А. Д. Горский. Куликовская битва 1380 г. в исторической науке

¹(600-летие Куликовской битвы. Тезисы докладов и сообщений юбилейной научной конференции 8-10 сентября 1980 г. М., 1980.)

Более 600 лет минуло со времени Куликовской битвы, но память о ней пережила столетия. Грандиозное сражение, происшедшее 8 сентября 1380 г. у впадения в Дон правого его притока - реки Непрядвы и закончившееся сокрушительным разгромом золотоордынских войск Мамая русской ратью под предводительством московского великого князя Дмитрия Ивановича, произвело огромное впечатление на современников. Очевидно, уже вскоре после битвы были сделаны записи о событиях 1380 г. Со временем эти записи оформились в летописные рассказы, известные в науке под общим названием "Летописная повесть" о Куликовской битве, хотя по размерам и по содержанию они имеют различия².

Списки погибших в бою князей, воевод, видных бояр зафиксировали поминальные ("животные") книги - синодики³. Упоминания о битве на Дону попали в княжеские грамоты⁴, в родословные записи⁵, разрядные книги⁶, в записи на рукописных книгах⁷.

В первые же десятилетия, если не в первые годы, после Куликовской битвы создаются и специальные произведения, прославляющие победу русского оружия над полчищами Мамая. Это - и упомянутая "Летописная повесть" о Куликовской битве, и знаменитая поэтическая "Задонщина"⁸, в новых исторических условиях возродившая идеи, форму и стиль не менее знаменитого "Слова о полку Игореве". Это и одно из самых популярных и распространенных произведений древнерусской литературы - "Сказание о Мамаевом побоище". Существуя первоначально в огромном количестве списков⁹, оно сравнительно рано, уже в XVII в., было напечатано: особая редакция его текста была включена в третье издание "Синопсиса" (1680)¹⁰. Отзвуки Куликовской победы можно найти в панегирическом "Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича"¹¹, в "житии" Сергия Радонежского (начало XV в.), где рассказывается об участии его в событиях 1380 г. (благословении им Дмитрия Ивановича на борьбу с Мамаем, посылке в поход монахов - воинов Пересвета и Осляби)¹².

О Куликовской битве, ее реликвиях, о Дмитрии Донском как храбром полководце, защитнике Руси от "нечестивого" Мамая упоминается в связи с более поздними событиями в различных памятниках русской письменности XV-XVII вв. Например, летописи напоминают о победе Дмитрия Донского над Мамаем, рассказывая о походе Ивана III на Новгород и Шелонской битве 1471 г.; под 1480 г. в ряде летописей помещено послание епископа Вассиана Рыло тому же Ивану III с призывом к активной обороне против нашествия Ахмата на Русь со ссылкой на пример Куликовской битвы; при описании взятия Казани сообщается о том, что при войске Ивана IV находились "животворящий крест" и икона Богоматери, "иже бе на Дону" с Дмитрием Донским¹³. Иван Грозный в своих посланиях упоминает среди своих предков Дмитрия Донского именно как полководца, "иже над безбожными агаряны за Доном великую победу показавшего"¹⁴. Ссылки-напоминания о Куликовской битве имеются также в "Большой челобитной" Ивана Пересветова (первая половина XVI в.), в "Истории о Казанском царстве" (XVI в.), "Ином сказании" (1606)¹⁵. Рассказы о Куликовской битве вошли в хронографы, в "Степенную книгу", в "Синопсис", в кратком изложении в "Скифскую историю" А. И. Лызлова (1692)¹⁶, а также в различные рукописные и печатные сборники. Многочисленные изображения Куликовской битвы и событий, с ней связанных, имеются уже в рукописных книгах XVI-XVII вв.: в Лицевом летописном своде XVI в.¹⁷, в лицевых списках "Жития Сергия Радонежского"¹⁸, "Сказания о Мамаевом побоище"¹⁹, на иконах²⁰, а также в лубочных изданиях рассказов о Мамаевом побоище²¹.

Куликовская битва нашла свое отражение и в фольклоре, русском; и южнославянском²². Отзвуки ее имеются и в сочинениях иностранных авторов XV - начала XVI в.²³.

С возникновением исторической науки в России (XVIII в.) Куликовская битва, естественно, привлекла внимание авторов исторических сочинений как выдающееся событие русской истории, она становится уже объектом исследования, хотя на первых порах еще ограниченного²⁴.

Так, уже в начале XVIII в. А. И. Манкиев в главе VII своего сочинения "Ядро Российской истории", написанного им в 1715 г., утверждал, что великий князь Дмитрий Иванович "не хотев в омерзелом Татарском подданстве быть... иго... с себя сшибить умыслил". После победы Дмитрия над ордынским мурзой Бегичем "у реки Вяжи" (Вожи), "о той победе своих войск сведав, Мамай, - пишет далее Манкиев, - сам по совету Князя Литовского Ягелы и Князя Рязанского Олега, собравшись со всеми своими силами, пошел в Русь против Князя Димитрия Иоанновича, намерясь его вовсе разорить; но Князь Димитрий тому забежал, и не хотя неприятеля до самой утробы государства Рускаго допустить, собрав войска, с Руси под своею областию бывшей реку Дон перешел и у реки Непрядвы с Мамаем встретившись в Сентябре месяце, и бившись, славную победу на Куликовом поле над Татарами одержал, что на несколько верст поле Татарскими трупием от Русских побитым, было покрыто"²⁵. В довольно лаконичном изложении А. И. Манкиев сумел высказать свое понимание стратегического плана Дмитрия Донского и, отмечая большое значение "славной" победы, не впадал в какие-либо преувеличения (определяя размеры поля боя лишь в "несколько верст").

В. Н. Татищев в третьей части своей "Истории Российской" помещает большой рассказ о Куликовской битве²⁶. В основу этого рассказа автором положено "Сказание о Мамаевом побоище" в варианте Никоновской летописи. Но это уже не простой пересказ "Сказания", подобный тому, который имелся, например, в Синопсисе. Татищевым начисто удалены все фантастические и "богословские" элементы, а также сравнения с персонажами древней истории (Навуходоносором, Александром Македонским, Дарием, Пором, Антиохом и проч.). Словом, им сделана попытка рационалистически осмыслить некоторые сообщения "Сказания", особенно о военных действиях. Он, например, связывает привлечение купцов-сурожан к походу с необходимостью материального обеспечения войска; невозможность для полка "правой руки", успешно оборонявшегося от атакующих татар, перейти в наступление объясняет тем, что в этом случае оголился бы правый фланг основных сил русского войска - большого полка. Интересно, что Татищев критически подходит к указанным в Никоновской летописи цифрам численности войск, радикально их уменьшая: вместо 200 тысяч - 20, вместо 400 тысяч - 40²⁷. Вообще рассказ В. Н. Татищева о Куликовской битве и событиях, с ней связанных, заслуживает специального исследования.

Большое значение Куликовской битвы признавал М. В. Ломоносов. В "Кратком летописце" он отмечал, что Дмитрий Донской Мамая "дважды в Россию с воинством не допустил и в другой раз победил совершенно". Специально "началу сражения с Мамаем" предполагал Ломоносов посвятить одну из "живописных картин из Российской истории". Ему был знаком довольно широкий круг источников, освещающих Куликовскую битву ("Летописная повесть", "Сказание о Мамаевом побоище" - по Никоновской летописи и Синопсису, Лицевой летописный свод XVI в.) и "История Российская" В. Н. Татищева; на них он опирался, создавая свою трагедию "Тамира и Селим", центральной темой которой, как известно, является Куликовская битва²⁸.

