Турецкие войны

В тяжелых условиях началась для России война с Турцией — война, которой русские не искали и не ждали. Нужно было мужество Екатерины, чтобы с честью встретить неожиданное испытание. Война в Польше требовала значительных сил, поэтому против турок можно было двинуть лишь очень небольшое войско.

Но Екатерина, сама смелая и верившая в силу своего народа, не хотела ограничиться обороной: раз начав войну, она решила не только наказать турок за нападение, но и свести с ними старые счеты.

В ответ на объявление турками войны, русские войска начали наступление на подвластные Турции Дунайские княжества (теперешнюю Румынию).

Екатерина хотела попытаться поднять против Турции порабощенных ею христиан. Для этого решено было послать в Эгейское море, к берегам Турции, населенным преимущественно православными греками, наш Балтийский флот. Решение это было смелым: наши корабли, никогда не выходившие из Балтийского и Немецкого морей, не были приспособлены для такого дальнего и тяжелого плавания. Но Екатерина верила, что мужество и выносливость русских моряков преодолеют все трудности.

Обогнув всю Западную Европу по Атлантическому океану и Средиземному морю, с большим трудом и задержками, потеряв в дороге от бурь несколько кораблей, дошел наш флот до берегов Малой Азии, принадлежавших тогда, как и теперь, Турции.

Число кораблей было невелико: всего 9 крупных и 18 мелких; вдобавок корабли, сильно пострадавшие от долгого плавания, не имели возможности починить как следует свои повреждения; матросы были сильно истощены усталостью и болезнями. Несмотря ни на что, начальники флота — кн. Орлов и адмирал Спиридов смело искали боя. 23 мая 1770 года они встретили сильный турецкий флот, состоявший из 16 крупных и 60 мелких судов. Адмирал Спиридов первый начал битву нападением на турецкий адмиральский корабль. После сильной перестрелки турки, оробев, стали уходить. Их флот укрылся в Чесменской гавани. Ночью русские, наполнив четыре барки горючими веществами, зажгли их и направили в гавань, где скучились турецкие корабли. Одна из этих барок зажгла неприятельское судно, и пожар, перекидываясь с корабля на корабль, охватил скоро всю гавань, превратив ее в сплошное море огня. Взрывы следовали один за другим. К утру все было кончено. Одни обгорелые обломки плавали по поверхности залива. Кроме одного корабля, захваченного в плен, весь флот турецкий погиб в пламени. «Слава Богу и честь Русскому флоту! — доносил императрице Спиридов. — Весь неприятельский военный флот мы атаковали, разбили, разломали, сожгли, в небо пустили, потопили, в пепел обратили и оставили на том месте престрашное позорище!»

Надежда на восстание греков не оправдалась. Греки настолько привыкли бояться турок, что даже после истребления турецкого флота немногие только из них решились поднять оружие. Но все же геройский поход и славная Чесменская битва не прошли без пользы.

Чтобы не дать подняться восстанию, турки должны были стянуть на юг большие войска, ослабляя этим свою армию, действовавшую на Дунае. Правда, их силы в Румынии все-таки были велики: 100-тысячная крымская орда и около 150 тысяч турецкого войска. Но со времен Петра Великого русское войско по вооружению и военному искусству далеко превосходило турок, не говоря уже о татарах. При надлежащем обучении испытанная храбрость наших солдат делала их непобедимыми. Вдобавок командовал ими старый герой, поседевший в битвах, — генерал Румянцев. Солдаты любили его до обожания, называли его своим отцом и орлом.

Дворец крымских ханов в Бахчисарае

Стремительным, смелым движением Румянцев напал сначала на крымских татар, потом на турок: те и другие были разбиты наголову. В битве с турками русские имели всего 17 тысяч человек против 150 тысяч врагов: тем славнее была эта блестящая победа.

После этого русские войска без боя заняли Крым, а затем во главе с Румянцевым двинулись на самый Константинополь. Флот Спиридова в то же время грозил столице Турции с моря. Турки должны были просить мира.

