НОВОСТИ    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ    КНИГИ    КАРТЫ    ЮМОР    ССЫЛКИ   КАРТА САЙТА   О САЙТЕ  
Философия    Религия    Мифология    География    Рефераты    Музей 'Лувр'    Виноделие  





предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава 17. Усадьба Феликса

Возвратимся теперь к берестяным грамотам. Уже в годы работ на Неревском конце территория находок древних берестяных писем раздвинулась далеко за пределы изучаемого раскопками квартала. В 1955 году грамоту нашли в Славенском конце Торговой стороны, на углу улиц Кирова и Первомайской. В 1956 году берестяная грамота найдена в Славенском конце, в котловане, выкопанном на углу улиц Большевиков и Московской. В 1958 году две грамоты нашел М. X. Алешковский при архитектурно-реставрационных раскопках у церкви Параскевы - Пятницы на Торгу. В 1959 году одну грамоту извлекли из строительного котлована на углу Садовой и Тихвинской улиц, в соседнем с раскопками квартале, а другую обнаружили около церкви Михаила Архангела на берегу Волхова в Славенском конце. В 1960 году еще одна грамота пришла из строительного котлована на Ильинской улице Славенского конца. В 1962 году берестяное письмо нашли в траншее у знаменитой церкви Петра и Павла в Кожевниках, в ближайших окрестностях Неревского крица. Наконец, еще две грамоты в 1957 и 1960 годах обнаружили в цветочных клумбах, земля для которых была взята из неустановленных с достаточной точностью мест. Шесть берестяных грамот из десяти найденных за пределами Неревского раскопа концентрировались в Славенском конце, демонстрируя тем самым и важные для нас особенности культурного слоя в этом районе Новгорода.

Вид с запада на участок Ильинского раскопа. На заднем плане церковь Спаса на Ильине улице XIV века, справа Знаменский собор XVII века
Вид с запада на участок Ильинского раскопа. На заднем плане церковь Спаса на Ильине улице XIV века, справа Знаменский собор XVII века

Отмеченное обстоятельство послужило одной из главных причин, окончательно определивших выбор нового участка раскопок, начатых в 1962 году и оконченных в 1967 году. Этот участок, имевший площадь около 800 квадратных метров, заложен в Славенском конце, на углу Первомайской и Ильинской улиц, в районе древней Ильиной улицы. Здесь исследовался мощный - до шести с половиной метров толщиной - культурный слой древнего городского района, расположенного в непосредственном соседстве с всемирно известной церковью Спаса на Ильине, сохранившей до наших дней гениальные фрески Феофана Грека, и рядом со Знаменским собором, основанном в XIV веке специально для хранения одной из главнейших новгородских реликвий - Знаменской иконы. Этой иконе легенда приписывала спасение Новгорода от войск Андрея Боголюбского в 1169 году.

Если говорить о количестве открытых на Ильинском раскопе грамот, то новый участок оказался менее щедрым. Здесь найдено сравнительно немного берестяных листов, всего двадцать одна грамота. Но зато по своему содержанию грамоты Ильинского раскопа могут быть поставлены в число самых интересных новгородских документов на бересте.

Первое же письмо Ильинского раскопа - ему дали номер 413 - сообщило любопытные подробности новгородского быта XV века:

«Челобитье от Смена к попу Ивану. Чоби еси моего москотья моего пересмотреле, дадбы хорь не попортиль. А я тоби, своему осподину, челом бию в коробки. А послал есмь клучь Стопаном. А помитка горносталь».

Семен называет попа Ивана своим «господином», но, как это ясно из дальнейшего текста, в данном случае употреблена лишь вежливая формула, подобная позднейшим уважительным формулам русской переписки. Семен бьет челом попу Ивану «в коробке». Это значит, что Семен просит относительно какой-то коробки, ключ от которой он послал попу Ивану со Степаном. Степан, по-видимому, привез от него и это берестяное письмо. В коробке хранится какое-то «москотье», которое может попортить - если только еще не попортил - «хорь». За заботу о содержимом коробки Семен обещает попу Ивану в подарок горностаевый мех.

Что-то странное есть в этом письме, не правда ли? Хорь, или хорек, питается птицей и мелкими зверьками, которые вряд ли могут находиться в коробке под ключом. Объяснить содержание грамоты мог бы термин «москотье», но он встречен в древнем тексте впервые.