Подробно излагая события 1380 г. в "Истории Российской"²⁹, М. М. Щербатов основывался также из известиях летописей (кроме Никоновской, он привлек некоторые другие, рукописные летописи), хронографов, Синопсиса, "Скифской истории" А. И. Лызлова, родословных материалах, исторических трудах иностранных авторов. Основной текст Щербатова о Куликовской битве представляет собой многословное изложение "Сказания о Мамаевом побоище". Собственно исследование (разумеется, в духе XVIII в.), т. е. историко-географические, хронологические, палеографические, генеалогические наблюдения, попытки рационалистической критики некоторых известий источников (о количестве войск, участвовавших в битве, о "приметах" и предсказаниях Дмитрия Волынского, "чудесных" явлениях во время битвы) вынесено в примечания. Но именно они, эти примечания, являются известным шагом вперед в начальном изучении Куликовской битвы историками XVIII в.³⁰.

И. Н. Болтин в своих "Примечаниях" на "Историю" Леклерка, касаясь событий 1380 г., также критически подходит к некоторым показаниям источников. Он пишет, например, что вслед за "многими летописями" Леклерк преувеличивает численность войск Дмитрия Ивановича. Опираясь на показания "других летописей, рукописных", на "продолжение истории Татищевой", Болтин называет цифру "поболее 200000", отмечая, что "сие изчисление подтверждается соображением обстоятельств предыдущих и последующих битв". "О количестве Татарских войск на сражении бывших, - продолжает Болтин, - также достовернаго известия не обретается, а чаятельно, что их было больше Русских". "Невероятным" считает Болтин и "число убиенных на сражении", сообщаемое Синопсисом (253000), опять-таки приводя сведения других летописей и ряд своих соображений. "Внимательным исследованием подобных подробностей, - полагает Болтин, - можно некоторым образом поближе подойти к истине, которую древних повествователей привязанность к чудесному и огромному в толикий мрак и отдаленность от очей наших отводит"³¹. Таким образом, Болтин, продолжая в изучении Куликовской битвы традиции Татищева и Щербатова, стремился критически подходить к известиям источников об этом событии и, в частности, положил начало продолжающимся до сих пор спорам о численности войск, участвовавших в битве на Дону.

В конце XVIII в. было издано несколько рассказов о Куликовской битве и Дмитрии Донском, что указывает на стойкий интерес к знаменитому сражению³². В историографическом плане наиболее интересен, рассказ о Куликовской битве в изданной в 1801 г. "Истории Российского государства" И. М. Стриттера, занимающий в ней более 170 страниц³³. Стриттер в своем освещении истории Куликовской битвы близок к Щербатову. "Исследовательские" наблюдения, подобные щербатовским, им также перенесены в примечания. Есть попытки рационалистического толкования отдельных известий источников (гадание перед битвой, например, трактуется как своеобразная рекогносцировка, отмечается удачное расположение русских войск "сообразно с местоположением"). Оценивая значение битвы, Стриттер указывает не только на ослабление Орды в результате поражения Мамая, но и на то, что победа Дмитрия хотя и спасла Россию "от великой и близкой опасности", не привела, однако, непосредственно к освобождению от татарского ига, "да еще подала случай к ужасному опустошению" (имеется в виду нашествие Тохтамыша в 1382 г.). В целом же Стриттер высоко оценивал значение победы, одержанной на Куликовом поле, отмечая, что "память оной победы... воспламенила" россиян "при последующих войнах с татарами мужеством и научила их знать собственные силы. По сему татары с того времени не могли уже, как прежде употреблять над Россией беспредельно свою власть".

В начале XIX в. в связи с возрастающей угрозой агрессии Наполеона, а затем с событиями Отечественной войны 1812 г. интерес к военному прошлому и, в частности, к Куликовской битве сохраняется и даже оживляется. Это находит свое выражение в сочинениях самого" различного характера³⁴. Среди них следует выделить "Историю государства Российского" Н. М. Карамзина³⁵. Сама битва, впрочем, описывается историком в общем традиционно. Как и Стриттер, он отмечает, что окончательно ликвидировать иго не удалось, Дмитрий Донской не мог развить успеха "и разгромить Орду в ее Волжских Улусах", так как она была еще очень сильна, что "поход в Ордынские степи осенью представлял огромные трудности для русского войска, понесшего большие потери и имевшего много раненых. Но в целом, подобно своим предшественникам, Карамзин высоко оценивает значение Куликовской битвы, ставя ее в один ряд с Ледовым побоищем и Полтавской битвой. Как всегда, у Карамзина сильную сторону представляют его "примечания" с критическим разбором использованных отечественных и иностранных источников, круг которых он существенно расширил. Карамзин различает две версии рассказа о Куликовской битве: достоверную (представленную Ростовской и другими летописями) и "баснословную" (в Синопсисе и Никоновской летописи, т. е. "Сказании о Мамаевом побоище"). Во второй он отмечает явно недостоверные известия, критикуя Щербатова и Стриттера за повторение "сих сказок", но и не отвергая "некоторых обстоятельств вероятных и сбыточных". Обстоятельно рассматривает Карамзин свидетельства источников об участии новгородцев в Куликовской битве, а также данные двух немецких хроник. В "примечаниях" даются хронологические, генеалогические, метрологические, историко-географические комментарии.

В 20-е годы XIX в. продолжается публикация книг и статей о Куликовской битве и Дмитрии Донском. Примечательно, что историческому сражению пристальное внимание уделяли декабристы, внеся существенный вклад в изучение и интерпретацию событий 1380 г. Так, в 1821 г. в "Вестнике Европы" появилась статья о месте Мамаева побоища С. Д. Нечаева - директора училищ Тульской губернии, члена Общества истории и древностей Российских. Член "Союза благоденствия", С. Д. Нечаев был близок с К. Ф. Рылеевым, А. А. Бестужевым. Как и все декабристы, он проявлял большой интерес к героической борьбе русского народа против поработителей. Отсюда живой интерес Нечаева к прошлому Куликова поля, тем более, что он "владел частию сего знаменитого места"³⁶. С. Д. Нечаев попытался конкретно определить место Куликовской битвы и был одним из инициаторов сооружения памятника на Куликовом поле.

Широко известно стихотворение К. Ф. Рылеева "Дмитрий Донской" из цикла "Думы", опубликованное в 1825 г., где национально-освободительные мотивы звучат как призыв к освобождению и от социального гнета ("Летим - и возвратим народу... Святую праотцев свободу И древние права граждан", "За вольность, правду и закон!")³⁷.

Куликовская битва привлекла внимание и представителей "крепостной интеллигенции". М. Д. Курмачева привела в своей недавней статье интересные сведения об опубликованном в 1823 г. произведении А. В. Лоцманова "Задонская битва". Автор - крепостной юноша, воспевает подвиг народа, опираясь на существовавшие к тому времени литературу и издания летописей³⁸.