Екатерина поставила им очень суровые условия: турки должны были отказаться от власти над Румынией, Крымом и кубанскими татарами. Все понимали, что это значило: держаться самостоятельно эти слабые народы не могли и, отделенные от Турции, само собою должны были рано или поздно подчиниться России. Опять, как при императрице Анне Иоанновне, в наши дела с Турцией вмешались иностранные державы. Австрия грозила войной, если Россия не откажется от своих требований. Но запугать императрицу Екатерину было трудно. «Когда увидят, что угрозами ничего не выиграют, то остальное устроится само собою; а если увидят, что мы гонимся за миром, то получим мир дурной, — рассудила она и дала решительный ответ. — Надо, чтобы Австрия перестала постоянно грозить нам войной. Россия, подвергшись нападению, сумеет защищаться. Она не боится никого, а переговоры мы ведем с турками, а не с австрийцами, с которыми у нас нет войны».

После долгих переговоров она согласилась отказаться от освобождения Румынии; за остальные свои требования она готова была продолжать войну. Ее мужество и настойчивость увенчались успехом. В 1774 году заключен был славный мир в Кучук-Кайнарджи. Россия получила очень важные турецкие крепости — Кинбурн на берегу Черного моря (ныне Херсонская губерния) со всей степью от устьев Днепра до устьев Буга и Керчь-Еникале в восточной части Крымского полуострова, возле Керченского пролива, соединяющего Азовское море с Черным. Вдобавок Россия получила 4 с половиной миллиона рублей в возмещение военных издержек.

России представлено было право, которое имела она и по отношению к Польше: заступаться за православных подданных Турции. Крым и Кубанская земля объявлены независимыми от Турции. Русским торговым кораблям предоставлен свободный выход из Черного моря в другие моря через Константинопольский пролив.

Кучук-Кайнарджийский мир был для Турции страшным ударом. Всего тяжелее была туркам потеря Крыма: Крым дорог был им в военном и торговом отношениях; многие вельможи и богатые купцы имели на южном берегу Крыма усадьбы и дворцы, куда приезжали отдыхать среди роскошной природы этого благословенного края.

Тяжело было отделение от Турции и крымским татарам: без поддержки турок они не могли делать набеги на русские земли и добывать пленных, которые продавались ими по высоким ценам. «Обстоятельство это, — говорит один современник-татарин, — повергло и дворянство наше, и простой народ в большое огорчение».

Упала также и торговля, запустели многие города. Феодосия (на южном берегу Крыма) считалась прежде вторым Константинополем по богатству и роскоши: на всех площадях шумели фонтаны, в кофейнях толпились купцы, наехавшие чуть не с половины Азии; рабы и рабыни из пленных христиан толпами продавались на рынках. С уходом турок Феодосия превратилась в тихий захолустный городок с одним туземным населением.

Крымские татары — народ бедный, дикий и мало развитой — не могли сами поддержать ни промыслов, ни торговли. Не умели они поддержать без чужой помощи и порядок в управлении страной. Немедленно начались раздоры и усобицы. Сильным ударом для ханства было почти поголовное выселение христиан из Крыма в пределы России, в окрестности Азова. Хан Шагин-Гирей попробовал было ввести в Крыму европейские порядки, но мусульманское духовенство, видя в этом отступление от веры отцов, взбунтовало против него народ.

Ханские дворцы были разграблены чернью, а сам хан принужден был бежать в горы. Не имея сил водворить порядок, он обратился к императрице Екатерине с просьбой присоединить мятежный Крым к России, а ему дать какое-нибудь убежище.

Екатерина, внимательно следившая за смутой в Крыму, без колебаний двинула туда свои войска. Если кто из татар и был недоволен водворением новой власти, то не смел подумать о сопротивлении. Крым занят был без одного выстрела. 9 апреля 1783 года объявлено было, во всеобщее сведение, о присоединении его к России. Вместе с Крымом присоединена была к России область кубанских татар, которая с течением времени стала местом поселения войска черноморских или кубанских казаков.