Имеется, правда, в договоре новгородцев с магистром Ливонского ордена, заключенном в 1481 году, такая фраза: «А приедет Новгородец на Ругодив с воском, или с белкою, или с москотильем...». Но эта фраза не объясняет ничего, кроме того, что загадочное «москотье» или «москотилье» было одним из важнейших товаров на международном рынке. Объяснить этот термин позднейшим понятием «москотильный товар» вряд ли возможно: так назывались красильные и аптечные припасы, употребляемые в разных ремеслах. Такие припасы никогда не играли важной роли в новгородской торговле с Западной Европой. К тому же и хорь вряд ли мог ими заинтересоваться без вреда для здоровья.

На помощь, как во многих случаях, приходит словарь В. И. Даля. В нем среди значений слова «хорь», кроме общеизвестного «хищный зверек» имеется еще и такое: «моль платяная». Вот теперь все встало на место. Можно догадываться, что «москотьем» назывались какие-то пушные товары, которыми Новгород на международном рынке действительно славился. Может быть, в понятие «москотье» входили также и кисти, что и породило впоследствии обозначение красильных припасов «москотильными»?

Как бы то ни было, а Семен просит попа Ивана пересмотреть его меха, хранящиеся в запертой на ключ коробке, - не начала ли их тратить моль? Но почему этим должен заниматься поп? На такой вопрос ответить очень легко. Мы и раньше знали, что каменные церкви в деревянном Новгороде служили не только для отправления обрядов. Они были надежными складскими помещениями, своего рода несгораемыми ящиками, которым доверяли различные ценности.

С расположенной по соседству церковью связана и вторая грамота Ильинского раскопа, найденная в слоях первой половины XIV века. Автор этой грамоты, получившей номер 414, некий Феликс обращался к Семену и Юрию с просьбой вложить в церковь какой-то прибыток «в весе», дав предварительно жене Феликса столько, сколько ей будет нужно. Эта находка открыла целую серию древних предметов, связанных с именем Феликса, который оказался владельцем раскалываемой усадьбы в первой половине XIV века.

Грамота № 414. Письмо Феликса
Грамота № 414. Письмо Феликса

Имя Феликса повторилось в грамоте № 415: «Поклоно от Фовронее к Филиксу с плацомо. Убиле мя пасынке и выгониле мя изо двора. Велише ми ехате в гоородо или сам поеди семо. Убита есемо».

Что и говорить, документ не из приятных. Пасынок избил Февронью и прогнал со двора. И теперь Феликсу предстоит решать, звать ли ему Февронью к себе в город или ехать самому наводить порядок в ее семье.

Разумеется, найдя только эти две грамоты, мы смогли бы установить, что усадьба Ильинского раскопа принадлежала какому-то Феликсу, но кем был этот Феликс вряд ли возможно догадаться, если бы не находка на его усадьбе одного не совсем обычного предмета. В слоях первой половины XIV века здесь была поднята свинцовая печать. На одной ее стороне изображен кентавр, или, как его называли на Руси, китоврас. А на другой все пространство печати занимала надпись в три строки, выполненная изящным почерком: «Печать Филиксова».

Печать наместника Феликса. Увеличено
Печать наместника Феликса. Увеличено

Находка свинцовой печати дала исключительно важные материалы для характеристики Феликса. Дело в том, что свинцовой печатью в средневековом Новгороде мог пользоваться далеко не всякий человек. Право скрепления официальных документов свинцовыми печатями было строго ограничено. В число лиц, пользовавшихся таким правом, входили князья и княжеские тиуны, архиепископы и владычные наместники, посадники, тысяцкие, «тиуны новгородские» и некоторые другие высшие должностные лица. Находка печати с именем Феликса говорила, что ее владелец принадлежал к высшей государственной администрации Новгорода. Его имя можно попытаться найти в письменных источниках. И такая попытка сразу же увенчалась успехом.

