2. В СТОЛИЦЕ ЯГУАРОВ [1978 Стинг М. - Тайны индейских пирамид]

Те десять дней, которые дон Матео уделил Ла-Венте, дали такие же богатейшие результаты, как и все прочие экспедиции и путешествия Стирлинга. Один из зятьев Себастьяна Торреса изо дня в день сопровождал дона Матео в странствиях по сельве, со всех сторон наступающей на хижину старика, и показывал американскому гостю разные большие камни. И какие камни! Во время первого обхода дон Матео осмотрел те шесть объектов, которые уже описали датский инженер Блом и американский профессор Лафарж. А за девять оставшихся дней он нашел и сфотографировал еще четыре каменные головы (гигантские головы, следовательно, имеются не только в Трес-Сапотесе, но, очевидно, на всей этой территории), великолепный алтарь, замечательно сохранившуюся стелу и несколько более мелких предметов.

С такими вот результатами после коротких десяти дней возвратился Стир-линг в Трес-Сапотес, а затем в Вашингтон. Поэтому ему нетрудно было получить средства на новую экспедицию. Не прошло и года после раскопок в Трес-Сапотесе, как экспедиция Стирлинга снова покинула Вашингтон. На этот раз она, конечно, направилась в Ла-Венту. Почти все из того, что нашли на острове Себастьяна Торреса первая и последующие лавентские экспедиции, ныне сосредоточено в Археологическом парке Ла-Вента в Вилья-Эрмосе. И вот я прохожу мимо стел, гигантских каменных голов и великолепных алтарей.

Со всех сторон на меня смотрит стилизованный ягуар, которому этот странный город, очевидно, был посвящен. Я не перестаю удивляться. Это своеобразное могучее искусство уже на первый взгляд отличается от изысканной, почти барочной утонченности майяских произведений. Но столь же мало общего у него и с искусством собственно Мексики, с Теночтитланом, с тольтеками, с воинственными ацтеками.

И над городом, жившим под знаком ягуара, естественно, тоже господствовала пирамида - тот тридцатидвухметровый конус с неправильной геометрической проекцией. Пирамида расположена на южной границе ритуального центра Ла-Венты. У северного подножия пирамиды строители Ла-Венты поместили два вытянутых маунда - насыпи, а между ними расположили площадку, украшенную оригинальной каменной мозаикой. За нею поднимается еще один круглый маунд. Далее расположены две другие площадки с мозаикой, на которых опять-таки изображены стилизованные маски ягуаров.

И вот здесь, к северу от обеих мозаик, Стирлинг нашел особую мощеную площадку, может быть платформу или огороженную площадь, ничего сходного с которой нет во всей индейской Америке. Сооружение состоит из десятков шестигранных базальтовых колонн, стоящих вплотную друг к другу и образующих непроходимую каменную изгородь. Отдельные колонны весят до 2 тонн. Войти внутрь можно лишь через единственные каменные ворота, воздвигнутые из таких же базальтовых колонн.

Прямо против южной стороны ограды возвышается третий ла-вентский маунд с круговой горизонтальной проекцией. Вскрыв маунд и добравшись до его фундамента, Стирлинг сделал новое поразительное открытие. Он нашел большую гробницу 7,25 метра в длину, настоящий мавзолей, из точно таких же базальтовых колонн - по девяти с каждой стороны.

Я вступаю в реконструированную гробницу. Пол покрыт каменными плитками. В задней части мавзолея из каменных плит составлена некая «погребальная площадка». На ней - на слое киновари толщиной 10 сантиметров - лежали кости трех мужчин (поэтому Стирлинг назвал мавзолей трех старцев»). Вместе с костями погребенных участники экспедиции нашли здесь прекрасную нефритовую статуэтку женщины с невероятно длинными волосами и вдобавок целый ряд своеобразных маленьких чудес: сердце, зеленый цветок, лягушку и другие фигурки, вырезанные из прозрачного нефрита.

Недавно найденная причудливая статуя 'человека-ягуара'

За мавзолеем правителей, или, как его еще называют, «Могилой трех старцев», с насыпанным над нею круглым маундом, который представлял собой, по сути сути дела, вторую доминанту Ла-Венты, стояли три гигантские каменные головы.

