(Стенограмма заседания Международного Военного Трибунала от 17 апреля 1946 г.)
Руденко (Р. А. Руденко - Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе. - Составители.): Подсудимый Розенберг, с какого времени вы начали лично и непосредственно участвовать в подготовке нападения на Советский Союз?
Розенберг: Вообще никогда не начинал.
Руденко: Разве ваше назначение 20 апреля 1941 г. уполномоченным по центральному контролю над вопросами, связанными с восточноевропейскими областями, не находилось в непосредственной связи с подготовкой нападения Германии на Советский Союз?
Розенберг: Это не было планированием, в котором я принимал участие. Это было лишь последствием уже принятого решения, о котором со мной никто не советовался. Мне было лишь сообщено об этом решении и о том, что отданы соответствующие военные приказы. Так как я должен отвечать только «да» или «нет», я ответил на ваш вопрос «нет».
Руденко: Но вы не отрицаете того факта, что это назначение имело место в апреле 1941 года?
Розенберг: Известно, что я получил это задание в апреле.
Руденко: При этом назначении Гитлер предоставил вам широкие полномочия. Вы осуществляли сотрудничество с высшими имперскими властями, получали от них информацию и созывали представителей имперских властей на совещания, в частности, осуществляли сотрудничество с Герингом, с министром экономики и Кейтелем? Вы это подтверждаете? Ответьте коротко.
Розенберг: Вы одновременно задали мне три вопроса. Первый вопрос — получил ли я широкие полномочия. Я вообще никаких полномочий не получал. Таким образом, я отвечаю на этот вопрос — нет. Второй вопрос — были ли у меня совещания? Я отвечаю, — да, само собой разумеется, что я проводил совещания со всеми высшими имперскими властями, занимавшимися Востоком. Я должен был это делать в соответствии с возложенным на меня заданием.
Руденко: Вы ответьте коротко на следующий вопрос: сразу после назначения от 20 апреля 1941 г. у вас состоялось совещание с начальником ОКВ?
Розенберг: Да, я посетил фельдмаршала Кейтеля.
Руденко: Вы имели беседу с Браухичем и Редером в связи с вашим назначением?
Розенберг: Насколько я помню, с Браухичем я не говорил, и с адмиралом Редером, насколько помню, я тогда также не имел никаких бесед.
Руденко: Вы совещались с подсудимым Функом? Он в качестве своего постоянного представителя назначил доктора Шлоттерера?
Розенберг: Тогдашний имперский министр Функ, конечно, знал о моем новом назначении и назначил доктора Шлотгерера посредником между мной и своим министерством.
Руденко: У вас были беседы с генералом Томасом, статс-секретарем Рикке и статс-секретарем Бакке по вопросам экономической эксплуатации восточных областей?
Розенберг: Мне кажется, что я не говорил с Томасом. С другими господами, о которых вы сейчас упоминали, я познакомился позже. Рикке я взял позже в свое министерство для связи с экономическим штабом Востока. Бакке я, само собой разумеется, встречал также в последующее время. Что касается генерала Томаса, то я даже не помню, был ли я с ним лично знаком. Во всяком случае, наше знакомство было весьма поверхностным.
Руденко: Вы вели переговоры с министром иностранных дел, в результате которых подсудимый Риббентроп назначил Гросскопфа для постоянной связи с вашим аппаратом, а представителем политического отдела выделил доктора Бройтигама. Это правильно?
Розенберг: Это правильно. Имперский министр иностранных дел был проинформирован обо всем этом и назначил своим представителем тогдашнего генерального консула Гросскопфа.
Руденко: Вы принимали ответственных представителей Фриче — Шмидта, Глазмана и других?
Розенберг: Да, очень может быть, что это было так. С большей частью этих господ я познакомился тогда впервые. Само собой разумеется, что я должен был ознакомиться со своим заданием.
Руденко: Вы вели переговоры с начальником штаба СА о выделении в ваше распоряжение самых опытных руководителей СА?
Розенберг: Разумеется, я говорил с начальником штаба СА о предоставлении мне подходящих сотрудников на случай занятия восточных областей.