Договор Новгорода с немецкими купцами, заключенный 17 мая 1338 года, начинается следующими словами: «Да будет ведомо всем людям, которые эту грамоту слышат и видят. Приехали заморские послы, от Любека господин Маркворт фан Косфельде, от Готланда господин Beнемер фан Эссен, а от великого князя Филипп, от новгородцев Андрей, и Филипп, и Павел, и Анисим, и Микула, наместник Феликс...». Эта грамота сохранилась лишь в немецком варианте, где титул Феликса записан в его искаженном русском звучании: «месеник». Если бы до нас дошел русский вариант, в нем наверняка было написано более определенно, чьим именно наместником был Феликс. Однако можно догадываться и по немецкому тексту, что он не был наместником великого князя: от имени великого князя в переговорах участвовал Филипп. Значит, он мог представлять интересы или архиепископа, или же светской республиканской власти Новгорода. Чьим же все-таки наместником он был?

Думается, что ответ на этот вопрос дает грамота № 417, найденная уже в 1963 году в слоях начала XIV века: «Приехав и(з) Заволоцея, носили серебро Климець с племенъм на заветре по Петрове дни. Носиле Фодорку Слепеткову с з братею. А серебром хо(ди)л Григорей Фларев, Давыд Попов, Матвей Кенище, Лука Онишков, Софрон М(а)шкин».

О чем здесь идет речь? Из Заволочья - так в Новгороде часто называли Двинскую землю - пришли с серебром какой-то Климец и его родственники на другой день после Петрова дня, то есть 30 июня. Это серебро они передали какому-то Федорку Слепеткову. И тут же перечислено все «племя» Климеца, ходившее за Волок. Чтобы разобраться в смысле этого необычного документа, сравним его с некоторыми статьями договорных грамот, которые Новгород заключал с приглашенными на новгородский стол князьями. Вот, например, ближайший по времени договор с тверским князем Михаилом Ярославичем, проект которого составлен около 1304-1305 годов: «...А се, княже, волости новгородьскыя: Волок со всеми волостьми... А судье слати тобе свое на Петров день, тако пошло... А за Волок ти своего мужа не слати, слати новгородца: а тобе серебро емати...»

Остатки каменного терема на Ильинском раскопе
Остатки каменного терема на Ильинском раскопе

За Волоком, в «новгородской волости», дани для князя собирались не княжескими людьми, а самими новгородцами, контролировавшими все доходы со своих колоний. За данью ездили не раньше Петрова дня. Любопытно что сбор дани на Петров день сохранялся в русской деревне в виде пережитка даже в начале XX века: к этому дню в деревнях накапливали разные припасы для пастухов, попов, бобылок и солдаток, типа грамота и является, по всей вероятности, памятной запиской о выплат княжескому уполномоченному надлежащей суммы заволочскои, то есть двинской дани. А если это так, то владелец усадьбы, раскапываемо Ильиной улице, имел какое-то отношение к сбору дани с Двинской земли. Однако мы уже знаем, что здесь жил наместник Феликс. По всей совокупности свидетельств о нем мы должны связывать с ним наместничество в Двинской земле.

Икона 'Молящиеся новгородцы', 1467 год
Икона 'Молящиеся новгородцы', 1467 год

Знакомство с собранными в Новгороде свинцовыми печатями древних пергаменных документов обнаруживает существование наместников новгородского архиепископа, ведавших целыми областями Новгородской земли Известны печати ладожских, новоторжских и двинских наместников архиепископа. Казалось бы, вопрос о том, чьим наместником был Феликс, легко решается ссылкой на эти печати. Феликс связан с Двиной, он наместник, существуют двинские наместники владыки - значит, Феликс и был владычным наместником на Двине. Однако в действительности вопрос далеко не так прост. Оказывается, Новгород выделял владыке в управление не больше одной области одновременно, причем сам выбор такой области определялся необходимостью скрепить их принадлежность Новгороду высоким авторитетом архиепископа. В 1282 году ладожане попытались отложиться от Новгорода, в ответ новгородцы сделали Ладогу наместничеством архиепископа. После событий 1316 года, когда спор между Новгородом и Тверью о Торжке достиг наивысшей остроты, наместничеством архиепископа вместо Ладоги стал Торжок. А когда с конца XIV века объектом борьбы между Новгородом и Москвой стала Двинская земля, вместо Торжка архиепископ получил в управление Заволочье. Значит, во времена Феликса двинскими делами занимался не владыка, а новгородские посадники, и сам Феликс был не владычным наместником, а наместником боярского правительства Новгорода.

