НОВОСТИ    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ    КНИГИ    КАРТЫ    ЮМОР    ССЫЛКИ   КАРТА САЙТА   О САЙТЕ  
Философия    Религия    Мифология    География    Рефераты    Музей 'Лувр'    Виноделие  





предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава 7. «МЕКСИКАНСКАЯ ИМПЕРИЯ»


С провозглашением независимости резко обострились противоречия между различными классами и социальными прослойками мексиканского общества. Крестьянство, городская беднота, мелкая буржуазия, торгово-промышленные круги, низшее духовенство, либеральная интеллигенция стремились, хотя и в разной степени, к проведению социально-экономических преобразований и демократизации политического строя. Помещики, прелаты церкви, высокопоставленные военные, а также другие представители привилегированной верхушки в большинстве своем добивались сохранения существующих порядков, как это предусматривалось «планом Игуала» и Кордовским договором (были среди них и немногочисленные сторонники восстановления колониального режима).

Несмотря на то что теперь мексиканцы и гачупины обладали равными правами, между ними все еще шла борьба. Хотя многие испанцы в панике покинули Мексику, и в экономике страны, административном аппарате, армии, церкви и других сферах значительно укрепились позиции креольской элиты, последняя все же продолжала рассматривать испанских помещиков, купцов, чиновников и офицеров как своих конкурентов и выражала недовольство теми гарантиями, которые им обеспечивали «план Игуала» и Кордовский договор. Уроженцы метрополии, со своей стороны, считали, что данные им обещания не выполняются. Желая пресечь выступления против властей, правительственная хунта 13 декабря 1821 г. объявила, что любая критика «плана Игуала» будет рассматриваться как подрывная деятельность и караться тюремным заключением на срок от 2 до 6 лет (См.: Mexico and the Spanish Cortes, 1810 - 1822. Austin, 1966, p. 111.) .

Расстановка классовых сил нашла отражение в развернувшейся политической борьбе, основным содержанием которой явился вопрос о характере государственного устройства. Большинство бывших повстанцев во главе с Герреро, Гуадалупе Викторией, Н. Браво и те, кто разделял их взгляды, выступали за республиканскую форму правления. Реакционные круги настаивали на сохранении монархии. При этом часть монархистов - главным образом испанская знать, бюрократия и купечество - поддерживала кандидатуру Фердинанда VII, рассчитывая, что он закрепит за ними их привилегии. Креольские помещики, высшее духовенство и военщина хотели возвести на престол своего кумира Итурбиде, в руках которого после провозглашения независимости оказалась фактически вся власть.

Установив диктатуру, Итурбиде, боясь сопротивления со стороны республиканцев и своих противников из монархического лагеря, сперва не решался открыто домогаться короны. Напротив, он стремился создать впечатление, будто тяготится высоким положением главы государства и мечтает поскорее избавиться от этих обременительных обязанностей. Так, обращаясь 18 ноября 1821 г. к населению в связи с назначением срока выборов в конгресс, Итурбиде с напускным смирением сообщал: «С нетерпением ожидаю, когда наступит счастливый день созыва национального конгресса и я смогу в качестве простого гражданина явиться в это святилище родины... дабы заявить (как уже сделал ранее перед лицом Мексики и всего мира), что те, кто ныне держат в своих руках бразды правления, мои товарищи по оружию и я сам - лишь подданные суверенного народа, всегда готовые выполнить его повеления. Я с радостью оставлю пост, которого удостоен... и либо удалюсь, если получу такое предписание, в лоно семьи, либо займу указанное мне место в рядах армии, либо постараюсь исполнить возложенное на меня поручение» (El libertador, p. 281 - 282.) .

Тщательно скрывая свои честолюбивые замыслы, Итурбиде выжидал удобного момента для их осуществления и исподволь готовил почву. Дабы заручиться поддержкой торгово-промышленных кругов, он в конце 1821 - начале 1822 г. провел ряд мер, рассчитанных на приобретение среди них популярности. Алькабала была снижена до 6%. Правительство разрешило торговым су-Дам всех стран прибывать в мексиканские порты и сняло запрет на ввоз почти всех иностранных товаров, за исключением хлопка, табака, воска и некоторых других. Оно заменило многочисленные импортные пошлины единым таможенным тарифом в размере 25% стоимости товара. Ввозимые ртуть, лен, медицинские инструменты, сельскохозяйственный инвентарь, горнопромышленное оборудование вообще освобождались от налога. Что касается вывоза, то экспортными пошлинами облагались лишь золото, серебро, кошениль и ваниль. С целью стимулирования развития экономики в Мехико было основано «Экономическое общество», возглавлявшееся самим Итурбиде.

Однако все эти мероприятия отнюдь не привели к улучшению экономического положения страны, остававшегося катастрофическим. Более того, снижение пошлин и налогов вызвало дальнейшее уменьшение государственных доходов, чему немало способствовало и значительное сокращение торговли, так как торговые отношения с Испанией прекратились, а с другими странами еще не наладились. Товарооборот Веракруса, составлявший в 1796-1820 гг. в среднем свыше 21,5 млн. долл. в год, упал в 1821 г. до 17,2 млн., в 1822 г.- до 14 млн., а в 1823 г. не достиг и 6,3 млн (См.: Ward H. G. Op. cit., vol. I, p. 433.) . К тому же, поскольку крепость Сан - Хуан - де - Улуа продолжали удерживать испанцы, которые сами взимали пошлины с товаров, доставлявшихся иностранными судами в Веракрус, поступления в мексиканскую казну от таможенных сборов были вообще весьма невелики. Между тем правительственные расходы непрерывно росли. Огромные средства тратились на содержание войск и административных учреждений, а также на выплату высоких окладов и пенсий. Согласно опубликованным в январе 1822 г. официальным данным, почти вся сумма доходов казначейства за первые четыре месяца независимого существования ушла на армию, жалованье чиновникам и самому главе регентского совета (1250 тыс. из 1275 тыс. песо (см.: Bancroft H. II. Op. cit., vol. 12, p. 752).) .

Стремясь к расширению территории «Мексиканской империи», Итурбиде стал усиленно добиваться аннексии генерал-капитанства Гватемалы, где также нарастало антиколониальное движение. Особенно широкий размах оно приобрело в самой западной провинции - Чьяпасе, граничившей с мексиканской Оахакой.