Руденко: Итак, вы не станете отрицать, что имелся координирующий центр по подготовке мероприятий, связанных с нападением на СССР?
Розенберг: В такой форме, как вы говорите, — нет, так как все задачи, которые вытекали из предполагавшейся войны с Советским Союзом, были распределены по военным органам. Экономические мероприятия разрабатывались Герингом. Как выяснилось позднее, большие задачи были возложены на полицию. Я руководил лишь осуществлявшим связь политическим ведомством, которое должно было обсуждать политические проблемы Востока, информировать и обсуждать с соответствующими инстанциями все могущие возникнуть вопросы политического и административного порядка и информировать их о политической линии. В основном я осуществлял все это так, как о том говорится в моей речи от 20 июня.
Руденко: Очень хорошо.
За полтора месяца до вероломного нападения Германии на Советский Союз вы разработали инструкцию для всех рейхскомиссаров оккупированных восточных областей. Вы не отрицаете этого?
Розенберг: Вчера я уже говорил об этом. В соответствии с нашим долгом я и мои сотрудники сейчас же разработали предварительные проекты. Эти проекты в такой форме, в какой они имеются здесь и в какой они мне предъявлялись, в действительности не вышли в свет.
Руденко: К этому вопросу я еще возвращусь. В своем отчете, который вы представили Гитлеру 28 июня 1941 г. «О подготовительной работе по вопросам, связанным с территорией Восточной Европы», вы указали, что с адмиралом Канарисом у вас состоялась беседа, во время которой вы просили Канариса в интересах задач контрразведки выделить людей, которые, работая контрразведчиками, в то же время смогут выступать как политические работники. Вы подтверждаете это?
Розенберг: Нет, это неправильно. Я слышал, что адмирал Канарис создал группу для проведения актов саботажа или иной работы. Он был у меня однажды, я просил его не вмешиваться в подготовительные работы политического характера, что он мне и обещал.
Руденко: Вы не отрицаете встречу с Канарисом?
Розенберг: Встречу — нет.
Руденко: А беседу, во время которой вы просили Канариса в интересах разведки выделить людей для помощи вам, вы это отрицаете?
Розенберг: Да, это я отрицаю. Но я не отрицаю того, что, разумеется, если бы у Канариса были какие-либо интересные важные политические новости, ему следовало бы мне об этом сообщить. Но у меня не было никакой шпионской организации. В те годы я вообще...
Руденко: Не распространяйтесь, я вам покажу документ, в интересах ускорения допроса, и оглашу это место. (Дайте подсудимому документ.) Я имею в виду, господа судьи, документ ПС-1039.
Речь идет о вашем отчете «О подготовительной работе по вопросам, связанным с территорией Восточной Европы». Я зачитываю: «С адмиралом Канарисом состоялась беседа, во время которой договорились о том, что люди моего аппарата, при имеющихся условиях, ни в коем случае не вступят ни в какие сношения с какими-либо представителями народов Восточной Европы. Я попросил его в интересах задач контрразведки выделить людей, которые, работая контрразведчиками, в то же время смогут выступать как политические работники с тем, чтобы определить их дальнейшее использование. Адмирал Канарис сказал, что, само собой разумеется, он учтет мое желание не признавать никаких политических групп среди эмигрантов и что он намерен действовать в духе моих высказываний».
Розенберг: Это соответствует тому, что я сказал.
Руденко: Я вас спрашиваю, вы подтверждаете эту цитату?
Розенберг: Да, я подтверждаю ее...
Руденко: Иначе говоря, вы были связаны с контрразведкой?
Розенберг: Нет, я лишь принял адмирала Канариса и сказал ему, чтобы он по своему долгу службы по возможности не занимался политическими переговорами и планами, так как это теперь должен делать я.
Руденко: Я задам вам несколько вопросов о целях войны против Советского Союза.
Признаете ли вы, что, подготовив и совершив нападение на Советский Союз, нацистская Германия преследовала цели экономического разграбления богатств Советского Союза, истребления советских людей, порабощения народов Советского Союза и расчленения Советского Союза. Ответьте кратко — признаете вы это или нет?
Розенберг: Здесь опять поставлено пять вопросов...
