XXV Т. ПОМПОНИЙ АТТИК

1. Т. Помпоний Аттик происходил из древнейшего римского рода и навсегда сохранил за собой всадническое звание, унасле­дованное от предков (Всадники - второе, после сенатского, сословие в Римском государстве. Обладатели ценза в 400 тыс. сестерциев или 400 югеров (100 га) земли. Имели отличительные знаки достоинства, сходные с сенатскими: тунику с красными продольными полосами, золотое кольцо. Из всех граждан только всадники имели право занимать офицерские посты и претендовать на комициальные (вручаемые Народным Собранием, комициями) должности. Низшая из ко-мициальных магистратур - квестура открывала им доступ в сенат, поэтому всадническое сословие именовалось «рассадником сената». В массе своей оно состояло из богатых помещиков-рабовладельцев, составлявших цвет муниципального общества; многие всадники имели дополнительные доходы от торговых и денежных операций, наименее почтенная и наиболее богатая часть сословия входила в касту государственных откупщиков - публиканов). Отец у него был любящий, по тем време­нам богатый и чрезвычайно приверженный к науке» Увлекаясь книгами, он сам обучил сына тем предметам, которые полагается знать ребенку. А мальчик, помимо природной сообразительности, обладал необыкновенно красивым голосом и приятною речью, так что не только быстро воспринимал то, чему его учили, но и вели­колепно говорил сам. Поэтому еще в детстве он был знаменит среди сверстников и так блистал среди них, что благородные однокашники не могли снести этого равнодушно. Так, прилежанием своим подхлестывал он других товарищей, в числе которых были Л. Торкват, Г. Марий-сын и М. Цицерон (М. Тулий Цицерон - знаменитейший оратор, «либерал», консул 63 г. Гай Марий - сын великого полководца, вождь демократической партии, консул 82 г.; Л. Манлий Торкват - отпрыск знатного рода, консерватор, консул 65 г. Нужно подчеркнуть, что в частной жизни сыновья всадников и нобилей вращались в одном кругу. В середине I в. до н. э., в отличие от катоновских времен, образовательный ценз всадников не уступал нормам аристократических семей). Общаясь с ним, они настолько подпали под его обаяние, что впоследствии никто и никогда не был им дороже его.

2. Отец его умер рано, а сам юноша, будучи родственником П. Сульпиция, убитого в должности народного трибуна, подвергся опасности из-за этого родства; дело в том, что Аниция, двоюродная сестра Помпония, была замужем за Сервием, братом Сульпиция. И вот после убийства Сульпиция, глядя на государство, потрясенное мятежом Цинны, и понимая, что при гражданском раздоре, когда одни сочувствовали сулланцам, а другие - циннанцам, невозможно ему в его звании жить, не ссорясь с той или другой партией, он решил, что настало подходящее время предаться любимым занятиям, и уехал в Афины (О мятеже Сульпиция, Мария и Цинны (88-86 гг.) см. вступительную статью к жизнеописаниям римских историков. Именно Афины дали Титу Помпонию устойчивое прозвище - Аттик). Несмотря на это, он помог по мере сил молодому Марию, объявленному вне закона, снабдив его деньгами при бегстве (Марий Младший погиб в год своего консульства, обороняясь в осажденном Суллой Пренесте. Печально прославился жестоким избиением знати, учиненным в компании с претором Дамасиппом под занавес «демократического» правления. Имел репутацию «любимца Венеры». Марий Младший вошел в кружок Аттика и Цицерона, видимо, вследствие, родства земляков-арпинцев - Туллиев Цицеронов и Мариев; бабка Цицерона Гратидия принадлежала к семье, породнившейся с Мариями). А чтобы отъезд за рубеж не нанес вреда семейному имуществу, переправил туда же значительную часть своего состояния. Здесь он вел такой образ жизни, что заслужил горячую любовь всех афинян. Дело заключа­лось не только в обаянии, Присущем ему с юных лет, но и в том, что он с помощью своего достатка облегчал недостатки их казны. Когда у государства возникала необходимость сделать заем с ростом, но невозможно было найти приемлемых условий, он всегда предлагал свои услуги, причем так, что, с одной стороны, не требовал с них чрезмерных процентов, с другой - не терпел, чтобы выплату задерживали дольше оговоренного срока. Оба эти условия оборачивались для афинян во благо, ибо отказ от поблажек не­давал их долгу застареть, а постоянный процент - увеличиться. К этой услуге присовокупил он еще одно благодеяние, оделив всех граждан хлебом, так что на каждого человека пришлось по 6 модиев пшеницы (такая мера сыпучих тел называется в Афинах медимном) (Модий - 8, 7 л; медимн - около 52,5 л; т. е. 6 модиев соответствуют примерно одному медимну).

