РИМСКОЕ ОБЩЕСТВО II-I ВВ. ДО Н. Э. К ЖИЗНЕОПИСАНИЯМ КАТОНА И АТТИКА

Два жизнеописания, сохранившиеся от утерянной книги «О римских историках», знакомят нас с известными латинскими про­заиками II и I вв. до н.э., разделенными во времени примерно в 150 лет. Катон жил в годы рождения римской литературы, Аттик - в период ее расцвета. Несмотря на тематику непотовой книги, ли­тературному творчеству того и другого уделено сравнительно мало внимания: в жизнеописании Катона преобладает суховатый пе­речень «деяний» государственного мужа, в биографии Аттика дан развернутый портрет не столько творческой, сколько выдающейся по своим нравственным достоинствам личности. Попытаемся уточ­нить связи героев Непота с их исторической и культурной средой.

Марк Порций Катон Старший (234-149 гг. до н.э.), прадед Катона Младшего, знаменитого республиканца, принадлежал к поко­лению солдат Ганнибаловой войны. Начало его ратной службы сов­пало со вторжением карфагенской армии в Италию, молодость его прошла в пылу знаменитейших сражений 2-ой Пунической войны: он принимал участие в битве при Каннах, в осаде Капуи и Тарента, штурмовал Сиракузы, отличился в сражении у колонии Сены, где была разгромлена армия Гасдрубала, брата Ганнибала (см. вступи­тельную статью к жизнеописанию Ганнибала). С войны он воз­вратился в звании квестора - высшего офицера и казначея, состояв­шего при консуле; это была первая магистратура в ряду комициаль-ных (т.е. данных комициями, Народным Собранием) должностей, открывавших доступ в сенат. Через 5 лет после окончания Ганни­баловой войны Катон стал консулом (195 г. до н.э.) и в звании этом усмирил антиримское восстание северных испанских племен; через 10 лет после консульства (184 г.) он удостоился самой почетной в Риме должности цензора, венчавшей карьеру наиболее именитых граждан. В историю вошла суровая ревизия нравов, осуществлен­ная Катоном, прозванным после этого Цензором.

В служебной и военной деятельности Катона проявились многие его замечательные таланты, но сами по себе успехи его не казались бы из ряда вон выходящими, если бы не одно обстоятель­ство - происхождение энергичного консула и цензора.

Дело в том, что после изгнания из Рима царей (510 г. до н.э.) Римская республика складывалась как государство олигархичес­кого типа. Высшие должности (магистратуры), произошедшие от старинной царской власти,- консулат, претура, цензура, достава­лись исконным аристократам-патрициям и потомкам знаменитых плебейских семей, допущенных к консульской власти в середине IV в. до н.э. В Риме, как и в греческих государствах, народ не по закону, а по традиции отдавал голоса нобилям - т.е. людям «извест­ным» или в прямом смысле слова знатным. Накануне Ганнибаловой войны правящая олигархия, нобилитет, состояла из 4-5 десятков патрицианских и плебейских семей, из поколения в поколение пре­тендовавших на консульскую власть. По образному выражению римских писателей (Цицерон, Саллюстий), эта каста «оккупиро­вала» консулат, оградила его от чужаков своими окопами и гарни­зонами, передавая консульские места внутри своего круга «из рук в руки». В сенате бывшие консулы, консуляры составляли своего рода верхнюю палату, определявшую направление римской политики. Масса простых сенаторов разделялась на «фракции», группировавшиеся вокруг знатных вождей.