Выгоды этого приобретения для России были неоценимы. Екатерине удалось и здесь достигнуть заветной цели, к которой уже три века стремились русские государи: завоевать для России ее южные черноземные степи, самой природой предназначенные для народа-пахаря. Со времени Михаила Федоровича русское население далеко продвинулось на юг, заняв нынешние Воронежскую, Курскую, Харьковскую и Полтавскую губернии. Но население этих южных земель до 1783 года жило по-прежнему под страхом татарского набега со степи: все мужчины поголовно записаны были в казачьи или гусарские полки и одновременно с крестьянским своим делом должны были собираться по нужде и на защиту степной границы.

При Анне Иоанновне укрепленная сторожевая линия между Днепром и Донцом шла по южной границе Полтавской и Харьковской губерний. Нынешняя Екатеринославская губерния и северная часть Херсонской считались уже русскими, но селиться там было невозможно, так как степная граница к югу от них не была защищена. Во время турецкой войны при Екатерине между Днепром и Донцом проведена была новая линия укреплений — по южной границе теперешней Екатеринославской губернии.

Теперь с занятием Крыма не только открывались для русского земледельческого населения плодородные степи нынешних Херсонской и Таврической губерний, но и для населения прежней южной окраины русской начиналась новая, мирная и безопасная жизнь. Теперь уже нечего было бояться татарского набега, смерти или горькой неволи. Укрепленные степные линии стали не нужны. Вместо них Черное море омывало и охраняло южную границу России.

Вновь занятый край (Екатеринославская, Херсонская, Таврическая губернии) объединен был под названием Новороссии, и управление им Екатерина поручила главному своему советнику и сотруднику князю Потемкину.

Умный и деятельный наместник не жалел трудов и усилий. По его призыву на новые земли толпами повалили переселенцы — и бродячие, вольные люди, и беглые крестьяне; переводились сюда тысячами и крепостные; шли поселенцы и из Крыма, и из-за границы — немцы, славяне. Потемкин всеми мерами поддерживал разведение садов, виноделие, овцеводство, шелководство; сам выписывал для поселенцев хороший скот для развода, виноградные лозы, плодовые деревья. В удобных местах строились новые города. Со сказочной быстротой выросли в безлюдной дотоле степи Екатеринослав, Херсон, Николаев, в Крыму — Севастополь; в Николаеве и Севастополе в несколько лет успели выстроить довольно сильный военный флот. В Крыму снова расцвели и промыслы, и торговля, заглохшие было с уходом турок.

В 1786 году императрица пожелала сама познакомиться со своими новыми владениями. Ее путешествие отличалось торжественностью и блеском, достойными государыни великого народа после блестящих побед.

В то время как последний крымский хан доживал свои дни в Калуге, Бахчисарай — бывший триста лет столицей страшного для России разбойничьего Крыма — увидел в своих стенах милостивую и грозную победительницу — Великую Екатерину, окруженную блестящей свитой.

Два европейских государя — польский король и император Австрии — выезжали ей навстречу.

Из богатого и благословенного, но совершенно дотоль пустынного края, к которому так давно тянулся русский народ, словно волшебством вырастала действительно Новая Россия. За какие-нибудь двадцать лет население Новороссии возросло с 50 тысяч до 700 тысяч, и еще богатый запас свободных земель ждал новых переселенцев. Теперь эти земли кормят уже 6 миллионов народу, а при более совершенной обработке земли и улучшенном ведении хозяйства будут кормить в десять раз больше.

Но все неоценимые приобретения, сделанные Екатериной, надо было еще укрепить за Россией. Было ясно, что Турция без новой войны не помирится с присоединением Крыма к России. Видя неизбежность этой войны, Екатерина заботливо готовилась к ней. Австрию, бывшую еще недавно во вражде с Россией, она сумела привлечь к союзу, и в 1787 году, когда началась новая турецкая война, австрийские войска действовали совместно с нашими против турок.

Вторая турецкая война Екатерины (1787—1791), как и первая, ознаменована была блестящими успехами русского оружия. Главным героем ее явился знаменитый Суворов — один из самых прославленных полководцев, каких когда-либо видел мир.