Вот какую интересную усадьбу открыли археологи в Ильинском раскопе. В других собранных здесь грамотах было немало важных подробностей новгородского быта. Из грамоты № 420 мы узнали, сколько стоили в XIII веке бобровые шкуры: «От Панка к Захарьи и ко Огафону. Продал есмь сорок бобров Миляте на десяти гривн серьбра. Олна же взьмь серебро, тоже дай бобры. А дай серебро Захарьи». Найдя грамоту № 421, посочувствовали новгородцу XII века Братяте, которому пришлось уплатить громадную сумму в 20 гривен в виде штрафа за преступление, совершенное его скрывшимся от расплаты сыном Нежилой. Такая колоссальная сумма, равная килограмму серебра, как это показывает обращение к древнерусским памятникам законодательства, могла быть штрафом за нанесение серьезного увечья или за убийство неверной жены: «Пойди, сыну, домове, - пишет Братята Нежилу, - свободне еси. Паки ли не идеши, а послу на тя ябьтьник. А заплатил 20 гр(и)вен, а ты св(о)бо(де)нь» - «Пойди, сын, домой. Если же не пойдешь, пошлю за тобой ябедника. А заплатил я 20 гривен, а ты свободен». Напомню, что «ябедниками» в Новгороде назывались судебные приставы. Поскольку сын скрылся, Братяту заставили принудительно заплатить за него штраф. Теперь Братята узнал, где скрывается его преступный сын, и требует его к себе.

Осенью 1963 г. работы на Ильинском раскопе - он достигал тогда площади в 600 квадратных метров - остановились на уровне напластований начала XII века. Откровенно говоря, раздумывая о перспективах следующего года, мы не чувствовали твердой уверенности в том, что наступающее лето может значительно пополнить число берестяных грамот. Предстояло исследовать древнейшие пласты, отложившиеся в первые столетия истории Новгорода. В них можно было надеяться найти документы исключительной важности, поскольку известные сейчас русские письменные памятники тех времен вообще-то можно пересчитать по пальцам. А можно было и ничего не найти. На огромном Неревском раскопе за двенадцать лет работы обнаружено всего семь грамот, твердо датируемых XI веком, и из них только одна целая. Да еще семь грамот там датируются рубежом XI и XII веков. Но ведь на Неревском раскопе и исследованная площадь равнялась десяти тысячам квадратных метров, а здесь всего лишь шестистам - в шестнадцать раз меньше. Разделите семь на шестнадцать и вы увидите, как мало у нас было оснований надеяться.

И, тем не менее, надежды сбылись. В слоях XI века и самого начала XII века в 1964 году найдено еще шесть грамот. Правда, в пяти случаях это были мелкие обрывки, почти не дававшие материала для осмысления текста, но когда речь идет об XI столетии, каждое свидетельство грамотности драгоценно. Что касается шестого письма с порядковым номером 424, - оно оказалось одним из наиболее значительных документов на бересте.

Берестяную трубочку извлекли из напластований начала XII века, где она лежала под прослойкой золы сгоревшего сруба. Огонь, уничтоживший постройку, опалил и письмо: выгоревшие места видны на его нижнем крае, к счастью - ниже процарапанных строк. Обгорел и верхний край грамоты, но здесь уничтожено лишь первое легко восстановимое слово, а следующие слова сохранили нижние концы букв и хорошо читаются. Письмо, как это показывает подсчет сгоревших букв, начинается с традиционного слова «Поклон», а дальше следует имя автора: «от Гюргея...».

«Поклон от Гюргея к отцеви и к матери». Гюргий пишет своим родителям - отцу и матери: «Продавше двор, идите же семо Смольньску ли Кыеву ли...» - «Продав двор, идите сюда, в Смоленск, или в Киев».

Грамота написана Гюргием не в Новгороде и не в Новгородской земле. Она прислана им из далекого Смоленска и проделала путешествие в 400 километров, прежде чем попасть в руки его родителей. Мы и раньше были знакомы с примерами такой дальней переписки. Напомню письмо, присланное Терентием из Ярославля, однако там был документ конца XIII века, а здесь на два века более ранний.

Гюргий написал грамоту в Смоленске, но сам он намеревается идти дальше, в Киев. Родители, продав свой двор, могут присоединиться к нему в Смоленске, но могут идти и в конечный пункт его путешествия. Зачем? Каковы причины такого решительного жизненного поворота? Почему нужно было ликвидировать хозяйство в Новгороде и переселяться на юг? Грамота дает самый недвусмысленный ответ на этот вопрос: «Дешеве ти хлебе» - «дешев хлеб». «Али не идете, - заканчивает Гюргий свое письмо,- а присъ(ли)те ми граматицу, сторови ли есте» - «Если же не пойдете, то пришлите мне грамотицу, здоровы ли вы».