Катон вышел из социального круга, считавшегося рассадни­ком «нижней палаты» сенатской курии - из сословия всадников, объединявшего богатую верхушку землевладельческого класса ита­лийских городов. Признанным венцом всаднической карьеры счита­лась в его время должность претора - близкая консулату по объему власти (военное командование, руководство судопроизводством), но уступавшая ему по достоинству. Незнатный Катон, добившийся в силу своей личной популярности консулата и цензуры, посягнул на неприкасаемое достояние потомственных консуляров. Такие слу­чаи редко, но бывали и до и после него: знать презрительно имено­вала удачливых чужаков, вторгавшихся в ее консулярный круг, «но­выми людьми» или «выскочками». Но завоевание высших аристо­кратических магистратур еще не объясняет великую прижизненную и посмертную славу знаменитого Цензора. В политическую историю Рима Катон вошел как выдающийся принципиальный противник знати, публично критиковавший «царское правление» нобилитета в сенате и засилие нобилей на высших государственных постах. В ку­рии энергичный «новый» консул сумел сплотить вокруг себя сенат­ское большинство, раболепствовавшее ранее перед носителями гром­ких имен: с 80-х гг. II в. в отсутствие Катона сенаторы не принимали никаких важных решений. В Народном Собрании он завоевал полно­мочия цензора в борьбе с 8 знатными претендентами. В судах не­победимый спорщик обличал злоупотребления именитых магистра­тов, отбиваясь одновременно от встречных исков высокопоставлен­ных врагов, привыкших стирать «выскочек» в прах с помощью уго­ловных обвинений. За 85 лет своей жизни красноречивый Катон, прозванный современниками римским Демосфеном, судился 44 раза, не проиграв ни одного дела. Многообразные усилия его не пропали даром: в 187 г. он низверг могущественный клан Сципионов, проведя через позорные судебные разбирательства братьев Публия Сципиона Африканского и Луция Сципиона Азиатского, победителей Ганнибала и Антиоха; в 184 г., будучи цензором, изгнал из курии нескольких знатных сенаторов. На протяжении всей своей жизни он боролся за подчинение высшей исполнительной власти - этой вотчины нобилитета - коллективному контролю сената; по его ини­циативе или при его участии был пресечен рост экстраординар­ных командований, запрещено повторное исполнение консулата, установлена возрастная и порядковая «лестница магистратур», усилился контроль государства за распределением военной добычи, начались судебные преследования жестоких и алчных наместников заморских провинций.

В конечном счете Катон добился временного оздоровления государства, не посягая на глубинные основы римской олигархи­ческой системы. В древней традиции он выступает как «добрый муж» и любимец сенаторского сословия, т.е. как антипод демагога и революционера. Он никогда не был народным трибуном, никогда не противопоставлял авторитет Народного Собрания воле сената. В мирную эпоху, наступившую после Ганнибаловой войны, Катон Цензор оказался первым «парламентским» оппонентом правящей олигархии. Лет через 20 после его смерти началось широкое де­мократическое движение, направленное против столичной знати и связанных с нею местных магнатов италийских городов. Растянув­шись на 100 лет, видоизменяясь по форме и содержанию, пройдя через ужасы нескольких гражданских войн, оно завершилось кру­шением Римской олигархической республики.

Во времена Катона обозначилась не только политическая, но и культурная рознь между именитой верхушкой римского общест­ва и массой простых, сенатских и всаднических семей. Римская знать издревле впитывала культурные веяния, шедшие с юга Ита­лии, из городов Великой Греции. Когда Рим наложил руку на этот островок эллинской цивилизации (середина III в.), греческий язык и литература в свою очередь завоевали римский высший свет. Знат­ные сверстники Катона с детства писали и говорили на языке, самого просвещенного народа земного круга, их поколение выдвину­ло первую плеяду знаменитых филэллинов - поклонников и покрови­телей греческого мира. В аристократические семьи рубежа III-II вв. до н.э. внедрялись греческие учителя грамматики, риторики и философии, более того - иноземные конюхи, псари и ловчие. Золо­тая молодежь, воспитанная иностранными педагогами, увлекалась не только высоким наследием эллинского духа, но и «греческим образом жизни»: в моду входили застольные товарищества, доро­гие любовницы, комфорт, изысканные яства, экзотические одеяния; вслед за новыми нравами являлись новые пороки - погоня за день­гами, мотовство, разврат, упадок воинской доблести.

За несколько лет до появления на свет Катона родилась ар­хаическая, подражательная римская литература, копировавшая эл­линистические образцы. Серьезнейший жанр ее, историографию, развивали консулы и сенаторы римского народа, первые высокопо­ставленные латинские прозаики, писавшие на привычном им с дет­ства греческом языке - международном языке образованной публи­ки того времени. Латинский язык начала II в., едва освоивший простые стихотворные размеры, казался неприспособленным для ри­торического повествования или выражения ученых понятий.

