На чужом берегу

Октябрьская революция 1917 г. и гражданская война на территории бывшей Российской империи определили дальнейший ход истории нашей страны в текущем столетии. Одним из ближайших последствий этих событий стала массовая эмиграция, оказавшая заметное влияние на социальный состав населения Советской России и положившая начало существованию русского зарубежья как устойчивой самостоятельной структуры.

В современных условиях объективное изучение истории послереволюционной российской эмиграции приобретает особое значение. Во-первых, появилась реальная возможность преодоления старого советского идеологического мифа об эмигрантах как кучке бездуховных озлобленных отщепенцев. Во-вторых, возникла необходимость предостеречь от некритического подхода к истории русского зарубежья, от ее идеализации (подобная тенденция, к сожалению, уже наметилась в отечественных средствах массовой информации). Последнее особенно важно накануне предполагаемой новой волны массовой эмиграции из СССР. В этой связи опыт миллионов людей, уже прошедших такой путь, представляет немалый интерес.

Эмиграционные процессы, как правило, неизбежно сопровождают все значительные социальные перевороты. Третья российская революция и гражданская война не составили исключения, породив соответственно две основные объективные причины послеоктябрьской эмиграции: 1) смена власти в государстве и коренное изменение в России всей системы общественных отношений; 2) развернувшаяся в стране вооруженная борьба и связанное с ней резкое и существенное ухудшение условий жизни всех членов общества.

В соответствии с причинами, послужившими решающим мотивом для выезда за рубеж, можно выделить две основные категории русских эмигрантов послереволюционной волны.

К первой категории относятся те, кого принято называть политическими эмигрантами, т. е. это люди, которых не устраивала прежде всего сама победа Октябрьской революции, лишавшая их прежнего общественного положения и собственности. Политическую часть русской эмиграции составили представители высших слоев старого общества, чьи социальные ниши либо были заняты новой правящей элитой (политики, руководители центральной и местной администрации), либо вовсе ликвидировались революцией (придворные, помещики, крупная буржуазия). К ним же относятся чиновники, военные и интеллигенты, которые не пожелали перейти на службу к Советской власти, рассчитывая на контрреволюцию или не видя для себя достойного места в новой России.

Вторая категория представляет собой неполитическую часть эмиграции, и ее представителей допустимо именовать просто беженцами. Их отъезд за границу был попыткой спасения от опасностей военного времени, разрухи и голода. Кроме того, многие из этих людей, насильственно мобилизованные в белую армию, приняли участие в борьбе против большевиков и справедливо опасались репрессий со стороны победителей.

В эту категорию можно включить мелких сельских собственников (казаков, крестьян), основную массу средних городских слоев (служащих, торговцев, ремесленников), рабочих и неполитизированную часть интеллигенции (в том числе многих видных деятелей науки и искусства, искавших за рубежом более подходящие условия для своего творчества). О представителях этой категории можно с уверенностью сказать, что если бы революция развивалась мирно и не сопровождалась бы разрухой и голодом, то они остались бы на Родине.

Причины и социальный состав послеоктябрьской русской эмиграции указывают на уникальность этого процесса с точки зрения отечественной истории. Эмиграция из России началась с эпохи образования Русского централизованного государства (XVI в.), но до Октябрьской революции она существовала в виде либо побега одиночек (Курбский, Котошихин и т. д.), либо выезда немногочисленных отчуждаемых обществом групп (представители сектантских религиозных общин, уголовные преступники, революционеры). Из всей пoследующей истории нашей страны по масштабности эмиграции лишь период второй мировой войны можно поставить в какое-то сравнение с рассматриваемым.

Начало белой эмиграции было положено членами царской фамилии, аристократами, высшим чиновничеством. Основные же силы белой эмиграции сложились в результате как стихийного бегства, так и организованной эвакуации в ходе гражданской войны.

Точная численность белых эмигрантов к настоящему времени не установлена. Советские исследователи приводят цифры, колеблющиеся от полутора до двух с лишним миллионов человек. Такое же количество фигурирует и в эмиграционной литературе 20-х годов.

Первая волна послеоктябрьской эмиграции охватила огромные территории. Зоны компактного проживания русских эмигрантов находились во Франции, Германии, государствах Восточной и Юго-Восточной Европы, Турции, Китае, США и странах Латинской Америки.

Предметом нашего рассмотрения станет южное направление распространения русской эмиграции: из Крыма через Турцию в Болгарию и Югославию. Этот путь проделали в 1920-1921 гг. остатки армии Деникина и Врангеля и бежавшее с ними мирное население.

Выбор этой темы определяется тем, что когда речь заходит об истории белой эмиграции, то ее чаще всего сзязывают с Парижем и Стамбулом, реже - с Прагой и Харбином, и только совсем мимоходом - с Белградом и Софией. Поэтому в данной работе мы решили главным образом остановиться на раскрытии драматической судьбы русского зарубежья в Югославии и Болгарии.

К концу гражданской войны вооруженные силы контрреволюции были сосредоточены в Крыму под командованием правителя Юга России генерала П. Н. Врангеля. Предпринятое ими летом 1920 г. наступление потерпело неудачу, и осенью белогвардейские части под натиском войск Южного фронта Красной Армии стали поспешно отступать на полуостров. Командующий Южным фронтом М. В. Фрунзе так оценивает действия своего противника: В лице Врангеля и руководимой им армии наша Родина, несомненно, имела чрезвычайно опасную силу. Во всех операциях полугодичной борьбы Врангель как командующий в большинстве случаев проявил и выдающуюся энергию, и понимание обстановки. Что касается подчиненных ему войск, то и о них приходится дать безусловно положительный отзыв.

Особенно замечательным приходится признать отход основного ядра в Крым 2 и 3 ноября. Окруженные нами со всех сторон, отрезанные от перешейков, врангелевцы все-таки не потеряли присутствия духа и хотя бы с колоссальными жертвами, но пробились на полуостров".

11 ноября 1920 г. войска Красной Армии прорвали Перекопско-Чонгарскую оборонительную линию и вступили в Крым. Перед Врангелем встал вопрос о спешной эвакуации остатков армии и гражданского населения за пределы России. Совместно с французскими представителями Антанты был организован вывоз людей и имущества в Турцию. Для этого были использованы все военные, грузовые и пассажирские суда, находившиеся в это время в крымских портах.

По воспоминаниям бывшего белого офицера Л. Владимирова, возвратившегося в 20-е годы в Советский Союз, военные власти пытались установить определенный порядок эвакуации. Из Севастополя отплывали части 1-го армейского корпуса (корниловская, марковская, дроздовская, алексеевская дивизии), штаб армии, штаб главнокомандующего и множество административных и гражданских учреждений Севастополя и Симферополя. Из Феодосии планировалась эвакуация частей Кубанского корпуса, из Керчи - Донского корпуса, из Евпатории - Кавказского корпуса Барбовича. Из Ялты вывозились лазареты и другие вспомогательные службы. Желающим уехать гражданским лицам предписывалось отправляться из Одессы.

В действительности же эвакуация проходила в обстановке чрезвычайной спешки и хаоса, так как наступление Красной Армии развивалось весьма стремительно.

С 13 по 16 ноября 1920 г. черноморские порты были переполнены войсками и беженцами. Тысячи людей толпились на пристанях, боясь упустить возможность покинуть страну. Это было паническое бегство. Многие бросали на берегу вещи, увозя с собой лишь самое ценное. Воинские части садились на корабли вперемешку с мирным населением. Многие люди потеряли в суматохе своих родственников.

Условия путешествия для большинства эмигрантов были ужасными. Люди ехали стоя по нескольку суток, не имея возможности ни присесть, ни прилечь. Уже в пути начались массовые заболевания и голод; приходилось пить даже морскую воду. Некоторые, не выдержав стесненности поездки, лишались рассудка и умирали. Были и случаи родов прямо в пути.

Всего ко времени захвата портов войсками Красной Армии в море вышло приблизительно 135 судов (не считая мелких), на борту которых находилось около 300 тыс. человек. Согласно плану эвакуации корабли направлялись через Черное море в Турцию.

Как известно, Турция в первой мировой войне воевала на стороне Германии. Борьба с государствами военного блока Антанты (Англия, Италия, Франция, Греция, Россия - до 25 октября 1917 г. и США) привела Турцию к полному разгрому в 1918 г. Мудросское перемирие, выведшее Турцию из состояния войны, поставило под угрозу государственную целостность Османской империи. От Турции были отделены ее африканские и ближневосточные земли, перешедшие под протекторат стран Антанты.

В июне 1920 г. территория Турции была оккупирована греческой армией при поддержке Англии. А 10 августа 1920 г. в городе Севре (во Франции) между странами Антанты и Турцией был подписан мирный договор. По нему территория Турции сокращалась в 4 раза. Восточная Фракия, берег Дарданелл и весь Галлиполикский полуостров переходили под протекторат Греции. Договор фактически лишал Турцию прав суверенного государства.

После поражения Врангеля в Крыму военное командование Антанты, в частности Франция, составило план эвакуации белой армии. Территория Турции рассматривалась с точки зрения удобного плацдарма для временного сосредоточения разгромленных сил белой армии.

Султанское правительство Турции находилось в полной зависимости от стран Антанты и не могло возражать против принятия такого огромного количества беженцев.

Вероятно, решение о размещении белогвардейских войск в Турции было принято еще для обеспечения военного контроля за соблюдением Севрского мирного договора.

Однако французское командование разоружило остатки врангелевской армии, правда, только частично.

Расходы по эвакуации, питанию и размещению людей Франция также взяла на себя. В счет уплаты долга Врангель по прибытии в Константинополь (Стамбул) представил французскому правительству все суда, на которых проходила эвакуация.

Русские корабли швартовались в константинопольской бухте "Золотой Рог". Грязные, оборванные, голодные люди мечтали только о том, чтобы поскорее сойти на берег и покинуть корабль. Тут же, не сходя с кораблей, начинался обмен с константинопольскими торговцами, снующими в бухте на небольших судах и лодках. На хлеб и инжир меняли золото, драгоценности, одежду и обувь - словом, все, что только можно было с себя снять и продать.

Однако на берег Константинополя было позволено сойти лишь гражданским лицам: армии предназначались для размещения другие пункты. Всего за 5 дней ноября город принял более половины всех русских эмигрантов, которых прошло через Константинополь более 300 тыс. человек.

Состав высадившихся был весьма разнообразен: бывшие губернаторы и прокуроры, мелкопоместные дворяне и редакторы газет, репортеры и акцизные чиновники, кинооператоры и певцы, артисты и музыканты, художники и врачи, инженеры и классные дамы, агрономы и фрейлены, офицерские жены и учителя. Иначе говоря, калейдоскоп всех слоев дореволюционного русского общества - буржуазно-дворянского и интеллигентского. И как исключение - отдельные затерянные в этой массе ремесленники и рабочие.

Вот как описал первые дни пребывания беженцев в Константинополе видный русский политический деятель, монархист, один из лидеров правого крыла 2-4-й Государственной думы В. В. Шульгин в своей книге "1920": "В летописях 1920 год будет отмечен как год мирного завоевания Константинополя русскими.

Твой щит на вратах Цареграда...

Тут тоже нет никакого порядка. Наоборот, этот город производит впечатление узаконенного, хронического, векового беспорядка. Поэтому, вероятно, когда русские, голодные и нищие, обрушились огромной массой на эту абракадабру, вместо естественной ненависти, которую всегда во всех странах и веках вызывают такие нашествия, - вдруг на удивление "всей Европе" к небу взмыл совершенно неожиданный возглас:

- Харош урус, харош...

Точно нашли друг друга... Русские и турки сейчас словно переживают медовый месяц... Случаев удивительно доброго, сердечного отношения - не перечесть... Одного почтенного деятеля остановил на улице старый турок и, спросив "урус?", - дал ему лиру. Русскому офицеру сосед по трамваю представился как турецкий офицер, предложил быть друзьями, потащил к себе и предложил ему половину комнаты за бесценок, лишь бы жить с "урусом". Третьего хозяин кофейни угощал как дорогого гостя и наотрез отказался взять плату. Все это часто очень наивно, но это есть... Русским уступают очереди, с русских меньше берут в магазинах и парикмахерских, высказывают всячески знаки внимания и сочувствия, и над всем этим, как песнь торжествующей любви, вместе с минаретами вьется к небу глас народа - глас божий.

- Харош урус, харош...

Чем все это объясняется?

Объяснений много. Во-первых, объяснение прозаическое: русские, несмотря на свою бедность, по обычаю предков, не торгуются в магазинах и не останавливаются перед тем, чтобы из последних пятидесяти пиастров десять бросить на чай.

"На последнюю пятерку..." И только русские щедры. Все остальные, несмотря на свое богатство (сказочное в сравнении с русскими), скупы, как и полагается культурной западной нации. А между тем турки сейчас так бедны, в особенности чиновничество, которое Бог знает сколько времени не получало жалованья, что еще неизвестно, чье положение хуже: этой бездомной русской толпы, которая залила все улицы и переулки гостеприимного города-галиматьи, или же самих хозяев; находящихся на краю голодной бездны".

Однако эйфория первых дней быстро схлынула, и русские беженцы вскоре остались наедине с нелегкими эмигрантскими проблемами. "Нет, русских действительно неистовое количество... А если зайти в посольство или, упаси боже, в консульский двор, - тут сплошная

русская толпа... Все это движется, куда-то спешит, что- то делает, о чем-то хлопочет, что-то ищет..."

Очень интересно и красочно описывает Константинополь того времени в своих воспоминаниях сын писателя Л. Н. Андреева В. Л. Андреев: "В январе 1921 года Константинополь действительно мог показаться Вавилоном. Население города в несколько дней увеличилось на сто тысяч человек: помимо штатских беженцев, покинувших Крым вместе с Врангелем и умноживших число эмигрантов, попавших в Константинополь после отступления Деникина и сдачи Новороссийска, тысячи русских солдат и офицеров удирали сюда из Галлиполи, из Чаталджи, с Лемноса, из лагерей, разбросанных на европейском и азиатском берегах Мраморного моря. Центром русского беженства была толкучка - "вшивый рынок", расположенный позади одной из мечетей в Стамбуле. Здесь продавалось и покупалось все, что можно только вообразить: нательные кресты, вставные зубы, корсеты, рваные носки, казенные одеяла, фраки, фальшивые драгоценности, веера из страусовых перьев, башмаки без подметок и подметки без башмаков, искусственные волосы, вздувшиеся консервные банки, пончики собственного приготовления, врангелевские деньги, напечатанные в Англии, да так и не пущенные в обращение, черкески, кавказские кинжалы, обручальные кольца..."