В конце августа - начале сентября 1821 г. было объявлено об отделении Чьяпаса от Испании и его присоединении к Мексике. Вслед за тем, 15 сентября, собрание представителей населения столицы генерал - капитанства (города Гватемалы) приняло декларацию о независимости и созыве 1 марта следующего года конгресса всех провинций Центральной Америки, которому надлежало решить, быть ли Гватемале суверенным государством или войти в состав «Мексиканской империи».

В течение октября Итурбиде дважды обращался к бывшему генерал-капитану Габино Гаинсе, продолжавшему осуществлять высшую гражданскую и военную власть, с предложением присоединить управляемую им территорию к Мексике. Но гватемальское правительство не решилось сразу уступить этому требованию. Только 5 января 1822 г. Гаинса официально объявил о включении Гватемалы в «Мексиканскую империю». Однако уже через несколько дней «провинциальная депутация» Сан - Сальвадора, возглавлявшаяся священником Хосе Матиасом Дельгадо, заявила об отделении этой провинции от Гватемалы и предстоящем созыве конгресса, на рассмотрение которого будет представлен вопрос об объединении с Мексикой. Поскольку стало ясно, что, несмотря на позицию Гаинсы, аннексионистские планы встречают в Центральной Америке сильное противодействие, Итурбиде якобы для «защиты» населения направил туда войска под командованием полковника Висенте Филисолы. Они заняли Чьяпас и в мае вступили в Гватемалу.

В конце 1821 - начале 1822 г. были проведены четырехстепенные выборы в мексиканский конгресс. Хотя правящая клика при помощи всевозможных ухищрений пыталась обеспечить избрание лишь угодных ей депутатов, среди последних оказалось и много противников Итурбиде, что свидетельствовало о растущем недовольстве широких слоев населения.

Учредительный конгресс открылся 24 февраля в помещении бывшего иезуитского храма св. Петра и Павла. Обратившись к депутатам, Итурбиде в своей речи с негодованием обрушился на «смутьянов» и «возмутителей спокойствия», разжигающих недовольство, вражду, раздоры и мятежи. Он выразил уверенность, что конгресс, «исходя из соображений справедливости и благоразумия, ограничит свободу, дабы она не подверглась опасности капитулировать перед деспотизмом и не выродилась в распущенность, постоянно угрожающую безопасности общества». Чтобы подсластить пилюлю, - генералиссимус пообещал, что под эгидой конгресса «воцарится справедливость, заблистают достоинства и добродетели, начнут новую жизнь сельское хозяйство, торговля и промышленность, будут процветать искусства и науки; наконец, империя станет краем радости, землей изобилия, отчизной христиан, опорой благонамеренных, государством разумных, предметом восхищения всего мира, а первый мексиканский конгресс - памятником вечной славы» (El libertador, p. 317 - 318.) .

Провозгласив (в соответствии с «планом Игуала») создание «умеренной конституционной монархии, именуемой Мексиканской империей», конгресс вручил исполнительную власть регентскому совету, во главе которого продолжал оставаться Итурбиде. Вместе с тем он объявил, что воплощает национальный суверенитет и обладает всей: полнотой законодательной власти. Функции правительственной хунты были исчерпаны. Когда Итурбиде, ссылаясь на свои заслуги, потребовал особого почетного места в зале заседаний парламента, депутаты отвергли эти притязания, и ему пришлось удовольствоваться креслом слева от председателя.

В конгрессе, начавшем свою деятельность с открытой конфронтации с правительством, сложились три группировки: бурбонисты, итурбидисты и республиканцы. Позиции последних были слишком слабыми для самостоятельных выступлений, и потому многие из них поддерживали на первых порах бурбонистов, поскольку считали претензии генералиссимуса на мексиканскую корону более реальной угрозой, нежели возможное принятие ее Фердинандом VII или другим представителем династии Бурбонов. Главная задача заключалась, по их мнению, в том, чтобы не допустить вступления на престол Итурбиде и выиграть время, необходимое для разработки либеральной конституции и создания условий для установления республиканского строя.

Приверженцы Итурбиде, маскируя свои планы, до поры до времени тоже действовали заодно со сторонниками Бурбонов. В результате бурбонисты заняли вначале доминирующее положение. Но вскоре стало известно, что 13 февраля испанские кортесы объявили Кордовский договор незаконным, отказавшись, таким образом, признать независимость Мексики. Это известие привело к распаду группы, ориентировавшейся на Бурбонскую династию. Часть ее присоединилась к республиканцам, остальные примкнули к итурбидистам. Теперь борьба развернулась между этими двумя группировками.

Рассчитывая осуществить свое намерение занять трон с помощью армии, Итурбиде старался восстановить ее против парламента, увеличивал численность войск, большая часть которых дислоцировалась в столице, и тратил крупные суммы на военные нужды. В связи с очевидной подготовкой государственного переворота возрастало число депутатов, протестовавших против этих действий.

Между приверженцами Итурбиде и большинством конгресса разгорелась борьба, отражением которой явились споры по финансовым вопросам. Конгресс принял в марте решение о снижении жалованья офицерам и чиновникам, а также поставил вопрос об уменьшении военных расходов за счет сокращения армии и перебазирования части ее из Мехико в провинции. Напротив, Итурбиде, настаивавший на сосредоточении войск в столице, требовал дополнительных ассигнований, чтобы довести их контингент, едва ли превышавший к концу 1821 - началу 1822 г. 20 тыс. человек, примерно до 36 тыс. Свое требование он мотивировал угрозой испанского нападения, а также опасениями по поводу возможных действий России против Калифорнии и вторжения англичан на Юкатан из Белиза.

Однако реальная опасность могла в то время исходить практически лишь от Испании, располагавшей крупными вооруженными силами на Кубе. Что же касается вероятности угрозы со стороны двух других держав, то предположения Итурбиде являлись совершенно беспочвенными: селение Росс, основанное в 1812 г. Российско-американской компанией на побережье Верхней Калифорнии (северо-западнее залива Бодега), представляло собою всего лишь небольшую деревянную крепость, гарнизон которой насчитывал не более полусотни человек, а британские силы в Белизе были явно недостаточны для каких-либо враждебных акций против Мексики (См.: Kahle G. Militar und Staatsbildung in den Anfan-Sen der Unabhangigkeit Mexi-os. Koln, 1969, S. 143.).

