Богатство Мали

При мансе Мусе, во времена наивысшего расцвета Мали, государство простиралось с востока на запад от лежащей в пустыне Тадмекки до побережья Атлантики, а на юге-до пояса влажных тропических лесов, то есть включало в себя территорию современных Сенегала, Гамбии, Гвинеи, Мавритании и Мали. Древнее Мали было в свое время самым могущественным государством Западной Африки.

Богатство Мали определялось тремя важнейшими факторами. Прежде всего, в стране находилась часть золотых копей Западного Судана, то есть они были под прямым контролем мансы Мусы. В этом решающее отличие Мали от древней Ганы - цари Ганы не имели прямого контроля за добычей золота. Во-вторых, манса Муса контролировал важнейшие караванные пути Западной Африки и взимал дополнительные пошлины с товаров, поступавших с побережья Средиземного моря. И, наконец, в годы правления мансы Мусы в Западном Судане царил мир. Отчасти это зависело от размеров войска Мали: у царя было 100 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы. В то же время на мирную ситуацию влияла терпимость властелина, которую часто прославляют в хрониках. Манса Муса стремился сохранять хорошие отношения с малыми народами своей страны, особенно с теми, которые имели значение для экономики государства, а также с соседями, прежде всего с султанами Феса и Египта, которым он, как известно, посылал княжеские подарки, дабы сохранить мир. Даже присоединение к Мали территории Гао не нарушило спокойствия потому, что правитель Гао дья Ассибой, видимо, понял, что ему не удастся отразить войска мансы Мусы, и решил без кровопролития согласиться на уплату дани в знак своей вассальной зависимости.

Следствием контроля над торговыми путями было возникновение новых торговых центров в Мали. После поражения Ганы торговые центры переместились из Аудагоста и Кумби-Сале в Томбукту, Дженне и Гао. Томбукту был при этом не только торговым центром, но и средоточием мусульманского просвещения, что привлекало туда ученых мужей и исследователей даже из стран Средиземноморья.

О богатстве Мали во времена мансы Мусы имеются в высшей степени интересные сведения. Некоторые историки приводят даже весьма точные цифры, в частности Ниань пишет, ссылаясь на Р. Мони, что манса Муса собрал по своей стране для хаджжа 12 750 кг золота. Другие довольствуются более общими данными. Но, во всяком случае, исторически достоверно, что благодаря богатствам Мусы цена золота в Каире упала и потребовалось двенадцать лет, чтобы цены на золото в этом важнейшем торговом центре начали стабилизироваться.

Кое-что о богатстве Мали можно узнать из тех наиболее надежных сведений о жалованьях и ценах, которые дошли до нашего времени. По данным ал-Омари, при малийском дворе годовое жалованье придворных («достойных людей») составляло 50 тысяч мискалей, что эквивалентно 236 кг золота, если за основу подсчета взять наибольший размер мискаля - 4,729 г, а если брать его наименьший размер - 3,54 г, то это составит 177 кг. Какая бы из этих цифр ни была верной, ясно, что речь идет о весьма значительной сумме; сверх того многие высокопоставленные особы получали от государя лошадей, парадные одежды и земли.

Важно упоминание о лошадях, ибо в Западном Судане они особенно высоко ценились. Точных сведений о стоимости лошадей в те времена нет, но достаточно сравнительных данных, чтобы вычислить соотношение цен. По словам Раймона Мони, за одну покупаемую у португальцев лошадь платили от 7 до 15 рабов (рабов португальцы предпочитали золоту), а один взрослый раб стоил в Судане в XVI в. от 50 до 80 мискалей. Хотя цены относятся к разным векам, но если их рассматривать как ориентировочные, тогда можно подсчитать, что во времена мансы Мусы лошадь стоила от одного до двух с половиной килограммов золота. Если вспомнить, что в войске мансы Мусы было 10 тысяч всадников, легко представить, во что обходилось его содержание. Несомненно, что часть лошадей манса Муса получал в качестве дани от вассалов, но нередко за них приходилось платить дорогую цену - рабами или золотом.