Александр Васильевич Суворов был родом из небогатой дворянской семьи. С детских лет увлекался он рассказами о военном деле и о подвигах замечательных полководцев всех времен. Пятнадцати лет по собственному желанию вступил в военную службу простым солдатом, что в ту пору уже было редкстью для дворянина. Девять лет он был солдатом и только 24-х лет от роду получил первый офицерский чин. В войнах времен императрицы Елизаветы он выдвинулся, несмотря на скромный чин, как замечательный офицер: имя подполковника Суворова знали в армии, знали больше, чем имена многих крупных генералов.

Повышаясь в чинах, он все больше и больше мог показать свои редкие военные дарования. Никто не мог сравниться с Суворовым в умении говорить с солдатами, ободрить усталых или оробевших метким словом или шутливой прибауткой, на которые он был мастер. А больше всего одушевлял он войска своим примером, разделяя с солдатами все тягости и лишения походной жизни и опасности в битве. От природы хилый и слабый, он умел так закалить свое тело, что не боялся ни усталости, ни простуды, зимою делал походы в одном суконном плаще, ел с солдатами из котла. Зато под его начальством солдаты поражали всех своей неслыханной выносливостью: переходы по 70 верст в день, хотя бы в распутицу и непогоду, были для них обычным делом. И нередко случалось Суворову после такого перехода вести солдат без отдыха в бой.

А в сражении суворовские полки проявляли мужество и стойкость, поразительные даже для русского солдата. Это были какие-то сказочные богатыри — «чудо-богатыри», как называл их сам Суворов. За 30 лет своей боевой жизни он ни разу не скомандовал своим чудо-богатырям отступления и ни разу не был разбит.

В царствование Екатерины Второй Суворов принимал участие во всех военных действиях против поляков, турок, бунтующих башкирцев. «Известно, — говорил он, — я и в Камчатку и в Японь готов, если на то Высочайшая воля».

Но настоящей славой не только на Родине, но и по всей Европе покрыли его подвиги во время второй турецкой войны.

Главными русскими силами, двинутыми против турок, начальствовал в эту войну князь Потемкин, наместник Новороссии. Умный и способный правитель, он оказался посредственным полководцем: его стотысячная армия действовала вяло и нерешительно, а сам Потемкин от первых неудач так падал духом, что предлагал императрице просить мира. Екатерина со спокойным мужеством приказала продолжать войну. «Прошу ободриться и подумать, что добрый дух и неудачу поправить может, — писала она Потемкину. — Пишу это все тебе, другу, воспитаннику моему и ученику».

Суворов тем временем начальствовал особой небольшой армией на Дунае; против него надвигались главные силы турок. Суворову приходилось действовать в союзе с австрийцами, двинувшими в Румынию свои войска. Неслыханно быстрым переходом Суворов подоспел на помощь австрийцам, которые призывали его отчаянными посланиями: на их 18-тысячный отряд наступало целое турецкое войско — 50 тысяч, а за ними двигались и другие 50 тысяч. «Жаль, что они не все вместе, лучше было бы покончить с ними разом», — спокойно сказал Суворов и приказал идти в атаку. Русских было у него всего 7 тысяч. Ученый австрийский полководец считал безумием нападать на вдвое сильнейшего врага. Но Суворов знал, что делает.

Австрийцы, по выражению Суворова, приобрели к тому времени неискоренимую привычку быть битыми. Но под его командой даже австрийские солдаты проявили необычную для них стойкость и мужество. Турки были разбиты. Император Австрии вне себя от радости осыпал Суворова почетными наградами. Немного спустя Суворов нанес туркам еще более страшное поражение у Рымника: из 100 тысяч турок только 15 отступили, не бросив оружия. После этих блестящих побед успех всюду стал переходить на сторону русских.

Несмотря на то, положение России было стесненное. Одновременно с войной против турок России пришлось вести войну и со шведами. В Польше началась новая смута, требовавшая также вооруженных действий. Австрия опять, как при Петре Великом, отстала от союза и заключила с Турцией мир. Англия и Пруссия вели переговоры о вооруженном союзе с Польшей против России. Турки, надеясь на эти затруднения, с упорством отказывались от мира. Надо было напугать их движением на Константинополь. Но дорогу на Константинополь заслоняла сильнейшая крепость Измаил, стоявшая в устье Дуная. Не взяв ее, нельзя было двинуться вперед.