Руденко: Я прошу ответить кратко — признаете вы цели этого нападения или нет? Потом сможете дать объяснения.
Председатель: Вы можете ответить на этот вопрос словами «да» или «нет».
Розенберг: На четыре вопроса я должен ответить — нет.
Руденко: Нет? В таком случае обратимся к некоторым документам. Я имею в виду документ 2718-ПС. Это ваш меморандум от 2 мая 1941 г. Вы следите за текстом. В этом документе говорится следующее: «Война может продолжаться в случае, если все вооруженные силы на третьем году войны будут снабжаться продовольствием из России. Нет никакого сомнения в том, что в результате многомиллионное население погибнет голодной смертью, если мы возьмем в стране то, что нам необходимо». Я спрашиваю — вы это писали?
Розенберг: Я этого не писал и не участвовал в этом совещании. Я также не могу установить, знал ли вообще кто-либо из моих сотрудников об этом совещании. Здесь написано: «Секретный документ для начальников высших штабов. Два экземпляра: 1-й экземпляр — в актах 1А, 2-й экземпляр — генералу Лимберту». Таким образом, об этом знали только два человека в вооруженных силах.
Руденко: Не распространяйтесь, подсудимый. Вы не знаете об этом?
Розенберг: Здесь два раза зачитывали этот документ.
Руденко: Следующий документ, определяющий цели войны. В инструкции рейхскомиссару Прибалтики и Белоруссии вы указывали следующее. Я имею в виду документ 1029-ПС, там отмечено место, которое я буду цитировать.
«Целью имперского уполномоченного для Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии должно являться создание германского протектората с тем, чтобы впоследствии превратить эти области в составную часть великой германской империи путем германизации подходящих в расовом отношении элементов, колонизации представителями германской расы и уничтожения нежелательных элементов».
Вы припоминаете эту инструкцию? Ответьте сначала.
Розенберг: Да, этот документ мне знаком. Я уже вчера говорил, что вначале в моем бюро разрабатывались разного рода проекты, которых я не одобрял.
Руденко: Я вас спросил совершенно ясно — вам знакома эта инструкция?
Розенберг: Я опять слышал неправильный перевод.
Руденко: Итак, вы вносите исправление в перевод. В остальном — германизация, колонизация. Это правильно по-немецки звучит?
(Пауза)
Отвечайте: правильно или неправильно?
Розенберг: Это тоже не совсем правильно переведено. Здесь ска- зано: «колонизация германских народов», а вы переводите «германизация и колонизация». Это — два существительных, которые придают соответственно другой смысл. Я должен сказать, что это проект одного из моих сотрудников; проект этот вообще не вышел в свет, и он ни в какой степени не является инструкцией.
Руденко: Я вас не спрашиваю, вышел ли он в свет. Я спрашиваю вас, был такой проект? Вы этого не отрицаете?
Розенберг: Я не отрицаю, что такой проект был составлен в моем ведомстве.
Руденко: Очень хорошо. Перейдем дальше. В инструкции (это все касается целей войны) для всех рейхскомиссаров оккупированных восточных областей от 8 мая 1941 г. (это документ 1030-ПС) говорится (подсудимому передается документ):
«Эта грядущая борьба явится борьбой за снабжение Германии и всей Европы сырьем и продовольствием».
Розенберг: Да. Этот документ был составлен в качестве проекта в моем ведомстве. Это верно, я этого не оспариваю.
Руденко: Не распространяйтесь. Я еще раз напоминаю вам: отвечайте коротко на мои вопросы.
Это ваши высказывания до нападения на Советский Союз. Теперь я напомню вам, не предъявляя документа, ибо этот документ уже неоднократно предъявлялся, запись совещания у Гитлера 16 июля 1941 г. Я имею в виду, господин председатель, документ Л-221. На этом совещании вы присутствовали (к подсудимому)?
Розенберг: Да.
Руденко: Там Гитлер говорил тогда, что «вся Прибалтика должна стать областью империи точно так же, как должен стать областью империи Крым с прилегающими районами; волжские районы должны стать областью империи точно так же, как Бакинская область». Вы припоминаете эти высказывания Гитлера?