К началу апреля конфликт между Итурбиде и конгрессом чрезвычайно обострился. На заседании парламента 3 апреля генералиссимус, ссылаясь на якобы полученные им документы, во всеуслышание заявил, что среди депутатов есть предатели. Это заявление вызвало бурную реакцию. «Цезарь перешел Рубикон!» - воскликнул председатель конгресса Хосе Иполито Одоардо. «Хотя большинство депутатов,- как заметил современник Лукас Аламан,- не знало, что такое Рубикон, и понятия не имело, почему Цезарь перешел его», эти слова были встречены всеобщим одобрением (Alaman L. Op. cit., t. V, p. 408.) .

11 апреля конгресс принял решение о реорганизации регентского совета, откуда вывели ставленников Итурбиде. Одним из вновь назначенных регентов стал Н. Браво. Конгресс высказался также за сокращение численности постоянной армии примерно вдвое и обсуждал проект постановления о запрещении представителям исполнительной власти занимать командные должности. В парламенте и в прессе усилились республиканские настроения, в распространении которых весьма значительную роль играли масонские ложи. Эти настроения проникли даже в армию.

В то же время в стране росло недовольство медлительностью конгресса, так как депутаты вели бесконечные дискуссии и не спешили с разработкой конституции, организацией различных отраслей управления, восстановлением хозяйства и решением других неотложных политических и экономических вопросов. Высшее духовенство, крупные помещики, военные круги стремились к созданию твердой власти. В такой обстановке Итурбиде, выражавший интересы феодально-клерикальной верхушки господствующих классов, опираясь на поддержку большей части армии, решил произвести государственный переворот и установить открытую военно-монархическую диктатуру.

Но он до последнего момента не раскрывал карты. Напротив, желая усыпить бдительность своих противников, Итурбиде 15 мая объявил, что немедленно уйдет в отставку, если армия не будет увеличена. Это требование, как и прежде, аргументировалось тем, что без многочисленной и боеспособной армии Мексике не удастся сохранить независимость. «Кромвель, принц Оранский, Вильгельм Телль и Вашингтон избавили свои страны от тирании и деспотизма, сражаясь и командуя войсками»,- констатировал Итурбиде в послании регентскому совету. Нарисовав затем мрачную картину мексиканской действительности, он гневно спрашивал: «Что такое Мексика? И это называется нацией? И при таком положении нам уже в тягость армия, заложившая первый камень в здание свободы?» (El libertador, p. 342.) . Предъявленный ультиматум заставил конгресс уступить. Но было уже поздно.

В ночь с 18 на 19 мая 1822 г. по инициативе сержанта Пио Марча подразделения 1-го пехотного полка (несшего личную охрану главы правительства), а вслед за ними и остальные части столичного гарнизона подняли инспирированный правящей кликой мятеж под лозунгом «Да здравствует Агустин I, император Мексики!». К мятежникам присоединилась часть городской бедноты и деклассированных элементов - леперос, стекавшихся отовсюду к особняку генералиссимуса, известному под названием «дворца Монкада».

Итурбиде вышел на балкон и, лицемерно разыгрывая неудовольствие, всем своим видом показывая, будто поступает вопреки желанию, заявил, что «подчиняется воле народа». Впоследствии он утверждал, что вовсе не собирался уступать требованиям толпы и передумал лишь по совету одного из своих приближенных, якобы сказавшего ему: «Ваше несогласие будет воспринято как оскорбление, а гнев народа не знает границ. Во имя народного блага Вы должны принести эту новую жертву. Родина в опасности. Еще мгновение нерешительности, и Вы услышите, как эти возгласы сменятся угрозами смерти» (Memoires autographes de don Augustin Iturbide. Paris, 1824, p. 45.) .

На самом же деле это была заранее подготовленная инсценировка, не имевшая ничего общего с подлинными стремлениями населения. Очевидец событий Лоренсо де Савала указывал, что массы отнюдь не желали видеть Итурбиде на престоле (См.: Zavala L. de. Op. cit. p. 165.) . Как подчеркивает современный мексиканский историк Карлос Ибарра, народ вовсе не поддерживал узурпатора, пользовавшегося популярностью только «среди черни и солдатни» (Ibarra C. Hombres e historia en Mexico. Puebla, 1956, t. II, p. 24, 26). .

Утром 19 мая собралась чрезвычайная сессия конгресса. Она происходила в здании, окруженном неистовствовавшей толпой сторонников Итурбиде, которая заполнила также зал заседаний и галереи для публики. Присутствовали только 82 депутата (при кворуме в 102 (Около 40 членов конгресса, находившихся в оппозиции к Итурбиде, не явились на заседание, так как им накануне пригрозили расправой.).

Предложение об избрании императора в соответствии с «волей народа» аудитория встретила гробовым молчанием. Потом один из депутатов, желая выиграть время, робко заметил, что надо бы запросить мнение провинций. Тогда солдаты и леперос, потрясая саблями и ножами, стали кричать, что перережут глотки депутатам, если те до часа дня не примут решение. Угроза подействовала. 67 голосами конгресс постановил «избрать конституционным императором Мексиканской империи сеньора дона Агустина - де - Итурбиде под именем Агустина I» (Alaman L. Op. cit, t V, p. 958. ). Комиссия в составе 24 депутатов вручила текст этого постановления императору.

24 мая Итурбиде принес присягу, поклявшись защищать католическую религию, соблюдать конституцию, которую в будущем выработает конгресс, а также издаваемые последним законы, декреты и распоряжения, уважать права нации и свободу личности. Речь, произнесенную вслед за тем перед депутатами, Итурбиде закончил словами: «Будьте уверены: если я окажусь недостойным вас, жизнь станет мне ненавистна. Великий боже! Да не случится так, чтобы я когда-либо забыл, что монарх для народа, а не народ для монарха» (El libertador, p. 348.) .

Монархия объявлялась наследственной - в случае смерти императора корона должна была перейти к его старшему сыну Агустину Херонимо. Всем детям Итурбиде, его отцу и сестре присваивались титулы принцев и принцесс. Для ведения текущих дел монарх назначил Государственный совет в составе 13 человек, выбранных им из числа 39 кандидатов, предложенных конгрессом. Они представляли высшее духовенство, крупное купечество, генералитет, верхушку бывшей колониальной бюрократии.

Придавая большое значение акту коронации, Итурбиде тщательно готовил его. Поэтому торжество, первоначально назначенное на 27 июня, под предлогом болезни императора отложили почти на целый месяц. Власти постарались не ударить в грязь лицом. Образцом для них в смысле торжественности и пышности церемонии служили европейские дворы.