3. Держался он, по общему мнению, с низшими - по-товари­щески, с высшими - на равных. Поэтому афиняне воздавали ему всевозможные почести и горячо желали предоставить ему гражданские права, но он не захотел воспользоваться этой милостью. Некоторые объясняют его отказ тем, что принятие чужих прав влечет за собой потерю римского гражданства. Проживая в Афинах, он запретил воздвигать статуи в свою честь, а когда покинул их - не мог воспрепятствовать этому. Тогда афиняне поставили несколько статуй ему в Мидии (Имя Мидии не поддается удовлетворительному объяснению) в самых священных местах города, почитая его как исполнителя и вдохновителя всех своих государственных мероприятий. Итак, даром судьбы было то обстоятельство, что родился он в могущественнейшем городе, средоточии мировой власти, что там были и отечество его, и дом; мудрость же его проявилась в том, что, переселившись в самое древнее, человеколюбивое и просвещенное государство на свете, он стал там всеобщим любимцем.

4. Сулла, возвращаясь из Азии, заехал в Афины (Сулла заехал в Афины, возвращаясь с Митридатовой войны, во 2-ой поло­вине 84 г) и в течение всего пребывания там держал при себе Помпония, очаровав­шись изящными манерами и ученостью молодого человека. По-гречески он говорил как прирожденный афинянин, а латинская речь его звучала столь приятно, словно он пользовался природным, а не выработанным благозвучием. Так же безукоризненно читал он латинские и греческие стихи. Из-за этих достоинств Сулла не расставался с ними хотел увезти его с собою. В ответ на настойчивые уговоры Помпоний ответил: «Не зови меня в поход против тех, из-за кого я покинул Италию, дабы не поднять на тебя оружие». И Сулла, похвалив юношу за чувство долга, отъезжая, приказал отнести к нему все свои подарки, полученные в Афинах. Много «лет провел он в этом городе, заботясь о своем имуществе так, как это пристало рачительному главе дома, и посвящая свободное время или ученым занятиям, или государственным делам афинян. При этом он не ленился оказывать услуги друзьям в Риме, приезжал на их выборы и не оставлял их при более серьезных обстоятельствах. Например, он оказал несравненную поддержку Цицерону во всех его испытаниях, а когда тот бежал из отечества, подарил ему 250 тыс. сестерциев (О несчастиях Цицерона см. вступительную статью к жизнеописаниям римских историков. Они начались в 60 г., после воцарения в Риме «трехголового чудовища» (триумвират Цезаря, Помпея, Красса), когда оратор задел в своих речах Цезаря. Тот натравил на него вожака столичного плебса Клодия. В марте 58 г. был принят закон Клодия об изгнании магистратов, казнивших без суда и следствия римских граждан, направленный против действий Цицерона в 63 г. во время подавления заговора Каталины; второй закон запрещал предоставлять изгнаннику убежище на расстоянии ближе 500 миль от Италии. Полтора года провел Цицерон в Фессалонике и Диррахии. 4 августа 57 г., после длительной дипломатической кампании Аттика в сенате, центуриатные комиции проголосовали за возвращение Цицерона). По водворении на родине покоя он возвратился в Рим - думаю, что было это в консульство Л. Котты и Л. Торквата (Консульство Л. Аврелия Котты и Л. Манлия Торквата приходится на 65 г. до н. э). Все Афины вышли на его проводы, и горькие слезы граждан свидетельствовали о том, как они будут тосковать по нему.

5. Был у него дядюшка Кв. Цецилий, римский всадник, приятель Л. Лукулла (Л. Лициний Лукулл - консул 74 г. Знаменитый богач, один из столпов аристократической партии. Блестяще воевал против Митридата во время 3-й Митридатовой войны (74-66 г.), соперник Помпея в славе) богач с тяжелым характером. Грубость его он переносил столь уважительно, что человек этот, невыносимый для всех, до глубокой старости сохранил к нему нерушимое I благоволение. Почтительность принесла свои плоды, ибо Цецилий перед смертью усыновил племянника и оставил ему 3/4 своего наследства, с которого тот получил около 100 тыс. сестерциев. Сестра Аттика была замужем за Кв. Туллием Цицероном (Кв. Туллий Цицерон-младший брат оратора, эдил 66 г., претор 62 г., наместник провинции Азии в 61-59 гг.; в 50-х гг. служил легатом Цезаря в Галлии. Любовь и дружба связывали братьев Цицеронов на протяжении всей их жизни, исключение составляет временный разлад периода Цезаревых гражданских войн. Семейная жизнь Квинта о Помпонией, сестрой Аттика, не ладилась вследствие тяжелого характера обоих супругов; дело кончилось разводом на старости лет (44 г.). В, 43 г. Кв. Цицерон погиб вместе с сыном в Риме во время проскрипций второго триумвирата), а устроил этот брак М. Цицерон, закадычный друг Аттика со школьных лет, более близкий ему, чем Квинт; отношения их позволяют прийти к выводу, что в дружбе сходство характеров важнее родства. Близок он был также и с Кв. Гортензием (Кв. Гортензий Гортал (114-50 гг. до н.э.) - второй после Цицерона оратор Рима, популярнейший адвокат своего времени, консул 69 г., богач и консерватор, уклонявшийся, впрочем, от активной политической деятельности. Политические раз­ногласия и «дуэли» в судах не мешали личной дружбе Цицерона и Гортензия), занимавшим первое место среди ораторов того времени, и нельзя было понять, кто любит его больше - Цицерон или Гортензий. Ему удалось добиться самого трудного - того, что эти двое соперничая между собой в славе, не завидовали друг другу, а он служил связующим звеном между этими великими мужами.