Розенберг: Я впервые увидел этот документ здесь. Это запись Бормана. Фюрер говорил тогда очень долго и пылко. Я не делал себе точных заметок, но он действительно говорил о Крыме и о том, что ввиду необычайной силы Советского Союза там не должно быть потом ни одного вооруженного лица...
Руденко: Я вас спрашиваю, говорил он это?
(Пауза)
Вы согласны были с установками Гитлера по вопросу захвата этих территорий?
Розенберг: Из документа, а также из моей речи следует, как я представлял себе право восточных народов на самоопределение в рамках новой государственной структуры и, как это видно здесь, я полемизировал с фюрером.
Руденко: Я не спрашиваю вас об этом. Я спрашиваю сейчас: вы были согласны с предложениями Гитлера или возражали против них?
Розенберг: Да, я возражал, и это указано даже в протоколе...
Председатель: Трибунал не интересует вопрос, может ли это быть доказано. Вопрос заключается в том, согласны ли вы с этим. Мне кажется, на это вы можете ответить. Скажите, были вы согласны с этим или нет?
Розенберг: Со многими пунктами я согласился, а с некоторыми — нет. Но всего там было, по меньшей мере, от 10 до 15 пунктов.
Председатель: Это уже ответ.
Руденко: Хорошо, к этому вопросу мы еще вернемся через несколько минут. Я сейчас обращусь к вашим директивам, которые вы издавали в качестве министра оккупированных восточных областей. Прежде всего я имею один вопрос к вам: что это за «коричневая папка»?
Розенберг: «Коричневая папка» была составлена административным отделом министерства по делам Востока в соответствии с пожеланиями экономистов, политического отдела, отдела снабжения, технического отдела и других отделов; она была составлена для чиновников в Остланде и на Украине, то есть это была первая попытка сведения воедино всех вопросов.
Руденко: Это, своего рода, — «зеленая папка», такая же программа ограбления восточных территорий и их эксплуатации. Понятно.
Обратимся к вашим директивам (документ ЕС-347). Сейчас вам дадут этот документ. Обратите внимание, там подчеркнуто место на странице 39 документа. Я вам зачитываю этот абзац:
«Первой задачей гражданского управления в оккупированных восточных областях является проведение интересов империи». Далее там сказано:
«Положения Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны, которыми предусматривается управление страной, оккупированной иностранной державой, не имеют действия, так как СССР надо считать уничтоженным».
И дальше: «Поэтому допустимы также все мероприятия, которые германской администрации кажутся необходимыми и удобными для проведения этой обширной задачи».
Вы согласны, что это выдает ваши тайные замыслы, хотя вы несколько и поторопились объявить Советский Союз уничтоженным?
Розенберг: Я в русском переводе слышал слово «разграбление». Слова «разграбление» в немецком тексте не встречалось.
Руденко: В русском тексте, который я огласил, нет слова «разграбление», вы здесь измышляете или до вас не то дошло.
Розенберг: Можно мне сказать несколько слов?
Руденко: Я вас спрашиваю, это вы писали?
Розенберг: Хотя я этого не писал, но это появилось в циркуляре министерства по делам Востока, и я несу служебную ответственность за «коричневую папку»...
Руденко: Я вас спрашивал в отношении Крыма. Вы сказали, что Гитлер предлагал присоединить Крым к Германии. Припоминаете ли вы, что вы не только разделяли эти планы, но даже придумали новые названия городов: Симферополь вы решили переименовать в Оттенбург, а Севастополь — в Теодорихгафен. Припоминаете вы это?
Розенберг: Да, это правильно. Фюрер сказал, чтобы я переименовал эти города. Мы говорили о переименовании еще многих других городов.
Руденко: Итак, вы признаете, что занимались переименованием Симферополя и Севастополя. Вы также занимались преобразованием Кавказа и имели в своем ведении специальный штаб. Я прошу ответить так или нет?
Розенберг: Так.
Руденко: Вы даже подобрали в качестве грузинского престолонаследника проходимца из эмигрантов князя Багратиона Мухранского. Это правильно, ответьте кратко?
Розенберг: Да, это верно. Мы говорили о нем...
