Столица царя царей

В 331 году Александр Македонский начал поход на Восток. Покинув завоеванный им Египет, где льстивые жрецы объявили его богом, царь прошел через Сирию, пересек Евфрат и Тигр и у деревни Гевгамелы встретился с персидским войском Дария II.

Персеполь. Руины аладаны

Персов было больше, чем греков, и они располагали грозным оружием: на флангах персидской конницы трубили боевые слоны, а в центре войска блестели огромными бронзовыми серпами боевые колесницы. Колесница должна была врезаться в ряды врагов, давить их копытами лошадей, калечить укрепленными на колесах серпами.

Александр обладал оружием более грозным - дисциплиной. Построенная прямоугольником македонская армия действовала как один человек. Дарий бежал, оставив свою державу распростертой у ног молодого завоевателя...

Преследуя противника, Александр бросился в глубь Азии. Он рассчитывал захватить Дария в его столице Персеполе. Персеполь был взят без боя, но персидского царя там не оказалось.

Заняв и разграбив дворец Дария, македонский царь много раз пировал со своими сподвижниками в зале, где на возвышении стоял священный трон персидских владык. Ложа, застеленные драгоценными материями из сокровищницы дворца, были составлены вокруг накрытых столов. Посудой служила священная утварь, предназначенная для Аурамазды - бога огня и света.

Во время одного из подобных пиров, длившегося весь день, опьяненный вином и успехом Александр неожиданно заявил, что нет ненавистнее для греков города, чем столица древних царей Персеполь: "отсюда выходили бесчисленные полчища, отсюда начинали преступные войны против Европы сначала Дарий, а потом Ксеркс. Долг памяти предков следует воздать разрушением этого города".

Древний историк повествует: "Царь первым поджег дворец, а за ним гости, слуги, наложницы. Обширный дворец был построен из кедра, он быстро разгорелся и широко распространил пожар. Когда это увидели в лагере, расположенном недалеко от города, воины, думая, что загорелось случайно, побежали, чтобы оказать помощь. Но, подойдя к порогу дворца, они видят, что сам царь все еще поддает огня. Разлив воду, которую они принесли с собой, они и сами стали бросать в огонь горючий материал".

Персы поклонялись свету. Жизнь представлялась им борьбой света и тьмы. Аурамазда, владыка царства света, олицетворяет добро и истину, а Ариман, владыка тьмы, - зло и заблуждение. Новый год праздновался в день зимнего солнцестояния и был праздником нарождающегося света.

Летом "царь царей" спасался от жары в горной резиденции - Экбатане (Экбатана некогда была столицей Мидии). Несколько месяцев в году он пил воду целебного источника в Сузах (Сузы когда-то были столицей Персии). Подолгу персидский царь жил и в Вавилоне, самом большом городе Древнего Востока, но новый год он встречал всегда в Персеполе.

На каменистой равнине, в бесплодной, выжженной солнцем местности, окружавшей Персеполь, не было ни возделанных полей, ни деревень, ни поселков. Если бы враг осадил столицу Персии, ему нечем было бы кормить свою армию.

Естественная терраса в форме прямоугольника, на которой стоял город, с востока упиралась в горный склон, а с севера и юга граничила с глубокими лощинами. С трех сторон она была неприступна, а с четвертой - западной стороны был вырыт глубокий ров, и дно его утыкано кольями, похожими на волчьи зубы.

Над стеной поднимались зеленые купы. Посреди бесплодной каменистой равнины они казались каким-то чудесным видением. Свет дает жизнь. Тем, кто поклоняется Аурамазде, надлежало рыть каналы, растить деревья - насаждать жизнь. Искусственный оазис Персеполя был символом победы жизни над мертвой пустыней, света над мраком.

Задолго до наступления праздника в Персеполь переезжали царский двор и маги - жрецы, которым молва приписывала сверхъестественную силу. Затем прибывали с дарами гости из близких и далеких сатрапий. За стенами города вырастал многоцветный палаточный лагерь: в священной столице полагалось жить лишь придворным, слугам, отряду конных телохранителей.