Те, кто имел какие-либо деньги, постарались как можно скорее получить визу из Турции в европейские страны. Однако покинуть Турцию сразу удалось очень немногим. Остальным пришлось временно осесть в Константинополе, ожидая своей очереди на выезд.

Гораздо хуже пришлось тем, у кого денег не было вообще. Рынки и базары Константинополя немедленно наполнились русскими беженцами, продававшими все, что можно было продать. Некоторые обогащались тем, что скупали у своих соотечественников за бесценок драгоценности и перепродавали их иностранцам. Чтобы прокормиться, люди не брезговали никакой работой. По данным Красного Креста, более 2,5 тыс. женщин были вынуждены заниматься проституцией из-за жестокой нужды.

Не все оказались достаточно сильны духом, чтобы бороться за свое существование. Тяжелее всего приходилось представителям аристократии, в основном женщинам. Зато иные обнаруживали в себе удивительные таланты, открывая столовые ("обжарки"), салоны, магазины и т. д.

М. Булгаков в своем романе "Бег" удивительно достоверно передал атмосферу Константинополя 1920-1921 гг.

"Тараканьи бега", оказавшиеся более выгодными и более азартными, нежели лошадиные скачки, стали одним из любимейших развлечений русской эмиграции. На "тараканьих бегах" за час люди становились богатыми или проигрывались до последнего гроша.

Как уже отмечалось, путь в Константинополь был свободен лишь для гражданского населения и тех немногих военных, которые дезертировали из армии в бухте "Золотой Рог". Некоторые солдаты, пережившее кошмар путешествия, несмотря на строжайшие запреты командования, бросались в воду и вплавь добирались до берега.

Оставив гражданских беженцев в Константинополе, остатки врангелевской армии прошли пролив Дарданеллы и высадились частью на Галлиполийском полуострове, частью на острове Лемнос и в районе Чаталджи, в 50 км к западу от Константинополя. В районе Чаталджи были сосредоточены Донской и Кубанский казачьи корпуса, впоследствии частично переведенные на остров Лемнос.

На Галлиполийском полуострове были размещены солдаты и офицеры 1-го армейского корпуса.

Побежденная Турция, и без того испытывавшая в то время большие внутренние трудности, оказалась явно не готовой принять такое количество эмигрантов. Поэтому условия содержания в военных лагерях были тяжелыми. Как свидетельствует в своей книге "За чужие грехи" казак Донского корпуса И. Лунченков, первые дни солдаты голодали, пока не было разгружено продовольствие, предназначавшееся для белой армии.

Размещение людей в полуразвалившихся строениях приводило к возникновению массовых вспышек гриппа Из-за скученности и антисанитарных условий вслед за гриппом последовали эпидемии лихорадки и тифа, унесшие много жизней. На русском воинском кладбище в Галлиполи менее чем за год было похоронено 350 человек. Казачьи части в районе Чаталджи вообще были огорожены колючей проволокой. Помимо ограждений, вокруг лагеря французское командование выставило посты часовых-сенегальцев, которые должны были поддерживать дисциплину в казачьих частях. Неимоверно высокие цены в лавочках военных лагерей и постоянные столкновения с офицерским командованием и французской охраной привели к тому, что в ночь с 23 на 24 декабря 1920 г. из лагеря в Чаталджи вырвалось около 2 тыс. человек. Во избежание повторения подобных инцидентов оставшихся казаков перевели подальше от Константинополя, на остров Лемнос, где была установлена более жесткая армейская дисциплина.

Врангелевское командование всеми силами пыталось, насколько возможно, сохранить боеспособность войск. Офицеры и генералы еще верили в возможность возобновления вооруженной борьбы против большевиков. Но если с размещением штаба главнокомандующего армией барона Врангеля дело обстояло вполне удовлетворительно, то этого нельзя было сказать о низших офицерских чинах и солдатах. Многие из них жили в палатках, солдаты и офицеры вместе. Не всем по душе была армейская дисциплина, сохранявшаяся в армии. Недовольство возникало и из-за постоянного недоедания, так как продовольствия было мало. Французское правительство пока еще кормило армию, но многие русские меняли на базарах и рынках Галлиполи свое обмундирование, старые (зачастую украденные) вещи на хлеб.

В. В. Шульгин, посетивший Галлиполи в самом конце 1920 г., так описывает увиденное им: "Разбитый город... Грязь... Среди грязи толчется и топчется толпа рыжих английских шинелей, от одного вида которых щемит. Это наша армия...

Пробиваюсь сквозь нее. Одни бездельничают, другие таскают дрова. Сквозь толпу движется рота сингалезцев (сенегальцев - Я. С.)... Русская масса смотрит на них без злобы. Раздражение, которое чувствуется, направлено против кого-то другого".

В условиях неопределенности будущего и материальных трудностей значительная часть солдат и офицеров потеряла всякий стимул к сохранению дисциплины. Постепенная дезорганизация армии становилась неизбежной. Шли разговоры о возвращении на Родину. Врангелевское командование жестоко наказывало лиц, выступавших с идеями "возвращенчества". Желающие вернуться в Советскую Россию были объявлены неблагонадежными. Из них в Галлиполи был сформирован специальный отдельный "беженский" батальон. Попавшие в батальон солдаты посылались на самые тяжелые работы, арестовывались при малейшей провинности. Офицеров разжаловали в рядовые, рядовых приговаривали к смертной казни, к каторжным работам в арестантских подразделениях.

Командиру "неблагонадежного" батальона вменялось соблюдать в подразделении строжайший порядок.

По официальным данным, только в 1-м корпусе генерала Кутепова военно-полевому суду были переданы 75 солдат и офицеров, а 178 осуждены корпусным судом.

Тяжелая психологическая атмосфера царила и в среде командного состава. Горечь пережитого поражения и сознание утраты Родины выливались на фоне вынужденного бездействия в бесконечные споры о причинах катастрофы белого движения и перспективах его возрождения.

Мнений на этот счет высказывалось множество. Одни обвиняли высшее командование в отсутствии необходимой твердости и решительности в наведении порядка на фронте и в тылу. Другие, наоборот, упрекали белогвардейское руководство за излишнюю жестокость и недостаток политической гибкости. Третьи указывали на тактические ошибки в проведении боевых операций или на слабость поддержки со стороны союзников. Большинство же офицеров и генералов видели в тот период главную причину неудачи в организационной разобщенности белых, считая этот недостаток устранимым и призывая эмигрантов к объединению под лозунгом реванша.

В обстановке эмоциональной взвинченности и взаимных обвинений голоса одиночек, осознавших неизбежность столь неутешительных итогов гражданской войны, не были услышаны.

Командование приступило к подготовке нового похода в Россию. Начало было положено реорганизацией внутреннего армейского распорядка. В лагерях вводилась военная муштра, преследовавшая двоякую цель: с одной стороны, солдаты занимались военной подготовкой, а с другой - напряженный режим дня, заполненного тренировками, упражнениями, учениями, позволял контролировать дисциплину в корпусах и отвлекал солдат от размышлений. Для 3 тыс. человек началась учеба в командах армейского корпуса. Проводились тактические учения, штабные игры для офицеров. Рядовые занимались разучиванием военных уставов.

Время от времени командование устраивало военные парады, которые принимал сам барон П. Н. Врангель или его ближайший помощник генерал А. П. Кутепов.

В феврале 1921 г. состоялся смотр войск. Главнокомандующий посетил Галлиполийский полуостров и остров Лемнос. На этот период армия Врангеля составляла около 50 тыс. человек, большинство из которых были офицеры, и включала в себя три корпуса: 1-й армейский, Кубанский и Донской. На смотре были представлены практически все подразделения армии из тех, что уцелели после отступления и эвакуации.

Военным усиленно внушалось, что они являются представителями подлинной России. Командованием разрабатывались планы и предпринимались конкретные действия с целью борьбы с большевиками. Практически все попытки организаций вооруженных десантов белой армии на территории Советской России окончились неудачей. Не оправдали надежд командования и посланные в Россию эмиссары в поисках поддержки среди казаков в случае возможной высадки армии Врангеля на Черноморском побережье.

Резкий всплеск политической активности белой эмиграции был вызван вспыхнувшим в начале марта 1921 г. Кронштадтским мятежом. Это крупное антибольшевистское вооруженное выступление матросов и солдат в сочетании с массовыми крестьянскими волнениями привело к краху политики "военного коммунизма".

В этот период все политические силы белоэмиграции выступили удивительно сплоченно. На матросов Кронштадта возлагались большие надежды, так как в случае успеха восстания путь в Россию был бы открыт. Немедленно была организована денежная помощь для закупок продовольствия и переправления его в лагерь мятежников.

Суровое подавление мятежа в Кронштадте подорвало у многих белогвардейцев, солдат и офицеров, веру в близкий крах Советской власти. В рядах эмигрантов начались разногласия. Поэтому с весны 1921 г. Врангель предпринял новую попытку объединения белого офицерства под его руководством. Началось создание офицерских союзов.

Около 10 тыс. офицеров записались в эти союзы. Многих тогда объединяло желание консолидации во имя скорейшего возвращения на Родину.

Сформированное Врангелем правительство ("Русский Совет"), по мнению основателя, должно было явиться "носителем законной власти", объединяя и координируя усилия всех других белоэмигрантских организаций по борьбе с Советской властью.

В состав "Русского Совета" вошли вместе с генералами П. Н. Врангелем, А. П. Кутеповым, П. Н. Шатиловым и П. А. Кусонским такие деятели, как князь Н. Н. Львов, В. В. Мусин-Пушкин, член ЦК кадетской партии князь П. Д. Долгоруков, представитель союза торговли и промышленности Н. А. Ростовцев, В. В. Шульгин.

С созданием "Русского Совета" Врангель пытался разрешить проблему финансирования армии, вставшую в это время довольно остро. К апрелю 1921 г. французское правительство приняло решение о прекращении кредита белогвардейской армии. По данным Антанты; французы истратили на содержание врангелевцев 200 млн. франков, тогда как предоставленные корабли и имущество в счет долга не покрывали и четверти этой суммы.

Это обстоятельство стало первым симптомом изменения отношения стран Антанты к белому движению. Оказавшись за границей, врангелевская армия уже не представляла той политической силы; какой она еще оставалась в Крыму, Надежды на восстановление с помощью белогвардейцев влияния Запада на Россию таяли, и интересы бывших союзников постепенно сдвигались в сторону сотрудничества с большевизмом (новая экономическая политика и концессии создавали для этого благоприятную почву), Протесты "Русского Совета" не принесли результатов, и содержать армию отныне пришлось в основном на собственные средства. С этой целью "Русский Совет" занялся распродажей ценностей, вывезенных врангелевцами из России.

Политическая деятельность "Русского Совета" также не была успешной. По оценке самого Врангеля, ему не удалось объединить армию вокруг "Русского Совета" из-за наличия серьезных разногласий между руководством различных офицерских и казачьих эмигрантских организаций.

В этих условиях судьба "Русского Совета" была предрешена. Он прекратил свою деятельность осенью 1922 г., просуществовав, таким образом, менее полутора лет.

К этому времени само пребывание белогвардейских частей на территории Турции стало осложняться целым рядом факторов.

Во-первых, притязания Врангеля на роль лидера всей армейской эмиграции и его попытки сохранения строгой военной организации воспринимались в среде офицерства неоднозначно По свидетельству очевидца событий Д. Мейснера, в самой Южной армии "одни были более преданы Деникину, другие - Врангелю. Одним был по душе армейский "демократизм", другим - гвардейская подтянутость, строгая манера последнего главнокомандующего белой армией".

Во-вторых, весьма осложнились отношения белогвардейцев с местным населением. Приветливое поначалу отношение турок стало сменяться недоброжелательством Причиной этому явились массовые случаи воровства и грабежей населения, в котором наряду с солдатами участвовали и офицеры Порой доходило до настоящих столкновений. Не помогали многочисленные приказы белогвардейского командования по вопросам усиления дисциплины; мародерство в рядах армии все равно продолжалось.

В-третьих, обстановка в самих лагерях грозила в скором времени выйти из-под контроля. Среди солдат царили растерянность и уныние Многие стремились попасть в госпиталь, чтобы избавить себя от тягот армейских будней

Некоторые смельчаки пытались оставить армию и отправиться куда угодно, лишь бы прекратить э~о бессмысленное сидение в Галлиполи.

Еще более сильное недовольство, чем в лагере на Галлиполийском полуострове, проявилось среди казачьих частей, сосредоточенных на острове Лемнос.

Уже многие откровенно высказывались за возвращение в Советскую Россию Идея "возвращенчества" принимала характер массовой эпидемии. В числе тех, кто примкнул к желающим уехать в Россию, были и те, кто ставил своей целью вырваться из военного лагеря. Началось массовое дезертирство.

Осенью 1921 г. часть казаков под командованием генерала Гусельщикова пришлось перевести из Турции в Болгарию. По дороге к ним присоединились беженцы из Галлиполи.

Но если переезд казачьих донских частей был организован и одобрен главнокомандующим, то одиночки-беженцы из Галлиполи были назвали Врангелем большевиками. По свидетельству Д. Мейснера, в болгарском порту Бургас казаки благополучно сошли на берег, а "галлиполийским большевикам" болгарской полицией было предписано отправляться в Одессу.

Однако в Одессу беглецы-одиночки не хотели. Начавшееся волнение привело к тому, что "бывшие на пароходе офицеры, - писал Мейснер, - организовывали из нас "галлиполийские сотни", которых Гусельшиков охотно принял в Гундоровский полк с одним лишь условием: мы должны были вместе с его частями принять участие в параде перед французской и английской военными миссиями. Это был выход из положения".

Наконец, решающим фактором, обусловившим эвакуацию белогвардейских частей из Турции, стало развертывание в этой стране революционных событий..

Великое национальное собрание Турции, располагавшееся в Анкаре, от имени турецкого народа заявило о непризнании мирных договоров; заключенных султанским правительством, в том числе и последнего Севрского договора 1920 г.

Под предводительством Мустафы Кемаля (Ататюрка) национально-республиканская партия Турции начала вооруженную борьбу за независимость страны от Антанты и свержения султанского правительства.

