Глава X. Великий князь Всеволод Ольгович г.1139—1146
Всеволод изгоняет Вячеслава. Междоусобия. Мужество Андрея. Честность Всеволода. Его благоразумие. Равнодушие новогородцев к княжеской чести. Беспокойства в Новегороде. Смерть Андрея Доброго. Грабежи. Хитрость Всеволода. Россияне в Польше. Первая вражда Георгия с Изяславом. Мореходство новогородцев. Браки. Поход на Галич. Иоанн Берладник. Всеволод избирает наследника. Дела польские. Война с галицким князем. Мужество воеводы звенигородского. Кончина Всеволода.
Вячеслав, князь переяславский, спешил в Киев быть наследником Ярополковым, и митрополит, провождаемый народом, встретил его [22 февраля 1139 г.] как государя. Но Всеволод Ольгович не дал ему времени утвердить власть свою: узнав в Вышегороде о кончине Ярополковой, немедленно собрал войско; обступил Киев и зажег предместие Копыревское. Устрашенный Вячеслав послал митрополита сказать Всеволоду: «Я не хищник; но ежели условия наших отцов не кажутся тебе законом священным, то будь государем киевским: иду в Туров». Он действительно уехал из столицы, а Всеволод с торжеством сел на престоле великокняжеском, дав светлый пир митрополиту и боярам; вино, мед, яства, овощи были развозимы для народа; церкви и монастыри получили богатую милостыню.— К неудовольствию брата своего, Игоря, Всеволод отдал Чернигов сыну Давидову, Владимиру.
Новый великий князь изъявил желание остаться в мире с сыновьями и внуками Мономаха; но они не хотели ехать к нему, замышляя свергнуть его с престола. Тогда Всеволод решился отнять у них владения и послал воевод на Изяслава Мстиславича. Сия рать, объятая ужасом прежде битвы, возвратилась с уничижением и стыдом. В намерении загладить первую неудачу Всеволод приказал брату князя черниговского, Изяславу Давидовичу, вместе с галицкими князьями воевать область Туровскую и Владимирскую; а сам выступил против Андрея, гордо объявив ему, чтобы он ехал в Курск и что Переяславль должен быть уделом Святослава Ольговича. Великодушный Андрей издавна не боялся врагов многочисленных. «Нет!— ответствовал сей князь:— дед, отец мой княжили в Переяславле, а не в Курске; здесь моя отчина и дружина верная: живой не выйду отсюда. Пусть Всеволод обагрит свои руки моею кровию! Не он будет первый: Святополк, подобно ему властолюбивый, умертвил так же Бориса и Глеба; но долго ли пользовался властию?» Великий князь стоял на берегах Днепра и велел Святославу изгнать Андрея: но мужественный сын Мономахов, обратив его в бегство, купил победою мир. К чести Всеволода сказано в летописи, что он во время договоров, видя ночью сильный пожар в Переяславле, не хотел воспользоваться оным. Сии два князя, обещав забыть вражду, чрез несколько дней съехались в Малотине для заключения союза с ханами половецкими.
Между тем Владимир Галицкий с Иоанном Васильковичем, брат черниговского князя с половцами и ляхи, союзники Всеволодовы, вошли в область Изяславову и Туровскую. Но гордый Владимирке, стыдясь быть слугою или орудием государя киевского, искал в юном, мужественном Изяславе Мстиславиче не врага, а достойного сподвижника в опасностях славы: они встретились в поле для того, чтобы расстаться друзьями. Ляхи же и половцы удовольствовались одним грабежом. Сим война кончилась. Благоразумный Всеволод не отвергнул мирных предложений Изяслава и дяди его, Вячеслава туровского; дал слово не тревожить их в наследственных уделах и желал согласить свое честолюбие с государственною тишиною.