6. Подвизаясь на гражданском поприще, он всегда и был и считался приверженцем партии оптиматов (Партия оптиматов здесь - партия нобилитета, превратившаяся в 40-е гг. в сенатско-республиканскую партию), но не погружался в общественные течения, полагая, что люди, окунувшиеся в эти дела, располагают собой не более, чем пловцы, носимые морскими волнами. Должностей он не искал, хотя легко мог получить их благодаря своему влиянию или положению; ведь было уже невозможно ни добиваться магистратуры по обычаю предков, ни получить ее без нарушения законов при распространившихся злоупотреблениях и подкупе, ни исполнять ее, не подвергаясь опасности при царящем в государстве падении нравов. Публичные торги он никогда не посещал и ни разу не выступал в качестве поручителя или откупщика. Никого не привлекал он к ответу от своего имени или вместе с другими обвинителями, никогда не искал защиты в суде и ни с кем не судился. Принимая поручения многих консулов и преторов, никого из них не сопровождал он в провинцию, удовлетворяясь оказанной честью и не заботясь о прибылях. Так, например, он не пожелал отправиться в Азию с Кв. Цицероном, хотя мог получить у него место легата, ибо считал, что стыдно ему, пренебрегшему претурой, быть нахлебником претора. Поступая таким образом, он сохранял не только достоинство свое, но и покой, избегая поводов к обвинениям. Такая щепетильность его была всем весьма по душе, ибо видели, что соблюдается она ради долга, а не из страха или расчета (В 6-ой гл. Непот перечисляет ряд непрестижных в среде почтенных граждан действий и занятий; покупка с торгов имущества осужденных, откуп, обвинения в суде, считавшиеся делом демагогов. Служба в провинции при штабе наместника, приносившая большие правые и неправые доходы, считалась вполне приличной для римского всадника; в этом случае Аттик проявлял особую аристократическую щепетильность).

7. Ему было около 60-ти лет, когда началась Цезарева гражданская война (О Цезаревой гражданской войне (49-45 гг. до н. э.) см. вступительную статью). Пользуясь преимуществом своего возраста, он никуда не уехал из города, друзей же своих, отправившихся к Помпею, снабдил всем, в чем они нуждались. Не обидел он и самого Помпея, дружески к нему расположенного, ибо не имел от него никакой корысти, в отличие от прочих приятелей, получавших из его рук почести или богатства; некоторые из этих людей неохотно присоединились к войску Помпея, а иные остались дома, нанеся ему тем самым тягчайшую обиду. Цезарю же миролюбие Аттика было настолько по душе, что после победы, письменно требуя у частных лиц денег, он не только не обеспокоил этого человека, но даже помиловал из уважения к нему сына его сестры и Кв. Цицерона, подвизавшегося в лагере Помпея. Так, старинные жизненные правила Аттика избавили его от бед­ствий нового времени.

