12

Поход С. Муравьева. - Вступление в Мотовиловку. - Отказ от участия в восстании 1-й гренадерской роты. - Дневка. - Крестьяне. - Присоединение Быстрицкого. - Решимость унтер-офицеров и фельдфебелей. - Бегство офицеров. - Выступление на Пологи. - Разведка Сухинова

Возвратимся опять к Черниговскому полку, который мы оставили на пути в Мотовилов, и посмотрим, что происходило в сей деревне по прибытии туда восставших черниговцев.

31 декабря 1825 г, в 2 часа пополудни роты Черниговского полка, под командою С. Муравьева, вступили в Мотовиловку, где уже были собраны 1-я гренадерская рота и часть 1-й мушкетерской и ожидали его прибытия. Как скоро Муравьев увидел солдат помянутых рот, подошел к ним (Носились слухи, что будто бы 1-й гренадерской роты капитан Козлов скрылся от С. Муравьева, переодетый в солдатское платье. Это совершенная ложь. Когда С. Муравьев подходил к своей роте, то капитан Козлов был тут же и даже рапортовал С. Муравьеву о благополучии своей команды. И когда С. Муравьев увидел, что гренадеры молчат и не хотят за ним идти, то он, обратясь к капитану Козлову, приказал их вести по квартирам.) и начал говорить о цели восстания и дальнейших своих намерениях.

- Я надеюсь, - сказал он, - что вы не оставите своих товарищей и готовы или умереть или победить с ними; однако ж, если вы чувствуете себя неспособными разделить наши труды, я не принуждаю вас следовать за полком: это зависит от вашей воли.

Солдаты молчали, и ни один из них не изъявил готовности повиноваться своему подполковнику.

- Я отгадываю ваши мысли, - воскликнул С. Муравьев после некоторого молчания. - Вы не можете быть нашими товарищами. Итак, возвратитесь на свои квартиры.

Гренадеры немедленно пошли обратно в деревню Снетинку; взвод же мушкетеров 1-й роты, квартировавший в Мотовиловке, хотя разошелся по квартирам, однако ж после соединился с полком.

С. Муравьев, не распустив еще полка, отдал приказ, что 1 января будет дневка, поручил ротным командирам иметь попечение о продовольствии нижних чинов, так и о снабжении их теплою одеждою и стараться более всего поддерживать бодрость духа солдат. Роты по его приказанию были размещены по тесным квартирам; на всех входах и выходах из деревни и в деревню были поставлены посты, всем отдано было приказание быть в готовности во всякое время к защите и были назначены дежурные по полку и ротам. На дневке С. Муравьев осматривал все караулы, был во всех ротах, разговаривал с солдатами, ободрял их и более всего заботился о их нуждах.

Объезжая караулы, Муравьев был окружен народом, возвращающимся из церкви. Добрые крестьяне радостно приветствовали его с новым годом, желали ему счастья, повторяли беспрестанно:

- Да поможет тебе бог, добрый наш полковник, избавитель наш.

С. Муравьев тронут был до слез, благодарил крестьян, говорил им, что он радостно умрет за малейшее для них облегчение, что солдаты и офицеры готовы за них жертвовать собою и не требуют от них никакой награды, кроме их любви, которую постараются заслужить. Казалось, крестьяне, при всей их необразованности, понимали, какие выгоды могут иметь от успехов Муравьева; они радушно принимали его солдат, заботились о них и снабжали их всем в избытке, видя в них не постояльцев, а защитников. Чувства сих грубых людей, искаженных рабством, утешали С. Муравьева. Впоследствии он несколько раз говорил, что на новый год Он имел счастливейшие минуты в жизни, которые одна смерть может изгнать из его памяти.