В соответствии с процедурой, разработанной специальной комиссией конгресса, в 10 часов утра 21 июля император в карете, эскортируемой высшими офицерами, отбыл из «дворца Монкада». В другом экипаже в сопровождении придворных дам ехала его жена. Ее роскошное платье, сшитое французской портнихой, по фасону напоминало то, в котором при коронации Наполеона появилась императрица Жозефина. За ними следовали высокопоставленные чиновники и представители церкви. Возле центрального входа в кафедральный собор пышный кортеж встретили члены соборного капитула и епископы Пуэблы, Дуранго, Оахаки, Гвадалахары.

Войдя в храм, Итурбиде приблизился к подножию алтаря. После помазания, совершенного епископом Руисом - де - Кабаньясом, председатель конгресса Рафаэль Манхино возложил корону на голову коленопреклоненного монарха. По окончании церемонии процессия проследовала обратно к «дворцу Монкада», где императорской семье предстояло находиться, пока не отремонтируют бывший дворец вице-короля, предназначенный служить постоянным местопребыванием двора и правительства.

Обширный штат придворных Агустина I включал мажордома, церемониймейстера, восемь адъютантов, главного раздатчика милостыни, духовников императора и императрицы, камергеров, фрейлин, капелланов, пажей и пр.

Хотя провозглашение империи не встретило никакого организованного противодействия, его резко осудил ряд видных деятелей. Среди тех, кто считал, что решение конгресса, принятое под давлением, не имеет законной силы, были Висенте Рокафуэрте, Гуадалупе Виктория, священник Хосе Сервандо Тереса де Мьер и др.

В июле 1822 г. конгресс санкционировал присоединение к Мексиканской империи центральноамериканских провинций. Однако провинциальная хунта Сальвадора, являвшегося основным очагом сопротивления экспансионистским планам Итурбиде, по-прежнему отказывалась подчиняться как гватемальским властям, так и правительству Агустина I.

5 декабря глава сальвадорской хунты Дельгадо заявил о ее намерении заключить союз с США. Разъясняя населению причины этого шага, он ссылался на то, что мексиканское командование решило ввести свои войска в Сальвадор. «Это решение,- указывал Дельгадо,- которое отбрасывает нас на триста лет назад, к эпохе открытия Америки, когда испанцы, побуждаемые властолюбием и алчностью, явились в эти богатые края, чтобы подчинить их своему господству; это решение, столь возмутительное в век Просвещения на континенте, где раздается лишь голос свободы, в момент, когда мы только что разбили цепи зависимости от угнетателей, вынудило ваших представителей обратиться за помощью для защиты прав провинции к другой державе, и с этой целью они объявили о федеративном союзе с республикой Соединенных Штатов Америки» (La anexion de Centroamerica a Mexico. Mexico, 1927, t. II. p. 402 - 403.) .

В ответ Филисола, назначенный генерал - капитаном Гватемалы, начал военные действия против Сальвадора и к началу февраля 1823 г. овладел большей частью его территории, включая столицу Сан-Сальвадор. 10 февраля было официально объявлено о присоединении Сальвадора к Мексиканской империи. Таким образом, к началу 1823 г. аннексия Центральной Америки в основном завершилась.

Однако империя Итурбиде оказалась недолговечной. Уже вскоре после ее возникновения обнаружилась неспособность нового правительства разрешить насущные проблемы. Экономическое положение страны продолжало оставаться крайне тяжелым, а финансовое состояние стало еще более катастрофическим, что, в частности, объяснялось дополнительными расходами на содержание двора, пышные празднества и церемонии, выплату высоких окладов и пенсий придворным. Определенное значение имела также утечка капиталов в связи с отъездом многих испанцев (См.: Sims H. D. Op. cit, p. 17). . Пытаясь изыскать новые источники дохода, правительство прибегало к контрибуциям и принудительным займам, запретило вывоз капиталов, реквизировало крупные суммы, принадлежавшие испанским купцам, а с конца 1822 г. стало выпускать бумажные деньги.

Подобные меры встревожили значительную часть господствующих классов, прежде всего торгово-промышленные круги. Их интересы страдали также от иностранной конкуренции, заметно усилившейся в результате мероприятий, проведенных правительством Итурбиде в конце 1821 - начале 1822 г. Отмена ряда торговых ограничений вызвала быстрый рост торговли со странами Европы (разумеется, исключая Испанию) и США. Если в 1821 г. из портов этих стран прибыло в Веракрус всего 7 торговых судов (из 116), а в 1822 г.-30 (из 130), то в 1823 г.- уже 91 (из 148) (См.: British Consular Reports on the Trade and Politics of Latin America 1824 - 1826. London, 1940, p. 309 - 310, 312.) .

«... Таможенный тариф 1821 г. - указывает Л. Чавес Ороско,- широко распахнул двери в Мексику для международной торговли. Поток английских, американских и французских товаров хлынул в нашу страну» (Чавес Ороско Л. Из истории промышленного развития Мексики.- В кн.: Латинская Америка в прошлом и настоящем, М., I960, с, 400) . Мексиканский рынок наводнила иностранная продукция, что оказало весьма отрицательное влияние на развитие местных мануфактур и ремесла. В частности, разрешение ввозить хлопчатобумажные изделия при сохранении запрета на импорт хлопка-сырца поставило под удар одну из важных отраслей мексиканской промышленности.

Трудящиеся массы города и деревни, мелкобуржуазные слои, зарождавшаяся буржуазия, либеральная интеллигенция были разочарованы тем, что за год с лишним независимого существования не произошло никаких существенных социально-экономических преобразований и почти в полной неприкосновенности сохранились характерные для колониального периода помещичьи латифундии (хотя многие поместья испанцев перешли в руки землевладельцев-креолов), феодально-крепостническая, а местами даже рабовладельческая эксплуатация, всесилие католической церкви, монопольное положение испанских купцов во внешней торговле, цеховая система.

Коренное население по-прежнему подвергалось дискриминации и жестокому обращению. Продолжал сохраняться и институт рабства. Условия труда рабочих мануфактур по существу не изменились. Как и в начале XIX в., на предприятиях процветали долговое рабство и другие формы кабалы. Не претерпела изменений унаследованная от колониальной эпохи система майоратов (Майорат - типичный для феодальных отношений порядок наследования недвижимого имущества старшим в семье.).

