Глава 20. На усадьбе судьи

Экспедиция 1970 -года началась с предыдущей осени. Когда очередной сезон завершился и экспедиция готовилась к отъезду, было получено сообщение о начавшемся строительстве нового здания медицинского училища. Сообщение было неожиданным. На Суворовской улице, вблизи центра города, по согласованным графикам строительства и расколок не предполагалось земляных работ. И проще всего было бы остановить эти работы и настоять на полной их отмене. К такому решению склоняло и состояние застраиваемого участка. Древний культурный слой начинался здесь буквально в метре от современной поверхности. Участок котлована пересекала мостовая древней улицы, а мощность слоя, как показала предпринятая тут же шурфовка, произвела впечатление даже на видавших виды давних сотрудников экспедиции: она превосходила восемь метров. Подсчет наших возможностей показывал, что с участком можно справиться не меньше, чем за два года, если какие-либо неожиданности не замедлят работу. А в графике на следующие годы предусмотрен немалый объем работ и в других местах. Завязнув здесь, мы рискуем невосполнимыми потерями в других районах города. Иное дело, если бы с участком на Суворовской улице можно было справиться за год. Но разве можно за один год сдвинуть и переворошить такие горы земли?

И тогда-то выяснилось, что горы может двигать такая великая сила, как взаимный интерес. Эту важную мысль высказал Иван Иванович Баранов, директор медицинского училища. Хорошо понимая нужды науки, не очень близкой к медицине, он предложил экспедиции провести раскопки за один сезон с помощью будущих медицинских сестер, заинтересованных в расширении своего училища.

Высоты, достигнутой ими на раскопках, еще не знала мировая археология. Шестьдесят девушек за три месяца прошли культурный слой мощностью в восемь с половиной метров на площади в 400 квадратных метров. Это значит, что они руками перебрали почти шесть с половиной тысяч кубометров земли, наполненной ценнейшими самородками отечественной истории. И опустившись до материка, мы знали, что ни один из этих самородков не потерян.

Каждые три-четыре дня сменялся план раскопа. За неделю счетчик нашей машины времени отсчитывал пятьдесят лет. Положив в понедельник на полки экспедиционного хранилища предметы, принадлежавшие внукам, мы в субботу отмывали от вековой грязи пожитки дедов. Счетчик машины времени работал тем летом особенно четко. Впервые за всю историю экспедиции дендрохронологические даты получали прямо в поле, через несколько дней после того, как образцы древесины поступали в экспедиционную лабораторию, отлично организованную Борисом Александровичем Колчиным.

Дерева было много - сменяющие один другой настилы уличных мостовых, нижние венцы срубов двух усадеб, попавших в раскоп значительными своими частями. И, как всегда, первый вопрос: чьи это усадьбы? До 1951 года такой вопрос требовал лишь общего ответа: усадьба купца, усадьба феодала-землевладельца. С момента находки берестяных грамот самый вопрос приобретал иной характер. Нас интересовало теперь, как звали человека, владевшего усадьбой. Знают ли его летописцы?

И вот прямая связь с XV веком установлена: «Поклон от Игнатья и от Григорьи от Матфьевича ко...». Принимаем ваш поклон, Игнатий и Григорий Матвеевич! Жаль только, что адресат грамоты № 464 оторвал свое имя. Ну что же, подождем следующей грамоты.

Ждать пришлось недолго. На другой день получено сразу два письма. Начнем с маленького обрывка, приберегая удовольствие от чтения большой грамоты. В обрывке № 465 три строки. Первая: «Челобитье от...». Вторая: «...ну к осподар...». Третья: «...кому Констан...». Жалкие обломки слов, не правда ли? И, однако, именно этот фрагмент дает основание понять характер раскапываемых усадеб. В нем нет имени автора письма, но зато есть возможность реконструировать имя адресата. В самом деле, что значит «...ну к осподар...»? Пышный титул: «к господину к осподарю». Соединение в титуле этих двух слов могло относиться лишь к одному из двух юридических лиц - к великому князю и к Великому Новгороду. Письмо, следовательно, адресовано в очень высокую инстанцию, но в какую? В третьей строке «...кому Констан...» может быть прочитано только как «великому Константину». И действительно, князь с таким именем был принят новгородцами в 1418-1420 годы. Это Константин Дмитриевич, сын Дмитрия Донского, а слой, в котором обнаружен обрывок грамоты № 465, датируется двадцатыми годами XV века.

Все как будто понятно и, тем не менее, все непонятно. Ведь мы надеялись прочесть имя владельца усадьбы, а великий князь Константин никак не мог быть ее хозяином. Он жил в двух верстах от Новгорода на Городище - в своей единственной резиденции. В городе князья вовсе не имели владений. Как же адресованная князю грамота оказалась на городской усадьбе?