Катон воспитывался в среде муниципальных италийских по­мещиков, учивших своих детей не греческому языку, а письму, счету и навыкам рачительных хозяев сельских усадеб. Деревенская простота этого общества возмещалась крепостью его нравственных устоев: вдали от роскошной столицы долго сохраняли свою силу идеалы бережливости, честности, трудолюбия, почитались добрые семейные нравы. Отношение почтенных «землепашцев» к рафиниро­ванной иноязычной знати выливалось в сложную смесь почтения и отчуждения; образы римского муниципала и нобиля можно про­чувствовать, сопоставив для сравнения фигуры европеизированного русского дворянина и замоскворецкого купца прошлого века.

Энергичный сын тускуланского всадника вторгся в высшие столичные сферы как передовой идеолог италийских городков. И принципы его политики, и суровая цензура в духе предков, одоб­ренная большинством римского народа, уходили корнями в родную почву старого латинского захолустья. Вместе с тем живая и талантливая натура Катона усваивала и новые ценности широкого мира. На склоне лет честолюбивый Порций усердно занимался са­мообразованием, нагоняя в знании своих знатных соперников. В зрелом возрасте он выучил греческий язык, чтобы познакомиться с общественно-полезными жанрами литературы - историографией и риторикой. Главными учителями его стали Фукидид и Демосфен, главной целью занятий - патриотическое и творческое, несколько наивное соревнование с гениями Эллады. После цезуры на шестом десятке лет писал он практические трактаты по сельскому хозяй­ству, военному делу и праву (до наших дней дошли значительные отрывки из сочинения «О сельском хозяйстве»), собирал изречения великих мужей, составил сборник нравоучительных примеров и учеб­ную энциклопедию для сына (утерянные ныне труды). Первым из римских ораторов Катон начал публиковать свои речи, 150 из них попали в библиотеку Цицерона (до нас дошли около 250 фрагментов катоновских речей). Главным трудом самородного писателя считается историческое сочинение под названием «Начала», описанное в 3-ей главе непотовой биографии. Еще неуклюжее, как замечает Непот, по форме, оно открыло эпоху латинской нацио­нальной историографии: среднее поколение латинских анналистов (40-20-е гг. II в. до н.э.), сменившее грекоязычных предшественни­ков, перешло вслед за Катоном на латинский язык. Заслуживает внимания самобытнейшее построение катоновой Истории, не имею­щее аналогий в античной литературе: старый противник знати из­лагал события, опуская имена прославленных вождей, победы Рима преподносились читателю как деяния самого римского народа; начала римской истории он искал не в корнях города Рима, но в судьбах италийских городов, как бы предвидя будущее единое общество и единое государство в границах романизированной Италии.

Катон Старший умер в тот год, когда началась 3-я Пуничес­кая война, завершившаяся разрушением Карфагена (149 г. до н.э.). Римляне считали, что именно с этого времени, после гибели гроз­ного внешнего врага, в покое и безопасности умножились внутрен­ние болезни их государства. Тит Помпоний Аттик, родившийся через 40 лет после смерти Катона (109 г. до н.э.), видел зрелые плоды тех политических «начал», которые едва обозначились в эпоху вели­кого Цензора. Его поколение прошло через ряд трагических общест­венных потрясений, составляющих основной фон непотова жизне­описания. Еще раз заметим, что друг и биограф Аттика почти за­бывает о писательской деятельности своего героя, увлекаясь прослав­лением его добродетелей, среди которых выделена одна черта: по­следовательное уклонение Аттика от участия в «роковых пирах исто­рии». Поэтому читатель Непота должен иметь представление о политических бурях поздней Республики, перед которыми старатель­но закрывал дверь своего дома ученый римский всадник.

