С раннего утра 31-го, как обычно, начался артиллерийский обстрел всего района фермы. Корнилова снова просили переместить штаб, он ответил!
-Теперь уже не стоит, завтра штурм.
Перебросились с Корниловым несколькими незначительными фразами - я не чувствовал тогда, что она будут последними...
Я вышел к восточному краю усадьбы взглянуть на поле боя; там тихо; в цепях не слышно огня, не заметно движения войска. Сел на берегу возле фермы. Весеннее солнце стало ярче и теплее; дышит паром земля; внизу, под отвесным обрывом, тихо и лениво течет Кубань; через голову то и дело проносятся со свистом гранаты, бороздят гладь воды, вздымаю» столбы брызг, играющих разноцветными переливами на солнце, и отбрасывают от места падения в сторону широкие круги.
Подсели два-три офицера. Но разговор не вяжется, колется побыть одному. В тиши - тягостное чувство, навеянное вчерашней беседой с Корниловым. Нельзя допустить непоправимого... Завтра мы с Романовским, которому я передал разговор с командующим, будем неотступно возле него...
Был восьмой час. Глухой удар в роще: заметались кони, зашевелились люди. Другой, совсем рядом -сухой и резкий...
Прошло несколько минут...
-Ваше превосходительство! Генерал Корнилов...
Предо мной стоит адъютант командующего подпоручик Долинский с перекошенным лицом и от сдавившей горло судороги не может произнести больше ни слова. Не нужно. Все понятно.
Генерал Корнилов был один в своей комнате, когда неприятельская граната пробила стену возле окна и ударилась об пол под столом, за которым он сидел: силой взрыва его подбросило, по-видимому, кверху и ударило о печку. В момент разрыва гранаты в дверях появился Долинский, которого отшвырнуло в сторону. Когда затем Казанович и Долинский вошли первыми в комнату, она была наполнена дымом, на полу лежал генерал Корнилов, покрытый обломками штукатурки и пылью. Он еще дышал... Кровь сочилась из небольшой ранки в виске и текла из пробитого правого бедра.
Долинский не докончил еще своей фразы, как к обрыву подошел Романовский и несколько офицеров. Принесли носилки, поставили возле меня. Он лежал на них беспомощно и неподвижно. Я наклонился к нему. Дыхание становилось все тише, тише и угасло.
Сдерживая рыдания, приник к холодеющей руке почившего вождя...
Неприятельская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного ( При отступлении Добровольческой армия Корнилов в Неженцев были тайно похоронены на пустыре за немецкой колонией Гначбау (50 верст севернее Екатеринодара). Когда утром советские части заняли колонию, место захоронения было найдено, трупы вырыты, отвезены в Екатерииодар и сожжены, пепел развеян за городом ).
Вначале смерть главнокомандующего хотели скрыть от армии до вечера. Напрасные старания: весть разнеслась, словно по внушению. Казалось, что самый воздух напоен чем-то жутким и тревожным и что там, в окопах, еще не знают, но уже чувствуют, что свершилось роковое.
Скоро узнали все. Впечатление потрясающее. Люди плакали навзрыд, говорили между собой шепотом, как будто между ними незримо присутствовал властитель их дум. В нем, как в фокусе, сосредоточилось ведь sees идея борьбы, вера в победу, надежда на спасение. И когда его не стало, в сердца храбрых начали закрадываться страх и мучительное сомнение. Ползли слухи, один другого тревожнее, о новых большевистских силах, окружающих армию со всех сторон, о неизбежности плена и гибели.
«Конец всему!». В этой фразе, которая срывалась с уст не только малодушных, но и многих твердых людей, соединились все разнородные чувства и побуждения их: беспредельная горечь потери, сожаление о погибшем, казалось, деле и у иных - животный страх за свою собственную жизнь.
Корабль как будто шел ко дну, и в моральных низах армия уже зловещим шепотом говорила е том, как его покинуть. Было или казалось только» но многие верили, что враг знал уже о роковом событии; чудилось им за боевой линией какое-то необычайное оживление, а в атаках в передвижениях большевиков видели подтверждение своих догадок. Словно таинственные флюиды перенесли дыхание нашей скорби в окопы врагов, вызвав в них злорадство и смелость ( В 1918 г. командующим Добровольческой армией А. И. Деникиным для всех участников похода был учрежден «Знак отличия 1-го Кубанского похода». Знак представлял собой серебряный терновый венец, пронзенный снизу справа вверх налево серебряным мечом. Всего было зарегистрировано 3698 участников похода, награжденных этим знаком, из них генералов - 36, штаб-офицеров - 242, обер-офицеров - 2078, нижних чинов - 1067 (в том числе 437 кадет и юнкеров и 630 добровольцев), лиц медицинского персонала-148, чиновников - 66, гражданских лип, - 23. Чины 29 человек неизвестны. Среди награжденных -163 женшины).
Антон Иванович ДЕНИКИН
ПОХОД И СМЕВТЬ ГЕНЕРАЛА КОРНИЛОВА
Редактор Н. В. Передистый
Оформление Н. А. Фарбер
Художественный редактор 3. А. Лазаревич,
Технический редактор С. В. Волкова • - , • Корректоры Г. Л. Чеснокова, Н. В. Пустовойтова.
ИБ № 2127
Сдано в набор 9.03.89. Подписано в печать 30.05.89. Формат 84x108 '/аз- Бум. кн.-журн. Гарнитура литературная. Высокая печать. Усл. п. л. 5,88. УЧ.-ИЗД. л. 6,51. Тираж 100000. Заказ № 158Ь