В тот же день прибыл в Мотовиловку со 2-ю мушкетерскою ротою подпоручик Быстрицкий. Получив приказание от майора Трухина принять означенную роту, он немедленно отправился в деревню Германовку, где, собрав оную, выступил с нею в Васильков. В Василько-ве узнал он, что С. Муравьев с полком уже вышел в поход, и тотчас решился догнать его, но перед тем хотел убедиться в расположении солдат. Для сего спросил их: хотят ли они следовать за товарищами и намерены ли действовать с ними заодно? Они все объявили готовность, однако Быстрицкий сим еще не удовольствовался. Взяв в сторону фельдфебеля, всем полком любимого и уважаемого унтер-офицера Аврамова, спросил его, как он думает: можно ли решиться на сие дело?

- Не только можно, но должно, - отвечал храбрый и честный Аврамов, - нам будет стыдно отставать от своих товарищей. Как я, так и вся рота, знаем цель Сергея Ивановича Муравьева; я ручаюсь за солдат.

Уверясь таким образом в единодушии всей роты, Быстрицкий тотчас выступил из Василькова и на другой день в 12-м часу прибыл в Мотовиловку, переночевавши в деревне Салтановке. Быстрицкий построил роту на небольшой площадке сей деревни, поблагодарил солдат за их усердие, за сохранение порядка и тишины во время похода и в заключение сказал:

- Я уже не ваш командир: вы здесь найдете любимого вашего капитана, - и, простившись с ними, пошел к Муравьеву.

Отдадим должную похвалу обдуманному и решительному действию подпоручика Быстрицкого, который до самого конца не изменил своему характеру. Когда после разбития он и товарищи его были привезены в Могилев к начальнику штаба, и когда генерал Толь сказал ему:

- Вы могли бы удержать роту и тем заслужить награду, - он отвечал ему:

- Ваше превосходительство, я, может быть, сделал глупость, но подлости никогда...

Между тем Соловьев, узнав о прибытии своей роты, спешил к своим мушкетерам. Солдаты бросились навстречу к своему командиру, обнимали, целовали его; искренняя радость изливалась из сердец непринужденно. Тут унтер-офицер Кучков при всей роте спросил Соловьева, куда Муравьев хочет идти и в каком месте соединятся они с другими полками. Услышав от Соловьева, что Муравьев идет на Житомир и соединится на пути к сему городу с другими полками, Кучков возразил с радостью, которая выражала некоторое нетерпение:

- Что нам медлить, зачем еще дневка, лучше бы без отдыха идти до Житомира.

Солдаты одобряли слова Кучкова. Проницательность и опытность старого служивого внушили ему сие здоровое размышление. Слова его смутили Соловьева, он чувствовал всю справедливость сего замечания, но, желая успокоить солдат, хладнокровно сказал:

- Подполковник лучше нас знает, что делать: надобно подождать, а тем временем проведать, какие полки идут против нас.

Отдав некоторые приказания фельдфебелю, Соловьев велел разместить роту по квартирам.

Наблюдая действия 2-й мушкетерской роты и других восставших рот Черниговского полка, с невольным удивлением спрашиваешь себя: откуда Шутов, Николаев, Аврамов и другие взяли сию твердость и решимость? Каким образом во всех нижних чинах явилось столь постоянное усердие и столь высокое самоотвержение? Преданность к ротным командирам и любовь к С. Муравьеву одни не могли сего произвести. К сим побуждениям присоединялись другие двигатели. Кузьмин, Щепилло, Соловьев и другие офицеры часто беседовали между собой о делах Общества в присутствии своих фельдфебелей, и таким образом знакомили их со своим образом мыслей, который заставлял сих простодушных, но благородных людей обдумывать свое поведение и готовиться оправдать доверенность своих начальников. Фельдфебели, со своей стороны, были откровенны с солдатами, и сии последние, невольным образом, сколько могли, привыкли разделять их желания и цель. Присоединим к сему действию благородное поведение офицеров, кроткое обращение с подчиненными, бескорыстную заботливость о их нуждах, тогда это вместе нам покажет, каким образом они умели найти верное и неизменное содействие людей, решившихся с ними погибнуть.