В юности Аттик был очевидцем гражданской войны между сулланцами и марианцами (или циннанцами), во время которой, состоятельные классы Италии в первый и последний раз в истории Ри­ма восстали против олигархического нобилитета с оружием в руках (88-82 гг. до н.э.). Кровопролитию предшествовал партийный спор о кандидатуре командующего, назначенного для войны с понтийским царем Митридатом: в 88 г. народный трибун П. Сульпиций Руф, родственник Аттика, предложил заменить командированного на Восток консула-аристократа Суллу прославленным полководцем Марием - «новым человеком», глубоко обиженным на травившую его знать; одновременно под прикрытием популярного имени народу была предложена серия демократических реформ. В ответ на вотум Народного Собрания о смене командующего, стоявшая на юге армия Суллы совершила небывалый поход на Рим для восстановления «порядка». Сульпиций и ближайшие его сторонники, объявленные вне закона, погибли; Марий едва спасся бегством. После отбытия Суллы на Восток началась настоящая гражданская война.

Вытесненные из Рима демократы объединились вокруг бегле­ца Мария и мятежного консула 87 г. Цинны, призвавших к оружию всех противников олигархического нобилитета. На зов откликнулись города Италии, только что завоевавшие статус римского граж­данства в двухлетней Союзнической войне (90-88 гг.), но искус­ственно ущемленные столичной аристократией в осуществлении сво­их гражданских прав. На сторону Мария и Цинны встали тысячи «новых граждан», либеральные семьи старых колоний и муниципий, большая часть всаднического сословия, многие сенаторы. Отряды Италии, слившиеся под стенами столицы в большую армию, заняли Рим в конце 87 г. В те дни знатное имя почти неминуемо навлекало на его обладателя смерть; масса аристократов бежала за море в лагерь Суллы; уцелевшие от погрома нобили сидели в сенате, не раскрывая рта, многие из них погибли во время второй волны репрессий, прокатившейся уже после смерти Мария и Цинны накану­не падения демократического правительства (82 г.).

Аттик уехал в Грецию где-то в начале «мятежа.Цинны». В его отсутствие в течение четырех лет (86-82 гг.) в Риме властво­вали всадники и «новые люди», а на Востоке успешно сражалось с Митридатом войско Суллы, штаб которого стал прибежищем ари­стократической эмиграции. Весной 83 г. победоносная восточная армия высадилась в южноиталийском порту Брундизии. Профессио­нальные солдаты, преданные щедрому полководцу, скрестили оружие с ополчениями всей Италии, сплотившейся вокруг революционно­го правительства Рима. На исходе двухлетней кампании, после ряда тяжелых сражений и осад, Сулла стал хозяином положения: 1 ноября 82 г. он выиграл последний бой у Коллинских ворот Рима и уже через несколько дней принял звание диктатора для реставрации власти и привилегий возвращенной в столицу знати. Месть торже­ствующей олигархии вылилась в очередной террор, далеко превзо­шедший зверства марианцев; карательные отряды диктатора осно­вательно почистили сенат (около 90 жертв только в Риме), выре­зали цвет столичного всадничества, залили кровью города Италии, расправляясь с виднейшими муниципальными семьями, чьи сыновья командовали отрядами демократических ополчений. На фоне этих событий своевременное бегство Аттика от политики может показаться вполне эгоистическим маневром, но именно в те годы беспартийная позиция его имела под собой более глубокое основание, чем когда бы то ни было: политический раскол прошел тогда внутри социально однородной среды помещиков-рабовладельцев, разведя бывших дру­зей и родственников. Образно говоря, джентри восстали против лордов. Сверстник и друг Аттика Цицерон оплакивал гибель «свето­чей отечества» на стороне той и другой партии, с ужасом поминая как террор демократических вождей, так и кровавые проскрипции Суллы.

Старая олигархия, возрожденная лишь с помощью меча и стра­ха, торжествовала недолго, вскоре после отставки и смерти дикта­тора (79-78 г-,) власть снова начала медленно ускользать из ее рук. В 70-60-е гг. римское общество возвратилось к традициям свобод­ных политических дискуссий, вновь зазвучали критические речи народных трибунов, нападавших на знать и отдельных ее предста­вителей, отменялись или игнорировались законы покойного диктато­ра, подпиравшие прогнивший режим.