Еще в конце 1920 г. была предпринята попытка использовать белогвардейские войска на стороне кемалистов, выманив их из лагерей перспективой размещения в Константинополе. В частности, В. В. Шульгин приводит случай, когда торжественно и официально опровергалось известие, пущенное турецкими газетами:

"Генерал Врангель, во главе 10 000 отряда и имея в тылу 30 000 отборного войска, занял Фракию. Греческие войска бегут в панике". При этом был помещен портрет Врангеля,

Это характерно для того, в каком направлении работает мысль. Эти газеты как будто толкают: "Выйди из лагерей, займи Фракию - греки побегут... И путь на Константинополь свободен..."

Врангелевское командование, разумеется, не пошло на прямое столкновение с Антантой и турецкой монархией, хотя надо отметить, что среди офицеров находилось немало симпатизировавших Ататюрку.

Несмотря на сохранение белогвардейцами нейтралитета, сам факт размещения у театра военных действий 140 тыс. солдат и офицеров беспокоил и англо-греческих оккупантов, и революционеров-кемалистов. Кроме того, весьма вероятно, что вывода врангелевцев из Турции требовали от Ататюрка и большевики, заключившие с его правительством в марте 1921 г. договор "О дружбе и братстве". По этому договору признавались недействительными все соглашения между царской Россией и султанской Турцией.

Таким образом, турецкие национал-республиканцы освобождали себя от всяких обязательств по отношению к русским эмигрантам. Антанта терпела в Турции полное поражение, и ждать от нее помощи было бессмысленно. Султанский режим фактически прекратил существование. Наконец, сохранялась опасность втягивания русских войск в турецкую гражданскую войну. В этой ситуации П. Н. Врангель принял единственно правильное решение об эвакуации армии из Турции на Балканский полуостров, в Сербию и Болгарию.

Прошло меньше года со времени отплытия из Крыма; и русские эмигранты; сосредоточенные в Турции, постепенно распространились в глубь Балканского полуострова.

Еще в начале 1920 г. сербский принц-регент Александр получил запрос от генерала А. П. Кутепова, который командовал корпусом на Юге России, о возможности перехода на службу к принцу. Правда, служба в Сербском королевстве должна была подразумевать возможность в любой момент вернуться добровольческому корпусу в Россию, если политическая обстановка это позволит.

Во время галлиполийского и лемносского "сидения" Врангель сам обратился к югославскому и болгарскому правительствам с просьбой принять и разместить в обеих странах офицеров и солдат разгромленной в Крыму армии. Он взывал к славянофильским чувствам обоих правительств, напоминал им о понесенных Россией жертвах в борьбе за независимость балканских народов.

Немаловажную роль в планах белоэмигрантских лидеров играло географическое расположение Югославии и Болгарии, их относительная близость к России. Существенным положительным моментом было также и то, что эти страны были славянскими. В отличие от Турции, коренное население обеих стран находилось с русскими в этническом и религиозном родстве, что создавало весьма благоприятную психологическую атмосферу для эмигрантов.

На этом фоне решающим стимулом для стремления русских на Балканы послужила сложившаяся там выгодная политическая ситуация.

Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 3 октября 1929 г. - Королевство Югославия) было провозглашено в сербской столице Белграде 1 декабря 1918 г. на основе Сен-Жерменского мирного договора победивших в первой мировой войне стран Антанты, с одной стороны, и капитулировавшей Австро-Венгрией - с другой. Новое государство было создано путем воссоединения Сербии, Черногории и южнославянских земель распавшейся империи Габсбургов (Боснии и Герцеговины, Хорватии, Словении, Воеводины, Далмации и Славонии) под властью сербской королевской династии Карагеоргиевичей. Согласно Видовданской конституции, принятой 28 июня 1921 г., страна имела однопалатный парламент (народную скупщину) и правительство, ответственное одновременно перед парламентом и перед монархом. Граждане получали основные демократические свободы.

Политическое устройство Югославского королевства, которое вплоть до 1940 г. не поддерживало никаких связей с Советской Россией, не создавало, таким образом, никаких препятствий для продолжения борьбы с большевизмом. Кроме того, недавно созданное государство нуждалось в специалистах, в том числе и военных, что позволяло многим эмигрантам надеяться на получение работы.

В Югославии к 1921 г. уже поселилось более 10 тыс. русских, устроенных благодаря благотворительности бывшего посла России в США Б. А. Бахметьева. Он перевел на счет королевского правительства 400 тыс. дол. для облегчения переселения своих соотечественников.

Переговоры о размещении армии велись непосредственно с правительством Югославии. С одной стороны в них участвовали король Александр и председатель Совета министров Н. Пашич, а с другой - представитель командования армии генерал П. Н. Шатилов.

В качестве благодарности за многолетнюю поддержку южнославянских народов со стороны Российской империи королевское правительство соглашалось принять на пограничную службу (на положении рядовых под командованием югославских офицеров) несколько тысяч белогвардейцев.

Сам главнокомандующий армией барон Врангель и его штаб обосновались в городе Сремски Карловцы, ставшем отныне одним из политических центров белой эмиграции. Ее численность в Югославии к концу 1921 г. уже составляла более 30 тыс. человек.

Приглашая части врангелевской армии для несения пограничной службы, правительство Югославии имело в виду прежде всего охрану территории (часть округа города Кула, города Цариброд, Босилеград и Струмица с их окрестностями), отошедшей к Югославии от Болгарии в результате подписанного 27 ноября 1919 г. Нейиского мирного договора. Договор был заключен в Нейи-сюр-Сен недалеко от Парижа между побежденной Болгарией (которая воевала в первой мировой войне на стороне Германии) и странами Антанты и присоединившихся к ним государствами, в том числе и сербо-хорватско-словенским королевством.

Перебравшаяся в Югославию в июне 1921 г. 1-я кавалерийская дивизия под предводительством генерала Барбовича в полном составе (около 3 тыс. человек) вошла в корпус пограничной стражи королевства для охраны бывших болгарских областей.

Нейиский договор предусматривал введение оккупационных войск и на территорию самого Болгарского царства. В их составе и оказались белогвардейские части, эвакуированные из Турции.

Во главе правительства Болгарии стоял в то время лидер Болгарского земледельческого народного союза А. Стамболийский. Этот союз опирался на мелкое и среднее крестьянство. Стамболийский, не сочувствовавший разбитой русской армии, тем не менее вынужден был ответить согласием на ее размещение на территории страны, подчиняясь диктату держав-победительниц.

Под размещение армии в Болгарии Врангель депонировал в Болгарском народном банке сумму для обеспечения пропитанием 1-го армейского корпуса в течение одного года и предоставления солдатам койки в казарме.

Представитель Врангеля в Болгарии генерал Вязьмитинов подписал с начальником штаба болгарской армии Топалджиковым соглашение о размещении частей белой армии на территории страны. Донской казачий корпус, насчитывавший к тому времени около 5 тыс. человек, дислоцировался на юге Болгарии. Штаб корпуса находился в городе Стара Загора. 1-й армейский корпус частично (13 тыс. человек) был размещен на севере и северо-востоке страны со штабом в городе Тырново. За врангелевцами сохранялось право ношения военной формы.

В Болгарии (помимо частей врангелевской армии) насчитывалось до 10 тыс. человек солдат разгромленной деникинской армии, находившейся в стране с января 1920 г.

В конце августа 1921 г. генерал А. П. Кутепов издал приказ, по которому дроздовская и алексеевская дивизии переводились в Болгарию Вместе с ними подлежали переводу и казачьи части с острова Лемнос. За полгода в Болгарию было переведено более 9,5 тыс. казаков. Другие разрозненные части врангелевской армии перемещались на территорию Чехословакии и Венгрии (по согласованию с правительствами этих стран).

Переезд в Болгарию в основном заверщился к декабрю 1921 г. Общее количество русских эмигрантов на это время составило здесь около 35 тыс. человек.

Разоруженная по Нейискому мирному договору Болгария не имела права на объявление всеобщей воинской повинности. Для правительства Стамболийского врангелевская армия, более многочисленная, чем собственные вооруженные силы (6,5 тыс. человек), представляла определенную опасность.

Политика умеренных реформ, проводимая Стамболийским, не пользовалась поддержкой других ведущих политических сил страны. Для болгарской компартии курс правительства казался недостаточно радикальным, а для монархо-консервативного "Народного сговора" (создан в 1922 г.) - слишком революционным. Обе эти силы были заинтересованы в отстранении от власти Земледельческого народного союза и надеялись использовать пребывание в Болгарии русских эмигрантов для исполнения своих политических замыслов.

Коммунистическая партия Болгарии резко выступила против размещения на территории страны врангелевских войск, представляя эту вынужденную меру как злонамеренный умысел правительства Стамболийского и запугивая коренное население конкуренцией со стороны эмигрантов. Были организованы митинги с требованиями разоружения и высылки русских воинских частей. С другой стороны, болгарские коммунисты развернули (вероятно, не без участия Коминтерна) нелегальную пропагандистскую кампанию среди русских солдат с целью разложения врангелевской армии.

В этой обстановке правительство Стамболийского стало рассматривать вопрос о высылке белогвардейцев из страны, допустив тем самым серьезную политическую ошибку и подтолкнув врангелевское командование к сотрудничеству с крайне правыми группировками.

Весной 1922 г. начальник врангелевской контрразведки полковник Самохвалов вел переговоры с болгарской монархической организацией "Военная лига". Вскоре об этом стало известно местной полиции, в руки которой попала часть секретного белогвардейского архива. В результате был проведен ряд арестов и выслано из Болгарии более 100 видных врангелевских офицеров, в том числе ближайший помощник главнокомандующего армии генерал Кутепов, генералы Шатилов и Вязьмитинов. Они переехали в Югославию в город Сремски Карловцы, где находилась ставка Врангеля.

Чтобы не усугублять конфликта, болгарское правительство не делало попыток разоружить белогвардейские части и ликвидировать их штабы. Но законность пребывания военных эмигрантов в Болгарии оставалась под вопросом. Поэтому с конца 1922 г. врангелевское командование через бывшее русское посольство в Софии установило тесные контакты с болгарскими монархическими и консервативными группировками, связанными с царем Борисом III.

В январе 1923 г. был образован Русско-болгарский комитет, в состав которого вошли представители белогвардейского руководства и реакционные болгарские политики. Комитет оказывал давление на правительство Стамболийского с целью восстановления всех прежних прав армейской эмиграции, В целом деятельность этого комитета оказалась успешной.

В страну вернулись многие высланные генералы. Склады военного имущества снова поступили в распоряжение врангелевцев. Болгарское правительство вновь разрешило командованию русской армии пользоваться суммами из русского денежного фонда.

1 марта 1923 г. представители Русско-болгарского комитета приняли участие в совещании генералов белой армии. Офицеры и солдаты были окончательно возвращены в места расквартирования частей.

К этому времени политическая обстановка в Болгарии резко обострилась. Непоследовательность проведения правительственных реформ ухудшила условия жизни населения и создала возможность прихода к власти коммунистов. В условиях политического кризиса консервативно-монархические круги применили для сохранения своего господства экстремистские методы.

9 июня 1923 г. в Болгарии произошел военный переворот, в результате которого премьер А. Стамболийский был убит и к власти пришел лидер "Народного сговора" А. Цанков. Вопрос о непосредственном участии белогвардейцев в осуществлении этого переворота до сих пор неясен. Однако можно с уверенностью сказать, что переворот отвечал интересам белоэмигрантских лидеров, и идея смены власти в Болгарии давно обсуждалась в эмигрантской политической среде. Кроме того, при новом режиме для врангелевцев установились более благоприятные условия. В частности, для некоторых офицеров и солдат появилась возможность постоянной государственной службы. Но несмотря на это, численность армии по-прежнему сокращалась.

Вообще в ходе передвижения остатков белой армии по территории стран Юго-Восточной Европы рассеивание военнослужащих-эмигрантов увеличивалось. В основном самовольно покидали армию рядовые и нижние чины, в меньшей степени - офицеры.

Идеи бесполезности сохранения белой армии, недовольство условиями жизни и приказами командования вынуждали людей уходить на поиски работы, бросая все. Большинство дезертиров старались освоить мирные профессии - от поденного сельскохозяйственного рабочего до шофера такси.

Оттоку людей из армии в значительной степени способствовало заявление Чехословацкого правительства об открывшейся возможности русским недоучившимся студентам продолжить и закончить образование в соответствующих высших учебных заведениях Чехословакии. А поскольку в армии был довольно значительный процент недоучившихся студентов, дезертирство еще более возросло.

И как ни старалось командование врангелевской армии сохранить в Югославии и Болгарии уклад строевых частей и казарменный порядок, эти попытки все чаще наталкивались на сопротивление со стороны солдат и в результате оканчивались неудачей. В Болгарии, например, казаки стали объединяться в трудовые артели, подряжаясь на строительные работы, рубку леса, в шахты.

Простые русские люди, долго воевавшие на Родине, оказавшиеся в чужой стране и уставшие от неопределенности своего будущего, стремились к мирной жизни.

Пути адаптации русских эмигрантов в новой для них жизненной среде и степень их приспособленности к условиям других стран были весьма различными. Это прежде всего объясняется сложностью и пестротой социально-демографической структуры самого русского зарубежья.

Первая эмиграционная волна послеоктябрьского периода наряду со своим количественным размахом отличалась и исключительной широтой, охватив все основные слои тогдашнего общества. "Одна и та же Россия по составу своему, как на родине, так и за рубежом: родовая знать, государственные и другие служилые люди, люди торговые, мелкая и крупная буржуазия, духовенство, интеллигенция в разнообразных областях?

ее деятельности - политической, культурной, научной, технической и т. д., - армия (от высших до низших чинов), народ трудовой (от станка и земли) - представители всех классов, сословий, положений и состояний, даже всех трех (или четырех) поколений - в русской эмиграции налицо", - отмечала в 1930 г. поэт и критик З. Н. Гиппиус.

Специфической чертой русского населения Болгарии и Югославии 20-х годов можно назвать существенное численное преобладание бывших военнослужащих, большинство из которых продолжало жить в условиях армейской организации.

Однако социальный состав белогвардейских формирований, разумеется, не был однороден. Высшее командование и кадровое офицерство было представлено почти исключительно дворянами. Среди среднего и младшего офицерского состава основная доля приходилась на выходцев из мелкой буржуазии. Рядовые же в большинстве своем были мобилизованными крестьянами и казаками.