Но основную массу исторической литературы о Куликовской битве составляли в 20-40-е годы XIX в. популярные сочинения официозного характера, основанные (в общеисторической, фактологической части) главным образом на данных Стриттера и Карамзина, пропагандировавшие монархические взгляды и прославлявшие (как, впрочем, и более ранние работы такого типа - Г. Геракова и др.) "к случаю" самодержавную власть и монархов (например, Александра I как победителя Наполеона)³⁹. Правда, некоторые из работ этого (и последующего) времени интересны известиями историко-географического и археологического характера о Куликовом поле и его окрестностях, о находках на нем древних крестов, складней, обломков оружия⁴⁰.

В это время появляются новые публикации источников и исследования (главным образом историко-филологического характера) этих источников (К. Ф. Калайдовича, В. М. Ундольского, И. М. Снегирева, Н. Головина и др.).

В 1827 г. была опубликована работа Н. С. Арцыбашева "Дмитрий Донской"⁴¹. Автор использовал широкий круг источников: опубликованные к этому времени летописи (Архангелогородскую, Львовскую, Никоновскую, Новгородские) и одну рукописную (Псковскую), акты, историко-географические материалы, известия иностранцев, родословец (рукописный), предшествующую литературу (в частности, "Историю государства Российского" Карамзина). Как представитель "скептического" направления в русской историографии Арцыбашев стремился критически подойти к показаниям источников, отмечая имеющиеся разночтения в летописях, отдельные ошибки (например, у того же Карамзина); в его "примечаниях" к основному тексту имеются полезные наблюдения и замечания генеалогического, терминологического, топографического и тому подобного характера. Источниковедческие выводы Арцыбашева не утешительны. "Обстоятельства сей войны, - пишет он, - так искажены витийством и разноречием летописцев, что во множестве переиначек и прибавок весьма трудно усмотреть настоящее"⁴². Это, однако, не мешает ему вести прагматический, охватывающий события с 1361 по 1389 г. рассказ, не очень, впрочем, оригинальный в своей основе по сравнению с работами Стриттера и Карамзина⁴³.

В 1833 г. вышел в свет V том "Истории русского народа" Н. А. Полевого. Описывая события 1380 г.⁴⁴, автор подчеркивает, что Дмитрий Иванович Московский проявил решительность в борьбе с Ордой, что серьезную помощь ему оказали Владимир Андреевич Серпуховской и Сергий Радонежский; Н. А. Полевой осуждает тех князей, которые уклонились от этого похода. Изложение событий ведется в романтическом духе. Но Н. А. Полевому не чужд и критический подход к источникам. Их анализ он, как и многие его предшественники, ведет в примечаниях, где помещены и комментарии конкретного характера (рассуждения о численности войск у Дмитрия и Мамая и т. п.). Критерий достоверности у Полевого - наличие данного известия "во всех" источниках. Н. А. Полевой, кажется, первым привлек при освещении истории Куликовской битвы свидетельство синодика XV в. (по публикации в т. VI "Древней российской вивлиофики"). Он обратил внимание и на публикацию И. М. Снегиревым в 1829 г. "Сказания о Мамаевом побоище". ("Это уже совершенная поэма, в прозе, подобная... "Слову о полку Игореве", - пишет Н. А. Полевой). В остальном он так же, как и Н. С. Арцыбашев, почти не выходит за круг источников, использованных Карамзиным.

Этот круг источников, как и описание событий перед Куликовской битвой, самой битвы и ее результатов, становится довольно традиционным в русской дворянской и буржуазной историографии. В большинстве трудов изложение обрастает лишь некоторыми дополнительными соображениями, сводясь в общем к прославлению Дмитрия Донского (иногда вкупе с Владимиром Храбрым или Дмитрием Боброком-Волынским и т. д.), без серьезного анализа причин победы на Куликовом поле с декларацией приверженности авторов интересам довольно абстрактного "народа". Причем подобное освещение Куликовской битвы и особенно личности Дмитрия Донского всячески поощрялось официальной властью. Примером может служить большая статья Н. В, Савельева-Ростиславича "Историческое значение и личный характер Дмитрия Донского". Написанная в консервативно-романтическом духе, она была опубликована в 1837 г. при поддержке Министерства народного просвещения⁴⁵, отмечена наградой и перепечатана в "Журнале для чтения воспитанников военно-учебных заведений"⁴⁶. В 1837 г, увидела свет брошюра Савельева-Ростиславича на ту же тему⁴⁷. Савельев-Ростиславич был избран "соревнователем" Общества истории и древностей Российских. Сочинения эти вызвали полемику, в которой приняли участие также В. Г. Белинский и Н. А. Полевой⁴⁸. Эта полемика - пример того, каким образом интерпретация и оценка в историографии дел "давно минувших дней" могли приобрести остроту звучания в общественной борьбе в России XIX в.⁴⁹.

Было бы, конечно, упрощением говорить, что произведения, подобные статье и брошюре Савельева-Ростиславича, содержали лишь славословия Дмитрию Донскому как монарху, "самодержавцу", единоличному победителю Мамая. В этих сочинениях есть и слова о том, что "уважение и слава предков есть уважение самих себя, залог будущего величия, источник самостоятельности, единства и возвышенности народного духа", а также, что "борьба с монголами и свержение ига их были не действиями одного человека, но целого народа"⁵⁰. Однако в целом сочинения Савельева-Ростиславича и подобные им - прежде всего апологетика монархического строя, окрашенная славянофильскими реверансами в адрес "народа".

Прославлению монархического строя уже тогда противостояло ясно выраженное революционно-демократическое понимание роли народных масс в истории и, в частности, в Куликовской битве. "Дух народный, - писал в 1841 г. В. Г. Белинский, - всегда был велик и могущ: это и показывает и быстрая централизация Московского царства, и Мамаевское побоище, и свержение татарского ига... Это же доказывает и обилие в таких характерах и умах государственных и ратных, каковы были - Александр Невский, Иоанн Калита, Симеон Гордый, Дмитрий Донской..."⁵¹.

В другой своей статье "Взгляд на русскую литературу 1846 года" (опубликовано в 1847 г.) В. Г. Белинский, полемизируя со славянофилами и М. П. Погодиным, утверждавшими, что "выражением русской национальности" было смирение, а народный характер русских - "кроткий, мирный до крайности", писал, что "Димитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью"⁵². Н. Г. Чернышевский в своих "Очерках гоголевского периода русской литературы" (в статье "девятой и последней", опубликованной в 1856 г.) приводит обширную цитату из "Взгляда на русскую литературу", включающую только что приведенное высказывание В. Г. Белинского, фактически солидаризируясь с ним в высокой оценке деятельности Дмитрия Донского⁵³. Относя "Сказание о Мамаевом побоище" к "драгоценным материалам древней русской литературы", Белинский, как справедливо пишет Г. Г. Елизаветина, "очевидно... не мог принять слишком, по его мнению, яркую религиозную окраску "Сказания о Мамаевом побоище", тот дух смирения, которым оно проникнуто"⁵⁴.

А. И. Герцен отмечал выдающуюся роль Москвы в деле освобождения от "варварского ига", связывая знаменитое событие национально-освободительной борьбы с необходимостью борьбы за освобождение от социального гнета⁵⁵.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, подобно Белинскому и Герцену, также интересовались битвой на Дону в плане извлечения уроков из истории национально-освободительного движения. Отсюда публицистическая заостренность ряда их высказываний о событиях 1380 г. и критика церковно-религиозной окраски "Сказания о Мамаевом побоище"⁵⁶. Вместе с тем революционные демократы высоко оценивали Куликовскую битву как выдающееся событие русской истории, решающая роль в котором принадлежала народным массам Руси⁵⁷.

