Глава IX. Великий князь Ярополк г. 1132—1139

Неустройства. Дань печорская. Завоевание Дерпта. Битва на Ждановой горе. Кровопролитие в южной России. Изгнание князя из Новагорода. Великодушие Василька Полоцкого. Псков отделился от Новагорода. Устав о церковной дани. Новогородцы опять изгоняют князя. Междоусобие в южной России. Мир и кончина великого князя. Столетняя вражда между потомками Олега и Мономаха. Галицкое княжение. Характер Владимирка. Борис воюет с королем венгерским; является в стане короля французского; убит изменником.

Превосходные достоинства Мстислава удерживали частных князей в границах благоразумной умеренности: кончина его разрушила порядок.

Граждане киевские объявили Ярополка Владимировича государем своим и призвали его в столицу. Согласно с торжественным договором, заключенным между им и старшим братом, в исполнение Мономахова завещания, он уступил Переяславль Всеволоду, сыну Мстислава. Сей князь новогородский, приехав туда, чрез несколько часов был изгнан дядею, Георгием Владимировичем, князем суздальским и ростовским, который заключил союз с меньшим братом Андреем и боялся, чтобы Ярополк не сделал Всеволода наследником киевского престола. Великий князь убедил Георгия выехать из Переяславля; но, чтобы успокоить братьев, отдал сию область другому племяннику, Изяславу Мстиславичу, князю полоцкому. Таким образом слабость нового государя обнаружилась в излишней снисходительности, и несчастные следствия доказали, сколь малодушие его было вредно для государства. Новогородцы, ладожане и псковитяне (которые составляли одну область) уже не хотели принять Всеволода. «Забыв клятву умереть с нами (говорили они), ты искал другого княжения: иди же, куда тебе угодно!» Несчастный князь должен был удалиться. Граждане скоро одумались и возвратили изгна-ника; но власть его ограничилась, и посадники, издревле знаменитые слуги князей, сделались их совместниками в могуществе, будучи с того времени избираемы народом. — Полочане также воспользовались отсутствием Изяслава: выгнали брата его, Святополка, и признали князем своим Василька Рогволодовича, который возвратился тогда из Царяграда.

[1133—1135 гг.] Новые перемены служили только поводом к новым беспорядкам и неудовольствиям. Желая совершенно угодить братьям, Ярополк склонил Изяслава уступить Переяславль дяде своему, Вячеславу. Племянник в замену получил Туров и Пинск, сверх его прежней Минской области; был доволен и ездил в уделы Мстиславичей, в Смоленск, в Новгород, собирать дары и налоги для Ярополка. Достойно примечания, что Новгород, владея отдаленными странами нынешней Архангельской губернии, платил за них великим князьям особенную дань, которая называлась печорскою. Но скоро верность Изяслава и братьев его поколебалась: легкомысленный Вячеслав, жалея о своем бывшем уделе, отнял у племянника Туров, а Георгий Владимирович взял Переяславль, отдав за то Ярополку часть своей Ростовской и Суздальской области. Огорченный Изяслав прибегнул ко Всеволоду: сей новогородский князь незадолго до того времени победил мятежную чудь, взял Юрьев, или Дерпт, основанный Великим Ярославом, и в надежде на свою храбрость обещал брату завоевать для него область Суздальскую. Он не сдержал слова: дошел только до реки Дубны и возвратился. Между тем в Новегороде господствовало неустройство: народ волновался, избирал, сменял посадников и даже утопил одного из главных чиновников своих, бросив его с моста, который служил новогородцам вместо скалы Тарпейской. Недовольные худым успехом Всеволодова похода, они требовали войны и хотели снова идти к Суздалю. Напрасно Михаил, тогдашний митрополит Киевский, приехав к ним, старался отвратить их от сего междоусобия: новогородцы считали оное нужным для своей чести; не пустили от себя митрополита и, несмотря на жесткость зимы, выступили в поле 31 декабря; с удивительным терпением сносили холод, вьюги, метели и кровопролитною битвою, 26 генваря, на долгое время прославили Жданову гору (в нынешней Владимирской губернии); потеряли множество людей, убили еще более суздальцев, но не могли одержать победы; возвратились с миром и немедленно освободили митрополита, который предсказал им несчастные следствия их похода.

И южная Россия была в сие время феатром раздора. Ольговичи, князья черниговские, дружные тогда со Мстиславичами, объявили войну Ярополку и братьям его; призвали половцев; жгли города, села; грабили, пленяли россиян и заключили мир под Киевом. Изяслав был тут же. Он не ходил вторично с новогородцами в область Суздальскую: великий князь уступил ему Владимир, Андрею, брату своему, Переяславль, а Ростов и Суздаль возвратил Георгию, который сверх того удержал за собою Остер в южной России. В сем случае новогородцы поступили как истинные, добрые сыны отечества: не хотев взять участия в междоусобии, они прислали своего посадника Мирослава и наконец епископа Нифонта, обезоружить князей словами благоразумия. Нифонт, муж строгой добродетели, сильными убеждениями тронул их сердца и более всех способствовал заключению мира.