С размещением на Балканах врангелевских частей активизировалось переселение сюда и русских беженцев.

Притоку гражданских русских эмигрантов в балканские страны и страны Восточной Европы способствовала высылка из России за границу в августе-сентябре 1922 г. так называемых внутренних эмигрантов: известных представителей оппозиционной большевизму интеллигенции, в основном кадетских убеждений. Впоследствии лишь единицы из них остались в Софии, остальные уехали в Прагу и Париж.

Большое пополнение русских эмигрантов в Югославии и Болгарии в 1923 г. составили гражданские люди, высланные Ататюрком после провозглашения в Турции республики. Социальный состав этих беженцев был весьма разнообразен: от крупных промышленников и аристократов, интеллигенции и людей искусства до ремесленников и крестьян,

Основной процент беженцев составляли мужчины. Их было почти вдвое больше, чем оставивших Россию женщин с детьми всех возрастов.

Соотношение различных социальных и демографических групп русских эмигрантов по мере их перемещения в Юго-Восточной Европе постоянно изменялось, и потому при отсутствии полных учетных данных оно поддается лишь частичной и приблизительной оценке.

Советский исследователь Комин В. В. в своей работе "Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом" приводит данные опросных листов эмигрантов, прошедших через болгарский порт Варну и обратившихся за помощью в русское отделение Красного Креста. За период с 1919 г. по 1 июня 1922 г. было заполнено 3354 анкеты представителей гражданской эмиграции (солдаты врангелевской армии такую регистрацию не проходили). По результатам опроса получилось, что основную массу эмигрантов составляли русские - 95,2%. Из оставшихся 4,8% других национальностей было "ольше евреев.

В общей массе эмигрантов мужчины составляли 73,3%.

64,8% от всего количества эмигрантов в Варне составляли мужчины и женщины от 20 до 40 лет.

Количество трудоспособных от 17 до 55 лет было 85,3%, детей - 10,9%, стариков (свыше 55 лет) - 3,8%.

Количество интеллектуалов среди мужчин (54,2%) значительно превышало количество беженцев "неинтеллектуальных" - 35,4%; неспособных к труду - 5,4%.

Среди эмигранток-женщин также преобладала интеллигенция - 88,4%.

Приведенные данные определенно указывают на весьма значительное преобладание среди русских гражданских эмигрантов представителей непроизводственных профессий. Спрос на таких специалистов в балканских странах не мог быть столь велик, - чтобы обеспечить их трудоустройство. Поэтому большинству беженцев приходилось или искать работу в других странах, или оставлять свой прежний род занятий с целью приобретения новой профессии.

Пребывание в эмиграции превращалось, таким образом, из временного неудобства в повседневную реальность, И перед каждым из этих людей вставала прежде всего задача получить официальное разрешение на жительство.

Вопросами регистрации и устройства русских беженцев занялась Лига Наций. Паспорта, выдаваемые беженцам, имели вид простого листа, на котором удостоверялась личность человека на двух языхах - языке данной страны и на французское, общепризнанном в те времена языке международных отношений.

Эти паспорта назывались "нансеновскими" по имени норвежского исследователя Арктики и общественного деятеля Фритьофа Нансена, который их предложил Лиге Наций.

Однако и с паспортами людям не стало легче жить. Многие государства, входящие в Лигу Наций, закрыли свои двери перед русскими эмигрантами (Англия, Голландия, Дания, Швеция, Италия, Испания, Португалия, Норвегия, Канада, Япония, Австралия и др.).

Беженцев пускали к себе лишь те страны, которые испытывали в то время недостаток в дешевой рабочей силе (Франция, Бельгия, Германия) или в квалифицированных специалистах (Болгария, Югославия, Чехословакия).

Проблема добывания средств к существованию стояла для русских эмигрантов чрезвычайно остро. Даже те из них, кто смог получить работу, испытывали большие трудности. Оценивая условия жизни в европейских странах, один из эмигрантов В. Руднев отмечал, что "русские эмигранты оказываются в положении наиболее неблагоприятном: над ними сверх того тяготеют установленные во всех государствах Западной Европы для иностранного труда ограничения... Вследствие этого русский эмигрант, чтобы не умереть с голоду, часто вынужден брать работу на любых, более низких, чем существующие на местном рынке, условиях оплаты. Но и получив работу, эмигрант никогда не может быть спокоен за завтрашний день: при малейшем признаке промышленного кризиса... русский эмигрант как иностранец подлежит увольнению с работы в самую первую очередь".

Написанное относится к 1928 г. Это означает, что 8 лет жизни и труда за рубежом не принесли эмигрантской массе ни уверенности в будущем, ни материального благополучия.

В сложном положении находилась и армейская эмиграция. Прием части врангелевцев на военную службу в Югославии и Болгарии не решил полностью проблемы устройства военных. Некоторая часть казаков в этих странах была занята на сезонных сельскохозяйственных работах.

Летом 1922 г. ситуация в армии резко изменилась. Врангель официально известил солдат и офицеров об опустении армейской казны При отсутствии союзнических кредитов это означало, что отныне белогвардейцам придется самим зарабатывать себе на жизнь. Гарнизоны в связи с этим были распущены, и армия фактически перестала существовать.

Для "демобилизованных" воинов настали тяжелые времена. Многие из них в поисках работы были вынуждены записываться во французский иностранный легион. По свидетельству некоторых офицеров (Н. Матин, капитан Архипов), отслуживших в легионе, положение военных в нем было не лучше, чем в лагерях Галлиполи. Условия службы в частях легиона на Ближнем Востоке и в Северной Африке были тяжелыми. Отношение к легионерам "настолько хамское, - пишет капитан .Архипов в своем письме, - что едва хватает сил удерживаться... кормят настолько скверно, что даже вспоминаю Галлиполи. В последних боях погибло очень много русских".

Суровый климат, плохое снабжение и жесткая дисциплина вызывали тяжелые заболевания. Легионеры чувствовали себя на положении арестантов. Многие завербованные в легион предпринимали попытки к бегству, результатом этого являлось усиление режима, суд и каторжные работы.

Неудачей оканчивались попытки привлечения эмигрантов на сельскохозяйственные работы в Америку. Из-за отсутствия денег для оплаты путешествия в Канаду сумело добраться лишь незначительное количество русских беженцев.

Около 1500 человек уехали из Галлиполи в поисках работы на кофейные плантации Бразилии, в джунгли Перу и Парагвая. Однако бразильское правительство не намерено было давать бывшим солдатам земли, а использовало их в качестве поденщиков. Каждый заключивший контракт попадал в зависимость от хозяина плантации. Практически невозможно сейчас подсчитать количество русских эмигрантов, умерших от различных причин в южноамериканских странах в 20-х годах.

Мировой экономический кризис 1929-1933 гг. стал самым серьезным испытанием для первой волны русской эмиграции. Тысячи людей остались без работы. В жестокой борьбе за существование большинству эмигрантов, каково бы ни было их социальное положение на родине, пришлось спуститься на более низкие ступени общественной лестницы.

Труднее всего было тем, кто успел обзавестись семьями. Не все выдерживали тяжелые испытания судьбы, последовало много трагических уходов из жизни.

В этот период вновь началась вербовка людей на сельскохозяйственные работы в Южную Америку.

Оказыванием материальной помощи русским эмигрантам в различных странах занимались более десятка благотворительных организаций, в частности, Объединение российских земских и городских деятелей (Земгор)¹.

¹ (Земгор был создан в июле 1915 г. как Объединенный комитет Земского и Городского союзов из представителей местного самоуправления для помощи правительству в организации снабжения русской армии. Земгор ведал мобилизацией мелкой и кустарной промышленности. В январе 1918 г. его организации были официально распущены Советской властью, но продолжали существовать до конца гражданской войны. Во время гражданской войны Земгор занимался снабжением белой армии.)

Главный комитет Земгора руководил в марте 1920 г. крымской эвакуацией деникинских войск из Новороссийска. Основными задачами этой организации на период эвакуации были:

1) помощь эвакуированным за границу русским гражданам;

2) организация за границей фабрик или заводов для устройства русских эмигрантов на работу;

3) снабжение свободной от большевиков русской территории необходимыми товарами, отсутствующими на внутреннем рынке страны;

4) реализация за границей отправляемого из России сырья.

С разгромом Врангеля в Крыму в ноябре 1920 г. организации Земгора были окончательно переведены из России. В связи с этим отпала необходимость в снабжении белой армии необходимыми товарами и исчезла возможность поставлять зарубежным партнерам российское сырье. В Константинополе Земгор открывал свои штаб- квартиры, пытаясь облегчить жизнь русским беженцам, насколько это было возможно. Проводилась выдача ссуд бывшим офицерам и солдатам русской армии, отправлявшимся на заработки в Америку или европейские страны. Для гражданских беженцев было организовано Бюро по труду, которое подыскивало работу людям на основании анкетных таблиц. Земгор финансировал открытие дешевых столовых, оборудование общежитий, ночлежных домов, снимал дешевые квартиры, способствовал открытию учебных ремесленных мастерских. В ведении Земгора находилась и медицинская помощь русскому населению.

В Югославии Земгор действовал с весны 1920 г., когда проводилась эвакуация деникинских войск из Новороссийска. С перемещением в страну и врангелевской армии в 1921 г. деятельность этой организации значительно активизировалась. В первую очередь для русских эмигрантов были открыты курсы сербского языка.

Пользуясь финансовой поддержкой югославского правительства и пожертвованиями частных лиц, Земгор организовывал столовые, общежития, профессиональные курсы, пункты медицинского обслуживания. Основной функцией этой организации была выдача денежных ссуд. "Для обеспечения возврата выделяемых ссуд, - говорилось в очерке деятельности Всероссийского земского союза за границей, - представительство (Земгора. - Н С.) требовало некоторых гарантий, стремясь, однако, не создавать больших затруднений для возможности получения ссуд в расчете на то, что создание общности интересов русских граждан побудит каждого, воспользовавшегося помощью в виде ссуды, отнестись особо серьезно к ее возврату, чтобы не закрывать возможности новым группам беженцев получить такую же помощь". Ссуды в основном шли на проезд к месту работы (30%), покупку швейных машин {15%), организацию сельскохозяйственных предприятий (10%), организацию ремесленных предприятий (12%), обучение (15%), оборудование столовых (3%), организацию предприятий в области искусств (5%), открытие торговых предприятий (2%), приобретение пособий и инструментов для специалистов (3,5%). Не всегда финансовая деятельность представительств Земгора была успешной: невозвращение денежных ссуд приводило иногда к полному прекращению операций.

Организациями Земгора в Югославии открывались бухгалтерские курсы, требующие сравнительно небольших расходов. Работа курсов Дала положительные результаты: большинство лиц, получивших удостоверения бухгалтеров, были приняты на работу в различные учреждения (до 90% обучавшихся).

Стараниями Земгора были открыты швейные мастерские, устраивались распродажи предметов первой необходимости по доступным ценам.

Одной из сфер применения труда русских эмигрантов в Югославии стала аренда виноградников и занятие виноделием.

С мая 1920 г. представительства Земгора были открыты и в Болгарии. Однако в этой стране частная и правительственная финансовая помощь была очень ограничена по сравнению с Югославией, поэтому денежные ссуды на благотворительную деятельность были значительно меньше.

По аналогии с Константинополем было открыто Бюро труда сначала в Софии, а затем и в других болгарских городах. В организации Бюро труда участвовал наряду с Земгором и Русско-болгарский культурно-благотворительный комитет. За период с 1921 по 1922 г. получило работу около 75% всех обратившихся за помощью русских эмигрантов (около 7,5 тыс. человек). Как и в Югославии, в Болгарии большинство эмигрантов были направлены на работу на виноградники в Варне. Некоторые получили работу на маслобойных заводах, на мелких сельскохозяйственных предприятиях по сушке слив, на кирпичных заводах. Практически не было случаев организации собственных предприятий из-за отсутствия денежной помощи. Многие эмигранты нашли работу в Российско-болгарском книгоиздательстве.

Деятельность югославских и болгарских Земгоров, конечно, не могла охватить всех нуждающихся в помощи, так как средства для этого были весьма ограниченны. Но для многих людей материальная поддержка со стороны самодеятельных эмигрантских организаций и фондов сыграла решающую роль.

С завершением кризиса в Европе с середины 30-х годов наступает экономический подъем, в ходе которого постепенно стабилизируется и положение русских эмигрантов, в том числе в балканских странах. К этому времени значительно сократилась их численность в этих странах, а средний уровень жизни стал возрастать.

Многие из русских занялись мелкой коммерцией, содержали небольшие магазины и рестораны. Некоторые (в основном из бывших офицеров) работали таксистами.

Русским медикам в Болгарии и Югославии, где не выпускались такие специалисты, были предоставлены врачебные должности на государственной, общественной и коммунальной службе; разрешалась и частная практика.

Жизнь русской колонии на Балканах входила в нормальное русло и развивалась сравнительно благополучно вплоть до начала второй мировой войны.

Пожалуй, самым важным положительным итогом сложного и драматического процесса послеоктябрьской эмиграции явилось создание вне пределов исторической Родины самобытной и многообразной культуры русского зарубежья, в основе которой заложены высшие духовные достижения дореволюционной России.

Становление культурной жизни русских на чужбине было очень сложным и противоречивым.

В местах расселения русского зарубежья появлялась масса эмигрантских изданий По подсчетам известного исследователя русского зарубежья П. Е. Ковалевского, за 1919-1952 гг. увидело свет 1571 периодическое издание на русском языке. В основном они издавались в "культурных русских центрах" - Праге и Париже.

Русские книги, сборники, журналы выпускались и на Балканах Самую активную деятельность развило Российско-болгарское книгоиздательство в Софии.

Многие издательства начали выпускать воспоминания очевидцев событий гражданской войны в России, но далеко не вся такая литература пользовалась у читателей успехом Поэтому большинство издательств было вынуждено закрываться.