В результате обострения внутренних противоречий социальная база империи Итурбиде все больше сужалась, а оппозиция ей с каждым месяцем усиливалась. Отражением этого процесса был стремительный рост антимонархических тенденций. Они проявлялись и в конгрессе, где убежденный республиканец Мьер решительно выступал против императора. Агитация в пользу республики велась на страницах газеты «Омбрелибре» и посредством распространения листовок. К. М. - де - Бустаманте резко критиковал политику Итурбиде в своем еженедельнике «Ависпа - де - Чильпансинго». Публиковались переводы французских книг, пропагандировавших доктрины Руссо.

В Мичоакане возник республиканский заговор, который, однако, в начале августа 1822 г. власти раскрыли. Тогда сторонники республики стали готовить восстание в окрестностях столицы. Среди заговорщиков было много офицеров, с ними имели контакт и некоторые депутаты (Мьер, Анастасио Сересеро и др.). Одним из вдохновителей заговора стал колумбийский посланник Мигель Санта-Мария.

В связи с активизацией республиканцев правительство взяло курс на проведение массовых репрессий. Под предлогом необходимости превентивных мер оно распорядилось взять под стражу 15 депутатов, в том числе Мьера, Бустаманте, Сересеро. Затем последовали другие аресты. Однако подавляющее большинство арестованных не имело ни малейшего отношения к заговору, а многие даже не знали о его существовании.

Император потребовал от конгресса согласия на учреждение в Мехико и провинциальных центрах военных трибуналов, но это требование было отклонено. Встречая оппозицию со стороны депутатов, Итурбиде стал добиваться сокращения их числа с тем, чтобы избавиться от наиболее опасных противников и полностью подчинить парламент своему контролю. «Принятие предлагаемой меры,- предсказывал очевидец,- сделает конгресс простым орудием в руках его императорского величества» (Notes on Mexico, Made in the Autumn of 1822. Philadelphia, 1824, p. 52.) . Депутаты дважды отвергли эти домогательства. Тогда Итурбиде решил разогнать конгресс.

Утром 31 октября 1822 г. в зале заседаний парламента появился бригадир Луис Кортасар, вручивший председателю императорский указ. Он предписывал распустить конгресс, мотивируя этот шаг тем, что депутаты якобы находились под влиянием врагов независимости Мексики и пренебрегали своими обязанностями, проводя время в бесплодных дискуссиях. «Неся ответственность за начатое мною дело, порученное мне согласно воле всей нации,- заявлял Агустин I,- я не могу допустить, чтобы оно было погублено и пострадало вследствие очевидных всем беспорядков» (El libertador, p. 356.) . Кортасар потребовал от депутатов в течение 10 минут покинуть зал, угрожая в противном случае применить силу.

Чтобы создать видимость сохранения законодательного органа, император учредил 2 ноября Институционную хунту в составе 45 человек, отобранных им из числа «надежных» членов распущенного парламента. Хунта, возглавлявшаяся епископом Хуаном Франсиско Кастаньисой, номинально была облечена законодательной властью впредь до созыва нового конгресса, однако фактически почти никакой роли не играла. 18 декабря она послушно одобрила «Временный политический регламент Мексиканской империи», которым Итурбиде пытался подменить многократно обещанную конституцию.

Репрессивные действия правительства лишь обострили положение и вызвали усиление республиканской оппозиции. 2 декабря поднял восстание начальник гарнизона Веракруса бригадир Антонио Лопес де Санта-Анна. Этот беспринципный карьерист вовсе не являлся республиканцем. Его выступление против монархии Итурбиде определялось отнюдь не политическими убеждениями, а честолюбивыми расчетами. Оно было ускорено вестью о предстоящем отстранении Санта - Анны от должности.

Антонио Лопес де Санта-Анна
Антонио Лопес де Санта-Анна

3 декабря он обратился к мексиканскому народу с манифестом, в котором обрисовал сложившуюся ситуацию: «Конгресс распущен, неприкосновенность его депутатов нарушена, свобода слова подавлена, имущество, доставленное в этот город под покровительством и охраной верховной власти, отнято, вследствие чего полезные члены общества и достойные граждане лишились плодов своего труда, добытых в поте лица. Нарушено, наконец, торжественное обязательство... никогда не посягать на чью-либо собственность, и прежде всего уважать политическую свободу нации и личность каждого человека» (Bustamante C. M. de. Continuacion del cuadro historico de la revolucion mexicana. Mexico, 1953, t. II, p. 49 - 50). . Вскоре к Сайта - Анне присоединился Гуадалупе Виктория, и 6 декабря они совместно опубликовали «план Веракрус», являвшийся политической платформой восстания.

Этот пространный документ, составленный под сильным влиянием идей «плана Игуала», носил весьма умеренный характер и даже не предусматривал установления республики. Его главная цель заключалась в устранении Итурбиде. «Поскольку дон Агустин Итурбиде, как известно, возмутительно надругался над конгрессом в его собственном лоне, вероломно нарушил свои торжественные клятвы, прибегнул к насилию и интригам, чтобы заставить провозгласить себя императором, не осведомившись о мнении народа, очевидно, что это провозглашение недействительно и не имеет законной силы... Более того, за подобные злоупотребления властью ... он должен нести ответственность перед нацией, которая в свое время предъявит ему соответствующие тяжкие обвинения»,- говорилось в «плане Веракрус». Авторы его требовали также возобновления деятельности конгресса с тем, чтобы он назначил временный исполнительный орган и разработал конституцию (Bocanegra J. M. Memories para la historia de Mexico independiente 1822 - 1846. Mexico, 1892, t. I, p. 183 - 191.) .

Восстание, вспыхнувшее в Веракрусе, быстро охватило соседние города. Атаки правительственных войск, направленных для его подавления из Мехико, Пуэблы и Халапы были успешно отражены. К восставшим примкнули многие республиканцы, в том числе и некоторые видные в прошлом повстанческие командиры. Среди них выделялись Герреро и Николас Браво, которые в начале января I тайком покинули столицу, направились на юг и стали .1 создавать там партизанские отряды. Однако вскоре их разгромили верные Итурбиде части. На побережье Мексиканского залива восстание к концу января также удалось в основном подавить. Остались лишь отдельным изолированные очаги: Санта-Анна был блокирован в Веракрусе, а Гуадалупе Виктория - к северу от этого города.