С. М. Соловьев в третьем томе своей "Истории России", повествуя о событиях, связанных с Куликовской битвой, и о самом ее ходе, ведет изложение сдержанно, строго, без эмоционального нажима, стремясь точно следовать показаниям источников. Соловьев рассматривает Куликовскую битву как величайшее сражение, сравнивая ее по значению с Каталаунским и Турским побоищами, которые спасли Западную Европу от гуннов и "аравитян". Куликовская битва, по Соловьеву, "носит одинакий с ними характер... отчаянного столкновения Европы с Азией". Но эта победа, отмечает Соловьев, граничила с тяжким поражением из-за больших людских потерь, понесенных русским воинством. Останавливается Соловьев (в томе 4) и на памятниках Куликовского цикла: первоначальном сказании (т. е. "Летописной повести" о Куликовской битве), сказании "второго рода" с "большими подробностями, вероятными, подозрительными, явно неверными" ("Сказание о Мамаевом побоище") и сказании "третьего рода", написанном "явно по подражанию... Слову о полку Игореве" и выражающем, по мнению Соловьева, "взгляд современников на Куликовскую битву"⁵⁸ ("Задонщина").

Дважды обращался к теме Куликовской битвы Н. И. Костомаров. В специальной работе он в беллетристической форме излагает события, явно стремясь принизить значение московского великого князя Дмитрия Ивановича в борьбе с Мамаем, очевидно, в полемике с предшествующей литературой (и летописцами), прославлявшей Донского. Наоборот, позиция Олега Рязанского, вступившего в союз с Мамаем, оправдывается Костомаровым. Еще более отчетливо эти тенденции обнаруживаются в "Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей", где политика Дмитрия Московского и его личные качества оцениваются крайне низко. Критикуя "Сказание о Мамаевом побоище" за недостоверность, Костомаров, однако, признает правдоподобными существенные известия этого Сказания (к примеру, удар засадного полка, хотя и неверно указывает место засады). Признает он и большое влияние Куликовской победы на дальнейшее развитие борьбы за освобождение от ига⁵⁹. Брошюра Н. И. Костомарова 1864 г. (а также его же более ранняя, 1862 г., статья) о Куликовской битве вызвала полемику, в которой приняли участие консервативные, охранительного толка литераторы Д. В. Аверкиев и В. М. Аскоченский, а также М. П. Погодин, противопоставившие скептицизму Н. И. Костомарова (считавшего, что Дмитрий Донской "на самом деле всего менее был героем и что освободил Россию не он, а исключительно благоприятно сложившиеся обстоятельства") апологетическое прославление Дмитрия Донского⁶⁰. С Костомаровым полемизировал и Д. И. Иловайский в своей брошюре "Куликовская победа Дмитрия Ивановича Донского", изданной к 500-летию Куликовской битвы⁶¹. Полемично уже само название ее, подчеркивающее особую роль Дмитрия Донского в событиях 1380 г., которую стремился принизить Костомаров. Брошюра написана в "старомодном" ключе. Сначала идет несколько беллетризованный рассказ о событиях до Куликовской битвы, о самой битве, ее последствиях и значении, затем в виде приложений следуют "примечания и объяснения" с перечнем и характеристикой использованных источников (в том числе свидетельств из "Истории" В. Н. Татищева), с элементами полемики с предшественниками. Д. И. Иловайским привлечен значительный круг источников, подвергнутых умелой обработке. И в самой брошюре, и в приложении содержатся полезные наблюдения. Так, при выяснении хода сражения автор обращает внимание на особенности местности, отмечает удачное расположение русских войск с учетом этих особенностей, уточняет в связи с этим первоначальное местонахождение засадного полка, указывает на двойственность поведения Олега Рязанского во время похода Мамая 1380 г., пытаясь выяснить ее причины⁶², анализирует действия Дмитрия Донского после первых известий об угрозе нашествия до победного окончания битвы, приходя, вопреки Костомарову, к выводу о разумности действий московского великого князя и его личной отваге. В заключение Д. И. Иловайский отмечает важное значение Куликовской победы для активизации борьбы против Орды, для укрепления авторитета Москвы среди русских земель. К брошюре приложена карта-схема Куликовской битвы. В целом работа Д. И. Иловайского выдержана в обычном для него монархическом духе⁶³.

К 1880-1890-м годам относятся многочисленные публикации на рассматриваемую тему в связи с 500-летием со дня смерти Дмитрия Донского и Сергия Радонежского. Все они, как правило, носили сугубо популярный по форме и официально монархический по содержанию характер. Подобные сочинения выходили и в конце XIX - начале XX в.⁶⁴.

В. О. Ключевский специально не изучал историю Куликовской битвы. Однако отдельные его высказывания представляют несомненный интерес. Так, он справедливо писал, что "союзные князья большею частью становились под руку московского государя, уступая его материальному давлению и его влиянию в Орде или движимые патриотическими побуждениями, по которым некоторые из них соединились с Дмитрием Донским против Твери и Мамая". Правда, сам автор склонен был считать перечисленные причины "случайными временными отношениями". Время с 1328 по 1368 г., писал В. О. Ключевский, "считалось порой отдыха для населения... Руси... В эти спокойные годы успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле". Надо отдать должное В. О. Ключевскому: он в немногих словах по достоинству оценил и народный характер Куликовской победы, и роль Москвы, и заслуги Дмитрия Донского, подчеркнув, что "почти вся северная Русь под руководством Москвы стала против Орды на Куликовом поле и под московскими знаменами одержала первую народную победу над агаряяством. Это сообщило московскому князю значение национального вождя северной Руси в борьбе с внешними врагами". "Молодость (умер 39 лет), - писал о Донском мастер исторического повествования, - исключительные обстоятельства, с 11 лет посадившие его на боевого коня, четырехсторонняя борьба с Тверью, Литвой, Рязанью и Ордой, наполнившая шумом и тревогами его 30-летнее княжение, и более всего великое побоище на Дону положили на него яркий отблеск Александра Невского, и летопись с заметным подъемом духа говорит о нем, что он был "крепок и мужествен и взором дивен зело". Широко известен афоризм В. О. Ключевского о том, что Московское государство "родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты"⁶⁵.

Политическую борьбу на Руси накануне Куликовской битвы рассматривает A. Е. Пресняков в диссертации, написанной и защищенной, в предреволюционные годы и увидевшей свет уже в 1918 г. Автор приходит к выводу, что "Дмитрию не удалось собрать всю великорусскую ратную силу для выступления на Куликовом поле". "Не было с ним, - пишет А. Е. Пресняков, - ни новгородского ополчения, ни рати нижегородской, ни тверских полков...". В ходе изложения автор высказывает интересные историографические и источниковедческие замечания. "Победа русских войск на Куликовом поле, - делает он общий, несколько пессимистический, вывод, - сгубила Мамая, но не создала какого-либо перелома в русско-татарских отношениях; не связан с ее последствиями и какой-либо перелом во внутренних отношениях Великороссии"⁶⁶.