Такая мемуарная литература была рассчитана как на своих соотечественников, так и на читателей европейских стран Многие писатели-эмигранты пытались убедить всех, что эмиграция и есть "настоящая Россия", которая еще возродится. Один из эмигрантов барон Б. Э. Нольде в апреле 1920 г. писал так: "С библейских времен не бывало такого грандиозного "исхода" граждан страны в чужие пределы Из России ушла не маленькая кучка людей, группировавшихся вокруг опрокинутого жизнью мертвого принца, ушел весь цвет страны, в руках кого было сосредоточено руководство ее жизнью, какие бы стороны этой жизни мы ни брали. Это уже не эмиграция русских, а эмиграция России... Россия великого исхода должна быть не вчерашней, а завтрашней Россией; в этом ее основная задача и ее единственное великое оправдание".

Однако вера в мессианскую роль эмиграции, как и в представителя "истинной России", растаяла очень быстро.

Тем не менее русские, оказавшиеся за границей, не могли разорвать все нити, духовно связывающие их с оставленной Родиной. "Ведь за границей только тогда хорошо, когда можешь хоть сейчас уехать домой", - писал в свое время П. И. Чайковский в письме к брату. Многим людям, оказавшимся оторванными от Родины, ехать было некуда.

Практически вся жизнь творческих людей, выехавших из России, в эмиграции была проникнута чувством своеобразного "русского патриотизма". Не отождествлять себя с оставленной Родиной они не могли.

С годами в зарубежье вырастало второе поколение эмигрантов, которое не видело России или помнило ее очень плохо. В связи с этим задача воспитания молодежи в духе русской культуры была весьма актуальна и решалась очень активно.

С помощью Земгора создавались русские школы по типу старых гимназий и реальных училищ. Правда, многие школы, возникавшие довольно быстро, потом так же быстро заканчивали свое существование.

В Югославии велась достаточно точная статистика детей эмигрантов, которых в 1924 г. насчитывалось более 5 тыс. человек. Особая Державная комиссия следила за использованием ассигнований на школьное дело.

В начале 20-х годов в Югославии проводилась подготовка молодых кадров для белой армии, так как Врангель надеялся на возрождение "белого дела". Такая подготовка велась в Крымском кадетском корпусе (в Белой Церкви), в Донском солдатском корпусе (в Билече) и Русском кадетском корпусе (в Сараево).

Будучи в эмиграции, русские ученые и интеллигенция объединялись в различные научные общества, учреждения. Открывали свои учебные заведения. В Белграде был создан Русский научный институт.

В трудах, выпускавшихся этим институтом, публиковались работы русских ученых-эмигрантов по всем отраслям науки. Вышло в свет более десятка "Записок" института, содержавших статьи по истории и праву, философии и социологии, медицине и механике, математике и геологии, географии и литературоведению и т. д.

Среди авторов работ были такие известные историки, как А. А. Кизеветтер и Е. Ф. Шмурло, социолог и экономист П. Б. Струве, писатели Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус и др.

В первые годы эмиграции проводились даже съезды русских академических организаций. Тон в таких мероприятиях задавали, как правило, профессора-кадеты.

По подсчетам Русского научного института в Белграде в 1930 г., установлено было, что всего в эмиграции находилось более 500 тыс. ученых, в том числе добывших профессоров российских университетов и высших школ. Вполне вероятно, что их значительно больше было в первые годы эмиграции. Впоследствии многие из них (покинули Европу, уехав в Америку, а некоторые вернулись в Россию.

Интересные данные об основных направлениях научной работы ученых-эмигрантов были опубликованы тем же институтом в 1931 г. под названием "Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом". Они насчитывали 7038 названий работ, вышедших за десятилетие. Значительную часть этого списка составляли работы по историографии, богословию, буржуазному праву. Это было обусловлено специализацией высших школ, созданных русским зарубежьем.

Ученые гуманитарного направления активно сотрудничали в газетах и журналах различного толка, начиная от чисто специальных (например, исторических) до различных политических направлений.

Как правило, основной темой для исследования становилась Россия, оценивалось ее место в современном мире, ее дальнейшая судьба. Большинство ученых проповедовало мессианские взгляды об особом призвании России.

Некоторые увлеклись мистицизмом и масонством, найдя в этом для себя самый приемлемый выход.

В Белграде была открыта Русская публичная библиотека, которая содержала значительное количество русских книг, изданных как в России, так и за рубежом. В нее также поступали некоторые советские периодические издания.

Осенью 1925 г. в Белграде был создан Союз русских писателей и журналистов. По мнению создателей союза - журналистов А. И. Ксюнина и Е. А. Жукова, - "Союз в своей общественной деятельности стал центром здорового национализма и своим объективным подходом к изучению прошлого и настоящего привлек к себе симпатии большинства эмиграции и симпатии местных общественных кругов". Эта организация имела свой устав и денежный фонд и насчитывала более 200 активных членов.

Одной из главнейших своих задач Союз считал идейную борьбу "против коммунистической пропаганды и... за освобождение России" и считал необходимым вести разъяснительную работу среди русских эмигрантов. Реальным воплощением этой задачи стали проводимые Союзом чтения (так называемая "устная газета"), которые были посвящены подробному изложению политических и экономических событий в Советской России. Чтения пользовались большим успехом и проводились не только в Белграде, но и в других югославских городах.

Как и любая общественная организация русских за рубежом, Союз занимался благотворительной деятельностью, ссужал журналистов и писателей деньгами из своего фонда, устраивал многих эмигрантов на работу в издательства, оказывал посильную помощь в публикации работ.

Союз располагал собственной, довольно богатой библиотекой книг на русском языке, занимался организацией дней русской культуры, выпускал собственные периодические издания. В пяти вышедших сборниках политического журнала "Призыв" были опубликованы работы А. Амфитеатрова, Е. Аничкова, А. Аргунова, Б. Евреинова, С. Маслова и других писателей и журналистов.

В 1926-1927 гг. выходила издаваемая Союзом еженедельная беспартийная газета "Россия".

Союз занимался и организационной деятельностью: осенью 1928 г. по инициативе членов правления в Белграде открылся съезд писателей и журналистов, на который собрались представители аналогичных союзов из Чехословакии, Франции и т. д. Съезд работал несколько дней, были установлены тесные контакты между коллегами-эмигрантами из разных стран и приняты решения об углубленном сотрудничестве и взаимопомощи.

Что касается артистов, то в отличие от ученых, журналистов и писателей подавляющее большинство их жили бедно. В постоянных поисках заработка они были вынуждены ездить из страны в страну.

В Белграде и Софии предпринимались попытки создания русского драматического театра. Любители и артисты организовывали труппы. Ставили не только эмигрантские, но и русские классические пьесы. Особой популярностью пользовалась постановка пьесы М. А. Булгакова "Дни Турбиных".

Однако тех, кто сумел как-то выбиться, было меньшинство. Основная же масса эмигрантов-интеллигентов вообще ничего не создала в эмиграции и прозябала в бедности.

Для многих русских в жизни за рубежом открылись незамеченные ранее недостатки. Оказавшись без средств к существованию в чужой стране, занимая едва ли не самую низшую социальную ступень и будучи в большинстве своем буквально "людьми второго сорта", русские испытывали глубокое разочарование. А для многих творческих людей эта жизнь была хуже смерти: лишившись своих корней и оторванные от Родины, они не в состоянии были заниматься творчеством.

В западном искусстве и литературе одно время даже была мода на описание трагедии русской эмиграции. На эту тему снимались фильмы, писались книги, ставились пьесы. Судьба бывших аристократов-дворян, вынужденных служить швейцарами, гувернерами, официантами, билетерами, шоферами, долгое время давала пищу западной литературе. Однако мода живописать судьбы русских эмигрантов довольно быстро прошла.

Еще одним фактором, позволявшим лучше понять жизнь русского зарубежья, была церковь.

С появлением за рубежом русских людей церкви стали появляться во всех местах сколько-нибудь значительного скопления эмигрантов. Не всегда это были храмы, так как денег у беженцев практически не было. Зачастую роль собора играли особняки, гаражи и даже подвалы. Иконы и церковная утварь изготовлялись от руки. Но люди собирались в церквах, стремились в них. Эмигрантские церкви славились своими хорами.

В отделах хроники эмигрантских газет целые столбцы занимало расписание богослужений в церквах, расположенных в местах жительства русских людей. Церковная жизнь была неотъемлемой частью общей жизни эмиграции.

По воскресеньям и праздничным дням толпы эмигрантов направлялись в церковь не только для того, чтобы отдать дань традиции. Церковь была тем спасением от тягот реального мира, к которому стремились русские люди. Кто-то шел послушать хор, узнать последние новости, другие в церкви надеялись увидеть знакомых или занять денег, а некоторые назначали в церкви деловые свидания.

Надо сказать, что русское православное духовенство по сравнению с представителями других классов дореволюционной России было представлено в эмиграции очень незначительным процентом от общего числа беженцев.

Однако и среди церковников не было единства. Борьба за власть расколола их на два (а по некоторым свидетельствам очевидцев-эмигрантов - на три) основных течения.

В августе 1922 г. в югославском городе Сремски Карловцы, где находился штаб Врангеля, состоялся собор зарубежных архиереев. Во главе архиерейского синода был поставлен Антоний (Храповицкий), претендовавший на управление всей русской церковью.

Оппозицию ему составил митрополит Евлогий, возглавивший другое направление русской зарубежной церкви и обосновавшийся в Париже.

Взаимные упреки и обвинения в ереси и несоблюдении церковных догматов были на самом деле не чем иным, как такой же борьбой за власть, что велась в политических кругах русских эмигрантов.

Антоний и Евлогий по очереди взывали к верующим, призывали слушаться своего "законного архипастыря".

Борьба за участие в политической жизни каждого человека, оказавшегося в эмиграции, между различными эмигрантскими группировками и борьба за их души между "отцами церкви" накладывала неизгладимый отпечаток на весь и без того тяжелый и безрадостный эмигрантский быт.

Ни одна из многочисленных попыток примирить между собой церковных иерархов не окончилась удачей.

"Крестным отцом" русской православной церкви за границей стал барон Врангель. Он поддержал митрополита Антония в борьбе с его оппонентом.

Интересна и в то же время трагична судьба митрополита Вениамина. (В 1907 г. сын тамбовского крестьянина Иван Федченков в Петербургской духовной академии принял монашеский постриг с именем Вениамин.) Его жизнь стала отражением истории церковного размежевания русского зарубежья. В 1920 г. тогда еще епископ Севастопольский Вениамин вошел во врангелевский Совет министров, вместе с остатками армии он уехал из России в Константинополь. По дороге вместе с Врангелем и митрополитом Антонием епископ Вениамин разрабатывает планы организации русской церкви за рубежом. По прибытии в Турцию он возглавляет совещание по подготовке церковного собора в Сремски Карловцы.

В многочисленных поездках по странам (Югославии, Болгарии, Франции, Турции) в качестве члена "Русского Совета" епископ Вениамин встречается с беженцами. Отчаяние оторванных от России людей оказало сильное впечатление на епископа и повлияло на его решение о возвращении на Родину.

В декабре 1927 г., дав письменное заверение синоду в лояльности Советскому государству, епископ Вениамин в числе первых архиереев-беженцев был включен в состав клира, подведомственного Московской патриархии.

Не оставляя мысли о возвращении домой, Вениамин уже в сане архиепископа едет по поручению Русской православной церкви в 1933 г. в Америку, где и застает его вторая мировая война. Впоследствии в США его называли "красным митрополитом" за активную деятельность на благо России, которую он вел вдали от Родины.

30 июля 1946 г. митрополит Вениамин наконец получает советское гражданство. Сбывается его многолетняя мечта о возвращении на родную землю. Умер митрополит Вениамин в 1961 г. в Псково-Печорском монастыре.

Судьба митрополита Вениамина характерна не только для представителей церкви, многие русские эмигранты прошли сложный путь, прежде чем вновь обрели утраченную Родину.

Говоря о русской эмиграции, необходимо особо подчеркнуть стремление наших соотечественников (прежде всего первого поколения эмигрантов) сохранить на чужбине свою "российскую уникальность" и самобытность и не проявлять тенденций к ассимиляции.

Наиболее значительное место в духовной жизни эмигрантов занимал вопрос о дальнейшей судьбе России, так как с этим была связана и личная жизнь каждого из них.

В этом вопросе с самого начала существовали различные точки зрения. Из них наиболее типичными являлись четыре.

Первую точку зрения выражали "сменовеховцы" - общественно-политическое течение, сформировавшееся вокруг эмигрантского журнала "Смена вех". Идеологи "сменовеховства" (Н. В. Устрялов и др.) предсказывали перерождение Советской власти в сторону буржуазной демократии под влиянием нэпа. Они призывали эмигрантов вернуться на Родину и способствовать этому процессу.

Характерными представителями второй точки зрения были "евразийцы" - сторонники эмигрантской научной школы, выводившие особый путь исторического развития России из природно-географических условий материка Евразии. В отличие от большинства эмигрантской интеллигенции они с оговорками признавали закономерность победы революции, а в становлении системы советского тоталитаризма видели продолжение традиций евразийской империи и дальнейшее развитие "особого русского пути".

По существу, эта позиция была тоже равнозначна примирению с тем, что происходило в России. Наиболее известными представителями школы "евразийства" были Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий и Г. В. Вернадский.

Представители следующих двух точек зрений оставались непримиримыми противниками Советской власти. Ее активное неприятие было характерно прежде всего для убежденных монархистов. С их точки зрения, большевики разрушили органически присущий русскому народу государственный строй, что пагубно повлияло на состояние всей нации. Поэтому основную задачу русской эмиграции должна составлять борьба за насильственное свержение большевистского режима. Эти идеи были распространены в основном в военных кругах, центры политической активности которых располагались именно в Болгарии и Югославии.

Столь же негативное отношение к Советской власти господствовало и в среде либеральной интеллигенции, но его истоки были другими. Лидеры этого идейного течения (П. Н. Милюков, П. Б. Струве и др.) обвиняли большевиков в разрушении ростков демократии и установлении невиданной по сравнению с царизмом диктатуры в стране. Имея общую с монархистами цель свержения Советской власти, либералы не призывали к ее насильственному устранению, а считали необходимым воздействовать на сознание русского народа из-за границы. В перспективе это воздействие должно было способствовать самоизживанию власти большевиков.

Если столкновение этих идеологий было характерно в основном для политической эмиграции, то среди большинства эмигрантской массы постепенно распространялась идея возвращения на Родину, продиктованная не политическими соображениями, а здравым смыслом.

Представители промонархически настроенной эмиграции не без тревоги отмечали рост влияния "сменовеховства" среди беженцев, в основном студенчества и другого гражданского населения.