Аттик вернулся на родину в 65 г., в конце этой последней либеральной оттепели Римской республики, когда «почтенные» противники нобилитета, навсегда отученные Суллой лезть в драку, вели мирные политические кампании по поводу отдельных законо­проектов и кандидатур. И консервативные, и фрондирующие круги, в которых вращался богатый римский всадник, больше всего на свете боялись повторения гражданской войны и анархии, а между тем уже с конца 60-х гг. ощущались толчки надвигающейся револю­ционной стихии. Первым всплеском зреющей гражданской смуты стал заговор Катилины (63 г.), представлявший собой авантюрную попытку государственного переворота, предпринятую компанией полууголовных элементов, в которой преобладали разорившаяся «золотая молодежь» и ветераны Суллы. Этот провалившийся «бунт подонков», не имевший под собой серьезной политической програм­мы, явился грозным знамением болезненного состояния государ­ства. В 60 г. возник негласный союз двух видных полковод­цев и крупнейшего банкира (Цезарь - Помпеи - Красе) - запахло военной диктатурой. С начала 50-х гг. в политическую борьбу втянулся простой народ, римское общество начало вновь скатываться в пучину анархии: действовали клубы столичного плебса, имевшие свои боевые отряды, партийные вожди окружали себя вооруженными клиентами и гладиаторами; кровавые потасовки в Народном Соб­рании, бои на улицах и дорогах стали повседневным явлением рим­ской жизни. Главными возмутителями спокойствия выступали уже не почтенные муниципалы и всадники, но деклассированные предво­дители городской черни и честолюбивые генералы, готовые бросить в свалку политической борьбы жадных и хладнокровных солдат.

Одной из первых жертв плебейской демократии стал люби­мейший друг Аттика Цицерон - «новый человек», консул 63 г., прославившийся подавлением заговора Катилины. Через несколько лет, когда на улицах Рима воцарились шайки народного трибуна Публия Клодия, великому оратору пришлось уйти в изгнание по обвинению в незаконной казни римских граждан. 17 месяцев Цице­рон томился в Македонии и Греции, отчаянно тоскуя по родине и близким; дом его в столице был сожжен, загородные усадьбы раз­граблены. В это время Аттик не только помог другу деньгами, как сообщает Непот, но и способствовал его возвращению в Италию усердными ходатайствами перед влиятельными гражданами, прежде всего перед Цезарем и Помпеем.

На исходе 50-х гг. началась вторая (после мятежа Мария и Цинны) гражданская война, которую Непот называет «Цезаревой». События разворачивались как столкновение двух полководцев - Цезаря и Помпея; победителем, как и встарь, оказался тот вождь, за которым пошла Италия. 10 января 49 г. проконсул Галльских провинций Г. Юлий Цезарь, перейдя р. Рубикон, границу северного наместничества, двинул свои отряды на Рим. Предлогом для похода служила месть за попранные права народных трибунов, на деле Цезарь вступил в решительный бой со своими политическими противниками, грозившими ему отставкой и судом, по сути же легио­ны его выступили для окончательного сокрушения отжившей олигар­хической системы. А поскольку правящая клика была предана тра­дициям старого Рима, проявляя неизменную враждебность к «новым гражданам» всеиталийского государства, образовавшегося несколь­ко десятилетий назад, города Италии, вставшие в свое время на сто­рону демократических вождей Мария и Цинны, и на этот раз добро­вольно открыли ворота перед полководцем, считавшимся наслед­ником марианской партии. Ввиду триумфального продвижения Цеза­ря по Италии, Помпеи, возглавлявший силы олигархического пра­вительства, спешно эмигрировал в Грецию, увлекая за собой и принципиальных сторонников нобилитета, и благонамеренных обыва­телей, страшившихся повторения демократического террора, и при­верженцев республиканской свободы, которым ненавистен был образ любого грядущего царя, диктатора или тирана. Сражения Цезаревой гражданской войны (49-45 гг.) разыгрались в провинциях, решающая битва между Цезарем и Помпеем, произошедшая 6 июня 48 г. при фессалийском Фарсале, закончилась полным разгромом помпеянцев.