Все в этом городе служило царю и только ему одному. Это был город-дворец, город царских арсеналов, царских закромов, царских казнохранилищ.

В городе, посвященном свету, не было ни могил, ибо смерть - это мрак, ни храмов, ибо свет не имеет телесной оболочки и не может быть изображен в виде статуи или идола.

Аурамазда - абстрактный бог, и добро, которое он олицетворял, было абстрактным. Оно не было добром для отдельного человека, ибо в деспотиях Древнего Востока землепашец, воин, ремесленник были не более чем кирпичиками, из которых сложено здание государства. Добро Аурамазды и его наместника - "царя царей" - это добро для всех: богатого и бедного, жреца и воина, знатного вельможи и простолюдина. И получалось, что добром и истиной считалось лишь то, что полезно царю и его окружению, а злом и заблуждением - все то, что им враждебно или чуждо.

В праздник перед восходом солнца процессия торжественно поднималась по широкой двухпролетной лестнице к воротам Персеполя. Ворота охраняли царская гвардия и огромные каменные быки с человеческими головами. Каменные стражи, олицетворявшие силу и мудрость, стояли по сторонам арки, сквозь которую открывался вид на дворец, состоявший из многих отдельных построек. Они четко вырисовывались на фоне неба и на рассвете казались иссиня-черными.

Город-дворец был как бы зеркалом Персидского царства. Подобно свету, который озаряет все и раскрывает при этом особую форму каждого предмета, Персидское государство, объединив разные страны, не нарушало ни обычаев, ни образа жизни каждой из них. Даже вооружение, способы сражаться у каждой части Персии были свои. Правда, персы проложили через свое государство дороги, по которым в столицу скакали царские гонцы; правда, персы поставили над каждой из завоеванных стран полновластных диктаторов-сатрапов, но это не многое меняло. Объединение под властью Персии не было связано с коренной ломкой и перестройкой жизни на новый лад, подобными тем, которые несли покоренным народам завоевания Ассирии и Вавилона, а после - походы македонского царя Александра.

Персы облагали побежденных данью, но дань была не больше того, что покоренные народы платили до завоевания своим владыкам. Персы были жестоки, но кто в те времена не был жесток?

Персеполь. Руины пропилеи

Каждая часть Персепольского дворца жила своей жизнью.

Приемный зал царя - ападана - стоял на высокой платформе из тесаного камня, с трех сторон окруженный портиками. На углах платформы возвышались массивные кирпичные башни, которые подчеркивали хрупкость темно-серых мраморных колонн. Каждая из 36 колонн была с шестиэтажный дом и была такой тонкой, что казалось, будто она может рухнуть от собственного веса. На головокружительной высоте колонну венчала позолоченная каменная протома, состоявшая из двух бычьих туловищ, словно разрезанных пополам и приставленных друг к другу. Она имела две головы, направленные крутыми рогами в разные стороны, и четыре согнутых передних ноги.

Персеполь. Рельеф

Бык, в представлении персов, был священным животным носителем добра и символом силы.

Когда-то в Шумере и Вавилоне глиняные платформы служили защитой здания от грунтовых вод, наводнений и ярости восставшей толпы. В Персеноле на сухой, каменистой почве высокие платформы были символическими постаментами почета. Своей массой, распластанной по земле, платформы составляли контраст растущим к небу колоннам и свету, который врывался между колоннами под кедровое перекрытие.

Персеполь. Крылатый бык

Как и в других восточных деспотиях, персидские зодчие стремились к созданию колоссальных, подавляющих человека построек. Но, в отличие от построек Египта и Вавилона, где господствовала мертвая масса камня или кирпича, в Персегюле колоссальный объем не сплошной, а расчлененный колоннами и пронизанный светом.

Главный вход в ападану был со стороны городских ворот. Двухмаршевая лестница, похожая на парящую птицу, была такой пологой, что по ней без труда мог подняться всадник: царь въезжал в ападану верхом.