В дореволюционное время Куликовская битва оценивалась и с точки зрения уровня развития военного искусства. Начало изучению этого аспекта темы положил еще В. Н. Татищев. В книге Н. С. Голицына "Русская военная история"⁶⁷ кроме общеизвестных сведений дается подробная характеристика поля боя в военно-тактическом отношении, конкретно рассматриваются маршруты движения противников к Куликову полю и ход самой битвы. Пониманию хода событий помогают приложенные чертежи и сравнительные планы Куликова поля в 1380 г. и в 70-е годы XIX в. Подробно рассматривает поход Дмитрия Донского в верховья Дона и само сражение генерал-лейтенант, профессор П. А. Гейсман⁶⁸. Довольно слабая в освещении общеисторической обстановки описываемого времени брошюра эта полезна (как и работа Н. С. Голицына) для понимания военного устройства русского и татарского войск, организации и осуществления похода на Дон; интересны расчеты реальных сроков преодоления разных этапов пути, характеристика места сражения и хода боя. Заканчивается брошюра откровенно верноподданнической сентенцией.

Характеризуя дореволюционную историографию Куликовской битвы, нельзя не упомянуть еще раз о заслуге русских филологов (И. М. Снегирева, В. М. Ундольского, И. И. Срезневского и др.), открывших, публиковавших и изучавших различные варианты памятников Куликовского цикла, включающего в себя собственно почти весь основной комплекс письменных источников о Куликовской битве. Большое значение для последующих исторических исследований о Куликовской битве имеет капитальный труд С. К. Шамбинаго о памятниках Куликовского цикла "Повести о Мамаевом побоище" (1906). В этом филологическом исследовании мобилизован и проанализирован в пределах возможностей того времени огромный материал не только различных памятников литературы и языка, но и собственно исторических памятников, относящихся к изучаемым проблемам. Рецензия А. А. Шахматова на упомянутую работу Шамбинаго представляет собой, по существу, самостоятельное исследование произведений Куликовского цикла⁶⁹. Обе эти работы не утратили своего научного значения и по сей день.

В целом в области изучения Куликовской битвы в досоветской историографии можно констатировать пристальное внимание и дворянской, и буржуазной науки к этой теме (это внимание, кстати, оживилось в связи с первыми научными публикациями текстов "Сказания о Мамаевом побоище" - в 1829 и 1838 гг., и "Задонщины" - в 1852 г., а также с юбилейными датами 1880, 1889 и 1892 гг.). Существенные успехи были достигнуты историками (совместно с представителями филологических наук) в выявлении, накоплении и расширении круга источников по истории Куликовской битвы, в критической оценке степени их достоверности, классификации и источниковедческом анализе. Восстановлены политическая обстановка накануне битвы, ход самого сражения, сделаны попытки определить его историческое значение. Полезный вклад в изучение конкретного хода военных действий в 1380 г. был внесен представителями дореволюционной военно-исторической науки.

Однако в изучении Куликовской битвы дореволюционной историографией сказались общие, свойственные как дворянской, так и буржуазной историографии идеалистические исходные методологические позиции. Отсюда невнимание к социально-экономическим процессам на Руси и в Орде в XIV в., обусловившим противоположные направления политического развития обеих сторон, скрестивших оружие на Куликовом поле. Отсюда недостаточно глубокое определение причин столкновения Руси и Орды и его результатов. Свойственная домарксистской историографии недооценка решающего значения роли народных масс в истории и в данном конкретном случае неизбежно имела следствием, невнимание к социальному составу сражающихся войск, особенно русской рати, определившему в конечном счете исход сражения. Несомненно, на степени полноты и глубины исследования дореволюционной историографией Куликовской битвы сказался и тогдашний уровень развития исторической и смежных с ней наук, в особенности филологии. Принципиально новым этапом в изучении Куликовской битвы является разработка этой темы советской исторической наукой, основывающейся на марксистско-ленинском понимании закономерностей исторического развития, необходимости всестороннего учета при рассмотрении любого исторического явления или процесса социально-экономических и политических условий, в которых они протекали, решающей роли народных масс в истории, учении классиков марксизма-ленинизма о справедливых и несправедливых войнах, роли личности в истории. Однако успехи в изучении Куликовской битвы 1380 г. были достигнуты советской исторической наукой далеко не сразу. В работах даже такого крупного советского историка-марксиста, как М. Н. Покровский, к примеру, чувствуется явная недооценка значения национально-освободительной борьбы русского народа против иноземных захватчиков. Достаточно сказать, что в его "Русской истории с древнейших времен" (и в ее переизданиях советского времени) Куликовская битва упоминается лишь один раз, и то не в авторском тексте, а в цитате из летописи - о походе Ивана III на Новгород в 1471 г.⁷⁰. В "Русской истории в самом сжатом очерке" нет и этого.

В обращении советской исторической науки к изучению героической национально-освободительной борьбы русского народа в далеком прошлом, в частности Куликовской битвы, огромную роль сыграли Постановление ЦК ВКПб) и СНК СССР от 16 мая 1934 г. и другие руководящие материалы, нацеленные на улучшение исторического образования и развитие советской исторической науки. В книге Б. Д. Грекова и А. Ю. Якубовского "Золотая Орда" (1937) наряду с очерком истории улуса Джучи в XIII-XIV вв. рассказывалось о героической борьбе русского народа против золотоордынского ига и о Куликовской битве как важнейшем событии. В 1941 г. вышло второе издание этой книги.

Важное значение для изучения взаимоотношений Руси с Золотой Ордой и героической борьбы русского народа против иноземного ига имеет изданное в 1940 г. исследование А. Н. Насонова "Монголы и Русь"⁷¹. Хотя сама Куликовская битва подробно автором не рассматривается, но тщательное изучение золотоордынской политики в отношении Руси и борьбы русского народа против гнета золотоордынских феодалов дало ценный материал для понимания предпосылок и значения Куликовской победы. А. Н. Насонов справедливо подчеркивает решающую роль народных масс. "Подъем, охвативший массы, - пишет он, - объясняет нам успех в подготовке и проведении операции, завершившейся полным разгромом войск Мамая".

В 1937-1941 гг. был опубликован ряд брошюр и статей (в журналах и газетах) о Куликовской битве, Дмитрии Донском и Куликовом поле⁷². Не отличаясь новизной фактического материала, но написанные с позиций исторического материализма, они по-новому освещали героическое прошлое русского народа, его борьбу против иноземных захватчиков и, несомненно, сыграли важную роль в военно-патриотическом воспитании советского народа в предвоенные годы.

Большое число публикаций о Куликовской битве и Дмитрии Донском наряду с другими подобными изданиями относится к периоду Великой Отечественной войны⁷³. Трудно переоценить значение этих, более чем скромных по оформлению, напечатанных на газетной бумаге тоненьких книжечек, звавших к борьбе, к подвигам, к победе.

В первое послевоенное десятилетие продолжали выходить брошюры и статьи научно-популярного характера (особенно в связи с 575-летием Куликовской битвы), отражающие, в общем, уровень научной разработки темы того времени⁷⁴. В общих трудах этого периода⁷⁵, так же как и в популярной литературе, как правило, отсутствуют элементы историографического и источниковедческого порядка, а круг источников весьма ограничен. И все же, несмотря на отдельные недочеты, эти издания были весьма полезны, так как знакомили читателей с одним из крупнейших событий героического прошлого русского народа.

Примерно в этот же период появились исследования историков и филологов о Куликовской битве. Филологи (А. С. Орлов, С. К. Шамбинаго, В. Ф. Ржига, В. П. Адрианова-Перетц, Д. С. Лихачев) подробно анализировали памятники Куликовского цикла, подготовили несколько диссертаций по этим памятникам (В. Л. Виноградова, О. Т. Воронкова, Л. А. Дмитриев, А. Н. Котляренко). Интенсивная работа филологов над данной проблематикой продолжается по сей день, и в нее включаются все новые и новые научные силы.

