Вторник, 25 апреля 1916 г

Сегодня днем я пил чай у княгини Л., очень приятной седой старой дамы, с лицом, сохранившим тонкость черт, и всегда живой речью, обнаруживающей в очаровательной форме широкий кругозор, богатое сердце, снисходительную рассудительность существа, много любившего. Я застаю ее вдвоем с верной подругой, графиней Ф., муж которой занимает одну из высших должностей при Дворе.

Мой приход внезапно прерывает их диалог, должно быть, о предмете неприятном: у обоих вид удрученный. Графиня Ф. почти сейчас же уходит.

Беседа продолжается между княгиней и мной, и, мне кажется, я замечаю в глубине ее глаз присутствие скорбной, неотвязной мысли, которая меня интригует.

Тогда я, вспомнив, что граф Ф. стоит в повседневной жизни очень близко к царю и царице и что он не имеет тайн от своей жены, я задаю своей собеседнице коварный вопрос.

- Как поживает государь? Давно уже я не имел о нем известий.

- Государь все еще в Ставке, и я думаю, он никогда не чувствовал себя так хорошо.

- Он, значит, не приезжал в Царское Село на Пасху.

- Нет. Он даже впервые не был у пасхальной службы с царицей и детьми. Но он не мог уехать из Могилева: говорят, наши войска скоро перейдут в наступление.

- А что поделывает императрица?

На этот простой вопрос княгиня отвечает взглядом и жестом, полным отчаяния. Я умоляю ее об'ясниться. Она, наконец, говорит мне:

- Представьте себе, что в прошлый четверг, когда царица причащалась в Федоровском Соборе, она пожелала, она приказала, чтобы Распутин причастился вместе с нею.

Об этом и говорила со мной, минуту тому назад, мой старый друг, графиня Ф.. Не плачевно-ли это?.. Вы видите, я все еще не могу успокоиться.

- Да, это прискорбно. Но, в сущности, императрица вполне последовательна. Ведь она верит в Распутина, видит в нем праведника, святого, преследуемого клеветой фарисеев, как преследовали они страдальца Голгофы; так как он является для нее Духовным руководителем и покровителем, ее заступником перед Христом, ее свидетелем и ходатаем перед Богом, не естественно ли, что она хочет чувствовать его рядом с собой при совершении важнейщего акта ее религиозной жизни... Признаюсь, эта бедная, заблудшая душа внушает мне глубокую жалость.

- О, да, пожалейте ее, господин посол, и нас тоже. Потому что, в конце концов, какое это готовит нам будущее.