Можно предположить только одно. Главной функцией князя в республиканском Новгороде было участие в «смесном» суде вместе с представителем бояр, посадником. Если адресованная князю грамота касалась судебных дел, то он мог ее по принадлежности передать другому члену этого суда - боярину. Мы не узнали имени этого боярина, но смогли высказать предположение о роде его государственной деятельности.

Прорись берестяной грамоты № 466 - полицейское донесение - начало следствия об убийстве

Что же в третьем письме - подтверждение или опровержение такой догадки? Читаем. Первая строка грамоты № 466 в начале повреждена, но остальное читается без труда:

«...на Софонтее во дворе голову убиле. А и кхъ бе взвеете неть. А живот взяле. Как, осподине, пецалуеше».

«Голова» - так в древности называли, между прочим, мертвое тело (убийство называлось «головничеством»; отсюда и наш термин - уголовное право), «живот» - имущество. «Кхъ» - кто. В переводе грамота звучит приблизительно так: «На Софонтьеве дворе обнаружен неопознанный ограбленный труп. Какие будут распоряжения?» Это первое ставшее известным науке древнерусское «полицейское донесение», начало следствия об убийстве. Кто мог быть получателем такого донесения? Да все тот же боярин, заседающий в смесном суде.

Еще и еще грамоты. Чаще обрывки. В них мелькают слова: «на поруку» (№ 469), «правду» (№ 473), «бирич» (№ 471), «отсылка» (№ 471) - снова юридические термины.

Грамота № 471 - одна из интереснейших. Она датируется 1407-1416 годами и сохранилась целиком: «У Онкифа 5 коробь ржи, коробья пшениць 5 год. А от бирица бьль в отъсилкь, било Митрофане».

Первая фраза письма элементарно проста: у какого-то Онкифа уже пятый год находятся пять коробей ржи и одна коробья пшеницы. Нужно полагать, что это зерно взято Онкифом в долг, а сроки возвращения долга нарушены. Онкиф - несостоятельный должник. И коль скоро грамота о нем обнаружена среди документов, связанных с судом, можно догадываться, что в дело о его долге вмешался суд. Наверное, именно об этом пойдет речь в следующей фразе письма? Но чтобы понять эту фразу, нужно сначала понять значение отдельных ее слов. А фраза целиком состоит из таких трудных слов.

Что такое «биричь»? Словарь И. И. Срезневского дает на этот вопрос однозначный ответ: «Бирич - полицейский чиновник, которому поручалось, между прочим, объявлять народу распоряжения властей». «Отсылка»? Посмотрим, что сообщает об этом термине «Новгородская судная грамота» XV века: «А кто обечается к суду х коему дни, ино после обета отсылки к нему не слать; а не сядет судья того дни, ино коли судья сядет, ино тогда к нему отсылка; а не видит отсылки, и почнет хорониться, ино слать к нему отсылка в двор трижды, да и биричем кликать; а не станет к суду, ино дать на него грамота обетная».

«Отсылка», - следовательно, повестка с вызовом в суд. А вот что такое «бьль» или «било»? И не просто «било», а «било Митрофане». Нам уже хорошо известно, что «белой» или «билой» называли мелкую денежную единицу. Очевидно, что вовсе не о ней идет здесь речь. А о чем же?

Несколько лет тому назад Я. Н. Щапов опубликовал неизвестный ранее памятник русского права XV века, в котором имеются такие строки: «Так же который свободный поимутся, да потом муж ея утаився жены да дасться в белмицу, а жена не восхощет с ним в робы, да от него восхощет, ино их разлучити». Если два свободных человека поженятся, а муж тайком от жены продаст себя в рабство, то по желанию жены, чтобы она также не сделалась рабыней, их можно развести. Слово «белмица» здесь означает холопство, рабство, но не личное, а полное, потомственное. В другом варианте написания - «обель», «обельный холоп» - этот термин давно и хорошо известен историкам. Вот только так же давно не прекращаются споры о том, каковы были во всем их разнообразии поводы превратить свободного человека в полного холопа.

Наша грамота как раз и демонстрирует один из таких способов. Онкиф должен Митрофану зерно, но у него нет возможности расплатиться. Митрофан обратился в смесной суд с обельной грамотой, «билом» - требованием передать ему Онкифа за долги в полные холопы. И вот уже ищет Онкифа «отсылка» - повестка в суд, уже кличут биричи на новгородских площадях об Онкифовой вине, вершится суд «бояр бесправдивых».

В грамоте № 474, написанной между 1387 и 1407 годами, - жалоба о нарушении межи, побоях жены и обидах детей: «...ця, господине, пережата чероз межь. Дьтък мои(х) и жонь... Жона моя зобижона. Бога деля, господине, оборони, Язо тоби...». Еще в одном обрывке слово «обороните» (№ 476).

