Четверг, 23 марта 1916 г

Обед в посольстве; я пригласил человек двадцать русских, в том числе Шебеко, бывшего послом в Вене в 1914 г., затем несколько поляков, в том числе, графа Потоцкого с супругой, князя Станислава Радзивилла, графа Владислава Велепольского, наконец, несколько приезжих англичан.

После обеда я веду сепаративную беседу с Потоцким и Велепольским. Оба, намекая на сведения, полученные ими из Берлина через Швецию, говорят одно и тоже: Франция и Англия, может быть, победят со временем. Но Россия уже проиграла войну; во всяком случае, она никогда не получит Константинополя и за счет Польши помирится с Германией: орудием этого примирения будет Штюрмер.

Затем одна из приглашенных русских, княгиня В., благородное сердце, живой и развитой ум, знаком приглашает меня сесть возле нее.

- В первый раз вы видите меня совершенно обескураженной, - вздыхает она. - Бодрость меня не покидала до последнего времени. Но с тех пор, как этот ужасный Штюрмер стоит у власти, у меня нет больше надежды...

Я утешаю ее лишь наполовину для того, чтобы заставить вполне высказаться; я настаиваю, однако, на гарантии, которую представляет патриотизм Сазонова, в энергичном продолжении войны.

- Да... Но как долго останется он еще у власти? Что готовится без его ведома? Вам не безызвестно что царица его терпеть не может, потому что он никогда не хотел склониться перед подлым негодяем, который позорит Россию. Я вам не называю его, этого бандита, я не могу произнести его имени без того, чтобы не плюнуть...

- Что вы беспокоитесь, огорчены, это я понимаю. До известной степени я разделяю вашу тревогу. Но опускать руки, о, нет... Чем тяжелее времена, тем более должны мы проявлять твердости. А вы должны проявить твердость более, чем кто-либо, потому что вы пользуетесь репутацией женщины мужественной и ваше мужество поддерживает многих других.

Она минуту молчит, как будто прислушивается к внутреннему голосу. Затем, она продолжает с серьезной и грустной покорностью.

- То, что я вам сейчас скажу, покажется вам педантичным, несуразным. Тем хуже... Но я очень верю в рок, верю в него, как верили древние писатели- Софокл, Эврипид, которые были убеждены, что боги Олимпа сами подчинены Судьбе.

- Me quoque fata regunt... вы видите, что из нас двоих педант - это я, потому что я цитирую вам латынь...

- Что значит ваша цитата.

- Это слова, которые поэт Овидий вкладывает в уста Юпитера и которые значат: "Я тоже подчиняюсь Судьбе".

- Ну, что же. Со времен Юпитера положение не изменилось. Судьба все правит миром и само Провидение покорно Року. То, что я говорю вам, не очень в духе православия и я не повторила бы этого перед Синодом. Но меня не оставляет мысль, что рок приближает Россию к катастрофе. Я страдаю от этой мысли, как от кошмара.

- Что вы понимаете под роком?

- О! Я никогда не в состоянии буду об'яснить вам этого. Я не философ. Каждый раз, когда я открываю книгу по философии, я засыпаю. Но очень хорошо чувствую, что такое рок. Помогите мне выразить это.

- Ну, это сила вещей, закон необходимости естественный порядок вселенной... Эти определения вас не удовлетворяют.

- Нет, совсем не удовлетворяют. Если бы рок был только этим, он не пугал бы меня. Потому что в конце концов, хотя Россия очень большая империя, но я не думаю, чтоб ее победа или поражение могли очень интересовать естественный порядок вселенной...

- Посмотрите, - продолжает она, - посмотрите на царя. Разве он не явно предназначен судьбой погубить Россию. Не поражает ли вас его неудачливость. Можно ли накопить в одном царствовании столько разочарований, неудач, несчастий. Все, что он ни предпринимал, его самые здоровые идеи, самые благоразумные намерения, все потерпело неудачу или даже обратилось против него. Логически, каков должен быть его конец? А царица? Знаете ли в античной трагедии более жалкое создание? А гнусный негодяй, которого я не хоч называть? Он тоже достаточно отмечен Роком... Как об'ясните вы, что в такой исторический момент эти три существа держат в своих руках участь обширнейшей в мире империи? Вы не видите в этом действия фатума? Ну, будьте же откровенны.

- Вы очень красноречивы, но вы меня отнюдь Не Убеждаете. Фатум для слабых душ служит лишь пРедлогом, чтоб покориться...

Так как я был с самого начала педантичен, то я им останусь до конца; я сейчас опять приведу вам латинскую цитату. Есть у Лукреция изумительное определение воли: fatis avlesa potestas, что можно перевести "сила, вырванная у рока". Самый пессимистический из поэтов признавал, что можно бороться против рока.

После паузы княгиня В. продолжает с печальной улыбкой.

- Вы счастливы, что вы можете так думать. Видно сразу, что вы не русский. Я, однако, обещаю вам подумать о ваших словах. Но, ради Бога, мой дорогой посол, забудьте все, что я вам сказала. И, в особенности, никому этого не расказывайте, потому что мне стыдно, что я так разоткровенничалась перед иностранцем.

- Перед союзником.

- Да, перед другом. Все же перед иностранцем. Так я расчитываю на вашу скромность: вы сохраните про себя мои жалобы, неправда ли. А теперь присоединимся к остальным гостям.