[1136 г.] Но чрез несколько месяцев опять возгорелась война, и князья черниговские новыми злодействами устрашили бедных жителей Переяславской области. В жестокой битве, на берегах Супоя, великий князь лишился всей дружины своей; она гналась за половцами и была отрезана неприятелями: ибо Ярополк с большею частию войска малодушно оставил место сражения. Пленив знатнейших бояр, Ольговичи взяли и знамя великого князя. Василько, сын Мономаховой дочери, Марии, и греческого царевича Леона, находился в числе убитых.— Завоевав Триполь, Халеп, окрестности Белагорода, Василева, победители уже стояли на берегах Лыбеди, когда Ярополк, готовый ко вторичной битве, но ужасаясь кровопролития, вопреки мнению братьев предложил мир и согласился уступить Ольговичам Курск с частию Переяславской области. Митрополит ходил к ним в стан и приводил их к целованию креста, по тогдашнему обычаю.

Между тем новогородцы, миря других, сами не умели наслаждаться внутреннею тишиною. Князь был жертвою их беспокойного духа. Собрав граждан ладожских, псковских, они торжественно осудили Всеволода на изгнание, ставя ему в вину, 1) что «он не блюдет простого народа и любит только забавы, ястребов и собак; 2) хотел княжить в Переяславле; 3) ушел с места битвы на Ждановой горе прежде всех и 4) непостоянен в мыслях: то держит сторону князя черниговского, то пристает ко врагам его». Всеволод был заключен в епископском доме с женою, детьми и тещею, супругою князя Святоши; сидел как преступник 7 недель за всегдашнею стражею тридцати воинов, и получил свободу, когда Святослав Ольгович, брат князя черниговского, избранный народом, приехал княжить в Новгород. Оставив там аманатом юного сына своего, Владимира, Всеволод искал защиты Ярополковой, и добросердечный великий князь, забыв вину сего племянника (хотевшего прежде, в досаду ему, овладеть Суздальскою землею), дал изганнику Вышегород; но равнодушно смотрел на то, что древняя столица Рюрикова, всегдашнее достояние государей киевских, уже не признавала над собою их власти.

[1137 г.] Мятеж продолжался в Новегороде. Всеволод имел там многих ревностных друзей, ненавистных народу, который одного из них, именем Георгия Жирославича, бросил в Волхов. Сии люди, не теряя надежды успеть в своем намерении, хотели даже застрелить князя Святослава. Сам посадник держал их сторону и наконец с некоторыми знатными новогородцами и псковитянами ушел ко Всеволоду, сказывая ему, что все добрые их сограждане желают его возвращения. Рожденный, воспитанный с ними, сей князь любил Новгород как отчизну и "неблагодарных его жителей как братьев; тосковал в изгнании и с сердечною радостию спешил приближиться к своей наследственной столице. На пути встретил его с дружиною Василько Рог-володович, князь полоцкий, в 1129 году сосланный Мстиславом в Константинополь: он имел случай отмстить сыну за жестокость отца; но Василько был великодушен: видел Всеволода в несчастии и клялся забыть древнюю вражду; желал ему добра и сам с честию проводил его чрез свои области.

Псковитяне с искренним усердием приняли Всеволода: новогородцы же не хотели об нем слышать и, сведав, что он уже в Пскове, разграбили домы его доброжелателей, а других обложили пенями, и собранные 1500 гривен отдали купцам на заготовление нужных вещей для войны. Святослав призвал брата своего, Глеба, из Курска; призвал самых половцев. Уже варвары надеялись опустошить северную Россию, как они с жестоким отцом сего князя грабили южную; но псковитяне решились быть друзьями Всеволода: завалив все дороги в дремучих лесах своих, они взяли такие меры для обороны, что устрашенный Святослав не хотел идти далее Дубровны и возвратился. Таким образом город Псков сделался на время особенным княжением: Святополк Мстиславич наследовал сию область по кончине брата своего, набожного, благодетельного Всеволода-Гавриила, коего гробницу и древнее оружие доныне показывают в тамошней соборной церкви.

Новогородцы, избрав Святослава, объявили себя неприятелями великого князя, также суздальского и смоленского. Псковитяне не хотели иметь с ними сношения; ни Василько, князь полоцкий, верный союзник Всеволодов. Лишенные подвозов, они терпели недостаток в хлебе (которого осьмина стоила тогда в Новегороде 7 резаней), и неудовольствие народное обратилось на князя невинного. Одно духовенство имело некоторую причину жаловаться на Святослава: ибо он сочетался каким-то незаконным браком в Новегороде, не уважив запрещения епископского и велев обвенчать себя собственному или придворному иерею. За то сей князь старался обезоружить Нифонта своею щедростию, возобновить древний устав Владимиров о церковной дани, определив епископу брать, вместо десятины от вир и продаж, 100 гривен из казны княжеской, кроме уездных оброков и пошлины с купеческих судов. Но Святослав не мог успокоить народа и был изгнан с бесчестием. Желая защитить себя от мести Ольговичей, граждане оставили в залог у себя его бояр и княгиню; сослали ее в монастырь св. Варвары и призвали в Новгород Ростислава, внука Мономахова, сына Георгиева; заключили мир с великим князем, псковитянами и хвалились своею мудрою политикою. — Горестный Святослав, разлученный с женою, на пути своем в Чернигов был остановлен смоленскими жителями и заперт в монастыре Смядынском: ибо Ольговичи снова объявили тогда войну роду Мономахову.

