Как только в дверях зала показались министры и среди них узнали Протопопова, подымается шум.
Трепов поднимается на трибуну, чтобы прочитать декларацию правительства. Крики усиливаются: "Долой министров! Долой Протопопова".
Очень спокойный, с прямым и надменным взглядом, Трепов начинает чтение. Три раза крики крайней левой заставляют его покидать трибуну. Наконец, ему дают говорить.
Декларация такова, какой он излагал мне позавчера. Параграф, в котором правительство заявляет о своем решении продолжать войну, встречается горячими апплодисментами.
Но фраза, относящаяся к Константинополю, падает в постоту, пустоту индиферентности и удивления.
Когда Трепов кончил чтение, заседание было прервано. Депутаты рассеиваются по кулуарам. Я возвращаюсь к себе в посольство.
Мне сообщают, что вечером продолжение заседания было отмечено двумя речами, столько же неожиданными, сколь резкими, двух лидеров правой, графа Владимира Бобринского и Пуришкевича. К изумлению своих политических единомышленников, они произвели стремительную вылазку против ,позорящих и губяших Россию закулисных сил". Пуришкевич даже воскликнул:
"Надо, чтобы впредь недостаточно было одной рекомендации Распутина для назначения самых гнусных кандидатов на самые высокие посты. Распутин в настоящее время опаснее, чем был когда-то Лже-Дмитрий... Господа министры! Если вы истинные патриоты, поезжайте в Ставку; бросьтесь к ногам царя; имейте мужество заявить ему, что внутренний кризис не может Дальше продолжаться, что слышен гул народного гнева, что грозит революция и что не подобает темному мужику дольше управлять Россией."