В октябре и ноябре 1790 года около 30 тысяч русского войска стояло под стенами Измаила, но из этой осады не могло ничего выйти: сильнейшая крепость, вооруженная тремя сотнями пушек, имела в свои стенах 42 тысячи отличного войска и могла считать себя вполне неприступной. О приступе наши генералы не решались и подумать. Обстреливать крепость не могли за недостатком пороха и ядер. Солдаты, страдая от мокрой осенней погоды, голодали, болели и совсем упали духом.

В конце ноября началось отступление. Но не успели еще все войска отойти от Измаила, как получено было приказание вернуться и вновь занять покинутые позиции: начальником осадного корпуса назначен был Суворов.

2 декабря он подъехал к русскому лагерю без всякой свиты, в сопровождении одного казака, который вез в узелке все походное имущество генерала. При появлении любимого вождя солдаты точно переродились. Усталость и уныние сменились общим ликованием и подъемом духа. Все знали, что Суворов не любит долго смотреть на осажденную крепость. «Одним смотрением крепости не возьмешь», — говорил он.

Неделю спустя Суворов созвал совет старших начальников и сообщил им свое решение — взять крепость приступом или погибнуть всем под ее стенами. Атаман Донского казачьего войска Платов первый громко крикнул: «Приступ!» Все единогласно высказались за то же: под начальством Суворова собирались всегда испытанные храбрецы. Многие из них впоследствии сами были прославленными полководцами.

Начальнику крепости Суворов послал короткое извещение: «Я с войсками прибыл сюда. 24 часа на размышление — и воля; первые мои выстрелы — уже неволя; штурм — смерть». Из крепости получен был ответ: «Скорее небо обрушится на землю, чем сдастся Измаил».

Взятие Измаила

В ночь с 10 на 11 декабря войска шестью колоннами выступили из лагеря к стенам крепости. Скоро наступление было замечено. От непрерывной стрельбы, точно огненной нитью, засветились валы и стены Измаила. Опытные воины сознавались, что никогда не случалось им испытать такого адского огня. С жестокими потерями дошли русские до укреплений и стали заваливать вязанками хворосту глубокие крепостные рвы. Непрерывная пальба со стен так и косила ряды нападавших. В одном полку перебиты были все офицеры, и полковой священник с крестом стал во главе полка. Под градом пуль, среди грохота несмолкавшей пальбы русские лезли на валы Измаила с непоколебимым упорством. Суворов, следя за ходом приступа, распоряжался движением отрядов. Но многим солдатам в пылу одушевления казалось, что они видят любимого вождя перед собой: его видели одновременно во многих местах.

К рассвету солдатские и казачьи отряды стали уже с разных концов врываться в крепость. Турки резались с редким ожесточением. Жестоким и кровавым боем, шаг за шагом продвигались наши вперед. К 8 часам утра все было кончено: из 42 тысяч турецкого гарнизона спасся один человек, который и принес на родину известие о страшном ударе, разразившемся над Турцией.

Впечатление было потрясающе по неожиданности. Никто ни в Турции, ни в Европе не допускал и мысли, чтобы сильная крепость, защищенная высокими стенами, вооруженная отличной артиллерией, могла пасть перед войском, значительно более слабым численно, чем защищавший ее гарнизон. Сам Суворов, осматривая утром валы и стены взятой крепости, сознавался, что отважиться на приступ Измаила можно только один раз в жизни. В Константинополе народ, взволнованный этим беспримерным поражением, поднял бунт. Пруссия и Англия немедленно отказались от мысли выступить против такого противника, каким показала себя Россия.

Этим богатырским ударом закончилась война. Пораженная Турция поспешила заключить мир, который и был подписан в Яссах (1791). Цель России была достигнута: весь северный берег Черного моря, Крым и новороссийские степи отданы были ей в вечное и бесспорное владение. Черное море, к которому были направлены первые походы Петра Великого, стало, наконец, в значительной части нашим морем. Еще при жизни Екатерины Великой на месте убогого турецкого поселка Гаджибея заложена была Одесса, которой суждено было вскоре затмить все более старые черноморские гавани.