Манса Муса был человечен по отношению к рабам. Только в авангарде во время хаджжа их было 500 человек, и, как говорят, он освобождал каждый день по одному рабу в знак своего милосердия. Это свидетельствует о том, что рабов было чрезвычайно много. В самом освобождении рабов, естественно, отражалось отношение царя к этому вопросу. Конечно, речь здесь шла о завоевании популярности, но ведь, с другой стороны, ничто не заставляло мансу Мусу делать это - положение африканских царей в их обществе было достаточно непререкаемым. Раздача наград, будь то золото, дорогие лошади или дарование свободы, была направлена в конечном итоге на поддержание всей государственной системы в целом. Поскольку Мали (как и Гана) не было однонациональной страной, единство государства необходимо было сохранять с помощью сильной государственной власти. В этом манса Муса преуспел больше, чем его преемники.

Невозможно точно определить, какую долю в организацию управления внес Сундиата и какую - Муса. Арабские хронисты склонны относить все заслуги в этом отношении на долю Мусы; историки нашего времени - в первую очередь африканские - склонны подчеркивать роль Сундиаты как создателя правительственной системы. Во всяком случае, манса Муса правил страной с помощью сети доверенных чиновников. Во главе земель стояли фарба, а городов и деревень - мокрифи. Все вместе они составляли систему центрального управления, в котором абсолютной властью пользовался царь. Манса Муса мог бы пользоваться властью по собственному произволу, столь бесспорным было его положение. Но следует помнить, что и африканское общество в те времена могло реагировать весьма действенно, если правитель начинал вести себя как слабоумный: "Халифа был быстро низвергнут, когда начал расстреливать из лука своих подданных", - даже самодержец не мог поступать столь произвольно.

Манса Муса восхищался стилем и блеском стран Средиземноморья, и это отражалось на его одежде, на украшении построек дворца и столицы. Ал-Омари пишет, что при дворе Мали носили на арабский манер тюрбаны и белоснежные одежды, сделанные весьма искусно из местных хлопчатобумажных тканей. Царь выделялся среди придворных своими пестрыми одеяниями, что, по мнению ал-Омари, свидетельствовало о его дурном вкусе: «Царское одеяние отличалось тем, что царь спускал на лоб конец тюрбанного полотнища и что его штаны были сшиты из 20 полос, никто другой не рискнул бы одеваться подобным образом».

Ал-Омари описывает трон Мансы: «Султан той страны сидит в своем дворце на большом помосте, по бокам которого расположены бивни слона... Его золотое оружие рядом... Позади него толпа сыновей царей его страны... Один из них держит шелковый зонт с золотыми навершием и птицей».

Совсем иной и, очевидно, фантастический портрет мансы Мусы нарисовал еврейский картограф с Майорки Абрахам Крескес, который в 1375 г. вычертил так называемую Каталонскую карту. Важно то, что на ней вообще изображен манса Муса, ведь внутренняя Африка не интересовала европейских картографов. Зато на карте Крескеса на месте Западного Судана нанесены местные названия, которые можно идентифицировать: Сигилмесса - Сиджилмаса; Геу-Геу - Гао-Гао, Гинея - Гвинея; Тенбух - Томбукту.

Манса Муса, правда, нарисован так примитивно, что трудно понять, как некоторые историки рискнули по этому рисунку строить предположения о том, как выглядел царь на самом деле. Он сидит на троне европейского типа, и по лицу скорее европеец, чем африканец, хотя пририсованная художником борода мешает разглядеть лицо. На голове царя не тюрбан, а золотая корона европейского типа. В правой руке у него держава, конечно золотая, а на левом плече лежит золотой скипетр. Эти золотые инсигнии власти позволяют понять, почему он вообще появился на карте: слухи о его богатстве достигли, следовательно, Европы или хотя бы Майорки 40 лет спустя после его смерти. Но одна действительно точная деталь на Каталонской карте все же есть: слева от царя Мали нарисован араб на верблюде: это купец, который, совершенно очевидно, едет к мансе Мусе для заключения торговой сделки.

Запись на ремонт в автосервис онлайн.