Николас Браво
Николас Браво

Но неудача республиканцев носила временный характер. Общая ситуация в стране складывалась так, что падение империи стало неизбежным. Борьба против нее продолжалась и в Центральной Америке. Не успели мексиканские войска сломить сопротивление патриотов Сальвадора, как вспыхнули республиканские восстания в Никарагуа. Убедившись в том, что скомпрометированным режим Итурбиде обречен, и опасаясь в случае его краха победы республиканцев, монархисты решили перехватит инициативу. Включившись в борьбу против Итурбиде, они добивались сохранения монархии. В такой обстановке группа монархически настроенных офицеров, связанных с масонами, выступила против императора.

1 февраля 1823 г. совещание высшего офицерского состава войск, осаждавших Веракрус, по предложению командующего Хосе Антонио Эчаварри приняло «план Каса-Мата» (Каса-Мата - «каземат» (исп.).). Так называлось место совещания где находился пороховой склад.). В отличие от «плана Веракрус» он предусматривал не восстановление распущенного Итурбиде парламента, а созыв в кратчайший срок нового национальыого конгресса при поддержке и под охраной армии. Важное значение имел пункт 3 этого краткого документа, гласивший: «Ввиду того, что среди сеньоров депутатов, составлявших разогнанный конгресс, были такие, которые вследствие своих либеральных убеждений и твердости, характера снискали всеобщее уважение, тогда как другие не оправдали оказанного им доверия, провинции получат полную возможность переизбрать первых, а вторых заменить людьми, более способными исполнять свои нелегкие обязанности» (Mexico a traves de los sfglos, t. IV, p. 88 - 89.) .

Призыв к обновлению состава конгресса отвечал желаниям как противников, так и сторонников Итурбиде, ибо деятельность этого органа до его роспуска не удовлетворяла ни тех, ни других. Вместе с тем по тактическим соображениям в «плане Касса - Мата» не только не ставился вопрос о привлечении императора к ответственности, но даже специально подчеркивалось, что армия не намерена посягать на его особу.

Все это позволило враждебным Итурбиде силам в какой-то мере и на какой-то срок замаскировать свои подлинные намерения, дезориентировать приверженцев империи и даже привлечь некоторых из них на свою сторону. Таким образом им удалось выиграть время, необходимое для распространения движения на другие районы.

«План Касса - Мата» быстро получил широкое признание. Уже на следующий день после его провозглашения муниципалитет Веракруса и командование тамошнего гарнизона во главе с Санта-Анной заявили о поддержке сформулированной в нем политической платформы. В течение февраля к нему присоединились Пуэбла, Оахака, Гуанахуато, Гвадалахара, Керетаро, а на протяжении первой недели марта - Сакатекас, Сан - Луис - Потоси, Мичоакан, Юкатан, Дуранго, Нуэво - Леон. В правительственных войсках шел процесс разложения. Гарнизоны городов один за другим переходили на сторону восставших. В столице солдаты и офицеры дезертировали целыми подразделениями.

Кризис империи Агустина I усугублялся ее затруднительным внешнеполитическим положением.

Патриоты Южной Америки с сочувствием следили за освободительной борьбой мексиканцев и с восторгом встретили их победу. Вскоре после вступления «армии трех гарантий» в Мехико перуанский государственный министр Хуан Гарсия - дель - Рио 6 октября 1821 г. обратился к правительственной хунте Мексики с посланием, в котором от имени протектора Перу Хосе де Сан-Мартина принес поздравления по поводу установления независимости и высказался в пользу союза между обоими государствами (См.: Las relaciones diplomaticas de Mexico con Sud - America. Mexico, 1925, p. 107 - 109.) . Несколько дней спустя президент Колумбии Симон Боливар сообщил Итурбиде: «Правителство и народ Колумбии с неописуемой радостью узнал о победе руководимых Вашим превосходительством войск, обеспечивших независимость мексиканскому народу (Bolivar S. Op. cit., vol. I, p. 598 - 599). . Одновременно Боливар назначил одного из своих сподвижников, уроженца Веракруса Мигеля Санта-Марию чрезвычайным посланником и полномочным министром в Мексике.

Не прошло, однако, и месяца, как первоначальная дружественная и доброжелательная позиция колумбийского правительства уступила место крайне настороженному отношению. Это резкое изменение объяснялось тем, что, получив более подробную информацию о программе и политике Итурбиде, его монархистских амбициях и, экспансионистских планах, Боливар усмотрел в них прямую и реальную угрозу республиканским институтам, территориальной целостности и самой независимости Колумбии и других молодых южноамериканских государств.

Уже в середине ноября он с тревогой писал Сан - Мартину: «Если испанское правительство утвердит договор, заключенный в Мексике генералами Итурбиде и О'Доноху, и туда прибудет Фердинанд VII или какой-либо! другой европейский монарх, то подобные же претензии будут выдвинуты и по отношению ко всем остальным свободным правительствам Америки. Поэтому я .полагаю, что сейчас более, чем когда-либо, необходимо завершить изгнание испанцев со всего континента» (Ibid., p. 607.) .

В письме одному из своих помощников генералу Kapлосу Сублетту (от 22 ноября) Боливар заявлял, что даже при отказе Бурбонов занять мексиканский престол «корона неизбежно достанется тому в Мексике, кто проявит больше всего смелости и решимости». Мексиканская монархия, указывал президент, из ненависти к республиканскому строю Колумбии и страха перед ним обязательно будет вести против нее подрывную деятельность, добиваться ее подчинения своей власти и при первой же возможности осуществит вооруженную агрессию (Ibid., p. 608-609). .

Предвидя в будущем неминуемые осложнения, а быть может, и военный конфликт с Мексиканской империей, колумбийское правительство вместе с тем занимало до поры до времени, выжидательную позицию и, пока Мексика оставалась монархией без монарха, готово было поддерживать с ней дипломатические отношения. В марте 1822 г. посланник Санта-Мария приехал в Веракрус и в середине апреля вручил в Мехико свои верительные грамоты, причем указал, что Колумбия признаёт независимость Мексики, какой бы последняя ни придерживалась формы правления. В конце того же месяца мексиканский конгресс и регентский совет, в свою очередь, объявили о признании суверенитета Колумбии.

Вслед за государственным переворотом 19 мая 1822 г. Итурбиде информировал «достойнейшего президента Колумбии» о своем вступлении на престол. «Но как далек я,- лицемерно сетовал он,- от того, чтобы почитать благом тягостное бремя, свалившееся на мои плечи. Мне не по силам удерживать скипетр, я отказывался от него и в конце концов уступил, дабы спасти от бедствий мою родину, близкую к тому, чтобы снова испытать ужасы анархии» (El libertador, p. 348 - 349.) .

