LXXVIII

Когда Морчофль, предатель, увидел, что они совсем не собираются бежать, он остановился, а потом возвратился к своим палаткам. Когда мессир Пьер увидел, что император повернул назад, он выслал отряд своих оруженосцев к воротам, которые были поблизости, и приказал разнести их в куски и открыть. И они пошли и вот они начали наносить удары по этим воротам секирами и мечами до тех пор, пока не разбили большие железные задвижки и засовы, которые были очень прочными, и не отперли ворота. И когда ворота были отперты, а те, кто находились по сю сторону, увидели это, они подогнали свои юиссье, вывели из них коней, а потом вскочили на них и через эти ворота с ходу въехали в город (Виллардуэн умалчивает об этом эпизоде, который, видимо, был решающим при взятии города.). И когда все французы уже были внутри, все на конях, и когда император Морчофль, предатель, увидел их, его охватил такой страх, что он оставил там свои палатки и свои сокровища и пустился наутек в город, который был очень велик и в длину и в ширину - там говорили, что обойти стены города - это все равно, что пройти добрых девять лье; а длина стен, которые опоясывали город, столь велика, что внутри он имеет два французских лье в длину и два - в ширину; и тогда сеньор Пьер де Брешэль завладел палатками Морчофля, и его сундуками, и его сокровищами, которые он там оставил (О том же сообщают Гунтер Пэрисский, Виллардуэн и другие хронисты.). Когда те, кто защищали башни и стены, увидели, что французы вошли в город и что их император бежал, они не отважились остаться там, а побежали кто куда; вот таким-то образом город был взят. Когда город был таким образом взят и французы вошли в него, они вели там себя совершенно мирно и спокойно. Потом знатные бароны собрались и держали совет между собой, что им делать дальше; наконец, по войску прокричали, чтобы никто не вздумал продвигаться в глубь города, потому что это опасно - как бы в них не стали бросать камни со дворцов, которые были очень велики и высоки, и как бы их не стали убивать на улицах, которые были столь узки, что они не смогли бы там как следует защищаться, или как бы их не отрезали огнем и не спалили бы. И из-за угрозы всех этих бед и опасностей они не отважились углубиться в город и разбрестись по нему, а преспокойно оставались прямо там, где были; и бароны договорились на этом совете о том, что, если греки, у которых было еще в сто раз больше людей, способных носить оружие, чем у французов, захотят сражаться на следующий день, тогда пусть поутру на следующий день крестоносцы вооружатся, выстроят свои боевые отряды и пусть ожидают греков на площади, которая была перед ними в городе; а если греки не захотят ни сражаться, ни сдать город, то надо будет узнать, с какой стороны дует ветер, и подкинуть огонь с наветренной стороны, и поджечь греков; тогда-то уже они одолеют их силою (Пожар (третий по счету; о первом говорится в гл. XLVI, о втором ничего не сказано, см. примеч. 255) действительно произошел той ночью. Из рассказа Робера де Клари ясно видно, что поджог города был произведен предводителями крестоносцев умышленно. Иными словами, пикардиец считает вполне правдоподобной злонамеренность этого акта, осуществленного во исполнение решений баронского совета. Напротив, Виллардуэн, стремясь обелить баронов, рисует ситуацию таким образом, будто пожар возник чуть ли не случайно: какие-то люди подожгли квартал «между нами и греками» из опасений, чтобы «пилигримы» не были атакованы с их стороны; что это за люди, он, Виллардуэн, не знает. Т. е., хотя поджог и был учинен крестоносцами в качестве превентивной меры, они руководствовались лишь страхом, притом предводители никакого касательства ко всему этому не имели. По Гунтеру Пэрисскому, распоряжение подкинуть огонь было отдано неким немецким графом (возможно, Бертольдом фон Катценельнбоген) с тем, чтобы «легче победить греков», которые оказались бы стесненными «и битвой и пожаром». Пожар, свидетельствует Виллардуэн, продолжался всю ночь и следующий день до самого вечера: «сгорело домов больше, чем имеется в трех самых больших городах королевства Франции». По данным Никиты Хониата, выгорела часть вдоль Золотого Рога - от храма Христа Спасителя до квартала Друнгарион.). С этим советом согласились все бароны. Когда наступил вечер, пилигримы скинули кольчуги, и дали себе отдых, и подкрепились, и улеглись на ночь спать там, где были, напротив своих кораблей, с внутренней стороны стен.