Многие военные боялись открыто выражать свои симпатии этому направлению, так как армейское командование строго следило за "моральным" уровнем солдат. С этой точки зрения, пожалуй, в самом тяжелом положении оказались русские офицеры и солдаты в Югославии, ибо в этой стране врангелевцы, пользуясь благоприятно сложившейся обстановкой для их деятельности, фактически создали "государство в государстве". Они самочинно распоряжались судьбами русских людей, карая и преследуя тех, кто отказывался участвовать в подготовке нового военного похода против большевиков и проявлял "возвращенческие" настроения. Среди самих эмигрантов не было единства, даже среди бывших единомышленников. Высший кадровый состав армии распадался на группировки, враждовавшие одна с другой, и даже железная дисциплина, насаждаемая Врангелем, не помогала. Все больше росло недовольство генералитетом со стороны солдат и офицеров. Последние, в свою очередь, тоже были взаимно недовольны друг другом.

И все же, несмотря на все негативные моменты бытия русских эмигрантов на чужбине в 20-30-х годах, жизнь показала, что "оскрлки разбитого вдребезги" старого общества сумели создать себе более или менее удовлетворительные материальные условия, сохранить и развивать свою духовную культуру. Однако резкий разрыв с исторической родиной весьма отрицательно сказывался на сознании всех слоев русской эмиграции. В области общественной жизни одним из следствий этого разрыва стало движение эмигрантов за возвращение в Россию.

Как уже отмечалось, к 1921-1922 гг. идея "возвращенчества" на Родину широко охватила все слои эмиграции, в первую очередь солдатские и казачьи. В отличие от идеологизированной политической массы "сменовеховских интеллигентов" солдаты представляли собой "неполитическую" массу. Насильственно оторванные от Родины, они не могли найти себя в жизни русского зарубежья, а происходящие в России события вселяли надежду на возвращение.

В России в 1921 г. началась новая экономическая политика, которую большинство казаков и солдат русского зарубежья расценило как поворот к возрождению рухнувшей было для них России. Временное допущение в российскую экономику частного элемента возродило у многих иллюзию скорого улучшения жизни в России и надежду на постепенное падение власти Советов. То, что происходило в Советской России, для многих эмигрантов было откровением.

Представители крестьянства и мелкого ремесленничества первыми поддержали политику возвращения на Родину.

Возврату на родную землю в немалой степени способствовала и объявленная Советским правительством амнистия значительной части лиц, участвовавших в белогвардейском движении в качестве рядовых. Амнистия была приурочена к 4-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Декрет ВЦИК от 3 ноября 1921 г. разрешал многим вернуться на Родину из европейских стран на тех же условиях, что и военнопленным.

Источники сохранили сведения о жестоких преследованиях (вплоть до тюремного заключения), которым подвергались русские люди, желавшие вернуться на Родину.

Несмотря на отчаянные попытки Врангеля и командования армией сдержать людей, желающих добровольно вернуться в Россию, уже в первые месяцы 1921 г. 7 тыс. солдат и казаков из армий Деникина и Врангеля уехали из Югославии.

Особенно суровым наказаниям за "возвращенческие" настроения и признание Советской России подвергались офицеры. Так, например, за подписание опубликованного в издававшейся в то время в Болгарии русской газете "Новая Россия" заявления о признании Советской власти многие русские офицеры приказом Врангеля были уволены со службы и лишены всех чинов.

Полковника Щеглова, захотевшего вернуться в Советскую Россию из Югославии, генерал Кутепов приказал расстрелять.

Попытка создания в Югославии "Союза возвращения на Родину" кончилась неудачей. Сербской полицией был арестован председатель инициативной группы по созданию Союза И. С. Хлусов. Ему предъявили обвинение в большевистской пропаганде. После ареста и пыток он был выслан в Болгарию.

3 ноября 1922 г. в Софии бывший врангелевский офицер Н. Бойчаров убивает своего бывшего сослуживца А. Агеева, который был редактором газеты "На Родину" и одним из организаторов "Союза возвращения на Родину". Убийство было совершено по политическим мотивам, так как Агеев возглавлял кампанию за признание Советской России.

Несмотря на самоуправство врангелевского командования как в Югославии, так и в Болгарии, процесс репатриации русских эмигрантов на Родину проходил довольно гладко в Болгарии, где возникли и стали активно функционировать по всей стране "Союзы возвращения на Родину" ("Совнарод").

В конце октября 1922 г. в Болгарию прибыла миссия Русского Красного Креста. Через "Союз возвращения на Родину" советская миссия осуществляла свою работу по репатриации.

Помимо солдат, благополучно вернувшихся в Россию, возвращались и гражданские люди. Их пример вдохновил многих генералов и офицеров белой армии открыто признать полное крушение своей идеологии и проявить готовность перейти на службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.

Генералы А. Секретов, Ю. Гравицкий, И. Ключков, Е. Зеленин и другие обратились к войскам белой армии с заявлением о признание Советской власти.

Более 2 тыс. русских офицеров подали прошения об амнистии в "Совнарод" для передачи в Советское правительство.

Активно включилось в процесс репатриации и казачество, о чем убедительно свидетельствует, например, тот факт, что из числа всех вернувшихся из Болгарии на Родину эмигрантов в 1922-1923 гг. приблизительно 70% составляли казаки.

Деятельность "Совнарода" в Болгарии и репатриации русских прекратились после профашистского переворота в этой стране в июне 1923 г. Правительство Цанкова подвергло жесточайшим репрессиям деятелей Союза. Представительство Русского Красного Креста было в срочном порядке ликвидировано.

Тем не менее за период с 1922 по 1923 г. в Россию из Болгарии и других стран смогло вернуться значительное количество русских эмигрантов. Однако эту волну репатриации нельзя оценивать однозначно (лишь как положительный момент в истории русской эмиграции).

Как известно. Советская Россия всячески поддерживала кампанию за возвращение своих соотечественников на Родину, так как была очень заинтересована в расколе стана белогвардейцев, продолжавших угрожать Советской власти. В то же время возвращение бывших эмигрантов на родную землю не прошло для них безболезненно. Достаточно вспомнить, что те, кто нё пожелал в 1920 г. покинуть Россию, были расстреляны или репрессированы практически в полном составе. Сложная судьба ждала и тех, кто вернулся в Россию в 1921-1923 гг. Так или иначе они подверглись гонениям и репрессиям в начале 30-х годов. Для многих советских людей бывшие эмигранты так и остались "белогвардейскими элементами"; к ним относились с опаской.

Вообще эмиграция для большинства русских людей действительно стала трагедией, поэтому нельзя точно ответить, кто из них был прав - оставшиеся ли в чужой стране или вернувшиеся на Родину. "Великий перелом" 1929 г. и кровавый разгул тоталитаризма 30-х годов разрушил иллюзии многих эмигрантов, надеявшихся на скорое и благополучное возвращение в Россию.

Как уже отмечалось ранее, военные составляли самую многочисленную и наиболее организованную из русских эмигрантских групп, обосновавшихся в Югославии и Болгарии. Поэтому вполне естественно, что они-то и стали средоточием всей политической жизни русской эмиграции в этих странах.

Финансовое банкротство врангелевского командования сделало с середины 1922 г. невозможным содержание строевых частей армии. С их роспуском белогвардейские лидеры больше не могли руководить военнослужащими, опираясь на воинскую дисциплину.

В связи с этим в эмигрантских кругах встал вопрос о "новой тактике" действия против Советской России. Врангель заявил о необходимости сохранения армии под видом общественных объединений и союзов. С этой целью 1 сентября 1924 г. в Белграде был создан Российский общевоинский союз (РОВС), который возглавил Врангель.

РОВС являлся одной из самых сильных контрреволюционных организаций русского зарубежья Он состоял из бывших офицеров и уже в начале 30-х годов насчитывал в своих рядах более 40 тыс. человек. Под наблюдением Союза находились практически все солдаты и казаки, рассеявшиеся в эмиграции. При активном участии и поддержке РОВСа создается целая система курсов для подготовки и переподготовки всех офицерских должностей. В Югославии и Болгарии организуются группы и кружки военного самообразования.

Всем офицерам было приказано в срочном порядке пройти курсы переподготовки. Было даже объявлено о приеме в полковые объединения молодых людей, достигших призывного возраста в эмиграции.

Российский общевоинский союз предпринимал неоднократные попытки организации разведывательной деятельности на территории СССР.

Финансировался РОВС "Фондом спасения России", находившимся в распоряжении руководителей Союза. Деньги в этот фонд поступали из самых различных источников. Члены Союза, помимо внесения в фонд членских взносов, жертвовали ему, несмотря на свое тяжелое материальное положение, дополнительно определенные суммы.

В апреле 1928 г. после смерти Врангеля председателем РОВСа становится генерал Кутепов, продолживший политику своего предшественника: сохранение армейских кадров и воинских организаций, содержание в "боевой готовности" всех подразделений этой организации к военному походу на Россию.

В январе 1930 г. генерал Кутепов, находящийся тогда в Париже, неожиданно бесследно исчезает, что, как было расценено в эмигрантских кругах, являлось делом рук заграничных служб ОГПУ.

Вместо Кутепова руководителем РОВСа становится генерал Е. К. Миллер, уделивший большое внимание воинскому образованию подрастающей эмигрантской молодежи. Именно на нее Миллер делал свою ставку, ибо у РОВСа оставалось все меньше и меньше активных сторонников: многие порывали с этой организацией.

Наряду с РОВСом в Болгарии и Югославии действовали различные эмигрантские политические организации, каждая из которых стремилась оказывать свое влияние на эмигрантские круги и объединить их под своей эгидой.

Однако, несмотря на многочисленные попытки лидеров эмигрантских политических группировок стабилизировать и укрепить белое движение, им так и не удалось добиться положительных результатов.

Основной причиной этого следует считать наметившийся после ликвидации армии социальный раскол между активными участниками и лидерами белого движения, с одной стороны, и основной массой бывших военнослужащих - с другой. Политическая активность была присуща главным образом высшему командному составу и штабным офицерам, чье материальное положение было относительно благополучным.

Большинство же эмигрантов-военных из числа рядового состава испытывали постоянный недостаток средств существования, поиски которых отнимали много времени и сил. Кроме того, с каждым годом в их среде усиливалось скептическое отношение к самой идее похода против Советской России, разгрома Советской власти и реставрации монархии. Все это отталкивало эмигрантскую массу от участия в политической жизни.

Даже Российский общевоинский союз, представлявший собой, как уже подчеркивалось, сильнейшую организацию эмигрантов, не смог выполнить возложенную на него задачу объединения русских беженцев, обосновавшихся в Югославии и Болгарии. В значительной степени это объяснялось узкомонархической направленностью Союза и его ориентацией на офицерский кадровый состав врангелевской армии.

Наряду с монархически настроенными членами Российского общевоинского союза в Белграде и Софии вели работу члены кадетской партии, оставшиеся верными П. Н. Милюкову.

Милюков еще в 1920 г. в противовес Врангелю сформулировал основные положения своей "новой тактики" и возглавил Республиканско-демократическое объединение (РДО). Эта организация придерживалась умеренно-либеральной ориентации. Тактика борьбы РДО с Советской властью мало чем отличалась от тактики РОВСа, а вот конечные цели у этих организаций были различными. Республиканско-демократическое объединение в отличие от РОВСа не ставило своей задачей восстановление монархии в России.

Приход к власти Гитлера в Германии и Муссолини в Италии был с одобрением встречен в верхних эшелонах РОВСа. Да это и понятно, поскольку реакционно настроенные руководители Союза увидели в фашизме последнюю для себя реальную возможность для объединения эмигрантских сил. В сентябре 1938 г. лидеры РОВСа собрались в Белграде для подписания совместного заявления относительно продолжения "белого движения". Были намечены пути дальнейшего укрепления организационного единства Союза, усиления военной и политической подготовки его членов, упрочения материальной базы, работа с молодежью и вовлечение ее в ряды РОВСа.

В середине 30-х годов в политике югославских правящих кругов начинает проявляться тенденция к сближению с Германией и Италией, что, в свою очередь, создает благоприятную обстановку для образования в Югославии (и в Болгарии тоже) белоэмигрантских профашистских организаций.

В то время как представители монархически настроенных белоэмигрантских кругов активно поддерживали фашизм, Республиканско-демократическое объединение во главе с Милюковым активно выступило против гитлеризма. Монархисты обвинили Милюкова в якобы появившихся у него симпатиях к СССР, что, однако, не соответствовало действительности. Отрицая законность Советской власти, кадеты признавали в то же время положительное значение для национальных интересов России внешнеполитической деятельности Советов.

Возрастание угрозы войны толкнуло РДО к той части эмигрантского населения, которое тревожилось за судьбу России и проявляло определенный патриотизм. В Югославии и Болгарии выразителями таких настроений были в первую очередь представители русской интеллигенции, студенчества, некоторые бывшие солдаты и офицеры врангелевской армии, отказавшиеся от военной службы или дезертировавшие из армии. Все они понимали, что в случае начала войны необходимо прекратить борьбу с Советской властью и встать на ее сторону, ибо именно эта власть будет защищать Отечество, а судьба и свобода Родины для этих людей были превыше всего.

Возникшее движение "За оборону России" от фашизма ("оборончество") с каждым годом набирало силу, принимая в свои ряды все новых членов. Постепенно движение "оборонцев" становилось движением "возвращения на Родину".

По мнению эмигрантов-патриотов, Россия, какая бы она ни была - коммунистическая или буржуазно-демократическая, даже монархическая, - всего одна. И защитить ее надо на русской земле, а не в эмиграции. Призыв отбросить политические разногласия получил в эмигрантских кругах весьма широкую поддержку.

Многие активные пропагандисты таких взглядов сражались за Испанскую республику во время проходившей там гражданской войны. Это были представители в большинстве своем молодого поколения, выросшего уже в эмиграции.

Один из выпускников Югославского кадетского корпуса в 1925 г. А. Эйснер через "Союз возвращения на Родину" попал в Испанию и стал даже адъютантом у командира 12-й интернациональной бригады генерала Лукача. Эйснер, как и многие другие эмигранты, сражавшиеся в Испании, не скрывал, что участием в боях хочет заслужить себе прощение и возможность возвращения на Родину.