[1140—1142 гг.] Еще Георгий Владимирович, князь суздальский, оставался его врагом, прибыл в Смоленск и требовал войска от новогородцев, чтобы отмстить Всеволоду. Юный князь их, Ростислав, представлял им обязанность вступиться за честь Мономахова дома; но думая о выгодах мирной торговли более, нежели о чести княжеской, они не хотели вооружиться. Ростислав ушел к отцу: Георгий в наказание отнял у новогородцев Торжок. Сии люди выгоняли князей, но не могли жить без них: звали к себе вторично Святослава и в залог верности дали аманатов Всеволоду. Святослав приехал; однако ж спокойствия и тишины не было. Распри господствовали в сей области. Князь и любимцы его также питали дух несогласия и мстили личным врагам: некоторых знатных бояр сослали в Киев или заключили в оковы; другие бежали в Суздаль. Всеволод хотел послать сына своего на место брата, и граждане, в надежде иметь лучшего князя, отправили за ним епископа Нифонта в Киев. Тогда, не уверенный в своей безопасности, Святослав уехал тайно из Новагорода вместе с посадником Якуном. Народ озлобился; догнал несчастного любимца княжеского, оковал цепями и заточил в область чудскую, равно как и брата Якунова, взяв с них 1100 гривен пени. Сии изгнанники скоро нашли верное убежище там же, где и враги их: при дворе Георгия Владимировича, и, благословляя милостивого князя, навсегда отказались от своего мятежного отечества.
Уже сын Всеволодов был на пути с Нифонтом и доехал до Чернигова, когда ветреные новогородцы, переменив мысли, дали знать великому князю, что не хотят ни сына, ни ближних его и что один род Мономахов достоин управлять ими. Оскорбленный Всеволод задержал их послов и самого Нифонта. Узнав о том, новогородцы объявили Всеволоду, что они покорны ему как общему государю России, желая от его руки иметь властителем своим брата великой княгини, Святополка или Владимира Мстиславичей. Однако ж сия уклонность не смягчила Всеволода, который призвал к себе обоих меньших шурьев и дал им Брестовскую область, для того, чтобы они не соглашались княжить в Новегороде и чтобы его беспокойные жители испытали все бедствия и безначалия.
В самом деле, новогордцы, лишенные защиты государя, были всячески притесняемы: никто не хотел везти к ним хлеба, и купцы их, остановленные в других городах российских, сидели по темницам. Они терпели девять месяцев, избрав в посадники врага Святославова, именем Судилу, который вместе с другими единомышленниками возвратился из Суздаля: наконец прибегнули к Георгию Владимировичу и звали его к себе правительствовать. Он не хотел выехать из своей верной области, но вторично дал им сына и скоро имел причину раскаяться: ибо Всеволод, в досаду ему, занял Остер (городок Георгиев), а новогородцы — сведав, что великий князь, в удовольствие супруге или брату ее, Изяславу Мстиславичу, согласился наконец исполнить их желание и что шурин его, Святополк, уже к ним едет — заключили, по обыкновению, Георгиева сына в епископском доме. Капитолий граничил в Риме с Тарпейскою скалою: в Новегороде престол с темницею! Боялся ли народ остаться без властителя и на всякий случай берег смененного? Или, упоенный дерзостию, хотел явить его преемнику разительный пример своего могущества, поручая ему вывести бывшего князя из темницы? Как скоро Святополк приехал, граждане отпустили Ростислава к отцу.
В сие время, к общей горести, преставился Андрей Владимирович, в летах мужества, заслужив имя Доброго и не уронив чести Мономахова Дома. Вячеслав был его наследником, но медлил выехать из Турова. «Иди в свою отчину, Переяславль, — говорили ему послы Всеволодовы: — Туров есть древний город киевский; отдаю его моему сыну». Тихий Вячеслав жил спокойнее и безопаснее в западной России: соседство с половцами требовало деятельной осторожности, несогласной с его миролюбием. Принужденный исполнить требование Всеволодово, он увидел, что Россия имела своих половцев: Игорь и Святослав Ольгови-чи объявили ему войну. Недовольные тем, что великий князь наградил сына уделом и не хотел отдать им ни Се-верского Новагорода, ни земли вятичей, они вступили в тесный союз с князьями черниговскими, сыновьями Давида, и надеялись оружием приобрести себе выгодные уделы; опустошили несколько городов Георгия Владимировича Суздальского, захватив везде скот и товары; напали на область Переяславскую и два месяца жгли села, травили хлеб, разоряли бедных земледельцев. Вячеслав слышал стон людей, смотрел на дым пылающих весей и сидел праздно в городе, ожидая защиты от Всеволода и своих храбрых племянников, Мстиславичей. Великий князь действительно отрядил к нему воеводу с конницею печенежскою; с другой стороны пришел Изяслав Владимирский; а брат его, князь смоленский, завладел городами черниговскими на берегах Сожа. Инок Святоша был еще жив: Всеволод послал его усовестить хищников. Наконец они смирились. Великий князь отдал Игорю Юрьев и Рогачев, Святославу Черториск и Клецк, а Давидовичам Брест и Дрогичин, хитрым образом уничтожив опасный союз сих князей с его братьями. Но последние вторично изъявили досаду, когда Вячеслав, с согласия Всеволодова, уступил Переяславль Изяславу Мстиславичу, снова взяв себе Туров, и когда сын великого князя, юный Святослав, на обмен получил Владимирскую область. «Брат наш, — говорили Ольговичи, — думает только о сыне, дружится с своими ненавистными шурьями, окружил себя ими и не дает нам ни одного богатого города». Тщетно желали они поссорить его с добрыми Мстиславичами: великий князь не внимал злословию и хотел внутреннего спокойствия.