Внутри городской черты Стирлинг нашел еще пять алтарей, шесть каменных стел и в фундаменте одной из двух маленьких «сторожевых крепостей», охранявших ворота каменной ограды, нечто вроде склада с 37 топорами из серпентина, сложенными наподобие креста. Топоры из серпентина и нефрита были найдены в Ла-Венте еще в 20 местах, и позднее это привело американистов к выводу, что для обитателей Ла-Венты топор был главным символом власти и веры, выполняя ту же роль, что для христиан святой крест.

'Мавзолей правителей' ('Могила трех старцев') в Ла-Венте в виде ряда базальтовых колонн

Меня же больше, чем диковинные топоры, интересовали упомянутые выше гигантские базальтовые головы: три из них были обнаружены на южной окраине города, а четвертая - у северного подножия пирамиды. Как мне кажется, они изображали конкретных лиц. Они не однотипны. У каждой совершенно иная физиономия. Гигантские головы защищены касками, или, скорее, шлемами, подобными тем, какими пользуются теперь игроки в хоккей с шайбой или здесь, в Америке, бейсболисты. Назначение этих шлемов я пока не могу точно объяснить. Может, это были королевские короны или тиары первосвященников. Право, трудно сказать.

Этих «королей» или «пап» я вижу и на столообразных алтарях в Ла-Венте.

Здесь их несколько. Больше всего заинтересовал меня тот, которого мой проводник по Ла-Венте называет «победителем». В нише передней части алтаря сидит совершенно нагой мужчина. Его голову украшает корона, возможно из птичьих перьев, шею охватывает роскошное ожерелье. В правой руке он держит нечто вроде кинжала, левой придерживает веревку, которой связан раненый человек, должно быть, вождь неприятелей, - поскольку оба мужчины явно отличаются по своему племенному типу. Над головой «победителя», как солнце, возносится огромная маска ягуара.

Итак, над «победителем», властителем или, может быть, верховным жрецом Ла-Венты возвышается ягуар. Ягуар преследует здесь меня повсюду. Ла-вентская, совершенно необычная для Америки мозаика, найденная на глубине 7 метров тоже изображает ягуара: его глаза, его ноздри, его клыки. В гробнице правителей среди других сокровищ были найдены нефритовые подвески в форме зубов ягуара. А нефритовые детские личики, которые найдены в Ла-Венте и которые иным исследователям напоминали характерные черты монголоидной расы, в действительности всего лишь свидетельствуют о стремлении придать облику человека сходство с ягуаром. Вот почему ученые теперь называют эти маленькие шедевры уже не «детскими», а «ягуарьими лицами» или изображениями «ягуара-ребенка».

Ла-Вента - план раскопанных и очищенных от леса частей этого ольмекского центра 1. Три каменные головы (В, С, D). 2. Северный маунд-курган. 3. 'Могила трех старцев'. 4. Площадь, огражденная базальтовыми колоннами,- церемониальный центр Ла-Вен ты, 5. Каменная мозаика, изображающая морду ягуара. 6 и 7. Продолговатые западный и восточный маунды. 8. Центральная пирамида Ла-Венты. 9. Южная площадь перед ла-вентской пирамидой, образуемая двумя маундами, рядом алтарей и еще одной каменной головой

Обитатели Ла-Венты жили под знаком ягуара. Когда исследователи истории и культуры американских индейцев задумываются над обычаями удивительных людей из Ла-Венты, они часто говорят о настоящей «одержимости ягуаром». Но откуда взялась эта религиозная одержимость?

Ответ я пытаюсь прочесть тут же на алтарях и стелах, оставленных нам строителями Ла-Венты. На стеле 1 в типичной для этого стиля нише я вижу женщину в короткой юбке. Над нишей и женщиной изображена морда ягуара. А на каменном памятнике, который Мэтью Стирлинг нашел позднее в Портеро-Нуэво, сцена, лишь намеком переданная в Ла-Венте, воспроизведена совершенно недвусмысленно: это соитие женщины с ягуаром. От связи божественного ягуара со смертной женщиной и возникло, согласно легенде, могучее племя героев, сыновей небес и земли, полубожественных строителей Ла-Венты, возник удивительный народ, не похожий на все остальные. То были люди и одновременно ягуары: «ягуарьи индейцы».

