Воскресенье, 31 декабря г

Тело Распутина остается неразысканным.

Царица обезумела от горя; она умоляла царя, который находится в Могилеве, немедленно вернуться ней.

Мне говорят, что убийцы - князь Феликс Юсупов, в. к. Дмитрий Павлович и Пуришкевич. За ужином не было дам. В таком случае, как же Распутина заманили в дворец Юсупова...

Судя по тому немногому, что мне известно, присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес. В. к, Дмитрий, изящный молодой человек двадцати пяти лет, энергичный, горячий патриот, способный проявить храбрость в бою, но легкомысленный, импульсивный, как мне кажется, необдуманно впутался в эту историю. Князь Феликс Юсупов, двадцати восьми лет, обладает живым умом и эстетическими наклонностями; но его диллетантизм слишком склонен к нездоровым мечтам, к литературным образам Порока и Смерти, и я боюсь, что он видел в убийстве Распутина прежде всего сценарий, достойный его любимого автора, Оскара Уайльда. Во всяком случае, его инстинкты, лицо, его манеры делают его похожим скорее на героя "Дориана Грея", чем на Брута или Лорензаччно.

Пуришкевич, которому перевалило за пятьдесят, наоборот, человек идеи и действия. Он поборник православия и самодержавия.

Он поддерживает с силой и талантом тезис: "царь самодержец, посланный Богом". В 1905 г. он был председателем знаменитой реакционной лиги, "Союза Русского Народа" и он то и вдохновлял и направлял страшные еврейские погромы. Его участие в убийстве Распутина освещает все поведение крайней правой в последнее время; оно означает, что сторонники самодержавия, чувствуя, чем им угрожают безумства царицы, решили защищать царя, если понадобится против его воли.

Вечером я отправился в Мариинский театр, где шел живописный балет Чайковского "Спящая красавица", с участием Смирновой.

Естественно, только и говорят, что о вчерашней драме, и так как не знают ничего определенного, русское воображение разыгрывается во всю. Прыжки, пируэты и "арабески" Смирновой менее фантастичны, чем рассказы, которые распространяются в зале.

В первом антракте граф Нани Мочениго, советник итальянского посольства, говорит мне:

- Ну, что же, господин посол, мы, значит, вернулись к временам Бордуста. Не напоминает ли вам вчерашний ужин знаменитого пира в Имола?

- Аналогия отдаленная, тут не только разница во времени, но в различии цивилизаций и характеров. По коварству и вероломству вчерашнее происшествие, конечно, достойно сатанинского цезаря. Но это не belissimo inganno как, говорил валенсиец.

Не всякому дано величие в сладострастии и преступлении.