4.

Отъездом в Нерчинский край уничтожается право на крепостных людей, с ними прибывших" *.

^* (По указанию сына М. Н. Волконской, "подписка", которую она дала, находилась в семейном архиве Волконских.)

Приведя в порядок вещи, разбросанные чиновниками, и приказав вновь все уложить, я вспомнила, что мне нужна подорожная. Губернатор, после данной мною подписки, не удостаивал меня своим посещением, приходилось мне ожидать в его передней. Я пошла к нему, и мне выдали подорожную на имя казака, который должен был меня сопровождать, мое же имя заменялось словами: "с будущим".

По возвращении домой, я нашла у себя Александру Муравьеву (рожденную Чернышеву)^*; она только что приехала; выехав несколькими часами ранее ее, я опередила ее на 8 дней. Мы напились чаю, то смеясь, то плача; был повод к тому и другому: нас окружали те же вызывавшие смех чиновники, вернувшиеся для осмотра ее вещей. Я отправилась дальше настоящим курьером; я гордилась тем, что доехала до Иркутска лишь в 20 суток.

^* (Муравьева Александра Григорьевна (1804-1832) - жена декабриста Н. М. Муравьева. Через нее А. С. Пушкин передал декабристам свое "Послание в Сибирь" и стихотворение, посвященное И. И. Пущину, "Мой первый друг".

 Пленителен образ отважной жены.
 Явившей душевную силу,
 И в снежных пустынях суровой страны
 Сокрывшейся рано в могилу.

)

Я переехала Байкал ночью, при жесточайшем морозе: слеза замерзала в глазу, дыхание, казалось, леденело. В Верхнеудинске, небольшом уездном городе, я не нашла снега; почва там такая песчаная, что вбирает в себя весь снег; то же самое происходит и в Кяхте, в нашем пограничном городе, - холод там ужасный, но нет санного пути. Я остановилась у полковника Александра Муравьева, сосланного, но без разжалования; его жена и невестки меня приняли с распростертыми объятиями; было уже поздно, и они заставили меня провести у них ночь^*; на другой день я взяла две перекладные, велела уложить в них вещи, оставила кибитки и отправилась далее.

^* (Муравьев Александр Николаевич (1792-1863) - полковник Гвардейского генерального штаба. Основатель первой тайной декабристской организации Союза спасения, активный деятель Союза благоденствия; с 1818 г. в отставке и с этого же времени отошел от движения. После событий 14 декабря известен как один из немногих "раскаявшихся" декабристов. Приговорен к ссылке в Сибирь без лишения чинов и дворянства, которую отбывал в Якутске и Верхнеудинске до 1828 года. Сюда приехала к нему семья. В доме А. Н. Муравьева и остановилась проездом М. Н. Волконская.)

Мысль ехать на перекладных меня очень забавляла, но моя радость прошла, когда я почувствовала, что меня трясет до боли в груди; я приказывала останавливаться, чтобы передохнуть свободно. Это удовольствие я испытывала на протяжении 600 верст; при всем этом я голодала: меня не предупредили, что я ничего не найду на станциях, а они содержались бурятами, питавшимися только сырой, сушеной или соленой говядиной и кирпичным чаем с топленым жиром. Наконец я приехала в Бянкино к местному богатому купцу, который был очень внимателен ко мне; он приготовил мне целый пир и оказывал мне величайшее почтение. Меня одолевал сон, я едва ему отвечала и заснула на диване. На другой день я приехала в Большой Нерчинский Завод - местопребывание начальника рудников. Здесь я догнала Каташу, уехавшую восемью днями ранее. Свидание было для нас большой радостью; я была счастлива иметь подругу, с которой могла делиться мыслями; мы друг друга поддерживали; до сих пор моим исключительным обществом была моя отталкивающая от себя горничная. Я узнала, что мой муж находится в 12 верстах, в Благодатском руднике. Каташа, выдав вторую подписку, отправилась вперед, чтобы известить Сергея о моем приезде. По выполнении различных несносных формальностей, Бурнашев, начальник рудников, дал мне подписать бумагу, по которой я соглашалась видеться с мужем только два раза в неделю в присутствии офицера и унтер-офицера, никогда не приносить ему ни вина, ни пива, никогда не выходить из деревни без разрешения заведующего тюрьмою и еще какие-то другие условия. И это после того, как я покинула своих родителей, своего ребенка, свою родину, после того, как проехала 6 тысяч верст и дала подписку, в которой отказывалась от всего и даже от защиты закона, - мне заявляют, что я и на защиту своего мужа не могу более рассчитывать. Итак, государственные преступники должны подчиняться всем строгостям закона, как простые каторжники, но не имеют права на семейную жизнь, даруемую величайшим преступникам и злодеям. Я видела, как последние возвращались к себе по окончании работ, занимались собственными делами, выходили из тюрьмы; лишь после вторичного преступления на них надевали кандалы и заключали в тюрьму, тогда как наши мужья были заключены и в кандалах со дня своего приезда. Бурнашев, пораженный моим оцепенением, предложил мне ехать в Благодатск на другой же день, рано утром, что я и сделала; он следовал за мной в своих санях^*.

^* (Бурнашев Тимофей Васильевич - начальник Нерчинских рудников. Известен жестоким и грубым обращением с декабристами. Ревностно соблюдая "Инструкцию" Секретного комитета, Бурнашев старался создать для "государственных преступников" самый суровый каторжный режим. Этот рудничный сатрап однажды заявил, что если бы в "Инструкции" не было пункта "наблюдать за здоровьем" декабристов, то он бы в полгода "вывел их в расход"...)