В лице командиров-республиканцев потерпела поражение преж­де всего аристократическая клика, готовившая восстановление ста­рых порядков, сулившая суровое наказание отпавшей к узурпатору Италии. Вместе с нею к последнему рубежу своего существования подошла и Римская республика, сложившаяся и процветавшая как государство нобилитета. В течение нескольких лет после победы при Фарсале Цезарь расширял свои полномочия, продвигаясь от вре­менной к пожизненной диктатуре и далее, видимо, к царской диаде­ме. 15 марта 44 г. кинжалы заговорщиков оборвали честолюбивые замыслы «вечного диктатора». Среди убийц Цезаря преобла­дали уже не олигархи, но защитники республиканской свободы; из рядов его приверженцев выдвинулись борцы за единоличную власть.

Находясь в гуще событий, развивавшихся в сторону третьей гражданской войны, Аттик сохранял непреклонное отвращение к по­литике. В то время как многие столичные всадники сражались на стороне Помпея, а затем поддержали тираноубийц Брута и Кассия, он решительно отстранился от дела республиканской партии, ко­торую возглавляли самые близкие ему люди - Брут и Цицерон. Один из ярких эпизодов его нейтралитета приходится на весну или ле­то 44 г., когда в Риме накапливала силы Цезарианская партия во главе с консулом Антонием, а в портовом латинском городке Анции строили планы спасения государства, вытесненные из столицы убийцы Цезаря. Аттик отказался тогда возглавить кампанию по сбору средств в помощь Бруту и Кассию - и не прогадал: уже в ав­густе бывшие заговорщики были вынуждены эмигрировать в восточ­ные провинции.

Второе проявление «божественной», как выражается Непот, предусмотрительности Аттика приходится на весну 43 г.

Марк Антоний на исходе своего консульства сделал попытку водвориться в качестве наместника в Цизальпийской Галлии (се­верная Италия) - в той самой ближайшей к Риму провинции, откуда в 49 г. двинулся на Италию Цезарь. Наместник северной области Децим Брут, отказавшийся признать «перемену провинций», затво­рился в Мутине. С января 43 г. началась короткая Мутинская вой­на, оказавшаяся прологом к третьей гражданской войне, которая превратилась в агонию Республики. Легионы Антония осадили Мутину. На помощь осажденным выступили консулы 43 г. Гирций и Панса, ставшие на сторону сенатско-республиканской партии. Третье правительственное войско, состоявшее в основном из ветеранов Цезаря, вел популярный среди солдат двадцатилетний Гай Юлий Цезарь Октавиан, внучатый племянник покойного диктатора, его приемный сын и наследник, спешно облеченный званием претора. Вслед уходящим легионам гремели страстные речи Цицерона (14 знаменитых «филиппик»), обличающие пороки и царские вожделения Марка Антония.

Два апрельских сражения близ Мутины кончились поражением «мятежника». Оба консула заплатили за победу жизнью, зато опас­нейший враг Республики покинул Италию, уводя остатки своего по­следнего легиона за Альпы, в неизвестность, как многие думали - в небытие. В это время многочисленные враги Антония ополчились в Риме против его друзей и родственников; один только Аттик, ко всеобщему недоумению, помогал жене и близким объявленного вне закона беглеца деньгами и участием. Несколько месяцев спустя обстоятельства переменились таким образом, что милосердие римско­го всадника оказалось дальновиднее любого расчета. Уже в конце мая наместник Нарбонской Галлии (южная Франция, Прованс) М. Эмилий Лепид, державшийся вначале нейтралитета, объединил свои силы с отступившим в его владения Антонием. Одновременно сенат имел неосторожность поссориться с Октавианом, отказав ему в досрочном консульстве. В результате в августе 43 г. 8 легионов юного Цезаря заняли беззащитный Рим, а в ноябре под давлением солдат произошло полное примирение и объединение трех вождей: Антония и Лепида - бывших соратников Цезаря и Октавиана - «сына» диктатора. Официально ведущее их положение в государстве было оформлено в виде особой магистратуры «трех мужей, назна­ченных для восстановления государства» (триумвират). Первым де­лом триумвиров стала новая проскрипция - письменный указ об избиении без суда и следствия граждан, объявленных вне зако­на. Среди жертв этого страшнейшего в истории Рима террора ока­зались политические противники цезарианцев, личные враги триум­виров, просто богатые обыватели, привлекшие к себе внимание своим состоянием. Сам Аттик, как видно из рассказа Непота, не­смотря на услуги семье Антония, едва спасся во время массовых убийств, став очевидцем гибели своих друзей: в декабре 43 г. на рострах была выставлена голова казненного Цицерона, осенью 42 г. Рим внимал вести о поражении республиканской армии при Филиппах (Македония), о гибели Брута и Кассия.