«Дешев хлеб» - эти слова поставили нашу грамоту в один ряд с повторяющимися на многих страницах летописи сообщениями о частых недородах в Новгородской земле. Перелистаем несколько таких страниц.

1127 год. «На осень уби мороз верше всю и озимице, и бы голод и церес зиму, ржи осминка по полугривне».

1128 год. «В се же лето люте бяше: осминка ржи по гривне бяше; и ядяху люди лист липов, кору березову, инии молиць (мякоть дерева) истълокше, мятуце с пелъми (мякиной) и с соломою; инии ушь, мох, конину... а друзии разидошася по чюжим землям».

1137 год. «Не бе мира... ни с сужьдальци, ни с смольняны, ни с полоцяны, ни с кыяны. И стоя все лето осминка великая по 7 резан».

1161 год. «Стоя все лето ведромь, и пригоре все жито, и на осень уби всю ярь мороз... И купляхом кадку малую по 7 кун. О, велика скорбь бяше в людех и нужа».

1215 год. «И зая князь вершь на Торжку, не пусти в город ни воза. ...А в Новегороде зло бысть велми: кадь ржи купляхуть по 10 гривен, а овса по 3 гривне, а репе воз по 2 гривне; ядяху люди сосновую кору и лист липов и мох».

1230 год. «Изби мраз... обилие по волости нашей, и оттоле горе уставися велико: почахом купити хлеб по 8 кун, а ржи кадь по 20 гривен, а во дворех по пол 30, а пшенице по 40 гривен, а пшена по 50, а овсе по 13 гривен. И разидеся град наш и волость наша, а полни быша чюжии гради и страны братье нашей и сестр, а останок почаша мерети. И кто не прослезиться о семь, видяще мертвеця по улицам лежаща, и мла-денця от пес изедаемы».

Число таких невеселых сообщений можно увеличить, здесь приведены наиболее яркие. Если мы выпишем их из летописи все, то в глаза бросится одно немаловажное обстоятельство: большинство сообщений о голодных для Новгорода годах падает на древнейший период - XI-XIII века. Позднее, в эпоху расцвета Новгородской республики, летописец лишь в редчайших случаях пишет о голоде. Новый документ относится к ранней эпохе, углубляя это наблюдение.

Можно с уверенностью говорить, что причиной хлебных затруднений в Новгороде XI-XIII веков были не плохие почвы, хотя новгородские почвы и малоплодородны. Такими же они в сущности остались и в более позднее время. Вряд ли следует думать, что XI-XIII века были менее благоприятными и в климатическом отношении. Причина, по-видимому, в том, что к древнейшему периоду пахотных земель в Новгороде было освоено гораздо меньше, чем в последующие столетия. Местная сельскохозяйственная основа города тогда была чрезвычайно узкой и дополнительным источником снабжения новгородцев хлебом оставалась торговля с южными соседями: Смоленском, Киевом, Суздалем, Полоцком. Не случайно разлад с этими городами всякий раз связывается летописцем с возникновением хлебного кризиса в Новгороде. Лишь широкое освоение пахотных земель во второй половине XIII-XV веках, создавшее основу могущества Новгородской республики, сделало Новгород независимым от ввоза хлеба извне.

Елена Александровна Рыбина, исследуя найденные при раскопках многочисленные предметы, ввезенные в Новгород из южнорусских городов, установила, что на конец XI века приходится перерыв в торговле. Между Новгородом и Киевом в это время возникли решительные политические разногласия, и пути торговли Новгорода с югом были блокированы киевскими князьями. В грамоте № 424, написанной на рубеже XI-XII веков, - живая иллюстрация к современным ей летописным рассказам. В Новгороде очередной неурожай и голод. И хотя в Смоленске и Киеве хлеб дешев, смоляне и киевляне не везут его в Новгород. Гюргий отправился на юг поискать там счастья. Он зовет своих стариков уезжать из Новгорода. Если не поедете, сообщите о здоровье, беспокоится он: ведь болезни всегда «были спутниками голода.