Руденко: О преобразовании Кавказа вы 27 июля 1942 г. составили специальный доклад. Это правда?
Розенберг: Возможно, что был такой доклад. Да, да, конечно, это довольно длинный доклад, вот он.
Руденко: Мы предъявим вам этот доклад, чтобы обратить ваше внимание на одну небольшую цитату. Я имею в виду, господин председатель, документ, представленный уже Суду под номером СССР-58. Подсудимый Розенберг, обратите внимание на страницу 7. Там говорится:
«Германская империя должна взять в свои руки всю нефть. Относительно нашего участия в использовании других богатств можно будет договориться впоследствии».
Вы нашли это место?
Розенберг: Я нашел это на странице 7 текста.
Руденко: Вы подтверждаете, что эти слова принадлежат вам?
Розенберг: Этот документ является меморандумом моего ведомства, и я подтверждаю, что он правилен.
Руденко: Теперь обратите внимание на страницу 14 этого же доклада. Это в конце. Вы так определяли задачи:
«Проблема Востока состоит в том, чтобы перевести балтийские народы на почву немецкой культуры и подготовить широко задуманные границы Германии. Задача Украины состоит в том, чтобы обеспе- чить продуктами питания Германию и Европу, а континент — сырьем. Задача Кавказа прежде всего является политической задачей и означает расширение континентальной Европы, руководимой Германией, от Кавказского перешейка на Ближний Восток».
Вы прочли это место?
Розенберг: Да.
Руденко: Вы не отрицаете, что действительно был такой план?
Розенберг: Я подтверждаю, что это верно...
Руденко: После этого документа, который вы не отрицаете, признаете ли вы агрессивный, грабительский характер войны Германии против Советского Союза и свою личную ответственность за подготовку и осуществление агрессии? Ответьте кратко: признаете или нет.
Розенберг: Нет.
Руденко: Я имею еще несколько вопросов относительно германской политики в восточных областях. Кто являлся ответственным лицом германской администрации в имперском комиссариате?
Розенберг: Административную и законодательную власть осуществлял министр по делам восточных областей, а функции местного правительства осуществлял рейхскомиссар.
Руденко: Мог ли имперский комиссар своей властью издавать распоряжения об аресте и расстреле заложников?
Розенберг: В данный момент я не помню, имел ли он по закону такое право или это относилось к компетенции полиции. Я не могу определенно ответить на этот вопрос, так как не помню, существовал ли такой декрет, но это возможно. Я не знаю.
Руденко: Возможно? Я должен вам напомнить, что в вашей директиве было предусмотрено право комиссара расстреливать своей властью заложников.
Здесь очень много говорилось по поводу германской политики в оккупированных областях. Я поставлю вам только несколько вопросов и прежде всего в отношении Украины. Вы здесь изображали положение так, что во всем был повинен Кох. Вы же якобы протестовали и были «благодетелем» украинского народа.
Розенберг: Нет, это неверно.
Я никогда не говорил, что я — благодетель.
Руденко: В вашем документе, который представлен вашим защитником под номером РО-19, Рикке писал: «В письме к имперским руководителям прессы в ноябре 1942 года Кох заявил: «Украина является для нас лишь объектом эксплуатации, она должна оплатить войну, и население должно быть в известной степени как второсортный народ использовано при решении военных задач, даже если его надо ловить с помощью лассо». Это — политика Коха на Украине. Это документ, представленный вашим защитником. Я сейчас вам поставлю вопрос: вы писали Коху 14 декабря?
Розенберг: Можно мне ответить на вопрос? У меня нет сейчас текста этого документа. Я знаю только, что это письмо Рикке ко мне с жалобой. Он просто несколько резко выразился, и мы вместе старались продолжать работу.
Руденко: Вы неоднократно заявляли вчера в своих объяснениях Трибуналу в отношении зверств и истребления советского населения, что вы об этом не были осведомлены, что это были полицейские меры. Так я вас понял?
Розенберг: Нет, это не совсем верно. Я, как уже было сказано, получал донесения о многочисленных столкновениях с партизанами и о расстрелах, а также о том, что партизаны нападали на немецких руководителей сельского хозяйства, полицейских и чиновников и тысячами их убивали.