8. Такой же тактики придерживался он и после убийства Цезаря, когда казалось, что государство находится во власти Брутов и Кассия, и было похоже, что все граждане приняли их сторону (Во главе тираноубийц стояли: М. Юний Брут (около 85-42 гг. до н. а) - сын Сервилии, бывшей возлюбленной Цезаря, племянник (по матери) Катона Младшего; Децим Юний Брут Альбин - соратник Цезаря на протяжении многих лет, наместник Цизальпийской Галлии в 44 г.; Г. Кассий Лонгин - талантливый офицер, успешно оборонявший Сирию от парфян после поражения римлян при Каррах, в 48 г.- начальник эскадры Помпея, после победы Цезаря - прощенный помпеянец и легат диктатора. Торжество Брута и Кассия было весьма условным. Через несколько дней после убийства Цезаря чернь Рима встала на сторону цезарианцев, в середине апреля тираноубийцы покинули столицу и странствовали по городам Италии, вербуя сторонников. Летом 44 г. к ним стекались их клиенты из италийских муниципиев, к Антонию в Рим - ветераны Цезаря. Соотношение сил складывалось так, что в конце августа Брут и Кассий покинули Италию, возложив надежду на силы провинций). С Марком Брутом у него были такие хорошие отношения, что этот молодой человек предпочитал старого Аттика всем своим сверстникам, так что тот занимал у него первое место и на пиру и в совете. И вот пришла кому-то в голову мысль, чтобы римские всадники учредили особую казну для убийц Цезаря. Полагали, что план этот легко осуществится, если столпы всаднического сословия внесут свои средства. Тогда Г. Флавий, приятель Брута, попросил Аттика возглавить это дело. Но тот, считавший, что следует оказывать друзьям только беспартийные услуги и всегда уклонявшийся от подобных замыслов, ответил: если Брут захочет воспользоваться его иму­ществом, то возьмет столько, сколько будет возможно из него взять; что до предложения, то он не станет ни обсуждать его, ни вступать с кем бы то ни было в соглашение. Так и распалась эта кампания единомышленников из-за того, что ее осудил один Аттик. Вскоре после этого победа начала клониться на сторону Антония, а Брут и Кассий, покинув свои провинции, данные им для вида консулом... при отчаянных обстоятельствах удалились в изгнание (Текст Непота здесь испорчен. Еще при жизни Цезаря Брут был назначен наместником Македонии, а Кассий - Сирии. В апреле 44 г. Антоний добился, чтобы сенат передал эти провинции консулам, т. е. ему самому и Долабелле; Бруту и Кассию назначили Крит и Киренаику. 3 июня был проведен новый закон о перемене провинций, по которому Антоний получил Цизальпийскую Галлию; в ноябре Македония была назначена брату его Гаю. Невзирая на все эти постановления, осенью 44 г. Брут и Кассий заняли Македонию и Сирию в явочном порядке. Власть Брута распространялась также на Иллирию и Эпир). И тут Аттик, отказавшийся примкнуть к тем, кто хотел предоставить деньги их партии в период ее процветания, теперь, когда сломленный духом Брут покидал Италию, послал ему в дар 100 тыс. сестерциев, заочно приказав выдать ему же в Эпире еще 300 тыс. Так, не заискивая перед усилившимся Антонием, не покинул он и тех, кто был на краю гибели.

9. Вслед за тем произошла Мутинская война (О Мутинской войне см. вступительную статью). Если я ска­жу, что в это время он вел себя благоразумно, то похвала моя окажется слишком слабой, ибо он явил поистине божественную прозорливость, если можно назвать таковой постоянное врожденное благомыслие, не изменяющее себе ни при каких обстоятельствах. Антоний был объявлен врагом отечества и покинул Италию, не имея никакой надежды на возвращение. Не только многочисленные и могущественные враги его, но и примкнувшие к ним гонители, надеявшиеся извлечь из травли Антония ту или иную пользу, преследовали его домочадцев, стремились дочиста ограбить жену его Фульвию, а детей были готовы даже убить. Аттик же, ближайший друг Цицерона и Брута, не только не присоединился к обидчикам Антония, но поступил противоположным образом, укрыв, по мере сил, его близких, бежавших из города, и оказав им помощь в их нуждах. Например, П. Волумния (П. Волумний Эвтрапел - командир армейского «рабочего» отряда (род инженерно-саперных войск), приятель и собутыльник Антония) он оделил столь щедро, что родной отец не мог бы дать ему большего. Самой же Фульвии, которая была завалена тяжбами и пребывала в великих тревогах, он столь Доброжелательно предложил свои услуги, что в суд она ходила только с ним, и он был поручителем во всех ее делах. А еще случилось так, что в благополучные времена она купила в рассрочку поместье, а после того, как разразилась беда, не могла занять денег, и тогда подоспел Аттик, давший ей заем без процентов и без расписки. Величайшим своим прибытком считал он возможность выказать себя человеком благодарным и заботливым, доказывая одновременно, что всегда дружит с людьми, а не с их удачей. И когда он совершал все эти поступки, никто не мог заподозрить, что он приноравливается к обстоятельствам, ибо никому не приходило в голову, что Антоний станет хозяином положения. Впрочем, некоторые оптиматы исподволь осуждали его за недостаточную, как им казалось, враждебность к дурным гражданам, он же предпочитал делать то, что считал нужным, а не то, за что его похвалят другие.

10. Вдруг судьба перевернулась. Когда Антоний возвратился в Италию, не было человека, который не счел бы, что Аттику грозит большая беда из-за дружбы его с Цицероном и Брутом. Поэтому незадолго до прибытия полководцев он покинул Форум, страшась проскрипции, и укрылся у П. Волумния, которому, как сказано выше, незадолго до того оказал помощь - так переменчивы были в то время обстоятельства, что сегодня одни, а завтра другие люди оказывались или на вершине счастья, или в пучине бедствий. При Аттике находился Кв. Геллий Кан, сберстник его, во всем на него похожий. В отношениях их тоже проявилась сердечность Аттика, ибо, познакомившись еще в школе, они неразлучно прожили всю жизнь, причем дружба их крепла до глубокой старости. Что до Антония, то он, люто ненавидя Цицерона, пылал враждою не только к нему, но и ко всем его друзьям, которых намеревался подвергнуть проскрипции; под­давшись, однако, уговорам многих защитников, принял во внимание услуги Аттика и, разведав его убежище, написал ему своею рукой, чтобы он, не страшась, тотчас явился к нему, так как он, Антоний, вычеркнул из проскрипционного списка как его, так и помилованного ради него Кана. А поскольку дело происходило ночью, он послал ему охрану, дабы не приключилось какой беды. Так, в случае величайшей опасности Аттик защитил не только себя, но и того, кто был ему всех дороже. Ни у кого не просил он помощи и для спасения себя одного, доказав, что не хочет иметь участи, отличной от судьбы друга. Итак, если всячески превозносят кормчего, спасшего корабль от шторма средь морских скал, то можно ли не оценить несравненное благоразумие того, кто сумел уцелеть в столь частых и тяжких гражданских бурях?