Снова о земле. Грамота № 494, полученная на той же усадьбе между 1407 и 1416 годами: «Осподине, село Еремкинское и Кокова, осподине, у меня отнял, та ещо мя, осподине, напрасно...».

Самый вид обрывков подтверждает их принадлежность судебным органам. Грамоты, по миновании в них надобности, не разрывали, как мы к этому привыкли за многие годы, а разрезали ножом или ножницами. Так поступают не с частными письмами, а с официальными документами, чтобы избежать возможных злоупотреблений в дальнейшем.

А вот целый текст - берестяная грамота № 477 из слоев 1369- 1387 годов:

«Поклоно Ань от Микыфора з Дорофьева жеребея. Что еси дала пожню в Быко(в)щине, то Шюега отимаеть, другую Осипоко. Землиди мало, а пожни отимають. Ничимь пособити, нь оче и се диьти: а ныне дай ми то мьсто Быковщину». Автор документа получил от Анны землю, участок, на котором раньше сидел Дорофей. Но Анна не подтвердила это документально. Соседи у него «землицу» отнимают. «Пособить будет нечем, если не сделать так: дай мне теперь это место Быковщину». Дать нужно было с соблюдением всех формальностей, с официальными документами. Ради составления таких документов Анна, по-видимому, и обратилась в суд. Невольно вспоминается другое, близкое по своему содержанию письмо - грамота Петра Марье, которая должна была «списать список с купной грамоты и прислать семо», туда, где Озеричи отняли у Петра скошенное им сено.

Открытие документов, связанных с судом, важно для истории Новгорода. Именно в суде скапливались дела, отражающие социальное неравенство и классовый протест. Мы так еще недостаточно знаем эту сторону жизни древних новгородцев, что каждый новый документ поистине драгоценен.

Комплекс грамот, имеющих отношение к суду, встречался в слое первой половины XV и второй половины XIV века. Не меньше ста лет усадьбы, раскопанные на Суворовской улице, были свидетелями слез и жалоб новгородцев. В нижележащих слоях встречены берестяные грамоты более привычного для -нас содержания - о разных хозяйственных и бытовых нуждах.

В найденной в слоях 134,2-1352 годов грамоте № 478 хозяйственное распоряжение: «...(ку)нь у Рашка. Аже не буде кун у Рашка, купи своими кунами Колушке шапочнику». Если у Рашка не найдется денег, купи что-то для Колушки шапочника за свои деньги.

Грамота № 481, происходящая из слоев 1250-1275 годов, вводит в курс сложных забот крестьян, которые были профессиональными рыболовами, а платить господину должны зерном: «Поклон от ловца ко Остафии. Поели грамоту оже куны на сеть и найми ту. А роже - каков Зьиду бог дасть лов, тако зъзмуть».

В грамоте № 482, относящейся также ко второй половине XIII века, речь идет о взимании оброка, «успов», за текущий год и недоимок, «старых», «лонешних» успов: «...взя есме пятьнаца... и лонеского, и нинешнево... а что еси повельло у Евши взяти возо овса и жита другы - старыхо усопо, то ся не...».

Грамота № 483 середины XIII века упоминает гривны и «росты» - проценты. В ней, следовательно, говорится о ростовщической ссуде.

Древнейшая для Суворовского раскопа берестяная грамота обнаружена в слоях XII века. Это обрывок письма, написанного на обеих сторонах берестяного листа. Он не сохранил имен ни автора, ни адресата, но вводит нас в самую гущу острого семейного конфликта: «...живи жь с Гурьгьм, жь со Лукою, а вызова хотя - с строю ньвьстокою...» - «живи или с Гюргием, или с Лукой, а захотят позвать - так с дядиной невесткой». «Строй» - так в древности назывался брат отца. Почему же адресат письма мыкается, как неприкаянный, по дворам родственников? Поищем ответа на обороте грамоты:

«...ляшь дьяти. А ты чьрьсо силу дьяшь. Аж бы ты дбромь жил з братом...». Письмо написано какому-то неуживчивому человеку, который плохо поступал со своим братом, действовал, как сейчас сказали бы, «с позиции силы». Он вынужден был оставить собственный кров и искать у родственников, которые тоже осуждают его, пристанища.

Всего на Суворовском раскопе найдено двадцать пять берестяных грамот. Это очень много, принимая во внимание незначительность размеров исследованного в 1970 году участка. По плотности насыщения слоя берестой тронутый раскопками район города не уступает кварталу на Дмитриевской улице. И в будущем к этому району должно быть привлечено особенно пристальное внимание археологов.