[1143—1144 гг.] Утвердив себя на престоле киевском, он велел сыну Святославу вместе с Изяславом Давидовичем и Владимирком галицким идти в Польшу, где герцог Владислав, зять великого князя, ссорился с меньшими братьями: с Болеславом (также зятем Всеволодовым) и с другими. К несчастию, россияне, призванные восстановить тишину государства, действовали как враги оного и вывели гуножество пленных ляхов, более мирных, нежели ратных.
Уверенный в искреннем дружелюбии Всеволода, Изяслав Мстиславич хотел, кажется, примирить его и с дядею, Георгием Владимировичем, и для того ездил к нему в Суздаль; но сии два князя не согласились в мыслях и расстались врагами: что, ко вреду государства, имело после столь кровопролитные следствия. В сем путешествии Изяслав виделся с верным братом своим, Ростиславом Смоленским, и пировал на свадьбе князя новогородского, Святополка, которого невеста была привезена из Моравии: вероятно, родственница богемского короля Владислава. Новгород успокоился: купеческие суда его ходили за море, привозили иноземные товары в Россию и в 1142 году мужественно отразили флот шведского короля, выехавшего на разбой с шестидесятые ладиями и с епископом. Финлянды, дерзнув грабить Ладожскую область, были побиты ее жителями и корелами, новогородскими данниками.
Желая прекратить наследственную вражду между потомством Рогнединым и Ярослава Великого, благоразумный Всеволод женил сына своего, юного Святослава, на дочери Василька Полоцкого; а Изяслав Мстиславич выдал свою за Рогволода Борисовича, позвав к себе, на свадебный пир, Всеволода, супругу его и бояр киевских. Но, веселясь и пируя, князья рассуждали о делах государственных: Всеволод убедил их восстать общими силами на гордого Владимирка, который по смерти братьев, Ростислава и Васильковичей, сделался единовластителем в Галиче, хотел даже изгнать Всеволодова сына из Владимирской области и возвратил великому князю так называемую крестную, или присяжную грамоту в знак объявления войны. Ольговичи, князь черниговский с братом, Вячеслав Туровский с племянниками Изяславом, Ростиславом Смоленским, Борисом и Глебом, сыновьями умершего Всеволодка Городненского, сели на коней и пошли к Теребовлю, соединясь с новогородским воеводою Неревиным и герцогом польским, Владиславом.
Владимирко услышал грозную весть: призвал в союз венгров и выступил в поле с Баном, дядею короля Гейзы. Река Серет разделяла войска, готовые к битве. Всеволод искал переправы: князь галицкий, не выпуская его из вида, шел другим берегом и в седьмой день стал на горах, ожидая нападения; но Всеволод не хотел сразиться: ибо место благоприятствовало его противнику. Когда же Изяслав Давидович, брат черниговского князя, с отрядом наемных половцев взял Ушицу и Микулин в земле Галицкой: тогда великий князь приступил к Звенигороду. Вслед за неприятелем Владимирко сошел в долины. Видя стан его на другой стороне города, за мелкою рекою, Всеволод тронулся с места в боевом порядке и хитро обманул неприятеля: вместо того, чтобы вступить с ним в битву, зашел ему в тыл, расположился на высотах, отрезал его от Перемышля и Галича, оставив между собою и городом вязкие болота. Дружина Владимиркова оробела. «Мы стоим здесь, — говорили его бояре и воины, — а враги могут идти к столице, пленить наши семейства». Князь галицкий, не имея надежды' сбить многочисленное войско с неприступного места, начал переговоры с братом Всеволодовым: склонил его на свою сторону; требовал мира и дал слово Игорю способствовать ему, по смерти Всеволода, в восшествии на престол киевский. Великий князь не соглашался. «Но ты хочешь сделать меня своим наследником, — сказал Игорь брату: — оставь же мне благодарного и могущественного союзника, столь нужного в нынешних обстоятельствах России!» Всеволод исполнил наконец его волю и в тот же день обнял князя галицкого как друга; взял с него за труд 1200 гривен серебра, роздал оные союзным князьям и возвратился в столицу, доказав, что умеет счастливо воевать, а не умеет пользоваться воинским счастием.