На боковых стенах лестницы, на дверях и в стенных нишах сохранились рельефы.

Вот царь в строгой и величественной позе сидит на троне. Над ним отороченный кистями и бахромой балдахин из расшитой ткани. Прямой и неподвижный, царь смотрит вдаль, поверх всех, кто перед ним. Сзади, держась за спинку трона, стоит сын даря, наследник престола. Внизу, под ногами обоих, в три ряда идущие с дарами поданные, а над ними - крылатый диск, символ Аурамазды. Это не бог солнца, подобный Атону. Для персов солнце и луна священны, поскольку они испускают свет, но они не боги. Бог Аурамазда - сами лучи света, ибо это лучи добра.

Именно добро прославляет царь в своих надписях: "По милости Аурамазды построил я эту крепость... Я построил ее совершенной и прекрасной, согласно его желанию... Да, хранит Аурамазда меня и мою крепость".

На другом рельефе снова царь, выступающий торжественным шагом. Слуга с опахалом держит зонтик над его головой.

Царя Персии считали владыкой земли и воды, но настоящая власть находилась не у него, а в руках его сатрапов и семи вельмож, составлявших царский совет. В отличие от фараонов Египта, власть Дария была символической, а сам царь был не столько властелином, сколько символом единства государства, простершегося от берегов Нила до неведомых пустынь центральной Азии.

Уверенная рука художника передала важную осанку "царя царей", завитки его сложной прически, мягкие складки длинной одежды, драгоценные украшения на руках и на шее... А вот царь в схватке со львом. Тело животного напряжено до предела, его мускулы вздулись, морда оскалена, лапа схватила руку царя. А сам царь так же величаво спокоен, как и на других рельефах. Он уверен в своей силе и не сомневается в победе над львом, так же как и над всеми врагами.

В Персеполе всюду царь. Царь на троне, царь идет, царь на охоте, царь - герой... И даже там, где его нет, он незримо присутствует. Его как бы ощущаешь в веренице слуг, в строгом порядке гвардии, в бесчисленности данников.

Вот царские телохранители. Их фигуры занимают почти все плиты у лестницы, располагаясь то длинной ровной линией, то поднимаясь вместе со ступенями. Их было десять тысяч человек. Число это никогда не менялось: умершего или павшего немедленно заменяли другими. Отсюда название "бессмертные". Копье, внизу украшенное серебряным яблоком, отличало гвардию телохранителей от простых воинов.

Изображения людей с приношениями и дарами от 20 сатрапий украшают пролеты лестниц и стены порталов Персеполя.

Вот мидяне в фетровых колпаках с лентами, ниспадающими на спину. На них длинные кожаные штаны, перехваченный поясом кафтан с рукавами почти до колен, обувь, туго стянутая шнурками. Они держат поводья коней. За ними - жители Суз со львами. Далее - лидийцы, в длинных одеждах с короткими рукавами, у каждого через левое плечо перекинуто нечто вроде шали. Лидийцы сопровождают царские колесницы. А дальше - жители Согдианы с каракулевыми баранами, полуголые индийцы с сосудами, полными золотого песка, арабы в просторных бурнусах во главе каравана верблюдов, курчавые эфиопы с животными окапи..." Невозможно перечислить всех участников процессии, изображение которой занимает двести метров.

Это все те, кто пришел в Персеполь праздновать день нового года, день нарождения света.

Долго длилась церемония приветствий и прославления "царя царей, царя великого, царя многочисленных стран, царя этой земли великой, раскинувшейся далеко". А затем царь со свитой выходил через западный портик на террасу и оттуда, минуя тройной пилон, направлялся в маленький зал.

Там за столом, в кругу самых близких и знатных начинался пир. На роскошно убранном столе сверкали рифленые ритоны для вина с головами львов, плоские чаши, украшенные орнаментом, сосуды с ручками в виде крылатых козлов, блюда с рельефным орнаментом... Все это сияло, переливалось и своим блеском соперничало с золотом украшений - браслетов, серег, ожерелий.