Существенными этапами в изучении памятников Куликовского цикла явились два сборника. В первом из них ("Повести о Куликовской битве", подготовленном В. Ф. Ржигой и Л. А. Дмитриевым совместно с академиком М. Н. Тихомировым и изданном в 1959 г.) представлены тексты "Задонщины", "Летописной повести" о побоище на Дону (три редакции) и один ("Забелинский") список "Сказания о Мамаевом побоище" с примечаниями, вариантами и комментариями. В сборнике помещены исследовательские статьи его составителей о Куликовской битве, "Задонщине", литературной истории "Сказания о Мамаевом побоище", обзор редакций и описание рукописных списков "Сказания". Это издание - полезный пример плодотворного сотрудничества историков и филологов в разработке важных научных проблем. Во втором сборнике ("Слово о полку Игореве" и памятники Куликовского цикла", опубликованном в 1966 г.) помещены статьи Ю. К. Бегунова, Н. С. Демковой, Л. А. Дмитриева, Р. П. Дмитриевой, М. А. Салминой, О. В. Творогова, посвященные сравнению особенностей грамматического строя "Задонщины" и "Слова о полку Игореве", сопоставлениям - в разных отношениях - памятников Куликовского цикла и между собой, и с другими источниками, анализу исторической основы "Сказания о Мамаевом побоище" и т. д. В сборнике опубликованы все шесть известных списков "Задонщины", напечатан аннотированный библиографический указатель научно-исследовательских работ о ней. Сборник снабжен отлично выполненным научно-справочным аппаратом⁷⁶.

Целая серия статей о памятниках Куликовского цикла опубликована в 1979 г. в "Трудах Отдела древнерусской литературы" Пушкинского дома (т. 34)⁷⁷. Особенно интересны среди них, на наш взгляд, заметка М. Крбец и Г. Моисеевой ("Первое известие о Задонщине"), статьи Р. П. Дмитриевой ("Был ли Софоний автором Задонщины?") и Г. Н. Моисеевой ("К вопросу о датировке Задонщины").

Из историков в послевоенное время большое внимание уделил Куликовской битве М. Н. Тихомиров. В своих книгах "Древняя Москва" и "Средневековая Москва в XIV-XV веках" и в двух специальных статьях о Куликовской битве⁷⁸. М. Н. Тихомиров в значительной мере по-новому рассматривает ряд весьма существенных исторических и источниковедческих вопросов, интенсивно привлекая новый материал источников. В числе этих вопросов - экономические предпосылки активизации борьбы русского народа против ига Золотой Орды, социальный состав русского войска, разгромившего полчища Мамая на Куликовом поле (убедительно показано, что основная масса воинов состояла из трудового люда, крестьян и ремесленников⁷⁹), степень участия в войске отрядов из разных русских земель, роль Москвы и москвичей в. Куликовской битве, позиция рязанского князя Олега, стратегические и тактические замыслы Мамая и русского командования, уточнение хронологической последовательности событий, действий противоборствующих сторон, ход самой битвы, ее военные, политические и внешнеполитические результаты и международное значение. В этих трудах М. Н. Тихомирова имеются ценные источниковедческие наблюдения о времени составления "Задонщины", ее авторе, о сравнительной достоверности известий различных летописных сводов и т. д., а также критические замечания по адресу имеющейся литературы и источников, сохранивших известия о Куликовской битве. В "Древней Москве" дается яркая характеристика Дмитрия Донского как политического деятеля и полководца.

Специальную главу посвятил Куликовской битве в своей фундаментальной монографии "Образование Русского централизованного государства" Л. В. Черепнин⁸⁰. Глава начинается с определения источниковой базы, в основе которой памятники Куликовского цикла. Автор приводит их классификацию, принятую в литературе, высказывает свое мнение о времени возникновения "Летописной повести" о Куликовской битве (характеризуя разные версии этой повести и прослеживая эволюцию ее текста по различным летописям), "Задонщины" и "Сказания о Мамаевом побоище", об их взаимоотношении. Большое внимание уделяет Л. В. Черепнин анализу идейной направленности различных версий повествования о Куликовской битве, отмечая, что на содержание и характер этих повествований наложили свой отпечаток разные политические тенденции, существовавшие в среде русских феодалов. Л. В. Черепнин рассматривает развитие событий, завершившихся сражением на Куликовом поле, по этапам, критически анализируя варианты известий разных источников, степень их достоверности. Так, рассматриваются вопросы о целях похода Мамая на Русь, о составе его войска, о привлечении к походу Ягайло и Олега Рязанского (позицию последнего Л. В. Черепнин считает "двойственной"), вопросы о том, население каких русских земель приняло участие в Куликовской битве, о социальном составе войска Дмитрия Ивановича (этому последнему вопросу Л. В. Черепнин уделяет особо пристальное внимание, расширяя аргументацию М. Н. Тихомирова). Высоко оцениваются деловитость и быстрота в организации похода московским правительством, действия русских разведывательных отрядов. Описание хода самой битвы, выводы историка относительно деятельности и роли Дмитрия Донского и его сподвижника Владимира Серпуховского также основаны на критическом сравнительном анализе различных версий источников. Глава о Куликовской битве составляет часть монографии Л. В. Черепнина, и ее содержание органически вытекает из предыдущих глав, характеризующих социально-экономическое и политическое развитие Руси, активизацию ее борьбы с Ордой в предшествующее битве на Дону время. Все это, естественно, подчеркивает важное значение Куликовской битвы, которую Л. В. Черепнин справедливо считает "переломным моментом в борьбе Руси за свою независимость, в образовании Русского централизованного государства". Подготовке Мамая к походу на Русь в 1380 г. и международному значению Куликовской победы посвящена статья Л. В. Черепнина "Отражение международной жизни XIV - начала XV в. в московском летописании"⁸¹.

Большое внимание уделил литературным памятникам Куликовского цикла И. У. Будовниц⁸². Полемизируя с С. К. Шамбинаго, В. П. Адриановой-Перетц и другими исследователями, И. У. Будовниц высказывает и аргументирует свое мнение об авторе "Задонщины", о связи рассказа о Куликовской битве в "Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича" и в "Летописной повести" о побоище на Дону, о датировке "Летописной повести" и "Слова", анализирует идейную и политическую направленность памятников Куликовского цикла.

Весьма ценные наблюдения о положении в татарских ханствах накануне и в период похода Мамая на Русь, о соотношении сил, подготовке похода татарскими феодалами и т. п. содержатся в книге М. Г. Сафаргалиева⁸³, основанной на широком круге разнообразных источников.

Большой интерес представляет статья Ю. К. Бегунова⁸⁴. в которой рассмотрены литературные источники "Сказания", анализируется степень достоверности известий этого памятника о маршруте движения войск к Куликову полю, "уряжении" полков, ходе битвы, проводится отождествление упоминаемых "Сказанием" географических названий с географическими реалиями, а личных имен - с реальными людьми, сопоставление сведений о них в "Сказании" и других источниках. Не со всеми выводами и методами этой содержательной статьи можно согласиться, но работа, проделанная автором, кропотливая и нужная, основанная на огромном материале источников и литературы, заслуживает всяческого одобрения и продолжения.