Сии беспокойные князья вместе с половцами ограбили селения и города на берегах Сулы. Андрей Владимирович не мог отразить их, ни иметь скорой помощи от братьев, которые, в надежде на мир, распустили войско. Он не хотел быть свидетелем бедствия своих подданных и спешил уехать из Переяславля, оставив их в добычу врагам и не менее хищным наместникам. Заключение Святослава еще более остервенило жестоких Ольговичей: пылая гневом, они как тигры свирепствовали в южной России, взяли Прилук, думали осадить Киев. Но Ярополк собрал уже сильную рать, заставил их удалиться и скоро приступил к Чернигову. Не только все российские князья соединились с ним, но и венгры дали ему войско: в стане его находилось еще около 1000 конных берендеев или торков. Жители черниговские ужаснулись и требовали от своего князя, Всеволода, чтобы он старался умилостивить Ярополка. «Ты хочешь бежать к половцам, — говорили они: — но варвары не спасут твоей области: мы будем жертвою врагов. Пожалей о народе и смирися. Знаем человеколюбие Ярополково: он не радуется кровопролитию и гибели россиян». Черниговцы не обманулись: великий князь, тронутый молением Всеволода, явил редкий пример великодушия или слабости: заключив мир, утвержденный с обеих сторон клятвою и дарами, возвратился в Киев и скончался [18 февраля 1139 г.]. Сей князь, подобно Мономаху, любил добродетель, как уверяют летописцы; но он не знал, в чем состоит добродетель государя. С его времени началась та непримиримая вражда между потомками Олега Святославича и Мономаха, которая в течение целого века была главным несчастием России: ибо первые не хотели довольствоваться своею наследственною областию и не могли, завидуя вторым, спокойно видеть их на престоле великокняжеском.

Вместе с другими россиянами находилась под Черниговом, в Ярополковом стане, и вспомогательная дружина галицкая: так с его времени называется в летописях юго-западная область России, где сын Володарев, честолюбивый Владимирко, господствуяввместе с братьями, перенес свою особенную столицу на берег Днестра, в Галич, и прославился мужеством. Он не мог забыть коварного злодеяния ляхов, столь бесчестно пленивших Володаря, и мстил им при всяком случае. Какой-то знатный венгерец, Болеславов вельможа, начальник города Вислицы, изменив государю, тайно звал галицкого князя в ее богатую область. Владимирко без сопротивления завладел оною и сдержал данное венгерцу слово: осыпал его золотом, ласкою, почестями; но, гнушаясь злодеянием, велел тогда же ослепить сего изменника и сделать евнухом. «Изверги не должны иметь детей, им подобных», — сказал Владимирке, хотев таким образом согласить природную ненависть к полякам с любовию к добродетели. Он удовольствовался взятою добычею и не мог удержать за собою Вислицы. Польские летописцы говорят, что Болеслав старался отмстить ему таким же грабежом в Галицкой области: свирепствовал огнем и мечом, плавал в крови невинных земледельцев, пастырей, жен, и возвратился с честию! Тогдашние ужасы войны без сомнения превосходили нынешние и казались не злодейством, но ее принадлежностию, обыкновенною и необходимою.

Владимирко — то враг, то союзник венгров — участвовал также в войне Бориса, сына Евфимии, Мономаховой дочери, с королем Белою Слепым. Еще в утробе матери осужденный на изгнание и воспитанный в нашем отечестве, Борис, возмужав, хотел мечом доказать силу наследственных прав своих и вступил в Венгрию с россиянами, его союзниками, и с Болеславом Польским; но в решительной битве не выдержал первого удара немцев и бежал как малодушный, не умев воспользоваться благорасположением многих венгерских бояр, которые думали, что он был законный сын их государя и что Коломан единственно по ненависти своей к российской крови изгнал супругу, верную и невинную. Напрасно искав защиты немецкого императора, Борис чрез несколько лет явился в стане Людовика VII, когда сей французский монарх шел чрез Паннонию в обетованную землю. Узнав о том, Гейза, король венгерский, требовал головы своего опасного неприятеля; но Людовик сжалился над несчастным и, призвав на совет епископов, объявил послам Гейзы, что требование их короля не согласно ни с честию, ни с верою христианскою. Борис, женатый на родственнице Мануила, греческого императора, удалился в Царьград, выехав тайно из французского стана на коне Людовиковом; воевал еще с Гейзою под знаменами Мануила и был застрелен изменником, половецким воином, в 1156 году. Сын его, младший Коломан, известный храбростию, служил после грекам и правительствовал в Ки-ликии.