Назревание в Европе новой мировой войны привело к резкому расколу русской политической эмиграции по вопросу о том, чью сторону принять в случае, если в войну вступит СССР. С началом боевых действий на Балканах этот раскол перерос в открытое противоборство.

К началу второй мировой войны число русских эмигрантов в европейских странах значительно уменьшилось. Это объясняется многими причинами.

Из-за не слишком благоприятных условий жизни эмигрантов срок их жизни заметно сократился, к началу 40-х годов уже многих не было в живых Рождаемость среди русских людей за рубежом была достаточно низкой, чтобы говорить о каком-то воспроизводстве населения. Отдельные гражданские и военные беженцы вступали в браки с представителями коренных национальностей и ассимилировали. И хотя таких браков было не так уже и много, говорить о них все же приходится, так как, приняв гражданство той или иной страны, они переставали считаться эмигрантами

Необходимо также отметить, что процесс эмиграции в 20-х годах в Европу не был окончательным. Для многих европейские страны стали лишь своеобразным транзитным пунктом на пути следования в Америку. Распыление эмигрантских масс по различным странам способствовало сокращению их концентрации в европейских государствах.

И наконец, сокращению количества эмигрантов в не малой степени способствовали "возвращенцы". Как уже было сказано выше, до 12% от общего количества беженцев сумели вернуться на Родину через репатриационные лагеря в 20-х годах, а значительно меньшее количество эмигрантов выехали в СССР в 30-е годы.

В Болгарии и Югославии к началу войны проживало около 60 тыс. русских эмигрантов, приблизительно по 30 тыс. в каждой из этих стран.

Война на Балканах началась с весны 1941 г. В марте профашистский режим в Болгарии разрешил разместить на территории своей страны немецкие войска.

6 апреля 1941 г. итало-германские войска оккупировали территорию Югославки. Король Петр II и правительство срочно покинули страну. Югославия была расчленена, а управление ею было передано в руки марионеточных профашистских правительств

Это стало поворотным пунктом в истории русской эмиграции на Балканах. Часть русских эмигрантов стала сотрудничать с фашистами, а другая - приняла активное участие в движении Сопротивления и деятельности партизанских отрядов.

В день объявления войны Советскому Союзу многие эмигранты явились в советские посольства с просьбой отправки их в Красную Армию для защиты Родины.

А на бывшем здании русского посольства в Белграде профашистски настроенными элементами был вывешен плакат: "Победа Германии - воскрешение России".

Н. Рощин, ставший впоследствии борцом Сопротивления, записал в своем дневнике 23 июня 1941 г.: "Кончилось двадцатилетнее тусклое и тяжкое, но, по существу, безответственное внутренне беспечное эмигрантское бытие. Впервые за двадцать лет каждый поставлен перед необходимостью в последний раз выбрать - "за" или "против". За народ, но и непременно вместе с его теперешней властью или по-прежнему против этой власти, но и - на этот раз особенно остро - непременно против народа... Для каждого из эмигрантов пришли дни самые страшные и самые суровые, грозные... Каждый предоставлен только самому себе, своему разуму и совести, каждый вновь решает свою судьбу - как и в годы гражданской войны - ошибутся и на этот раз? Почти уверен, что нет".

Нападение Германии на Советский Союз стало своего рода катализатором в определении отношения к СССР в среде эмигрантов. Многие отбросили свои политические амбиции и претензии. Те из эмигрантов, кто сотрудничал с фашистами, рассчитывали на скорый разгром Советского Союза и планировали свое "победоносное" возвращение на Родину. Они поддерживали взгляды фашистских кругов на Россию как на объект колониальной политики, надеялись на территориальное дробление России. Солидаризация с вражескими планами некоторых кругов эмиграции вселяла в них надежду такой ценой купить себе возможность возврата на Родину и захвата в ней государственной власти.

Как и во всяком движении, нашлось в среде эмигрантов немало людей, занявших удобную позицию "выжидания", с интересом следивших за развитием событий, чтобы в зависимости от обстоятельств в нужный момент принять ту или иную сторону.

Очень мало данных сохранилось об участии в движении Сопротивления русских эмигрантов. Они шли в ряды Сопротивления, уверенные, что Россию нельзя победить, что даже победители в этой стране всегда проигрывали войны. Не всегда учитывался патриотизм советских людей, поднявшихся на защиту своей Родины, но очень многие эмигранты были уверены в окончательной и бесповоротной победе России. Эта уверенность привлекла на сторону боровшихся против фашизма русских беженцев значительное число "сомневающихся" и "колеблющихся".

В Белграде во время войны действовала подпольная организация "Союз советских партизан", которая включала в себя главным образом представителей второго поколения русских эмигрантов.

Интересна судьба бывшего царского офицера Ф. Е. Махина. В мирное время в Югославии он издавал журнал, знакомящий югославов с советской литературой, занимался публицистической деятельностью. Результатом его активной литературной деятельности явилось создание в Белграде русской библиотеки. Многие советские издания поступили тогда в нее.

В 1939 г. Махин вступил в Коммунистическую партию Югославии, а с нападением фашистской Германии на Югославию ушел с партизанами в горы. Талантливый публицист и литератор, он в звании генерал-лейтенанта работал в отделе пропаганды Верховного штаба Народно-освободительной армии Югославии (НОЛЮ) За свою деятельность был награжден многими югославскими боевыми орденами. Умер Ф. Е. Махин в июне 1945 г.

Русский эмигрант Владимир Смирнов являлся генерал-майором югославской армии и занимал во время войны пост начальника технического отдела Верховного штаба НОАЮ.

Газета "Голос Родины" сохранила сведения о других участниках югославского эмигрантского Сопротивления.

Одним из известных участников народно-освободительного движения в Югославии стал талантливый поэт А. П. Дураков. Он посмертно был награжден Указом Президиума Верховного Совета СССР орденом Отечественной войны II степени. Дураков, как и Махин, воевал в партизанском отряде. В одном из боев с фашистами он был убит.

Генералом Народно-освободительной армии Югославии стал и инженер-строитель мостов В. Смирнов, принадлежавший к более молодому поколению русских эмигрантов. Во время войны он находился на очень высокой должности начальника инженерной службы Верховного штаба НОАЮ и был неоднократно награжден боевыми югославскими орденами.

Югославская народная армия тесно взаимодействовала с "Союзом советских партизан". Союз направлял в партизанские отряды добровольцев и советских военнопленных, бежавших из фашистских концлагерей. Руководителем Союза был русский эмигрант Федор Выстроповский, героически погибший в 1944 г.

С началом войны в Болгарии правительствующие монархические власти выслали в июне 1941 г. под надзор полиции большую группу (около 800 человек) считающихся неблагонадежными, среди которых было много русских эмигрантов.

Большинство патриотически настроенных людей попадало в гестапо. В материалах болгарских архивов сохранилось много документов об участии в антифашистской борьбе в Болгарии русских эмигрантов и их детей. В основном это были рядовые люди.

Например, работающий водопроводчиком М. И. Плавацкий покинул Россию после Великой Октябрьской социалистической революции по идеологическим убеждениям. Долгое время не мог никуда устроиться, жил с "нансеновским паспортом". Во время войны ушел в партизаны и погиб за три месяца до освобождения Болгарии.

Фотограф В. А. Юрьевич стал подпольщиком, печатал нелегальные сводки Совинформбюро.

Судьба И. Ф. Рябоконя была еще более трагична: в Болгарии он оказался как пленник врангелевской армии. Пройдя через Галлиполийское "сидение", тюрьмы и казармы, в Болгарии занялся мирным плотницким делом. Во время войны тоже стал партизаном.

В активную работу антифашистского подполья включился 62-летний бывший царский офицер и полковник Генштаба Е. И. Носков. В эмиграции он работал в Географическом институте в Софии. Как подпольщик был схвачен фашистами и посажен в тюрьму. Во время народного восстания 9 сентября 1944 г. был освобожден.

Активная антифашистская деятельность многих бывших офицеров российской армии, рядовых граждан позволили им после 9 сентября 1944 г. получить советское гражданство и вернуться на Родину.

В отличие от большинства населения русского зарубежья верхушка Российского общевоинского союза в момент нападения Германии на Советский Союз благословила белое воинство на вступление в ряды вермахта.

Подозрительное отношение гитлеровцев к русским эмигрантам тем не менее не исключало возможности совместного активного сотрудничества.

Верхушка РОВС развила активную деятельность, призывая бывших белогвардейцев вступать в ряды германской армии.

Из них германским командованием были навербованы охранники, шпионы и каратели. По имеющимся сведениям, более 200 человек из белоэмигрантов активно сотрудничали с германским правительством, работая в гестапо и абвере. Привлекались к работе на стороне Германии и эмигранты-националисты.

Среди созданных гитлеровским командованием из числа бывших белогвардейских офицеров охранных и карательных отрядов особой известностью пользовался "охранный корпус". Он был сформирован на территории Югославии под командованием белогвардейского генерала Б. А. Штейфона.

Первые отряды "охранного корпуса" в составе около 2 тыс. человек начали активные действия уже в сентябре 1941 г. 12 сентября в Белграде прошел парадный смотр "охранного корпуса" перед фашистским командованием.

Почти за полгода к началу весны 1942 г. "охранный корпус" имел несколько полков, сосредоточенных как в Белграде, так и в других югославских городах. В составе корпуса формировались казачьи сотни, которые отправлялись в Россию на Дон.

По мнению гитлеровского командования, "охранный корпус" должен был организовывать охрану путей сообщения и шахты. Практически сразу части корпуса столкнулись с югославскими партизанами, пускавшими под откос эшелоны с продовольствием и боеприпасами для фашистского командования. Корпус нес многочисленные людские потери, участвуя в карательных акциях против партизан.

В 1942 г. "охранный корпус" вошел в состав вермахта. А с победами Народно-освободительной армии Югославии и Красной Армии остатки "охранного корпуса" были окончательно уничтожены.

Начальник отдела Российского общевоинского союза в Болгарии генерал Абрамов обратился к германским властям с предложением использовать местные антибольшевистские силы для участия в борьбе, начатой "третьим рейхом".

Некоторые белогвардейцы использовались на линии фронта в качестве переводчиков.

"Охранный корпус" был сформирован также и в Болгарии. В него была включена значительная часть осевших в стране белых солдат, казаков и офицеров. В "охранники" они попадали в порядке мобилизации. В июне 1942 г. штаб болгарской армии издал секретную директиву, согласно которой русские эмигранты в Болгарии, даже принявшие болгарское гражданство, призывались в "охранный корпус".

Необходимо также отметить "активную" роль белогвардейского генерала Шкуро. Он был назначен начальником "казачьего резерва", сформированного из казаков-белоэмигрантов, в составе "охранного корпуса" под командованием генерала фон Паннвица.

В своем обращении к казакам Шкуро говорил: "Я, облеченный высоким доверием руководителя СС, громко призываю вас всех, казаки, к оружию и объявляю всеобщий казачий сполох. Поднимайтесь все, в чьих жилах течет казачья кровь, все, кто еще чувствует себя способным помочь общему делу. Дружно отзовитесь на мой призыв, и мы все докажем великому фюреру и германскому народу, что мы, казаки, верные друзья и в хорошее время, и в тяжелое".

Стремление активно служить гитлеровцам заставляло известного своими зверствами белогвардейского генерала выступать перед казаками с таким призывом.

Очень интересно заявление жившего в Югославии В. В. Шульгина. Он говорил, что война на многое ему открыла глаза. С началом войны он предполагал, что, получив оружие, советские люди повернут его против власти большевиков. Каково же было его изумление, когда он понял, что русские люди эту власть не только не собираются свергать, но защищают "до последней капли крови". Они считают своей Родиной именно Советский Союз и не ждут освобождения от Советской власти от рук белоэмигрантов. Шульгин отмечает, что усилия по свержению Советской власти эмигрантами оказались смешными и трагическими, они явились большой ошибкой. Осознание этой ошибки разрушило главные устои эмигрантской идеологии.

Победы Красной Армии заставили многих эмигрантов пересмотреть свои взгляды. Уверенность в непобедимости России и Советского правительства сказалась как на настроении жизни "низов", так и РОВСовской "верхушки". Крах белоэмигрантского фашизма стал неизбежен.

В Югославии в апреле 1945 г. были разгромлены и пленены остатки "охранного корпуса". В октябре 1944 г. части Советской Армии совместно с югославскими партизанами освобождали Белград и Сремски Карловцы. Началась ликвидация всех профашистских белоэмигрантских организаций и группировок.

Командовавшие воинскими частями, сформированными из бывших белых офицеров, белогвардейские генералы Шкуро, Султан-Гирей Клыч, Краснов и другие были арестованы и повешены в 1947 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

По окончании войны определенной части эмигрантов было предоставлено право получения советского гражданства. Президиум Верховного Совета СССР предоставил это право лицам, состоявшим к 7 ноября 1917 г. подданными Российской империи, лицам, утратившим советское гражданство, и их детям. Югославия и Болгария были включены в состав стран, из которых разрешалось возвращаться в Советский Союз.

По официальным данным, более 6 тыс. человек из бывших русских эмигрантов из Югославии приняли советское гражданство.

Но далеко не для всех русских людей возвращение на Родину оказалось счастливым.

Бывший врангелевский генерал В. Ткачев, один из лучших военных летчиков в годы первой мировой войны, не сотрудничавший с фашистами, в 1945 г. добровольно сдался Советской Армии. Он был осужден и отбыл срок в заключении. Имел возможность уехать на Запад и все-таки остался в СССР.

В январе 1945 г. в городе Сремски Карловцы был арестован В. В. Шульгин и вывезен в Москву. Несмотря на то что он еще с 1931 г. отошел от политической жизни и не примкнул к фашистам, его все же осудили за активную антисоветскую деятельность и приговорили к длительному тюремному заключению. В 1956 г. был досрочно освобожден и поселился в городе Владимире, куда к нему из Югославии приехала жена.

Подобные случаи, конечно, не являлись единичными, и дальнейшая судьба многих реэмигрантов с Балкан до сих пор остается неизвестной. История их возвращения на Родину так же трагична, как и история их изгнания и скитаний на чужбине.

С окончанием второй мировой войны в Европе завершается и история белой эмиграции на Балканах. Русская колония в Болгарии и Югославии прекращает свое существование как устойчивое и относительно замкнутое национальное сообщество.