Не вызывает сомнения, что здесь, на острове Торреса, мы встречаемся с произведениями чрезвычайно древней высокой индейской культуры. А позднейшие находки с полной очевидностью доказали, что строители Ла-Венты, обитатели Трес-Сапотеса, творцы статуэтки «птичьего человека» были носителями самой первой, самой древней высокой культуры Америки. Таким образом, «ягуарьи индейцы», как я охотно бы их назвал (поскольку мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем, как они называли себя сами), были предшественниками и даже учителями тех, кто гордо считал себя первыми ц единственными на свете, то есть гениальных майя.

Ведь это они, «ягуарьи индейцы», первыми в Америке наблюдали звезды, создали календарь, в разных сочетаниях расположили точки и черточки, пока из них не возникла «майяская» система цифр. «Ягуарьи индейцы», по всей вероятности, изобрели и первую, древнейшую индейскую письменность. Точно так же исходная дата майяской истории 0.0.0.0.0. (или 4 Ахав 8 Кумху), соответствующая 3113 году до н. э., относится, очевидно, еще к ла-вентскому или даже до ла-вентскому периоду истории Америки (Развитие Ла-Венты охватывает период приблизительно с 1000 до 400 года до н. э. - Прим. ред). Собственно майя впервые выступают на сцену индейской истории только в III столетии нашей эры. А «ягуарьи индейцы» - не менее чем на тысячу лет раньше. Их-то открыл и представил миру Мэтью Стирлинг.

Открытие теперь уже не одной стелы, не одного культурного центра, а целой великолепной культуры, по всей видимости, древнейшей в Америке, естественно, вызвало огромный интерес. Два видных мексиканца - Альфонсо Касо, прославившийся, в частности, исследованием Монте-Альбана, и известный художник с замечательным археологическим чутьем Мигель Коваррубиас - стали инициаторами конференции, специально посвященной безымянной культуре и ее столь же безымянным творцам.

Каменная мозаика в Ла-Венте изображает морду ягуара

Мексиканские участники этого ученого собрания, а также, разумеется, и сам Мэтью Стирлинг вновь единодушно пришли к выводу, что данная культура, вне всякого сомнения, была «матерью» всех последующих высоких культур Месоамерики. Но нужно было как-то обозначить эту материальную культуру, назвать ее творцов и носителей. Мексиканский историк Хименес Морено предложил, чтобы этих индейцев называли теноселоме, то есть буквально-«люди с ягуарьей пастью». Конференция одобрила предложение Хименеса, но название не привилось. Уже в первых газетных сообщениях мексиканские журналисты - а их примеру последовала и значительная часть мексиканской общественности- начали называть «людей с ягуарьей пастью» ольмеками (от ацтекского «олли» - каучук), то есть «людьми из страны, где добывают каучук». Дело в том, что так называли индейцев, которые жили на берегах Мексиканского залива до появления первых испанцев. И американистам в конце концов не оставалось ничего другого, как смириться с этим старым и вместе с тем новым обозначением. А чтобы хоть как-нибудь подчеркнуть разницу между действительными ольмеками и древними строителями Ла-Венты, последних в отличие от ольмеков этнографических стали называть ольмеками археологическими.

В то время, когда проходила конференция, посвященная археологическим индейцам, у открывшего их культуру Мэтью Стирлинга не было иных датированных памятников, кроме статуэтки «птичьего человека» и упомянутой выше, теперь уже прославленной стелы «С» из Трес-Сапотеса. Но в 50-е годы ядерная физика предоставила в распоряжение исследователей настоящие археологические часы - ученые начинают определять исторический возраст находок по содержащемуся в них углероду С14 (радиоуглеродные, или, как их еще называют, радиокарбонные анализы). Образцы, взятые в Ла-Венте Филиппом Дракером, д-ром Р. Хейзером и профессором Р. Сквайром, показали, что первые «ягуарьи индейцы» появились на ла-вентском острове в конце второго тысячелетия до нашей эры и жили на этой территории примерно тысячу лет.