Советскими историками и филологами исследуются отдельные вопросы истории Куликовской битвы. Так, А. Г. Кузьмин вновь поставил вопрос о необходимости выяснить позицию рязанского великого князя Олега летом - осенью 1380 г. Автор полагает, что измена Олега и его пособничество Мамаю не являются историческим фактом⁸⁵.

С. Н. Азбелев детально рассматривает вопрос о возможной помощи новгородцев Дмитрию Донскому, об участии их в Куликовской битве⁸⁶. Им привлечен большой материал источников, и выводы его заслуживают внимания.

В книге И. Б. Грекова "Восточная Европа и упадок Золотой Орды"⁸⁷ представляет интерес освещение международной обстановки, сложившейся в Восточной Европе в эпоху Куликовской битвы, а также характеристика автором древнерусских литературных произведений, отразивших сложную политическую борьбу как в русских землях, так и между Русью и соседними государствами. В числе этих произведений и памятники Куликовского цикла, по поводу источниковедческой характеристики, датировок, литературной истории и идейной направленности которых И. Б. Греков полемизирует с другими авторами, в особенности с филологами.

В. Д. Назаров анализирует обстановку на Руси накануне Куликовской битвы⁸⁸; в статье В. А. Кучкина рассматривается жизнь и деятельность одного из видных участников Куликовской битвы серпуховского и боровского князя Владимира Андреевича Храброго⁸⁹. В. Л. Янин в статье, казалось бы не имеющей отношения к Куликовской битве, показал, что источниковедческие возможности изучения событий и лиц, связанных с ней, далеко не исчерпаны, выдвинув интересную версию о последних годах жизни одного из главных участников битвы на Дону Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского⁹⁰.

Полезный вклад внесен в освещение военной стороны событий 1380 г. советскими историками военного искусства А. А. Строковым, Е. А. Разиным, Н. Н. Азовцевым и др.⁹¹. Ими охарактеризовано состояние вооруженных сил Руси и Золотой Орды (организация, вооружение, тактические приемы и подготовка противников к битве), всесторонне рассмотрено с учетом материальных и физических возможностей войск, передвижение противников к месту боя, проанализированы их стратегические и тактические замыслы, поэтапно рассмотрен ход сражения. Авторы высоко оценивают подготовку и осуществление похода русских войск к верховьям Дона, тщательную организацию разведки русским командованием, продуманный выбор позиции, расстановку войск, создание частного и общего резерва, моральную готовность ратников к бою, стойкость русских полков, целесообразность и своевременность действий русских военачальников, а также выдающиеся качества Дмитрия Донского как полководца.

Организация военных сил Московского княжества и развитие военного искусства в княжение Дмитрия Донского (включая Куликовскую битву) подробно и всесторонне рассмотрены Б. А. Рыбаковым⁹².

В книге археолога А. Н. Кирпичникова⁹³ содержатся ценные сведения о вооружении русской рати во времена Куликовской битвы, а также некоторые соображения относительно состава, численности и боевых действий войска Дмитрия Донского 8 сентября 1380 г.

В 60-70-е годы продолжали выходить и научно-популярные брошюры и статьи, учитывавшие результаты исследований истории Куликовской битвы⁹⁴.

Огромным импульсом для усиления внимания к истории Куликовской битвы послужило ее 600-летие, исполнившееся в сентябре 1980 г. и широко, с большим подъемом отмеченное в нашей стране. В Колонном зале Дома Союзов в Москве состоялось торжественное заседание, посвященное славной дате, прошли научные конференции в Москве, Туле, Калуге⁹⁵ и других городах, были организованы лекции, выставки (в Государственном Историческом музее, Третьяковской галерее и т. д.). К юбилею появились многочисленные публикации: книги, статьи, очерки, заметки, литературные произведения о Куликовской битве и ее эпохе. Столь большое внимание к событию далекого прошлого - свидетельство роста исторического самосознания и культуры советского народа, его глубокого, горячего интереса к героическому трудовому и боевому прошлому нашей страны. Вместе с тем 600-летний юбилей Куликовской битвы - это и своего рода подведение итогов изучения советской наукой знаменательного события, комплексной разработки важной исторической проблемы учеными разных специальностей.

Если за весь предшествующий период развития исторической науки в нашей стране (начиная с XVIII в.) было опубликовано несколько сотен (около 500 названий) специальных трудов о Куликовской битве и исторических источников, в которых она нашла отражение, то количество публикаций в связи с 600-летием знаменитой битвы (книги, брошюры, тематические сборники, отдельные статьи, только в центральных издательствах, не считая газетных статей, очерков и заметок) не менее 150. Эта юбилейная литература заслуживает, несомненно, специального рассмотрения, анализа и оценок. Здесь же возможно в самой общей форме отметить лишь некоторые достижения в исследовании Куликовской битвы и в популяризации знаний о ней в юбилейный год.

Издательством "Наука" в 1980 г. опубликованы два сборника статей, которые следует упомянуть в первую очередь. В одном из них⁹⁶ помещены исследования, освещающие историю изучения Куликовской битвы (статья ответственного редактора сборника Л. Г. Бескровного, ему же принадлежит в сборнике статья "Куликовская битва"), развитие и взаимоотношения русских княжеств перед Куликовской битвой (статья В. А. Кучкина), место Куликовской битвы в политической жизни Восточной Европы конца XIV в. (статья И. Б. Грекова), взаимоотношения Литовского великого княжества с Русью (статья Б. Н. Флори), положение в Золотой Орде перед Куликовской битвой (статья В. Л. Егорова), борьбу русского народа за освобождение от ордынского ига после Куликовской битвы до 1480 г. включительно (статья В. И. Буганова), отражение Куликовской битвы в русском фольклоре (статья Л. Н. Пушкарева), история создания памятников на Куликовом поле (статья В. Н. Ашуркова). Характерно, что авторы привлекли широкий круг источников и критически проанализировали существующую литературу и источники по изучаемым вопросам. Интересна историографическая статья Л. Г. Бескровного - один из первых опытов изучения обширной литературы по истории Куликовской битвы. Особенно удался автору разбор освещения ее в летописях и трудах историков военного искусства. Весьма полезен завершающий сборник обширный систематизированный библиографический указатель материалов по истории Куликовской битвы, в таком объеме (более 450 названий) осуществленный впервые. В целом, этот сборник - существенный шаг вперед в изучении Куликовской битвы и ее эпохи.

Второй сборник также весьма разнообразен по содержанию. В нем представлены статьи ученых различных специальностей (филологов, искусствоведов, историков, археологов) об отражении Куликовской битвы в древнерусской литературе и изобразительном искусстве, а также в русской литературе и общественной мысли XIX - начала XX в.⁹⁷. С исторической точки зрения интересны источниковедческие и историографические наблюдения и оценки, содержащиеся в статьях об отражении Куликовской битвы в памятниках литературы первой половины XV в. (автор В. П. Гребенюк) в старопечатном Прологе (А. С. Елеонская), о соотношении текстов "Слова о полку Игореве" и "Задонщины" (В. М. Григорян), статьях Л. Н. Пушкарева и Л. П. Сидоровой, A. С. Курилова, В. Ю. Троицкого, Г. Г. Елизаветиной, О. А. Державиной⁹⁸.

