 15 по 21 нисана были чисты и благоговейны, не работали» и ели опресноки, т. е другими словами, по высочайшему повелению напоминается о празднике опресноков, потом слившемся с пасхой. Анания здесь выступает персидским уполномоченным, как Неемия (может быть, брат этого Анании!) — в Иерусалиме. Несколько документов перечисляют имена с пожертвованиями каждый раз двух сиклей серебра «для бога Яху». Другие папирусы представляют контракты, условия, долговые обязательства, документы на мену, выдачи, относятся к брачному праву, к дарению и т. п.

Haдписи: Еrman, Aus der Perserzeit. Aegypt. Zeitschr. 31. Еrman-Wilсken, Die Nankratisstele. Aegypt. Z. 38. Надпись Самтаyи-Тефнахта окончательно изд. в 1 вып. берлинских Hierogl. Urkunden d. Griech. Zeit. Исследование и перевод ее — Schafern сборнике Aegyptiaca и честь Эберса. Надпись Птолемея Сатрапа изд. там же. Впервые она понята надлежащим образом Wilсkеn'ом в Aegypt. Zeitschr. 35 (Zur Inschrift. v. Philae). Turajeff, Die naophore Statue № 97 im Vatikan. Aeg. Z. 46. Dаrеssy, Statues de basse epoque du Musee de Gizeh. Recneil de trav. XV. Dаressy, Construction d'un temple d'Apis par Nectanebo I. Annales du Service des antiquites IX. (1908). Гесемский наос — Naville, Goshen and the shrine of Saft-el-Henne. Egypt. Explor. Fund IV. Раскопки в Севенните: Naville, Samanud. Eg. Expl. F. VI. Ahmed-bey-Kamal, Annales d. Serv. d. ant. XII (1906). Терракоты из Мемфиса: Flinders Petrie, Memphis I, Brit. School of Archeol. in Egypt. Eg. Research account XIV, 1909.

Папирусы демотические: Spiegelberg, Demotische Papyrus a. d. Konigl. Bibl. zu Berlin. Lpz., 1902. (5 докум. персид. времени). Catal. general du Musee du Caire XI. Demot. Papyrus. Strassb., 1906. Der Papyrus Libbey. Strassburg, 1907 (Schriften der Wiss. Gesellschaft IV). Кроме значения для датировки Хабабаша, этот папирус важен как образец брачного контракта, составленного от лица жены и в ее пользу, совершенно в духе Диод. I, 27. Griffith, Catalogue of the Demotic Papyri in the Rylands library. Manchester, 1909 (между прочим история таюдгкойских жрецов).

Арамейские прежние изданы в Corpus Inscriptionum Semiticarum. Страссбургский Еuting, Notice sur un pap. egyp. arameen. Memoires Acad. Inscr. Belles-Lettres XV. См. статьи П. К. Коковцева в Зап. Вост. отд. Арх. общ. XVI и Л. 3. Мсерианца, Древности восточные. П. Документы и уд. колонии: Sаусе-Соwley, Aramaic papyri discovered at Assuan. L., 1906. Sachau, Aramaische Papyrus und Ostraca aus einer judischen Militar-Kolonie ян Elephantine. Lpz., 1911. 2 тома (монументальное издание). Lоds. Les decouvertes d'Elephantine -et l'ancien Testament, 1910. Троицкий в Христ. чтении 1908, 2. N. Peters, Die judiche Gemeinde von Elephantine-Syene. Freib. i. Br., 1910. E d. Meуег, Der Papyrusfund топ Elephantine, L., 1912 и мн. др.

Арамейские и финикийские надписи, в Абидосе ком храме после Sаусе издал и обследовал Lidzbarski (Ephemeris fur Semitische Epigraphic, III). Первые имеют форму «да будет благословен имя рек пред Осирисом», вторые просто: - «он — такой-то». Они помещены на храмовой лестнице, вероятно, считавшейся подобием лестницы, ведшей ко гробу Осириса, у которой и египтяне, и подражавшие им инородцы хотели видеть себя представленными пред богом загробного мира.