11. Избавившись от этих бед, он только и делал, что помо­гал многим по мере сил. Когда чернь, соблазненная наградами триумвиров, охотилась за проскрибированными, не было среди тех человека, который, добравшись до Эпира, испытал бы в чем-нибудь нужду или не получил бы разрешения задержаться там сколь угодно долго (В Эпире находились имения Аттика). А после битвы при Филиппах, когда погибли Г. Кассий и М. Брут, он начал опекать претория Л. Юлия Моцилла, сына его Авла Торквата и прочих их товарищей по несчастью, приказав доставлять им из Эпира на Самофракию все необходимое (Самофракия - остров в северных водах Эгейского моря, древний центр почитания Великих Богов - кабиров. Имел статус убежища). Трудно, да и не столь уж необходимо перечислять все его благодеяния. Мне хотелось бы только, чтобы все поняли; что щедрость его была постоянной и бескорыстной. Сами дела и обстоятельства свидетельствуют об этом, ибо не благополучным людям оказывал он услуги, но приходил на помощь несчастным. Например, о Сервилии, матери Брута (Сервилия - единоутробная сестра Катона Младшего, жена марианца Марка Брута, убитого в 77 г. в Цизальпийской Галлии по приказу Помпея, в молодости - возлюбленная Цезаря), он заботился после смерти сына нисколько не меньше, чем в счастливые ее времена. При таком великодушии он не нажил себе ни единого врага, поскольку сам никого не задевал, а если терпел от кого-нибудь обиду, то предпочитал забывать, а не мстить. Оказанные ему услуги он запоминал навсегда, а те, что оказывал сам, помнил до тех пор, пока сохранял благодарность тот, кто их принял. На нем как бы оправдывалась поговорка: нрав человека образует его судьбу. Впрочем, он образовывал скорее самого себя, чем свою судьбу, опасаясь заслужить какой-нибудь справедливый упрек.

12. Этими достоинствами своими он заслужил то, что М. Випсаний Агриппа, ближайший друг молодого Цезаря, имевший возможность заключить любой брак благодаря своему влиянию и цезареву могуществу, загорелся желанием породниться с Аттиком и предпочел дочь римского всадника более знатным невестам. Устроил эту свадьбу триумвир М. Антоний, глава государства (Молодой Цезарь (63 г. до н.э.- 14 г. н. э.) - Гай Октавий, внучатый племянник Цезаря (внук его сестры Юлии), усыновленный диктатором под именем Гая Юлия Цезаря Октавиана. С 30 г. - единоличный властитель Римской державы, с 27 г. - официально признанный «первый гражданин» (принцепс), получивший торжественное прозвище Августа («Священного»). Марк Випсаний Агриппа (63-12 гг. до н.э.) - ровесник и однокашник Октавиана, командовавший обычно войсками друга. Первым браком был женат на дочери Аттика Помпонии, вторым - на племяннице Августа Марцелле, третьим - на дочери принцепса Юлии. М. Антоний (около 83-30 гг. до н.э.) - родственник диктатора Цезаря по матери своей Юлии, ближайший его сподвижник, консул 44 г. После гибели диктатора - главный противник республиканской партии, с 43 г. - триумвир и наместник восточных провинций, любовник, а затем супруг египетской царицы Клеопатры. В 31-30 гг. Антоний и Клеопатра вели войну с Октавианом и покончили с собой при вторжении победоносного врага в Египет. Триумвират - союз трех генералов-цезарианцев - М. Антония, Г. Юлия Цезаря Октавиана и М. Эмилия Лепида, заключенный в ноябре 43 г. Был оформлен в виде чрезвычайной магистратуры для устроения Республики сроком на 5 лет. При разделе державы Октавиан получил Италию и западные провинции, Антоний - Восток, Лепид - Африку. Полномочия триумвиров были продлены в 37 г. после встречи их в Таренте. В 36 г. Октавиан лишил власти Лепида, игравшего в «союзе трех» второстепенную роль. Равновесие между Октавианом и Антонием продержалось до 32 г ). Используя влияние этого человека, Аттик мог бы увеличить свое состояние, но страсть к деньгам была ему совершенно чужда, и он обращался к Антонию лишь для того, чтобы просить за своих друзей, которым угрожали беды или убытки. Особенно все это проявилось во времена проскрипций. Например, однажды триумвиры, по заведенному тогда порядку, конфисковали имущество римского всадника Л. Сауфея, сверстника Аттика, который из любви к философии жил в Афинах, но обладал богатыми поместьями в Италии. Благодаря настойчивым хлопотам Аттика вышло так, что Сауфей одновременно получил известия и о потере и о возвращении своего имущества. Подобным же образом во время избиения всадников спас он Л. Юлия Калида, которого заочно внес в проскрипционный список П., Волумний, командир антониева саперного отряда, прельстившийся его огромными африканскими поместьями; о Калиде я осмеливаюсь с уверен­ностью утверждать, что после смерти Лукреция и Катулла это был первый поэт нашего времени и к тому же - благородный) и прекрасно образованный человек. Трудно теперь судить, чего больше - славы или труда - приносили Аттику эти хлопоты, ибо известно, когда дорогие ему люди попадали в беду, то о да­леких друзьях он заботился не меньше, чем о тех, кто был рядом.