Значительная часть русских эмигрантов вернулась на Родину, получив советское гражданство. Многие были репатриированы принудительно и отправлены в заключение, виновные и безвинные. Немногим оставшимся на свободе непримиримым противникам большевизма новый социалистический режим, установившийся в послевоенный период в Югославии и Болгарии, пришелся по душе, и они выехали в Западную Европу или в США. На постоянное жительство в Болгарии и Югославии осталась лишь незначительная часть русских, в основном дети эмигрантов, для которых эти страны были уже настоящей Родиной.

Балканская ветвь русской эмиграции просуществовала всего четверть века. Основой ее драматической истории стали противоречия интересов двух основных слоев российского зарубежья. Бегство за границу было для всех фактически вынужденным. Поэтому главным предметом эмигрантских разногласий стал вопрос о том, какие условия можно считать приемлемыми для возвращения в Россию.

Для политического крыла белоэмигрантов таким непременным условием было свержение Советской власти, после которого только они и могли восстановить свой социальный статус на Родине. Надежда на успех контрреволюции, основывалась на заблуждении (распространенном тогда и возрождаемом ныне вновь) о случайности победы большевизма и возможности вернуть Россию на старый путь развития силой оружия. Под лозунгом "нового похода" и предпринимались многочисленные и безуспешные попытки консолидировать неполитизированную эмигрантскую массу.

Положение последней выглядело особенно трагичным. Прекращением кредитов Врангелю командование Антанты фактически бросало своих бывших союзников в чужой стране на произвол судьбы. В этих условиях большинство русских беженцев за рубежом становились постоянным объектом извлечения политических выгод и со стороны лидеров белого движения, и со стороны местных властей, и со стороны советских спецслужб. Интересы этих трех сил в борьбе за эмигрантов были различными, но все они создавали препятствия к возвращению на Родину, которое для многих было бы желательным исходом. Непримиримые врангелевцы пресекали попытки организовать репатриацию. Действуя в соглашении с ними, болгарские и югославские власти не допускали материальной независимости массы эмигрантов, чтобы сделать ее более управляемой. Массовые необоснованные репрессии в Советском Союзе делали шансы на спокойную жизнь репатрианта ничтожными, в то время как коммунистическая пропаганда стимулировала "возвращенчество" с целью разложения белых.

В создавшейся обстановке сохранение единства русской колонии было невозможным. Первую серьезную трещину дрейфующая льдина эмиграции дала после роспуска армии, подорвавшего организационную основу белого движения. Наряду с этим банкротство воинской казны заложило основу социального расслоения эмигрантов, которое особенно усилилось в годы кризиса.

Следующим этапом стал идейный раскол, вызванный разногласиями по поводу оценки советской реальности и перспектив вступления СССР во вторую мировую войну. Начало военных действий на Балканах превратило идейный раскол в политический, а с разгромом фашизма и началом репатриации эмигрантская общность полностью распалась.

История послеоктябрьской эмиграции на Балканы, принявшей масштабы массового социального бедствия, завершилась.

Динамика расселения и движения русской эмиграции

¹ (Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. - М., 1982. - С. 41.)

Читатель познакомился с балканской страницей в истории русской эмиграции. Но кроме Балканских стран другим центром русского рассеяния в Восточной Европе была Чехословакия. Столица этого государства - Прага дала приют многим беженцам из России, обстоятельства сложились так, что именно Праге суждено было стать научно-педагогическим центром русского зарубежья. Огромную роль в этом сыграла целенаправленная политика Чехословацкого государства и его руководителей К. П. Крамаржа, Т. Г. Масарика н Э. Бенеша. Эта политика поддержки русской эмиграции получила название "Русская акция".

Первый премьер-министр независимой Чехословакии К. П. Крамарж был безоговорочным сторонником восточной ориентации своей страны. Он считал, что Чехословакия не только нитями славянского родства, но целым рядом неустранимых политико-географических моментов прочно связана с Россией, и судьба ее в очень значительной мере определяется тем, что происходит в России. Расчет Крамаржа был в том, что он делал ставку на старую, но переделанную на либеральный лад o Россию, поэтому всяческие контакты с Советской Россией им отвергались. Дом Крамаржа стал близким для известных русских генералов старой России, руководителей белой армии, представителей эмигрантского духовенства, умеренно консервативных представителей эмигрантской интеллигенции.

Если Крамарж был человеком, искренне привязанным к старой России, то совершенно иным было отношение к ней первого президента Чехословацкой республики Т. Г. Масарика, возглавлявшего страну с 1918 по 1935 г. Масарик был более реалистичен, чем Крамарж, в оценке исторических событий. Он прекрасно понимал, что правые и монархически настроенные круги русской эмиграции не в состоянии повернуть вспять происходящие в Советской России события, но вместе с тем он не терял надежды на средние и левые круги эмиграции, считая, что они еще могут сказать свое слово. Именно президент Масарик и возглавил "Русскую акцию" помощи эмиграции. Без его помощи русские эмигранты не смогли бы найти теплого приюта в Чехословакии и на них не были бы истрачены такие огромные суммы.

За период 1921-1923 гг. тысячи русских студентов и более 150 ученых обосновались в Праге. Это же следует сказать и о ряде русских писателей и политических деятелей. Именно через Масарика шла материальная помощь видным представителям русской интеллигенции обосновавшимся в других странах, в первую очередь во Франции.

Эмиграция была принята Масариком как политический и культурный фактор, с которым он в какой-то мере считался.

Помощь эмиграции развернулась начиная с 1921 г. и продолжалась до 1928-1932 гг. в значительно более широких масштабах, чем предполагали это эмигранты и тем более сами чехи. Именно благодаря этой помощи в Праге были созданы Русский юридический факультет, Педагогический и Кооперативный институты, Автомобильно-тракторная школа, Высшее училище техников путей сообщения, кабинеты по изучению России и ряд других учреждений.

"Русская акция" позволила дать работу нескольким тысячам казаков, для учащихся в различных учебных заведениях эмигрантов были установлены стипендии.

Учрежденный 17 марта 1921 г. в Праге Земгор, получивший около миллиона крон от чехословацкого правительства, организовывал столовые, общежития, профессиональные курсы, медицинскую помощь. Особое внимание Земгор уделял подготовке кадров для будущей свободной от большевиков России. Всего в Чехословакии к 1 января 1924 г. обучалось 3245 русских студентов.

Среди ученых, обосновавшихся в Праге, особое место занимают такие выдающиеся представители русской науки как С. Н. Прокопович, А. А. Кизеветтер, В. А. Мякотин, Н. Ф. Шмурло, Г. В. Флоровский, Г. В. Вернадский, Н. П. Кондаков, И. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий. Например, С. Н. Прокопович возглавил созданный три Земгоре в марте 1924 г. Экономический кабинет, а академик Петербургской Академии наук, крупный ученый византиновед Н. П. Кондаков несколько лет руководил историческим семинаром, издавшим за время своей работы 12 томов "Трудов".

Волею судьбы в Праге оказалось свыше двадцати русских историков-эмигрантов. С 1923 г. начались их регулярные научные собрания, а в 1925 г. в Праге создается Русское историческое общество, которое поставило своей целью изучение истории русского и других славянских народоз. Первым председателем Исторического общества был профессор Е. Ф. Шмурло, позднее его возглавляли профессора А. А. Кизеветтер и А. Н. Фатеев.

С 1923 г. возникает идея создания архива для сбора и сохранения документов о жизни русской эмиграции. С февраля 1923 г. начал свою работу по собиранию таких документов созданный постановлением Земгора Архив русской эмиграции, который с октября 1924 г. стал носить свое новое название - Русский заграничный исторический архив в Праге (РЗИА). В состав Совета, руководившего деятельностью архива, в различные годы входили такие деятели как П. Б. Струве, В. А. Мякотин, генерал B. В. Чернавин, князь П. Д. Долгоруков, В. Л. Бурцев и другие. Именно благодаря фондам этого архива, хранящимся в ЦГАОР СССР, нам открываются новые, ранее недоступные страницы из истории русской эмиграции.

Кроме этих учреждений в Праге функционировали и начальные учебные заведения. Директором одного из них - русской гимназии в Праге, был П. Н. Савицкий, один из лидеров популярного в те годы и привлекающего внимание в наши дни политического течения - евразийства.

Для обеспечения русской эмиграции литературой по различным направлениям политической и культурной жизни в Праге создается ряд издательств. Плодотворно работают издательства "Пламя" и "Евразийское книгоиздательство".

Прага дала приют не только ученым и студентам, организовавшим в этом городе Объединение русских эмигрантских студенческих организаций (ОРЭСО), но и многим представителям литературы и искусства.

Ресторан "Беранек" на Виноградах и кафе "Далиборка" на Летне помнят бесконечные споры о судьбах эмиграции, которые вели в промежутках между чтением своих стихов, отрывков из повестей и романов писатели, художники и артисты.

На Ольшанском кладбище в Праге похоронены русские писатели А. Т. Аверченко, Е. Н. Чириков, Вас. И. Немирович-Данченко и другие. Освящение могил в Ольшанах православная церковь произвела 24 ноября 1991 г.

В Чехословакии прошли и три года из жизни великой М. И. Цветаевой. К сожалению, ее жизнь нельзя было назвать легкой. Бедность, тяжесть жизни внешней и сосредоточенность внутренней - вот главное в положении писательницы вдали от Родины. Несмотря на скитания в поисках более дешевого жилья, где условия проживания были обратно пропорциональны плате, Цветаева полюбила Чехословакию и ее столицу - Злату Прагу. Пражский период запечатлен во многих ее произведениях. 3 письмах часто прорывается грусть и боль. Своей знакомой художнице Л. Е. Чириковой Марина Ивановна пишет из Праги 27 апреля 1923 г.: "А мы судимся... Хозяева подали жалобу, староста пришел и наорал (предлог: сырые стены и немытый пол), и вот завтра в ближайшем городке - явка. Мы всю зиму прожили в этой гнилой дыре, где несмотря на ежедневную толку - со стен потоки струились и по углам грибы росли, - и вот теперь... - "Испортили комнату, - убирайтесь на улицу". Сережа предстоящим судом изведен, издерган, я вообще устала от земной жизни. Руки опускаются, когда подумаешь, сколько еще предстоит вымытых и невымытых полов, вскипевших и невскипевших молок, хозяек, кастрюль и пр...". И все же, несмотря на страшную неустроенность быта, которая особенно была тяжела и непереносима для тонкой, поэтической души Марины Ивановны, позже, уже во Франции, она часто вспоминала свою жизнь в Праге, и из под ее пера вышел целый Цикл "Стихов к Чехии", Посвященный этой удивительной и прекрасной своей историей и народом стране.

Прага не была конечным пунктом на пути русской эмиграции. Для многих она означала лишь временную остановку на шути скитаний. Но именно Прага явилась для многих беженцев из России обретением своего Национального самосознания, "передышкой" после страшного кошмара бегства на "чужие берега". Дороги эмиграции вели все дальше и дальше. Судьба разбросала русских эмигрантов по всем континентам. Но больше других городов манил к себе Париж - признанный крупнейший центр русской послереволюционной эмиграции. И все же Прага остается одной из самых интереснейших страниц истории русского зарубежья.

Русская эмиграция вела большую издательскую работу. Издавалось множество журналов и газет всех политических оттенков и направлений. Свою газету имела практически любая политическая группа.

В 1925 г. а разных странах было зарегистрировано 364 периодических издания на русском языке. А всего с 1918 по 1932 г. в свет вышло 1005 наименований русских эмигрантских журналов.

Значительное количество литературы издавали евразийцы. Ими выпускались периодические издания, в которых выражались их взгляды. Следует отметить выходивший в Берлине "Евразийский временник" и выпускавшуюся э Париже "Евразийскую хронику".

Из изданий других белоэмигрантских направлений следует отметить врангелевские газеты "Русское слово" и "Свободная речь", издававшиеся в Болгарии и имевшие ярко реакционную направленность. После их закрытия на смену стала выходить не менее реакционная газета "Русь".

Крупнейшей газетой белой эмиграции были "Последние новости", издававшиеся в Париже. На протяжении 20 лет их редактировал П. Н. Милюков. После публикации в этой газете ряда статей Милюкова о "новой тактике" в партии кадетов возникло оппозиционное течение, объявившее о своих разногласиях с Милюковым в другой крупной и популярной газете белоэмигрантов "Руль", выходившей в Берлине под редакцией В. Д. Набокова и И. В. Гессена.

Эсеровская эмиграция, расколовшись на ряд группировок и течений, также издавала свои газеты и журналы. Эсеры Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков, М. В. Вишняк основали самый Известный эмигрантский общественно-политический и литературный журнал "Современные записки" (1920-1940).

В Праге лидер партии эсеров В. М. Чернов стал выпускать центральный орган партии эсеров - журнал "Революционная Россия" (1920-1940). На его страницах разрабатывалась целая программа реставрации в России капиталистических отношений.

В Праге же выходил эсеровский еженедельник "Воля России" (1920-1932) под редакцией В. В. Сухомлина, Е. А. Сталинского, В. Л. Лебедева, М. А. Слонима.

Официальным органом партии эсеров являлась газета "Голос России", выходившая в Берлине под редакцией В. Чернова.

В Ревеле в 1921 г. эсеры специально для распространения в СССР издавали газету "За народное дело" и журнал "За народ".

Имели свои газеты и монархисты - "Новое время", "Возрождение", издававшиеся с 1925 г.

Особенно многочисленными были издания "сменовеховского" направления. Сменовеховская газета "Накануне", выходившая в Берлине с марта 1922 г. по 15 июня 1924 г., активно вела просоветскую пропаганду, содействовала разложению белой эмиграции, защищала интересы Советской Республики на международной арене. За границей издавались и другие сменовеховские газеты: "Новая Россия" в Софии, "Новости жизни" и прочие.

Меньшевики выпускали в Берлине один из самых объемных журналов в эмиграции - "Социалистический вестник" под редакцией Л. Мартова, Р. Абрамовича и Ф. Дана. Группа правых, действовавшая автономно от "официальной" заграничной организации, издавала журнал "Заря".

Кроме основных печатных органов, существовали десятки самых различных по направлению газет и журналов - от монархических до социал-демократических: "Грядущая Россия", "Русское дело", "Возрождение", "Новое время", "Зарница", "Русь", "Русская мысль", "Социал-демократ" и многие другие.

Автор материалов Приложения О. В. Манихнн.