Руденко: Нам известно о том, как вы расправлялись с партизанами, боровшимися с врагами своей родины. Я вас спрашиваю об истреблении мирного населения — стариков, женщин и детей. Об этом вы знали?
Розенберг: Мы стремились к тому, чтобы в этой борьбе крестьяне и прочие мирные жители были в безопасности. Когда мы узнавали о слишком строгих мерах полиции, мы решительно требовали, чтобы, несмотря на всю тяжесть борьбы, эти соображения учитывались. Полиция отвечала нам, что, сидя за письменным столом, очень легко этого требовать, но когда в Белоруссии партизаны сожгли 500 бургомистров вместе с их семьями в их собственных домах и стреляли в спину полицейским, естественно, происходили ужасные расправы.
Руденко: Я напомню вам вашу директиву по вопросу организации администрации и о первоочередных задачах этой администрации. Вы лично запланировали своей первой задачей полицейские меры. Я вас спрашиваю, вы этого не станете отрицать?
Розенберг: Если это документ № 1056, то я там поставил семь первоочередных задач. Я не помню, какая из них первая. Я прошу представить мне этот документ.
Руденко: Хорошо. Я прошу показать ему только один пункт. На первом месте поставлена задача «Полицейские меры».
Розенберг: Совершенно очевидно, что в оккупированной области в ходе такой войны полиция должна проводить полицейские меры.
Руденко: Я имею к вам еще несколько вопросов. Прежде всего я должен вас спросить об истории в районе Цуман. Документ здесь уже был предъявлен, в нем шла речь о массовом расстреле советских граждан только потому, что потребовалось место для охоты. Вы помните этот документ?
Розенберг: Да, я вчера уже дал исчерпывающие разъяснения по этому вопросу.
Руденко: Подсудимый Розенберг, вы 2 апреля 1943 г. адресовали письмо Гиммлеру об этом случае, о расстреле сотен советских граждан в районе Цуман, так как это место требовалось для охоты. Такое письмо вы адресовали Гиммлеру. Вы до июня 1943 года интересовались, какие же наступили последствия этого письма?
Розенберг: Я, прежде всего, сделал сообщение ответственному начальнику немецкой полиции и должен был подождать сначала, что предпримет он, как ответственный за проведение мероприятий по безопасности на Украине. Когда я не получил более подробных разъяснений, я подал жалобу об этом случае лично фюреру.
Руденко: Когда вы доложили Гитлеру?
Розенберг: Эта жалоба фюреру рассматривалась в середине мая 1943 года. Она была довольно объемистой, так что, разумеется, до этого пролежала несколько недель у фюрера. С 2 апреля до середины или до конца мая прошло пять-шесть недель, так что дело шло очень быстро; сначала жалобу должны были довольно подробно разобрать Ламмерс и Борман. Затем фюрер должен был принять решение и дать указания, а тогда уже пригласили меня.
Руденко: Когда в последний раз решалась эта жалоба?
Розенберг: В мае, между серединой и концом мая 1943 года.
Руденко: В присутствии Коха решалась эта жалоба?
Розенберг: Да.
Руденко: Вы вчера сообщили Трибуналу, что якобы Кох представил Гитлеру справку управления лесничества, верховного лесного управления?
Розенберг: Да.
Руденко: И якобы эта справка подтверждала, что это была борьба с партизанами?
Розенберг: Это не совсем так. Там было сказано, что этот лесной район должен быть обязательно использован для поставки леса военному ведомству или администрации и что в этом лесном районе очень много партизан и банд, представляющих большую опасность для рабочих в этих лесах; что дело доходило до перестрелок с партизанами и бандами и, так как нельзя было за всеми следить, было произведено переселение некоторых групп населения в лесные области, расположенные южнее. К этому Кох добавил, что переселенцы были даже благодарны, так как им была дана лучшая земля. Вот разъяснения, которые дал Кох по этому вопросу.