13. Домохозяином этот человек был не менее хорошим, чем гражданином. Несмотря на богатство, покупал и строил он весьма умеренно, а жил при этом великолепно, имея все лучшее. Так, на Квиринале был у него Тамфилов дом (Квиринал - один из семи холмов Рима. Название дома Аттика происходит, видимо, от имени первых его владельцев - Бебиев Тамфилов, чья семья процветала в 80-х гг. II в. до н. э. Особняк стоял недалеко от храмов Квирина и Благополучия), доставшийся ему по наследству от дядюшки. Привлекательность его заключалась не в строении, а в парке. Само же здание, возведенное в древние времена, было скорее своеобразно, чем роскошно, и он ничего в нем не переменил, кроме того, что пришлось обновить по ветхости. Челядь у него была с точки зрения прока от нее - превосходная, а если судить по внешнему виду - едва посредственная; В нее входили высокообразованные рабы - чтецы и переписчики и даже слуги, сопровождавшие его на улице, все прекрасно умели читать и писать (Используя домашних рабов-переписчиков, Аттик занимался издательской деятельностью, в том числе публиковал Цицерона. Рабы-чтецы были обычной принадлежностью римского культурного дома. Чтение вслух, особенно за столом - характерная черта античного мира; пережиток этого обычая - чтения за монастырской трапезой). Равным образом замечательными умельцами были и другие мастера, обслуживавшие домашние нужды, причем среди них не было ни одного купленного раба, но только рожденные и воспитанные в доме, что свидетельствует не только о бережливости, но и о рачительности хозяина. Ведь бережливым почитается тот, кто не проявляет чрезмерной алчности к вещам, свойственной столь многим людям, а умение наживать добро скорее усердием, чем деньгами, присуще лишь весьма рачительным людям. Был он изящен без пышности, блистателен без расточительности, стремился к опрятности, а не к роскоши. Домашняя утварь его была немногочисленна и скромна, так что не казалась ни бедной, ни богатой. Не премину упомянуть также об одном обстоятельстве, хотя некоторым читателям оно покажется, наверно, незначительным: несмотря на то что он был видным римским всадником и довольно щедро приглашал к себе в гости представителей разных сословий, по расчетной книге его я знаю, что на месячные расходы он определял обычно не более 3 тыс. сестерциев. И утверждаю я это не по слухам, но по личному опыту, ибо, как друг, часто бывал причастен к его домашним заботам.

14. За трапезой его никто не слыхивал иного увеселения, кроме голоса чтеца, который кажется мне самым приятным развлечением. Ни одно застолье его не обходилось без какого-нибудь чтения, так что сотрапезники наслаждались и душой, и телом; а приглашал он тех гостей, чьи вкусы совпадали с его соб­ственными.

Ничего не изменил он в своих ежедневных привычках и образе жизни и тогда, когда состояние его значительно увеличилось. Не слишком блистая при 2 млн сестерциев, полученных от отца, не стал он роскошествовать сверх обыкновения и при 10 млн, придерживаясь в обоих случаях одного потолка. Не заводил он ни садов, ни пригородных дач, ни дорогих приморских вилл, имея в Италии всего две сельские усадьбы - Арретинскую и Номентанскую. Весь его денежный доход поступал от владений в Эпире и Риме. Отсюда видно, что деньги он тратил, как правило, не столько широко, сколько разумно.

15. Он никогда не лгал и не переносил лжи. Вообще любезность его не лишена была строгости, а суровость - снисходительности, так что трудно было понять, любят ли его друзья или, скорее, уважают. На просьбы отвечал он осторожно, полагая, что не щедрый, а легкомысленный обещает то, что не может исполнить. Дав же согласие, так старательно его соблюдал, словно занимался не чужим делом, а своим собственным. Взятыми на себя поручениями он не тяготился, связывая с ними свою добрую славу, которая была ему всего дороже. Вот почему занимался он делами и обоих Цицеронов, и Катона, и Кв. Гортензия, и Авла Торквата, а также многих римских всадников. Отсюда понятно, что государственных дел он избегал не по лености, но по убеждению.