В юбилейный год появилось много публикаций исследовательского и научно-популярного характера по истории Куликовской битвы: книги и статьи В. Н. Ашуркова⁹⁹, Л. Г. Бескровного¹⁰⁰, В. И. Буганова¹⁰¹, И. Б. Грекова¹⁰², С. З. Зарембы¹⁰³, В. В. Каргалова¹⁰⁴, А. Н. Кирпичникова¹⁰⁵, А. И. Клибанова¹⁰⁶, В. А. Кучкина¹⁰⁷, Ю. М. Лошица¹⁰⁸, B. В. Мавродина¹⁰⁹, В. Т. Пашуто¹¹⁰, В. Я. Петренко¹¹¹, Р. Г. Скрынникова¹¹², Г. А. Федорова-Давыдова¹¹³, А. Л. Хорошкевич¹¹⁴, Ф. М. Шабульдо¹¹⁵, В. Агеева, М. Т. Белявского, С. Голицына, В. А. Ляхова и А. М. Анкудиновой, А. П. Новосельцева, А. М. Шамаро¹¹⁶ и др.

Целый ряд вышедших в 1980 г. статей посвящен исследованию различных конкретных вопросов истории Куликовской битвы и ее времени. Так, детальному изучению состояния военного дела на Руси в XIV в. посвящены статьи А. Н. Кирпичникова и М. Г. Рабиновича, оружию и доспехам русских и ордынских войск - статья М. В. Горелика¹¹⁷, отражению Куликовской битвы в изобразительном искусстве, ее влиянию на духовную культуру Руси - статьи А. А. Амосова, И. П. Болотцевой, Н. С. Борисова, К. Матусевича, С. Ямщикова¹¹⁸, памятникам, воздвигнутым в честь победы, и памятным местам, связанным с ней - статьи В. Н. Ашуркова, А. Брагина, Г. Я. Мокеева и В. Д. Черного, М. И. Ростовцева, Л. Тудоси, А. И. Шкурко¹¹⁹.

Существенный вклад в изучение литературных и фольклорных произведений внесен филологами. При их активном участии издан сборник научно-исследовательских статей "Куликовская битва в литературе и искусстве". В юбилейных номерах журналов и в различных сборниках, в изданиях текстов памятников Куликовского цикла и факсимильных и сувенирных изданиях их списков (в том числе лицевых) опубликованы статьи, переводы и комментарии к этим памятникам Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. С. Елеонской, В. В. Колесова, А. Курилова, В. В. Кускова, статьи Е. С. Отина¹²⁰ о топонимике Куликова поля.

Если оценить в целом работу по изучению Куликовской битвы, проведенную к ее 600-летнему юбилею, то можно отметить ряд бесспорных достижений. Создана, наконец, библиография (имеется в виду в первую очередь указатель литературы в академическом сборнике "Куликовская битва"). Она требует дополнений и уточнений, но солидная основа уже заложена, что облегчит дальнейшее изучение истории знаменитой битвы.

В юбилейный период появились специальные историографические очерки (Л. Г. Бескровного, С. 3. Зарембы, Э. Л. Афанасьева и др.). Продолжалась работа по изучению и расширению круга привлекаемых источников (например, нумизматического материала - статьи Г. А. Федорова-Давыдова, В. Л. Егорова, данных изобразительного искусства). Сильно продвинулось изучение развития русских княжеств и земель в XIV в. (статьи В. А. Кучкина), положения в Орде (статья В. Л. Егорова) и Литве (статьи В. Т. Пашуто, Б. Н. Флори) накануне Куликовской битвы, ее международного значения. То же следует сказать в отношении изучения численности сражавшихся на Куликовом поле, вооружения русского и ордынского войск, подготовки обеих сторон к битве и хода военных событий в 1380 г. и в предшествующее время.

О научно-популярных работах последних лет следует сказать, что авторы их стали больше считаться (правда, к сожалению, еще не всегда) с результатами новейших исследований историков и филологов, привлекать более широкий круг источников (ранее дело нередко ограничивалось использованием лишь "Сказания о Мамаевом побоище", обычно Киприановской редакции в Никоновской летописи), более критически подходить к их известиям (о численности и составе войск противников; оценке роли в событиях 1380 г. Олега Рязанского, митрополита Киприана, Сергия Радонежского и т. д.); в этих работах имеются интересные наблюдения конкретно-исторического порядка, подчас выдвигаются задачи и предложения, заслуживающие внимания и разработки специалистами ¹²¹.

Таким образом, в области изучения Куликовской битвы и ее эпохи сделано многое, особенно советскими учеными в последние годы, включая юбилейный 1980 г. Однако необходимо и дальнейшее исследование ряда проблем как исторического, так и источниковедческого характера.

Теоретическую базу этих и других работ советских авторов о Куликовской битве составляют основополагающие положения классиков марксизма о причинах нашествий, подобных Батыеву, об опасности и тяжелых последствиях их для многих народов, об особенностях стратегии и тактики военных операций войск кочевников (в частности, "легкой" "иррегулярной конницы народов Востока"), об условиях победной в конечном итоге борьбы русского народа с ордынским игом, а также о справедливых и несправедливых войнах, о роли народных масс и выдающихся личностей в истории¹²². Среди конкретных проблем истории Куликовской битвы, подлежащих дальнейшему изучению, - характеристика социально-политической обстановки на Руси (и внутренней политики Дмитрия Донского) и в Золотой Орде накануне Куликовской битвы, системы по укреплению обороны южных окраин Руси, определение степени участия различных русских земель в организации отпора полчищам Мамая, дальнейший анализ социального состава русского войска, оценка военной квалификации его командного состава, а также вклада в достижение победы над врагом Дмитрия Донского, Владимира Храброго и других военачальников, выяснение действительных целей, позиций и намерений Мамая, Ягайло и Олега Рязанского, всесторонняя оценка значения (в том числе международного резонанса) Куликовской победы. Остаются актуальными также источниковедческие задачи: продолжение углубленного исследования памятников Куликовского цикла, более интенсивное использование сведений о Куликовской битве, имеющихся в синодиках, генеалогических материалах, маргиналиях, иностранных источниках, расширение круга привлекаемых источников и т. д.

Следовало бы, очевидно, при дальнейшем изучении истории Куликовской битвы подумать о возможности использовать средства и методы точных и естественных наук (например, аэрофотосъемку района сражения, научную реконструкцию ландшафта, рельефа, размеров и расположения лесных массивов, реальной величины рек и речек на Куликовом поле в конце XIV в. и т. д.). Это увеличило бы возможности для более основательных суждений о вероятной численности сражавшихся на Куликовом поле войск, об их расположении, о ходе сражения и других существенных вопросах истории знаменитой битвы. Очевидно, назрела необходимость монографического всестороннего изучения Куликовской битвы историками, а также, возможно, создания учеными различных специальностей коллективного труда, причем не в виде сборника фактически автономных статей, а именно коллективной монографии с единым текстом, являющимся результатом согласованного, скоординированного всестороннего комплексного исследования проблемы историками, филологами, археологами и другими специалистами. Создатели такого труда, естественно, смогут опереться на достижения (в том числе - новейшие) советской исторической науки в области изучения социально-экономического, политического и культурного развития русских земель и Золотой Орды в XIV в. (и, разумеется, на предшествующие исследования о Куликовской битве), на позитивные результаты исследований советскими литературоведами, языковедами, текстологами, фольклористами письменных и устных источников, сохранивших известия о Куликовской победе.