Еще об одной находке на Ильинском раскопе нужно рассказать особо, хотя это и не берестяная грамота. В слое середины XII века обнаружена деревянная заготовка для маленькой иконки. На двух ее сторонах, обрамленных высоким бортиком, нет изображений. Их не успели сделать. А может быть, они и были сделаны, но полностью разрушились во влажной почве. Вместо изображений каждая сторона расчерчена на четыре четверти, и в каждой четверти помещены надписи. На одной стороне в верхнем левом углу написано: «Иесуса ту написить», в верхнем правом: «Богородицу», в нижнем левом: «Онуфрия ту написи», в нижнем правом: «Феодора Тирона». На другой стороне также четыре надписи. В верхнем левом углу: «Михаила», в верхнем правом: «Евана», в нижнем левом: «Климента», в нижнем правом: «Макария». Впервые мы познакомились с заказом художнику. Заказчик назвал святых, каких он хотел бы видеть на маленькой походной иконке.

Мы не знаем, кем был автор письма Гюргий и кто заказал художнику иконку. Трудно сказать также, принадлежали ли они к числу предков жившего на полтора-два века позднее Феликса. Такие связи возможно улавливать лишь при обилии берестяных документов во всех ярусах раскапываемой усадьбы. Не знаем мы и «степени родства» с усадьбой Феликса еще одной знаменательной находки 1964 года.

К концу лета раскоп был исчерпан и доведен до материка. Работы начались на новом участке, примыкающем к старому с запада. И здесь, уже в самом начале систематических работ, при расчистке слоев рубежа XIV-XV веков, экспедиция обнаружила фундаменты и остатки каменной кладки древнего здания. Вся восточная стена этого здания, сложенного из розового известняка, оказалась внутри раскапываемого участка. А восточная стена всегда важна для определения характера постройки: в церковных зданиях восточная стена снабжена алтарным выступом. Здесь такого выступа нет. Значит, это гражданская постройка. Значит, это еще один боярский терем, подобный терему Юрия Онцифоровича. Они и построены оба в одно и то же время. А если это боярский терем, то и принадлежал он, вероятно, человеку с не менее громким именем, чем имя посадника Юрия Онцифоровича. Раскопки терема продолжались два года. Были выявлены все детали его планировки, расчищены остатки кирпичных и деревянных полов в нем. Но не найдено ни одной берестяной грамоты, раскрывающей имя его владельца. Остатки терема было решено сохранить и не вести под ним раскопок. Может быть, эти сохраненные для будущих исследований слои когда-нибудь и назовут имя человека, жившего в каменном доме

А пока мы можем довольствоваться только предположениями. Эти предположения очень неточны, но рассказать о них стоит.

Историкам и искусствоведам давно известна обнаруженная в Новгороде в прошлом веке икона «Молящиеся новгородцы», украшающая сегодня экспозицию Новгородского музея. На этой иконе в верхней ее половине изображен сидящий на престоле Христос, по сторонам его Богородица, Иван Предтеча, архангелы Михаил и Гавриил и апостолы Петр и Павел. А в нижней половине - обращающаяся к ним с молитвой боярская семья: шестеро взрослых мужчин, одна женщина и двое младенцев Исследователи уже оценили значение этой единственной в своем роде иконы. Ведь на ней современник передал не только лица известных ему людей, но и подробности их причесок, детали их одежды и обуви. На нижнем поле иконы имеется надпись: «В лето 6975 индикта 15 повелением раба божия Антипа Кузьмина поклонение хрестианам». Икона «Молящиеся новгородцы», следовательно, написана в 1467 году по заказу какого-то Антипа Кузьмина. Но какое же отношение она может иметь к нашему Ильинскому раскопу?

Продолжим чтение надписей на иконе. Посредине иконы, над головами молящихся новгородцев, еще одна надпись: «Молятся рабы божии Григорей, Марья, Яков, Стефан, Евсей, Тимофей, Олфим и чады Спаса и Пречистой Богородицы о гресех своих». Все взрослые члены молящейся семьи, как видим, поименованы. Но надпись содержит и еще одну важную деталь. Ту ее часть, где упоминаются Спас и Богородица, исследователи обычно понимают как указание на адресатов молитвы. Но грамматическая форма надписи недвусмысленна. «Рабы божии» молятся действительно Спасу и Богородице, но надпись-то именно молящихся называет «рабами божьими Спаса и Богородицы». Так могли написать, лишь тогда, когда хотели обозначить, в каком приходе молятся эти .люди, иными словами, надпись указывает «адрес» изображенных на ней, людей. Значит, чтобы выяснить, где они жили, нужно отыскать приход, в котором одновременно были бы церкви Спаса и Богородицы.