Однако правительство Боливара - Сантандера не спешило с официальным признанием нового режима в Мексике, и в день коронации Итурбиде Санта - Мария под предлогом болезни специально уехал из столицы, чтобы не присутствовать на этой церемонии. В дальнейшем посланник, как указывалось выше, принял активное участие в организации августовского антиправительственного заговора мексиканских республиканцев.

28 сентября министр иностранных дел Мексики Хосе Мануэль Эррера направил в Боготу ноту протеста против поведения Санта-Марии, который был объявлен «персоной нон грата» и выслан из Мехико. В ожидании попутного корабля он надолго задержался в Веракрусе, где продолжал свою враждебную императорскому режиму деятельность и, в частности, сыграл немалую роль в составлении «плана Веракрус». Правительство Колумбии фактически солидаризировалось с действиями Санта-Марии и молчаливо одобрило их, так как в течение полугода никак не реагировало на мексиканский демарш. Лишь 25 марта 1823 г. был направлен лаконичный ответ с чисто формальным выражением сожаления. Дипломатические отношения между империей Итурбиде и колумбийской федерацией практически прервались.

Не удалось мексиканской монархий установить сколько-нибудь прочных контактов прибыл перуанский посланник Хосе - де - Моралес, который после официального признания правительством Агусти-на I независимости Перу вручил 23 января 1823 г. императору свои верительные грамоты. Однако пока он находился в пути, в Перу произошла смена власти, последовавшая за отставкой Сан-Мартина. В начале марта Моралес получил уведомление об аннулировании его полномочий и выехал из мексиканской столицы.

Особенно важное значение имели для Мексики отношения с ее северным соседом - США, давно претендовавшими на значительную часть мексиканской территории. После ратификации американо-испанского договора 1819 г. и присоединения Флориды главным объектом территориальной экспансии США в Латинской Америке с начала 20-х годов XIX в. стал Техас. В декабре 1821 г. специальная комиссия по изучению международных проблем в докладе правительственной хунте прямо указывала на возможность развязывания войны Соединенными Штатами, которые представляют «самую непосредственную угрозу Мексиканской империи», стремятся к аннексии Техаса, Коауилы и других территорий (McElhannon J. C. Relations between Imperial Mexico and the United States, 1821 - 1823. - In: Essays in Mexican History. Austin, 1958, p. 128.) .

Поэтому мексиканское правительство с самого начала уделяло особое внимание установлению нормальных отношений с США и добивалось признания последними суверенитета Мексики. 30 ноября 1821 г. министр иностранных дел Эррера сообщил государственному секретарю Дж. К. Адамсу «о победе мексиканских патриотов под командованием бессмертного Итурбиде». Министр заявлял, что его народ испытывает самые добрые чувства к США и желает жить в дружбе с ними (Diplomatic Correspondence of the United States..., vol. Ill, p. 1614 - 1615.) . В последних числах февраля 1822 г. в Вашингтон прибыл мексиканский офицер Эухенио Кортес, вручивший президенту Монро личное письмо Итурбиде.

Послания Итурбиде и Эрреры дошли по назначению как раз в тот момент, когда политика правящих кругов США по отношению к освободительной войне испанских колоний вступила в новую фазу. Революция 1820 г. в Испании усугубила безнадежность борьбы монархии Фердинанда VII против революционного движения в Испанской Америке, которая к тому времени почти полностью (за исключением Перу) освободилась от колониального ига. В результате завоевания национальной независимости южноамериканские владения Испании и Мексика обрели государственную самостоятельность. В таких условиях администрация Монро, учитывая интересы североамериканской буржуазии, добивавшейся захвата рынков Латинской Америки, пришла к выводу о необходимости установления официальных отношений с молодыми испаноамериканскими государствами.

8 марта 1822 г. президент обратился к конгрессу со специальным посланием, в котором, отмечая «решающие успехи» освободительного движения бывших испанских колоний, предлагал рассмотреть вопрос о признании их независимости. 19 марта это предложение поддержала комиссия по иностранным делам палаты представителей. Она подготовила доклад о событиях в Испанской Америке.

Обрисовав положение южноамериканских стран, авторы доклада подчеркивали, что «революция в Мексике по своему характеру и развитию несколько отличается от революции в Южной Америке, да и ее результат в смысле организации управления не совсем такой же самый. Однако независимость провозглашена «Мексиканской империей» и практически осуществлена с 24 августа прошлого года столь же твердо, как и республиками на юге; ее географическое положение, население и ресурсы являются залогом сохранения независимости, которую она провозгласила и фактически вкушает в настоящее время» (Ibid., vol. I, p. 149 - 150.). 28 марта конгресс принял решение о признании независимости испаноамериканских государств.

Однако этот акт в течение длительного времени оставался чисто номинальным, так как вашингтонское правительство, не желая вступать в конфликт с Испанией и другими европейскими державами, не спешило реализовать постановление конгресса. Правда, государственный секретарь Адаме, отвечая 23 апреля на послание Эрреры, обещал назначить посланника в Мексике, но дальше обещаний дело не пошло. После провозглашения Итурбиде императором правящие круги США явно продолжали уклоняться от установления отношений с Мексиканской империей. Вместо назначения дипломатического представителя Монро в неофициальном порядке направил туда для изучения обстановки на месте члена конгресса от штата Южная Каролина Джоэля Робертса Пойнсетта, ранее уже выполнявшего поручения в Южной Америке.

Пойнсетт приехал в Мехико в конце октября 1822 г, 3 ноября ему дал аудиенцию император, принявший его за официального представителя США. Североамериканский дипломат увидел перед собой статного мужчину в расцвете сил, немного выше среднего роста, атлетическое го телосложения. Его стройная фигура и безукоризненная выправка сразу выдавали кадрового военного, на щеках играл свежий румянец. Он держался подчеркнуто любезно, старался говорить вкрадчивым тоном, но это ему но очень удавалось. То и дело у него проскальзывали резкие, властные, высокомерные нотки, в поведении проявлялись скрытность и осторожность. Разговаривая, Итурбиде имел обыкновение не смотреть на собеседника, а устремлять свой взор вниз или отводить в сторону.