На глазах Аттика произошел раздел Римской державы между триумвирами; в течение последних 10-ти лет его жизни сохраня­лось противостояние двух главных хозяев римского мира: Цезаря Октавиана - повелителя Запада, и Марка Антония - владыки вос­точных провинций. В этот период были разгромлены силы последне­го «спасителя республики» - Секста Помпея, сына Помпея Велико­го, создавшего своего рода пиратскую державу в Сицилии (36 г.); произошла отставка Лепида, примкнувшего к безнадежному делу Помпея; далеко на Востоке разыгрался роман Антония и Клеопатры; после временных смут, вызванных переделом земель в пользу ветег ранов, укрепилась власть молодого Цезаря в Италии.

Двоевластие Октавиана и Антония нарушилось в год смерти Аттика (32 г. до н.э.). За разрывом отношений последовала заклю­чительная междоусобная война, окончившаяся гибелью Антония и Клеопатры (30 г. до н.э.). 13 января 27 г. до н.э. на новогоднем сенатском заседании победоносный наследник Цезаря был провозглашен первым гражданином (принцепсом) и верховным полко­водцем (проконсулом, императором) «возрожденной республики». Принятое им тогда же имя Августа, т. е. Священного, симво­лизировало наступление новой эры - эпохи императорского Рима. Хотя Аттик не дожил до формального учреждения нового строя, последние годы его протекали под властью единственного владыки Италии и Рима, чье имя Непот поминает уже с благогове­нием подданного. В этот предимперский период вызревала офи­циальная идеология будущего Августова века с ее главным лозунгом возрождения здоровых порядков и нравов старины. Сверху насажда­лась мода на изучение отеческих древностей, перекликавшаяся с антикварными увлечениями римского общества конца Республики. Аттику, как всегда, везло: литературные интересы его, связанные с изысканиями в области древней римской истории, как нельзя более отвечали запросам новой эпохи.

Общее состояние римской литературы 1-го в. до н.э. очер­чено во вступительной статье, посвященной творчеству Непота. Как мы уже отмечали, Аттик не был профессиональным литера­тором. Хотя Непот и поместил его жизнеописание в книге, объе­динявшей биографии писателей, литературной деятельности Аттика он уделил всего одну, 18 главу, в которой бегло поминаются все его немногие произведения: книга Анналов - краткий курс римский ис­тории, содержавший, видимо, точный, но сухой перечень магистра­тов, законов, войн; таблицы и книги по генеалогии знатных родов; стихотворные подписи под портретами знаменитых мужей; греко-язычное сочинение о консульстве Цицерона. Занимая скромное место в ряду творцов, Аттик был видным представителем славного племени эрудитов, архивариусов и просветителей, исполняющих роль собирателей и хранителей культурных ценностей. Друзья уважали не столько его книги, сколько обширные познания. Судя по письмам Цицерона, историки обращались к нему за справками. Славилось «домашнее издательство» Аттика, укомплектованное вышколенными переписчиками книг. Великий памятник его организаторских спо­собностей - дошедшие до нас сочинения Цицерона, размноженные трудами его искусных рабов.

В историю литературы Аттик вошел главным образом как не­разлучный спутник жизни и творчества Цицерона. Свидетельством глубокого духовного родства этих людей служат сочинения великого оратора, многократно запечатлевшие имя его любимого друга, и 16 книг его писем, адресованных Аттику. В этой связи особую ценность имеет нравственный портрет ученого всадника,- тщательно выписанный биографом-современником. И вне контекста римской истории выразительный образ, созданный Непотом, волнует чи­тателя, побуждая его к спору о силе или слабости своеобразной жизненной позиции Тита Помпония Аттика.

(Н. Н Трухина).