Золотой век Ла-Венты, на протяжении которого «ягуарьи индейцы» строили свой город (и, видимо, это уже в самом деле город), начинается где-то около 800 года до н. э. и продолжается 400 или 500 лет. За это время Ла-Вента стала подлинным центром их мира. Многие исследователи, например Альфонсо Касо, высказывают мнение о возможном существовании настоящей ольмекской «империи», опять-таки первой, древнейшей из подобных «империй» в индейской Америке. Совершенно очевидно, что у лавентцев была весьма развитая государственная организация. В этом убеждают те памятники, которые я вижу вокруг себя. Ведь все обработанные камни, найденные в Ла-Венте, попали сюда из иных мест. Но откуда именно? Тут опять любопытная научная загадка. Стремясь решить ее, исследователи призвали на помощь геолога и вулканолога д-ра Хауэлла Уильямса. Тот взял из ла-вентских каменных памятников небольшие образцы и сравнил их под микроскопом с базальтом различных погасших тустласских вулканов. После длительных поисков д-р Уильяме нашел сходный материал в юго-восточной части гор Лос-Тустлас, в погасших вулканах Синтепека.

Но от Синтепека до Ла-Венты почти 100 километров! Каким образом сумели «ягуарьи индейцы» доставить огромные базальтовые глыбы в свою столицу? Ведь, например, здешняя стела 3 весит более 40 тонн, каменные головы - около 20 тонн. Часто говорят о трудности транспортировки прославленных каменных скульптур на острове Пасхи. Но когда я во время своей экспедиции на остров Пасхи сравнивал условия перемещения тамошних моаи с перевозкой каменных блоков в Ла-Венту, перевозкой, которую «ягуарьи индейцы» организовали на 2500 лет раньше, чем полинезийцы из Рапа Нуи, мне пришлось почтительно склонить голову перед великим деянием лавентцев.

Добытый камень местные ваятели и каменотесы, вероятно, грузили на огромные плоты, базальтовые плиты плыли на этих плотах по самому западному из рукавов реки Коацакоалькос, потом вдоль побережья Мексиканского за лива до устья реки Тоналы и вверх против течения до Ла-Венты Однако между пристанью на западном рукаве Коацакоалькос и каменоломней в Синтепеке расстояние в 40 километров, которое надо было преодолеть с помощью ручного волока.

Одна из каменных голов, украшающая Ла-Венту

Транспортировка базальта из Синтепека в Ла-Венту требовала не только отличной техники, но прежде всего высокой общественной организации. В доставке базальта, несомненно, принимали участие сотни, может быть, тысячи рабочих, которыми должны были руководить опытные специалисты и государственные чиновники. И во главе такой организации наверняка стоял, должен был стоять, единый могучий властитель, «король» или (этому взгляду я отдаю предпочтение) верховный жрец, «папа» ягуарьего культа.

Именно этих властителей Ла-Венты я, по всей вероятности, и видел на многих здешних стелах и алтарях. Нашел я здесь также и изображения других фигур. Может быть, самая удивительная из них - портрет мужчины совсем иного, как бы семитского типа, на американистском жаргоне получившего прозвание «дядюшка Сэм». На этой стеле «дядюшка Сэм» с длинной, совершенно не индейской козлиной бородкой и длинным острым носом разговаривает с властителем Ла-Венты. Над обоими мужчинами, как ангелы-хранители, возносятся какие-то карлики - наполовину люди, наполовину ягуары. По иронии судьбы как раз в этом неарийском «дядюшке Сэме» некоторые исследователи видели нордического викинга, пришельца из Европы. Во всяком случае это чужеземец - посланник или торговец. В Ла-Венте мы находим также изображения различных уродцев, в первую очередь карликов. Совершенно особую роль играют среди ла-вентских портретов разного рода кастраты. Можно предположить, что будущие жрецы открывали себе доступ в господствующее сословие добровольной кастрацией. Кажется, что основание для такого предположения дает и совсем недавнее открытие, сделанное в Ла-Венте Дракером и Хейзером. Они нашли здесь 16 статуэток из серпентина и нефрита, расставленных особым образом. Сцена, должно быть, представляет ольмекское религиозное собрание. Хотя, по-видимому, все жрецы - мужчины, ни у одной из статуэток нет никаких признаков половых органов. Вместе с тем мы весьма редко находим в Ла-Венте изображения женщин, за исключением сцен, где женщины предстают в обществе или прямо во время коитуса с божественным ягуаром, В то время как предшествующие «средние культуры» почти всегда изображают женщину-мать, в искусстве первой высокой культуры Америки индейских Венер заменили исполненные мощи изображения мужчин, портреты строителей ягуарьего города - удивительной и прекрасной Ла-Венты.

После необыкновенно удачных раскопок в Ла-Венте Стирлинг еще несколько лет продолжал обследовать южный Веракрус и северное Табаско. И возникало впечатление, что его археологический инстинкт просто безошибочен. Как будто он всегда «шел наверняка».