16. Я не могу привести лучшего доказательства его высоких человеческих качеств, чем сославшись на то, что в юности он был милее всех старому Сулле, в старости - молодому М. Бруту, а со сверстниками своими Кв. Гортензием и М.Цицероном прожил так, что трудно было бы рассудить, с каким возрастом ладил он лучше всего. Впрочем, особенно любил его Цицерон, которому даже брат Квинт не был дороже и ближе Аттика. Об этом свидетельствуют не только изданные книги Цицерона, где он сам признается в этом, но и 16 томов писем к Аттику, написанных в период от консульства Цицерона до его последних лет. Кто их прочтет, тому не понадобится историческое повествование о тех временах (Переписка Цицерона с Аттиком дошла до наших дней). В них так подробно описаны политические страсти вождей, развращенность военачальников и перемены, происходившие в государстве, что все становится ясным. По ним легко можно понять, что мудрость есть, некое божественное откровение, ибо Цицерон предсказал не только то, что случилось при его жизни, но пророчески предугадал и то, что происходит сейчас.

17. Нужно ли много говорить о семейных добродетелях Аттика, если я сам слышал на похоронах его матери, умершей в 90-летнём возрасте, когда ему самому было 67 лет, как он с гордостью говорил, что ни разу не был с нею в размолвке и никогда не ссорился с сестрою, приходившейся ему почти ровесницей. Это значит, что либо между ними не было никаких обид, либо он очень снисходительно относился к своим близким, почитая за грех сердиться на тех, кого положено любить. Такое поведение его основывалось не только на характере, от которого все мы зависим, но и на убеждении. Ибо, знакомясь с учениями великих философов, он усваивал их не тщеславия ради, но для того, чтобы следовать им в жизни (Цицерон в своих сочинениях характеризовал Аттика как эпикурейца, из жизни герой Непота ушел добровольно как стоик (см. гл. 21) ).

18. Кроме того, он рьяно подражал нравам предков и был любителем старины, которую он тщательно изучил и описал в книге, посвященной порядку магистратур. Нет такого закона, или мирного договора, или войны, или славного подвига римского народа, которые бы не отмечались здесь в свой срок. В конце книги он поместил семейные родословия, требующие большого труда и позволяющие нам познакомиться с происхождением знаменитых мужей. Та же тема разработана им отдельно в других книгах, где по просьбе М. Брута перечислены все члены семейства Юниев от его начала до последних лет и отмечено по порядку, кто от кого родился, когда и какие магистратуры занимал. Точно так же по желанию Клавдия Марцелла представлена в них родословная Марцеллов, а по просьбе Корнелия Сципиона и Фабия Максима - генеалогия Фабиев и Эмилиев. Нет чтения более приятного для тех, кто увлекается изучением великих людей. Занимался он немного и поэзией - пожалуй, лишь для того, чтобы вкусить прелести стихотворства. Так, например, он воспевал в стихах граждан, превзошедших всех прочих римлян величием своих подвигов или высокими званиями, излагая под изображением каждого все их деяния и должности в 4-5 строках (Непот говорит здесь, во-первых, об Анналах Аттика - историческом сочинении, в котором кратко излагалась вся история Рима от начала города; во-вторых - об отдельных сочинениях по генеалогии знатных римских родов (названия их неизвестны); в-третьих - об изданных портретах знаменитых римлян со стихотвор­ными подписями. Такие же «Портреты» выпустил затем Варрон Реатинский - крупнейший знаток римской старины. Судя по письмам Цицерона, Аттик специально изучал списки римских магистратов). И еще у него есть одна книга о консульстве Цицерона, написанная по-гречески.

19. Рассказ мой, доведенный до этого места, был обнародован при жизни Аттика. А теперь, пережив его по воле рока, про­должу повествование дальше (Аттик умер в 32 г. до н. э. Непот переделывал свое сочинение около 29 г. до н. э) и наглядными примерами постара­юсь, по мере сил, убедить читателей, что именно нрав человека, как было замечено выше, определяет его судьбу. Так, например, мой герой, удовлетворявшийся званием всадника, в котором он родился, сделался родственником императора, сына Божественного, дружбу которого он приобрел еще до этого ничем иным, как своим утонченным образом жизни, завоевавшим ему ранее симпатии других столпов государства - не менее достойных, но менее удачливых, чем Цезарь. Ведь последнему выпало на долю такое счастье, словно судьба вручила ему все, отнятое сначала у других, одарив его тем, чего до сих пор не мог добиться ни один римский гражданин. Итак, у Аттика родилась внучка от Агриппы, за которого он выдал свою дочь-девицу. Этого едва годовалого ребенка Цезарь обручил с Тиб. Клавдием Нероном, сыном Друзиллы, своим пасынком. Такого рода союз упрочил их дружбу и сделал ее более тесной (Друзилла - жена Октавиана Августа Ливия, внучка народного трибуна 91 г. М. Ливия Друза. Внучка Аттика Агриппина была первой любимой женой будущего императора Тиберия, родила от него сына Друза Младшего. По династическим соображениям Август приказал расторгнуть этот брак, женив пасынка на своей дочери Юлии. Развод с Агриппиной нанес Тиберию неизлечимую душевную рану).