Праздник завершался в тронном зале, где царь появлялся после пиршества. Вдоль каждой стороны зала стояли колонны с протомами в виде двухголовых быков. Этот зал называется Стоколонным.

Подобно другому дворцу персидских царей в Сузах, дворец в Персеполе строила вся Азия. "Дерево, называемое кедр, привезено с гор Ливана. Ассирийцы довезли его до Вавилона. Дерево, называемое яка, привезли из Гайдары. Употребленное здесь золото привезли из Лидии и Бактрии. Камни катака и сиката, употребляемые здесь, привезены из Согдианы. Употребленные здесь серебро и бронза привезены из Ионии. Слоновая кость из Эфиопии, Индии и Арахосии..." - повествует древняя надпись о строительстве дворца в Сузах.

Со всех четырех сторон в тронный зал вели по две двери с косяками из черного базальта. Одна дверь была для царя, другая для подданных.

Царь восседал на золотом троне в центре зала. Широко расставленные колонны не мешали видеть его величественную фигуру в негнущихся одеждах. На ступеньках трона стояли семь вельмож, семь главных советников, окружавших царя, подобно тому, как семь планет окружают солнце и отражают его свет. Ниже стояли телохранители, сзади - опахалоносцы, а вокруг них свита. Разноцветная пирамида одежд словно боролась с одноцветностью архитектуры. Черный базальт дверных косяков, темно-серый мрамор колонн, потемневший от времени кедр перекрытий, и среди этого однообразия - золото, покрывающее протомы и сверкающее на цветных шелках драпировок и придворных костюмов.

По данному царем знаку впускали посланцев сатрапий. Знатнейшие представители разных племен и народов - цари, вожди, военачальники - не подымая глаз, словно боясь ослепнуть от лицезрения своего повелителя, раболепно приближались к подножию трона и, склоняясь до земли, слагали дань к стопам "царя царей, царя этой земли великой, раскинувшейся далеко".

Из года в год росли груды сокровищ в кладовых и подземельях Персеполя, чтобы в один прекрасный день стать добычей тридцатилетнего завоевателя. Но Александр не довольствовался ни захватом персидской казны, ни разгромом персидского войска. Ему нужно было сокрушить саму память о тех, кого некогда подобострастно называли "царь царей".

Упоенный победами Александр считал себя богом. И не только потому, что египетские жрецы из храма в Фивах объявили его сыном Амона, но и потому, что в его руках оказалась ни с чем не сравнимая власть. На земле все должно было прославлять Александра Македонского, а все, что не отвечало культу царя-завоевателя, должно было быть уничтожено, стерто с лица земли, предано навеки забвению.

Персеполь был разгромлен. Город в пустыне, вдали от караванных путей, город без храмов и статуй богов тем не менее говорил о чужом величии и о чужой великой культуре. А Александр не терпел ничего "чужого", ничего, что он не мог бы сделать "своим". Все, что не было похоже на эллинское, было для него варварским, да и в эллинской культуре то, что говорило о свободе и демократии, было ему подозрительно.

Александр презирал безвольного Дария, презирал персов за отсутствие твердой власти, а их терпимость к чужим взглядам он считал сродни беспорядку в их армии. А персидские боги? Они не похожи ни на самого Александра, ни на греческих богов ни даже на богов Египта, склонившихся перед завоевателем, ибо свет не похож ни на что... Их тоже следовало вычеркнуть из памяти людей.

Александру была чужда вера персов в борьбу добра и зла. Он, Александр, во главе железных рядов своей фаланги - бог и сын самого солнца, он сам - воплощение добра, и все, что он делает или только думает сделать, все обязаны были считать благом.

Персеполь был сожжен. Великий город древности превратился в руины за несколько часов.

Ныне на каменистой почве центрального Ирана сохранились лишь искусственные террасы ападаны и тронных залов. Обломки колоссальных колонн, крылатые быки и рельефы стоят под открытым небом, приводя в изумление немногих путников да туристов, не без труда добирающихся сюда и многолюдного зеленого Шираза.