Вечером 1 января был отдан приказ о выступлении в поход, и на другой день в 8 часов утра роты были уже на сборном месте. Уныние и какая-то боязнь изображались на всех лицах. Щепилло, Кузьмин, Соловьев и Быстрицкий, заметя в солдатах внезапную перемену и полагая, что на их нравственное состояние имело влияние бегство многих офицеров, которые ночью уехали в Васильков, тотчас пошли уведомить о сем С. Муравьева и просили его взять против сего меры (Бежавшие офицеры в первый раз были: Рыбаковский, Белелюбский, Кондырев, кн. Мещерский, Войнилович и Кегич-Апостол). При сем известии С. Муравьев не мог скрыть своего замешательства, но, успокоив верных ему офицеров, пошел с ними к собравшимся ротам.

- Не страшитесь ничего, - сказал он солдатам, - может ли вас опечалить бегство подлых людей, которые не в силах сдержать своего обещания и которые чувствуют себя не только неспособными, но даже недостойными разделить с нами труды и участвовать в наших благородных предприятиях. Если кто-нибудь из вас столь малодушен, что из бегства ничтожных людей делает невыгодные заключения о нашем деле и желает покинуть своих товарищей, пусть тот сейчас оставит роты и, покрытый негодованием, идет куда хочет; его никто не будет удерживать, ни уговаривать.

Важность, внушающая уважение, смелость, громкий и твердый голос С. Муравьева возвратили ему прежнюю доверенность его подчиненных. Его слова видимо ободрили солдат, слушавших его со вниманием, прежнее спокойствие опять заблистало на всех лицах, и никто не думал воспользоваться позволением удалиться.

В 9 часов полк выступил из Мотовиловки и двинулся по дороге, которая чрез деревню Марьяновку ведет к деревне Пологам, лежащей в 12 верстах от Белой Церкви. Сим движением Муравьев надеялся соединиться с 17-м егерским полком, квартировавшим тогда в сем местечке. В 4 часа пополудни (2 января) С. Муравьев занял деревню Пологи. Не получая никакого известия о 17-м егерском полку, на который он имел большую надежду, С. Муравьев препоручил Сухинову разведать, где находится сей полк и чего можно ожидать от находящихся в сем полку членов. При наступлении вечера Сухинов взял несколько надежных солдат и, составив из них конный отряд, отправился к Белой Церкви. За полторы версты от сего местечка он встретил казаков графини Браницкой, посланных для развертывания и охранения ее имения от так называемых бунтовщиков. Сухинов воспользовался встречею. Подъехав на довольно близкое расстояние к казачьему отряду, он обнажил саблю и бросился на них, с громким криком: - Вперед! Испуганные нечаянным и смелым нападением казаки рассеялись. Один из них, пойманный самим Сухиновым, хотел было сопротивляться, но Сухинов ударом сабли сшиб его с лошади и начал расспрашивать. Хотя, по-видимому, казак чистосердечно говорил, что 17-й егерский полк уже другой день как вышел из Белой Церкви неизвестно куда, но Сухинов, желая удостовериться в истине его показания, сам подъехал к местечку и старался узнать от некоторых жителей все, касающееся до выхода сего полка. Ответы жителей, с которыми говорил Сухинов, подтвердили высказанное казаком. В самом деле, полковой командир, арестовав Вадковского, в ту же ночь выступил с полком из Белой Церкви в противоположную сторону от Василькова, не сказав никому, куда идет.

Разведывание Сухинова о 17-м егерском полку послужило поводом к сплетению гнусной лжи, будто бы С. Муравьев, возмутив Черниговский полк, пошел к Белой Церкви с намерением завладеть несметными сокровищами, хранящимися у богатой и скупой графини Браницкой. Конечно, никто из благоразумных людей не верил и не поверит сей клевете, но, может быть, нашлись люди, которые почитали возможным столь бесчестное действие. Привязанность их к старому порядку вещей, выгоды, получаемые от злоупотреблений, внушают им ненависть ко всякой перемене и заставляют думать, что каждое нововведение есть уже начало анархии, что желающий улучшения есть более нежели анархист, и потому способен быть убийцею, грабителем, одним словом, - противуобщественным человеком.