Письмо рижского подпольщика X. Лапсы с припиской Э. Индулена из центральной рижской тюрьмы. 26 августа 1944 г.

Дорогая сестричка!

Ты, наверное, удивишься моей охоте писать, когда получишь от Петра это длинное письмо. Но ничего не поделаешь: перед тем как меня сегодня наградят 8 граммами свинца, хочу выложить все, что во мне за эти два месяца накопилось. В этом письме я больше не буду говорить о себе, а о тех несчастных товарищах, с которыми я был вместе. Так что вы за меня отомстите так, чтобы и их нечеловеческие мучения были отомщены в сто крат, чтобы они получили удовлетворение. Не знаю, сумею ли я это показать, но все же попытаюсь. Я видел выкопанных изуродованных немцами мертвецов, которые лежали в земле уже несколько месяцев. Тогда мне еще и в голову не приходило, что в таком положении увижу людей живыми и здесь же, в Риге, в погребах улицы Реймерса (На улице Реймерса (теперь улица Коммунаров) в Риге в период немецко-фашистской оккупации находилось гестапо.). Будь проклят этот дом со всеми его обитателями - и немцами-убийцами и послушными им палачами-садистами тобаками и другими собаками.

Меня арестовали 2 июня сего года. В тот же день я был помещен в погреб этого ужасного дома. Сидел в первой камере, в которой среди 7 - 8 арестованных был также кузнец Клява, или Клявинь, насколько помню, из Огрской волости. Вначале я никого не замечал, ибо был взволнован своим арестом. Через пару часов успокоился и начал разговаривать со своими товарищами по несчастью. Каждый рассказывал о своих горестях и показывал на теле следы пыток. Вид был ужасный, но что-то невероятное открылось перед моими глазами, когда, немного колеблясь, с почти тупым выражением на лице снял рубашку сидящий все время в стороне 40-45-летний бледный мужчина - Клява. То, что мы увидели - это было уже не человеческое тело. Все тело от пяток до затылка было не как у других - синее или цвета радуги, а выглядело так, как будто несчастного живого жарили - все тело было набухшее, коричневого цвета.

Кузнец Клява рассказал о себе, что он женат, отец двух детей и в 1940-1941 гг. был профсоюзным активистом. За деятельность активиста после прихода немцев арестован, но после хороших отзывов соседей освобожден. Второй раз арестован в конце июля сего года и доставлен в Огрскую полицию С Д. Там он был обработан так, как мы видели. Какой-то жалкий провокатор-осведомитель СД его обвинил в симпатиях к большевикам и что у него спрятан револьвер. За это несуществующее оружие латышские полицейские его били шесть дней подряд. Первый день был ужасным, второй еще ужаснее, а в дальнейшем боли больше не чувствовал.

Господа убийцы в большинстве своем всегда были пьяны. Они посменно «работали» втроем, до тех пор, пока жертва не падала в обморок. Когда он очнулся, «работа» продолжалась. Как уже сказал, это продолжалось шесть дней, и тогда Клява был отправлен в Ригу. Арестовали и его жену, что с ней и детьми произошло, он, конечно, не знал. Этого несчастного мученика я встречал еще три или четыре раза при поездках на допрос. Что его и здесь били, об этом не надо даже говорить, ибо все «право» фашистов опирается только на нечеловеческое применение власти.

Видя последний раз Кляву после допроса, от ужаса и бессильного гнева не знал что начать. Через несколько часов его впустили в нашу камеру. Он явился не как живой человек, а как снятый со скамьи пыток мученик. Если бы товарищи по камере его не удержали и не посадили на скамью у радиатора центрального отопления, который он использовал для охлаждения своего разбитого лица, он бы упал. Мученик был в полусознательном состоянии: лицо его было ужасно избито, левое ухо немного оторвано, лицо в крови и набухшее, бледное как у мертвеца, за исключением следов, оставленных побоями. Я никогда не плакал, но когда я это увидел, у меня навернулись слезы.

С того времени у меня только одно желание: чтобы он и те другие, например Людвиг и Малвина Кукуревичи, которых убили 8 августа, были отомщены. Еще, милая сестричка, я тебе смог бы много рассказать, но мое время истекает - в любой момент меня повезут в Бикерниекский лес (Место массовых расстрелов под Ригой.).

Сестричка! Ты всегда была настоящей советской женщиной, и твоя обязанность - постараться, чтобы в тот момент, когда этот прогнивший строй падет, имена тех несчастных мучеников, которые можно прочесть на стенах второй камеры Центральной тюрьмы, стали бы обвинителями этих проклятых гитлеровцев и еще более презренных латышских предателей - бангерских, тобаков и других убийц-садистов.

Все эти собаки должны получить по заслугам. Чтобы никогда не были забыты слова П. Озола на суде о том, что его били стеком, табуреткой, топтали ногами и что три дня после допроса у него вместо урина выделялась кровь.

Никогда нельзя простить этим выродкам то, что они морили людей заваренной водой (похлебкой) до тех пор, пока они падали от голода и бессилия, как это случилось со мной.

Не забывайте вы, живые, что за каждый пустяк нас били по лицу и угрожали расстрелом. Мы переживали этот ужас каждую ночь, ожидая, когда поведут на виселицу или в Бикерниекский лес. Мы слышали стоны и крики своих товарищей, когда их увозили. Мы видели, что приведенный с допроса избитый умирал через полчаса, не приходя в сознание. (Такой случай был в 26-й камере первого корпуса. Свидетели - мои товарищи Андрей Грауд и М. Кланис.) Смерть кровавым собакам СД и помощникам немецких фашистов!

Я надеюсь, что ты не будешь сомневаться в истинности этого короткого письма. Все здесь написанное слишком бледно по сравнению с действительностью, но, как я уже тебе сказал, времени очень мало.

Не знаю, смогу ли я еще дописать этот листок. Поэтому попрошу тебя исполнить еще одно мое желание. Я верю и умру глубоко убежденный в том, что я и мой последний соратник Индулен и эти многие убитые и замученные борцы будут по достоинству отомщены и их родственники будут удовлетворены. Но я желаю, чтобы тогда, когда Латвия снова будет свободна и ты получишь это письмо, оно было бы опубликовано и оставшиеся в живых знали о том, как мы тысячами умирали.

Еще раз прошу тебя - из-за меня не грусти и не проливай слез, ибо я умираю за свои убеждения, сознавая, что много сделал для разрушения страны рабов-Германии и навеки останусь в памяти своих товарищей как человек, который не боялся ни правды, ни смерти.

Твой брат Хадо.

Привет всем от Инда, который все время в хорошем настроении и умрет, улыбаясь.