Руденко: Они были благодарны за то, что в одну декабрьскую ночь их выбросили из их жилищ за сотни километров, а сотни из них были расстреляны. Они были благодарны за это? Я хочу вас спросить, .29 апреля 1943 г. на имя Гитлера вы приложили также справку верховного лесного управления, и в этой справке лесного управления указывалось... Я прочту этот пункт. Вы должны помнить этот случай, это страшный случай расстрела граждан из-за охоты. В справке лесного управления говорилось: «Несомненно, что прежде всего из интересов охоты была произведена эвакуация многих деревень, расположенных в лесном массиве Цуман». Так написано в справке лесного управления?
Розенберг: Я хочу отметить, что здесь речь идет о сотруднике лесного управления в Берлине, который это написал на основе своих материалов, а то, что сказал Кох, было сказано начальником лесного управления на самой Украине.
Руденко: Последний вопрос по этому поводу. Вы верили Коху?
Розенберг: Это, если говорить по совести, трудно сказать, но в данном случае...
Руденко: Именно по совести, если вы хотите.
Розенберг: В данном случае это было сообщение лесного управления, и я не мог ничего возразить против этого сообщения, которое было обоснованно. Я должен был сказать себе, что ошибся, подавая эту жалобу.
Руденко: Не возражали, и это понятно. Вы вчера Трибуналу неоднократно заявляли, что хотели уйти в отставку. Вы даже сослались на свое письмо на имя Гитлера от 12 октября 1944 г., где вы просили указаний, как быть дальше. Мой коллега г-н Додд (Представитель обвинения от США. - Составители.) напомнил вам, что уже к тому времени, к этой дате 12 октября 1944 г., имперский министр восточных областей оказался без областей. Но я вас о следующем спрошу: неужели вы могли просить об отставке, вы, который годами мечтал получить пост имперского министра и даже быть членом тайного совета? Вы, даже больше, просили у Гитлера, чтобы вам дали пост имперского министра. Вы это помните?
Розенберг: Во-первых, я никогда не был членом тайного совета. Это неверно.
Руденко: Вы добивались назначения членом тайного совета?
Розенберг: Да, это верно.
Руденко: И мечтали быть имперским министром? Это тоже верно?
Розенберг: Когда остро встал вопрос о моем назначении, много говорилось о его форме. Доктор Ламмерс как уполномоченный фюрера сказал мне, что он не намерен назначать имперского инспектора, так как оба рейхскомиссара...
Руденко: Чтобы нам не затягивать этот вопрос, я предъявлю сейчас Трибуналу документ. Это письмо Розенберга от 6 февраля 1938 г. на имя Гитлера, где он ходатайствует об этих должностях. Мы предъявляем этот документ под номером СССР-117. В этом письме вы высказали свою обиду в связи с назначением подсудимого Риббентропа министром иностранных дел. Правда это?
Розенберг: Да, да.
Руденко: Вы считали, что таким министром иностранных дел гитлеровского кабинета могли быть вы. Это правда?
Розенберг: Да. Я не считаю чем-либо порочащим меня то, что после стольких лет деятельности я выразил желание быть использованным на государственной службе в Германской империи.
Руденко: Вы в этом письме указываете на существование тайного совета. Правильно это?
Розенберг: Да, позвольте мне прочесть это письмо. Я не могу отвечать на такие отрывочные вопросы.
Руденко: Пожалуйста.
Розенберг: Да, я прочел письмо.
Руденко: Все то, что в нем изложено, — правильно?
Розенберг: Да.
Руденко: Это ваше письмо?
Розенберг: Да.
Руденко: Вы просили назначить вас в тайный совет?
Розенберг: Да.
Руденко: Просили пост имперского министра?
Розенберг: Я сообщил, что я говорил с товарищем по партии Герингом об этом назначении, так как фюрер поручил мне идеологическое воспитание партии, и существовал еще внешнеполитический отдел партии; при тогдашних условиях создалось бы впечатление, что фюрер отклоняет мою кандидатуру. Поэтому я попросил фюрера дать мне этот пост. Я считаю вполне понятным свое желание побеседовать о важном для меня деле.
Руденко: Последний вопрос. Вы были ближайшим сподвижником Гитлера в выполнении всех его планов и замыслов?
Розенберг: Нет, это не так. Это совершенно неверно.
Руденко: Хорошо, будем считать это ответом на мой вопрос. Я закончил, господин председатель.