20. Впрочем, и до этой помолвки Цезарь, находясь вне Рима и отправляя письма кому-нибудь из близких, никогда не оставлял без весточки Аттика, сообщая ему о своих занятиях, о прочитанных интересных книгах, о том, где и сколько времени он пробудет; мало того, Даже когда он был в городе, но из-за нескончаемых дел не мог наслаждеться обществом Аттика столько, сколько ему хотелось, ни один день не проходил впустую без того, чтобы он не написал ему, то задавая какой-либо вопрос из истории, то ставя перед ним какую-нибудь поэтическую задачу и тут же шутливо выманивая его обстоятельные ответы. Благодаря этой переписке Цезарь по совету Аттика распорядился восстановить храм Юпитера Феретрийского на Капитолии, основанный Ромулом, который вследствие ветхости и запустения медленно разрушался под дырявой крышей. Не менее усердно снабжал Аттика письмами при разлуке и М. Антоний, постоянно славший ему вести о своих делах и заботах из самых отдаленных стран. Оценить это обстоятельство по заслугам может лишь тот, кто способен понять, сколько ума требуется для того, чтобы под­держивать добрые отношения с людьми, разделенными на самом высоком поприще не просто соперничеством, но той ожесточенной распрей, которая неизбежно должна была возникнуть между Цезарем и Антонием, поскольку, каждый из них стремился первенствовать не только в Риме, но и во всем мире (Переписка Аттика с Цезарем Октавианом и Антонием приходится на 30-е гг. I в. до н. э.- на период равновесия их сил, когда первый укреплял свою власть в западных провинциях и Италии, а второй, опираясь на союз с Клеопатрой, укоренялся в восточных провинциях. Разрыв между триумвирами произошел в год смерти Аттика).

21. Так прожил он 77 лет до глубокой старости, увеличивая не только достоинство свое, но также дружеские связи и благо­состояние, ибо многие оставляли ему наследство по одной единст­венной причине - ради его благородства. А здоровье его было настолько превосходно, что в течение 30 лет ему вовсе не приходи­лось лечиться. Вдруг обнаружилась болезнь, на которую сначала ни он сам, ни врачи не обратили внимания. Последние сочли, что у него запор, против которого имелись простые и действенные средства. Три месяца Аттик прожил без особых неприятностей, не считая тех, что происходили от лечения. Но внезапно болезнь со всей силой устремилась в низ живота, так что под конец в паху выступили гнойные язвы. Еще прежде, чем это случилось, Аттик, чувствуя, что боль с каждым днем усиливается и жар возрастает, приказал вызвать к себе зятя Агриппу и вместе с ним - Л. Корне­лия Бальба и Секста Педуцея (Корнелии Бальбы и Педуцеи - незнатные сенатские семьи, друзья Цицерона и Аттика в двух поколениях). Когда они пришли, он, приподняв­шись на локте, сказал: «Нечего много говорить о том, сколь усердно и основательно заботился я ныне о моем здоровье - вы сами тому свидетели. Усилия эти, надеюсь, доказали, что я перепробовал все возможные способы излечения и теперь мне остается придумать собственное средство. Не хочу скрыть от вас, что не намерен более кормить свою болезнь. Ведь пищею, принятой в эти дни, я продлевал жизнь, усиливая страдания без надежды на спасение. Итак, прошу вас, во-первых, одобрить мое решение, во-вторых - не пытаться понапрасну отговорить меня от него».

22. Все это он произнес таким спокойным голосом и с та­ким безмятежным видом, словно не из жизни уходил, а переезжал из дома в дом. Когда же Агриппа, плача и целуя его, стал про­сить и умолять чтобы он не торопил добровольно того, на что обрекает нас природа, но поберегся ради себя самого и своих близких, в надежде переждать беду и на сей раз, то Аттик превозмог мольбы зятя упорным молчанием. И вот после двух­дневного воздержания от пищи лихорадка вдруг спала и больному стало легче. Тем не менее от решения своего он не отступился и на пятый день после того, как принял его, скончался. Произошло это накануне апрельских календ, в консульство Гн. Домиция и Г. Сосия (32 г. до н. э). Погребальные носилки вынесли из дома, как велел,- без всякой похоронной пышности; сопровождали их все почтенные люди при большом стечении простого народа. Похоронен он при Аппиевой дороге, у пятого милевого столба, в гробнице дяди его Кв. Цецилия (Гробницы в Италии располагались вдоль дорог).