Дело, разумеется, было не в инстинкте, а скорее в случайности, да, в целой серии счастливых случайностей, которые приносили американскому исследователю один выигрыш за другим. Самый характерный пример таких счастливых случайностей - результаты экспедиции, которую Стирлинг предпринял вскоре после открытия Ла-Венты в местность, называвшуюся Серро-де-лас-Месас.

Сначала Стирлинг нашел там в высоком маунде несколько своеобразных глиняных посудин. Он открыл их. В каждой хранилась передняя часть человеческого черепа, тщательно отпиленная, словно бы ампутированная в результате хирургического вмешательства. Опыт Ла-Венты подсказывал Стирлингу, что и в ольмекских городах маунды обычно служат местом погребения, мавзолеями высших местных сановников. Естественно, он продолжал раскопки. И действительно, внутри первого маунда обнаружил второй, низкий, составлявший ядро погребения, похожего на две половинки луковицы. В центре Стирлинг обнаружил останки скелета. Голова была отделена, на сей раз от самого позвоночника, и помещена в причудливую морскую раковину оранжевого цвета. В погребальную раковину-урну, предназначенную для хранения головы покойника из Серро-де-лас-Месаса, так же как в мавзолее правителей в Ла-Венте, был насыпан слой яркой киновари, очевидно, считавшейся у «ягуарьих индейцев» (а позднее и у майя) краской мертвых. В слое киновари были найдены также нефритовая головка обезьяны и несколько нефритовых бусин в форме кораллов. Лучше всего сохранившейся частью черепа властителя оказалась челюсть, выложенная золотистыми кусками пирита.

В следующем слое, под искусственно укрепленным полом, представляющим собой как бы дно маунда. Стирлинг нашел 52 глиняные урны. В каждой из них хранился череп молодого мужчины и несколько шейных позвонков. Все погребенные были убиты одновременно. Их обезглавили, видимо, теми же каменными топорами. Можно предположить, как все это случилось. Властитель Серро-де-лас-Месаса умер. И вместе с ним была предана смерти дружина властителя или группа молодых жрецов.

Блестящая и до сих пор уникальная находка такого количества ольмек-ских скелетов была результатом обследования всего лишь одного маунда в Серро-де-лас-Месасе. И из этой экспедиции Стирлинг мог вернуться со щитом. Археологи начали запаковывать снаряжение и готовиться к отъезду. Но за день до отъезда на место раскопок вернулся один из местных помощников Стирлинга. По собственной инициативе он стал копать и вскоре наткнулся на новый укрепленный слой грунта. Горя нетерпением, он вскрыл этот слой и через несколько минут нашел под утоптанной глиной нефритовую обезьянку, покрытую излюбленной ольмеками красной краской, затем фигурку черепахи и еще ряд предметов.

Мигель, таково было имя этого рабочего, на всякий случай, позвал начальника экспедиции. Стирлинг поручил наблюдать за укладкой снаряжения своему заместителю и пошел посмотреть на результаты приватной инициативы Мигеля. А теперь я лучше передам слово самому Стирлингу:

«После напряженной работы, которой мы посвятили все утро (!), нам удалось расчистить пространство вокруг кучи глины. Еще полчаса (!) ушло на извлечение нефритовых предметов...»

В земле, которую перебирали в течение получаса, находилось 782 предмета - вещи ольмекского обихода и украшения, вырезанные из нежнейшего нефрита различнейших оттенков - от снежно-белого до лазурно-голубого. В целом эта находка представляет собой самый блестящий и одновременно самый богатый художественный клад из всех, когда-либо обнаруженных в Новом Свете.

А непрекращающиеся фантастические успехи счастливого искателя сокровищ «ягуарьих индейцев» уже сами по себе побуждали туземцев из разных мест Веракруса и Табаско обращаться к Стирлингу с сообщениями, что «там-то и там-то находятся индейские клады, которые могли бы заинтересовать сеньора».

Одно из таких сообщений содержалось в письме, которое в 1945 году дон Матео получил от своего мексиканского друга Хуана дель Альто. Хуан дель Альто информировал Стирлинга о том, что в среднем течении реки Коацакоаль-кос крестьяне из Сан-Лоренсо опять нашли какие-то интересные камни...