Император произвел на Пойнсетта крайне отрицательное впечатление. Свою очевидную неприязнь американец объяснял тем, что Итурбиде, узурпировав верховную власть, установил режим тирании и произвола. Характеризуя его моральный облик, Пойнсетт утверждал, будто даже « в обществе, не отличавшемся строгой моралью, он выделялся своей аморальностью». Основанием для подобного утверждения послужили, по всей вероятности, ходившие при дворе слухи о связи императора с дочерью своей любовницы Марии Родригес - юной Антонией. Однако, быть может, в гораздо большей степени на позицию эмиссара Белого дома повлияло неосторожное замечание Итурбиде о том, что существующие в Соединенных Штатах институты не подходят к мексиканским условиям (Notes on Mexico..., p. 67 - 68.) .

Пойнсетт встречался также с министром иностранных дел, членами конгресса и другими политическими деятелями. Среди них был близкий Итурбиде полковник Хуан Аскарате, которому представитель президента Монро прямо заявил, что граница, установленная американо-испанским договором 1819 г., не устраивает США, и провел на карте другую линию таким образом, что Техас, Новая Мексика, Верхняя Калифорния, часть Нижней Калифорнии, Соноры, Коауилы и Нуэво - Леона отходили к Соединенным Штатам. Хотя Пойнсетт оговорился, что является частным лицом и выражает только свое личное мнение, предпринятый им зондаж отражал агрессивные намерения экспансионистов США и подлинную цель его миссии.

По возвращении на родину (январь 1823 г.) Пойнсетт представил президенту доклад о положении в Мексике. «Я счел нежелательным,- вспоминал он потом,- установление контакта с узурпатором как в силу неустойчивости его трона, так и по той причине, что подобного рода шаг с нашей стороны обескуражил бы республиканскую партию... и вызвал бы вражду к нам в случае ее успешной попытки свергнуть императорское правительство» (Fuentes Mares J. Poinsett, historia de una gran intriga. Mexico, 1951, p. 74.) . Отмечая непрочность режима Итурбиде и предсказывая его недолговечность, конгрессмен советовал воздержаться от налаживания отношений с мексиканской монархией. Но эта рекомендация несколько запоздала.

Еще в сентябре 1822 г. Итурбиде назначил Хосе Мануэля Сосайю чрезвычайным посланником и полномочным министром в США. Приехав в Вашингтон, Сосайя 12 декабря вручил верительные грамоты и был аккредитован. Многие североамериканские историки расценивают этот акт как юридическое признание суверенитета мексиканского государства Соединенными Штатами (См.: Manning W. R. Early Diplomatic Relations between the United States and Mexico. Baltimore, 1916, p. 11 - 12; Callahan J. M. American Foreign Policy in Mexican Relations. New York, 1932, p. 28; Be mis S. F. The Latin American Policy of the United States. New York, 1943, p. 46; McElhannon 7. C. Op. cit., p. 131, 136.). Однако с такой точкой зрения нельзя согласиться. Вынужденное принять дипломатического представителя Мексиканской империи, правительство Монро тем не менее не желало устанавливать нормальные двухсторонние отношения со своим южным соседом. Поэтому в лучшем случае можно говорить лишь о признании им независимости Мексики де-факто. По существу же политика Белого дома оставалась неизменной.

Некоторые авторы склонны объяснять эту политику главным образом отрицательным отношением республиканских США к узурпатору Итурбиде, а также к монархии вообще (См., например, Callahan J. M. Op. cit., p. 25; Parton D. M. The Diplomatic Career of Joel Roberts Poinsett. Washington, 1934, p. 49.) . Конечно, этот фактор оказывал известное влияние на позицию США (Правящие круги США вынуждены были в какой-то мере считаться с общественным мнением, которое открыто, выражало свое сочувствие мексиканским республиканцам), но прежде всего она обусловливалась отсутствием стабильности в Мексике и неустойчивостью режима Итурбиде. Решающую роль играли не политические симпатии и антипатии, а реальное соотношение сил, которое явно складывалось не в пользу мексиканской монархии. Вместе с тем нормализации отношений Мексики с Соединенными Штатами препятствовали экспансионистские планы последних. Их конкретным проявлением была в то время колонизация Техаса.

В ноябре 1820 г. туда приехал из США коммерсант и горнопромышленник Мозес Остин, обратившийся к губернатору Антонио Мартинесу с просьбой о предоставлении земли для основания колоний. В январе 1821 г. американцам разрешили поселиться в Техасе при условии, если они исповедуют католическую религию и согласны присягнуть на верность испанской монархии. После провозглашения независимости Мексики сын Остина Стивен стал добиваться от Итурбиде подтверждения и расширения прав, предоставленных колониальной администрацией. Под давлением американских предпринимателей правительство Агустина I опубликовало 4 января 1823 г. весьма выгодный североамериканцам закон о колонизацни, который предусматривал раздачу земли иностранцам-католикам, гарантировал охрану их прав, предоставлял им существенные льготы и привилегии.

Итурбиде не удалось также добиться признания своего режима европейскими державами. Безрезультатными оказались все попытки Л. Аламана, назначенного в августе 1822 г. посланником Мексики во Франции, убедить французское правительство принять соответствующее решение. Правящим кругам царской России импонировал монархический строй Мексиканской империи, но на троне ее они предпочли бы видеть не «узурпатора» и «выскочку» Итурбиде, а представителя «законной» династии Бурбонов. Не исключено, однако, что позиция петербургского правительства, которое воздерживалось от признания Мексиканской империи, определялась не столько приверженностью царизма к принципам легитимизма, сколько стремлением Итурбиде ликвидировать селение и крепость Росс. 10 октября 1822 г. туда приехал посланный императором Агустин Фернандес - де - Висенте. Как сообщал губернатору Верхней Калифорнии главный правитель русских владений в Америке, мексиканский представитель «спрашивал, по какому праву оная крепость тут построена, требуя доказательств этого права, даже объявил, чтоб через шесть месяцев сия крепость была уничтожена» (Болховитинов Я. Я. Русско-американские отношения 1815 - 1832. М., 1975, с. 252. В связи с падением Мексиканской империи вопрос о требованиях, предъявленных Фернандесом де Висенте, отпал. Впоследствии М. И. Муравьев официально заявил, что правитель русской колонии не обязан объяснять мексиканским властям, на каком основании построена пограничная крепость) .

Но еще до истечения этого срока положение Мексиканской империи стало критическим.


предыдущая главасодержаниеследующая глава








Рейтинг@Mail.ru
© HISTORIC.RU 2001–2023
При использовании материалов проекта обязательна установка активной ссылки:
http://historic.ru/ 'Всемирная история'