[1145 г.] Мир не продолжился. Брат Владимирков, Ростислав, оставил сына, именем Иоанна, прозванного Бер-ладником, у коего дядя отнял законное наследство: сей юноша жил в Звенигороде и снискал любовь народа. Пользуясь отсутствием Владимирка, уехавшего в Тисменицу для звериной ловли, галичане призвали к себе Иоанна и единодушно объявили своим князем. Гневный Владимирко приступил к городу. Жители сопротивлялись мужественно; но Иоанн в ночной вылазке был отрезан от городских ворот: пробился сквозь неприятелей, ушел к Дунаю и, наконец, в Киев. Галичане сдалися. Склонный более к строгости, нежели к милосердию, Владимирко плавал в их крови и с досадою слышал, что великий князь взял его племянника под защиту как невинно гонимого.
Однако ж Всеволод еще не думал нарушить мира, слабый здоровьем и сверх того озабоченный неустройствами Польши, где любезный ему зять, герцог Владислав, не мог ужиться в согласии с братьями. Созвав князей во дворце киевском, Всеволод сказал им, что он, предвидя свою кончину, подобно Мономаху и Мстиславу избирает наследника и что Игорь будет государем России. Князья долженствовали присягнуть ему: черниговские и Святослав Оль-гович исполнили его волю. Изяслав Мстиславич долго колебался; однако ж не дерзнул быть ослушником. Успокоенный сим торжественным обрядом, Всеволод начал говорить о делах польских. «Пекись единственно о своем здравии,— ответствовал Игорь:— мы, верные твои братья, утвердим Владислава на троне» Игорь, предводительствуя войском, вступил в Польшу. Кровопролития не было: меньшие братья Владиславовы, стоявшие в укрепленном стане за болотом, не хотели обороняться и, прибегнув к суду наших князей, уступили Владиславу четыре города, а России Виз-ну. Несмотря на то, Игорь возвратился с добычею и с пленниками. Владислав же скоро утратил престол, заслужив ненависть народную гонением единокровных и несправедливою казнию знаменитого вельможи Петра, коему он отрезал язык, выколол глаза и таким образом, по словам нашего летописца, отмстил за российского князя Володаря, в 1122 году коварно плененного сим вельможею.
[1146 г.] Владислав бежал к тестю, в надежде на его помощь; но Всеволод, удостоверенный тогда в неприятельских замыслах галицкого князя, выступал в поход с дружинами киевскою, черниговскою, переяславскою, смоленскою, туровскою, владимирскою и с союзными дикими половцами, оставив Святослава Ольговича в столице. Успех не ответствовал ни силе войска, ни славе предводителя. Оно шло с трудом неописанным: ибо дожди согнали снег прежде времени; конница тонула в грязи. Всеволод осадил наконец Звенигород и сжег внешние укрепления, однако ж не мог овладеть крепостию: ибо там начальствовал мужественный воевода, Иван Халдеевич, который, узнав, что жители в общем совете положили сдаться, умертвил трех главных виновников сего веча и сбросил искаженные трупы их с городской стены. Народ ужаснулся, и страх имел действие храбрости: звенигородцы с утра до вечера бились как отчаянные. Всеволод отступил и возвратился в Киев, где скоро начал готовиться к новой войне, сведав, что Владимирко взял Прилуку. Но жестокая болезнь исхитила обнаженный меч из руки его. Отвезенный в Вышегород — место славное тогда чудесами святых мучеников, Бориса и Глеба, — великий князь напрасно ждал облегчения; объявил Игоря своим преемником, велел народу присягнуть ему в верности и послал зятя своего, Владислава Польского, напомнить Изяславу Мстиславичу данную им клятву. С таким же увещанием ездил боярин, Мирослав Андреевич, к князьям черниговским, которые, согласно с Изяславом, ответствовали, что они, уступив старейшинство Игорю, не изменят совести. Тогда [1 августа 1146 г.] Всеволод спокойно закрыл глаза навеки: князь умный и хитрый, памятный отчасти разбоями междоусобия, отчасти государственными благодеяниями! Достигнув престола киевского, он хотел устройства и тишины; исполнял данное слово, любил справедливость и повелевал с твердостию; одним словом, был лучшим из князей Олегова мятежного рода.