В Новгороде был только один такой приход. В него входили две, стоящие рядом церкви: Спаса на Ильине улице и Знамения Пречистой Богородицы. Но ведь как раз в пределах этого древнего прихода и заложен Ильинский раскоп, где обнаружена усадьба с воздвигнутыми да ней в конце XIV или начале XV века каменными хоромами. Разумеется, в этом приходе были и другие; усадьбы. Икона может и не быть; прямо связанной с комплексом, исследованным в 1962-1967 годах. Но мы теперь хорошо знаем, что основой городской боярской организации была; патронимия, а это увеличивает шансы близкого родства нашей усадьбы и знаменитой иконы.

Иконе «Молящиеся новгородцы» свойственна одна странность, до сих пор ставящая исследователей в тупик. Она написана в 1467 году. Спустя одиннадцать лет Новгород потерял самостоятельность и был присоединен к Москве. А спустя еще несколько лет Иван III, решив окончательно разделаться с любыми возможностями противодействия ему со стороны новгородских феодалов, произвел так называемый «вывод». Он принудительно выслал из Новгорода всех бояр и других крупных землевладельцев, расселил их по московским городам, а на их место прислал москвичей. Вскоре была организована перепись Новгородских земельных владений с указанием, кому до «вывода» принадлежал тот или иной участок, село или вотчина. Казалось бы, в материалах этой; переписи - писцовых книгах - мы легко обнаружим всю изображенную на иконе боярскую семью. Однако ее там нет. В чем дело?

Обратим внимание еще на одну интересную деталь. Антип Кузьмин, давая заказ художнику, подобно своему предшественнику XII века, нужно думать, говорил ему: «Григория ту написить, Марью, Якова...». Но почему же он не добавил: «Антипа ту написить, Кузьму...»? Почему среди изображенных нет ни его, ни его отца?

Ответ на все эти вопросы, как мне кажется, дает одно обстоятельство, -бросающееся в глаза. В надписи иконы поименованы только взрослые участники моления. Дети имен не имеют и обозначены просто: «чады». Дети не имели христианских имен до тех пор, пока не были крещены. Почему же не крещены эти «чады»? Не успели их крестить? Но это можно бы сделать, пока писалась икона. Не могли их крестить только в одном случае - если они к тому времени умерли. Но тогда понятны и все остальные странности иконы. На ней изображены не живые люди, а люди, к 1467 году уже умершие. Они, в отличие от заказчика иконы Антипа, находятся около престола божества и молят не только о своих собственных грехах (какие могут быть грехи у умерших сразу после рождения младенцев!), но и об оставшихся на земле родственниках. Если это так, значит в 1467 году был жив не только Антип, но и его отец Кузьма. А новгородцев, изображенных на иконе, и в самом деле нет никакого смысла искать в писцовых книгах конца XV века. Они жили в середине, а может быть и в первой половине XV века.

Попробуем проверить этот вывод. В 1475 году, когда в Новгород приехал Иван III, его встречали все новгородские бояре, имена которых сохранил летописец. В их числе было трое с именем Кузьма. Из этих троих Кузьма Феофилатов и Кузьма Остафьевич Грузов жили на Софийской стороне, а Кузьма Овин - на Торговой. Между тем Кузьма Овин, как и его родной брат посадник Захарья Овин, были детьми Григория, в котором с наибольшей вероятностью можно предполагать посадника Григория Кирилловича Посахно, владельца знаменитого в истории русского прикладного искусства серебряного ковша. Если наши сопоставления верны, то изображенный на иконе «Молящиеся новгородцы» Григорий и есть Григорий Посахно. И не исключено, что он был потомком Феликса и одним из первых владельцев открытого на Ильинском раскопе каменного терема.

предыдущая главасодержаниеследующая глава








Рейтинг@Mail.ru
© HISTORIC.RU 2001–2023
При использовании материалов проекта обязательна установка активной ссылки:
http://historic.ru/ 'Всемирная история'