ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ ФЕМИСТОКЛА

Еврибиад, бледный, озабоченный, обратился к военачальникам:

— Ксеркс собирает свой флот у Фалер. Надо готовиться к морской битве. Где мы дадим эту битву? Кто желает — сообщите свое мнение.

Фемистокл, уже заранее продумавший, как и где надо дать морской бой, предложил без колебаний:

— Морской бой надо дать здесь, у берегов Аттики, в Саламинском проливе.

И сразу начался спор. Громче и решительнее всех выступали пелопоннесцы и коринфяне, заботясь о своих городах.

— Аттика уже оставлена — зачем же нам защищать ее?

— Надо спешить к Истму и там дать бой! Надо защищать Пелопоннес, пока он еще принадлежит нам!

— Если мы проиграем битву здесь, у Саламина, то будем заперты на острове!

— Да! И без всякой надежды на спасение. А с Истма мы еще можем спастись — уйдем в свои города и укрепимся там!

Фемистокл, слушая это, не знал, выдержит ли его сердце. Все отступились от афинской земли. Отступились от святилища всей Эллады — афинского Акрополя. Афинские корабли должны уйти к Истму и защищать Пелопоннес, покинув Аттику на произвол врага!

Фемистокл был в отчаянии.

— Но если мы уведем корабли от Саламина, то погибнут все афинские семьи, которые укрылись на острове! Неужели вы пойдете и на это?

В Собрание, расталкивая военачальников, ворвался какой-то человек, бледный, растерянный, в одном хитоне.

— Персы уже в Афинах! — крикнул он охрипшим голосом. — Они жгут Акрополь!

Военачальники вскочили со своих мест. Каждый кричал свое:

— Боги отступились от нас!

— К Истму! Скорей к Истму!

Некоторые из пелопоннесцев не стали ждать, пока вынесут решение, и бросились к своим кораблям, спеша поднять якоря.

Фемистокл еще пытался убедить союзников:

— Поймите, что, защищая Аттику, мы защитим и всю Элладу! Ведь только здесь, у Саламина, в узких проливах, мы можем выиграть битву! Мы знаем наш пролив, и подводные камни, и отмели, персы же их не знают. А у Истма, в открытом море, персы наверняка разобьют нас!

Но его уже никто не слушал. И сам Еврибиад отвернулся от него.

— Решено, — сказал Еврибиад, — дадим битву у Истма.

Многие корабли готовы были отплыть. И лишь наступившая ночь удержала их у Саламина.

С гневным сердцем и поникшей головой Фемистокл вернулся на свой корабль. Его красноречие не победило страха военачальников, его разумные доводы не дошли до их разума. Каждый стремится защитить именно свой город — и разве не по этой самой причине нынче гибнет Эллада?

Воины-афиняне следили за Фемистоклом тревожными глазами, когда он тяжелым шагом проходил мимо них. Афинский философ Мнесифил, который был на корабле Фемистокла, обратился к нему:

— Друг мой, Фемистокл, скажи, какое решение принято на Совете?

— Дать бой у Истма, — хмуро ответил Фемистокл. Мнесифил задумался.

— Если флот покинет Саламин, — сказал он, — то тебе, Фемистокл, больше не придется сражаться за родину. Ведь сейчас каждый военачальник бросится защищать свой родной город. И тогда никто на свете не сможет уже помешать эллинскому флоту рассеяться. Эллада погибнет от собственной глупости. Поэтому, если есть хоть какая-то возможность, иди, попытайся отменить это решение и убеди Еврибиада остаться здесь. Эллины должны держаться вместе!

Фемистокл поднял голову:

— Флот рассеется? Флот рассеется... Мнесифил, это так и будет — каждый за себя. И тогда нам уже никакой надежды на спасение... Именно это я и должен был сказать на Совете!

Фемистокл тотчас поднялся, чтобы идти к Еврибиаду.

Еврибиад удивился, увидев Фемистокла.

— Зачем ты здесь, Фемистокл?

— Я хочу обсудить с тобой одно общее дело, Еврибиад.

— Что ты хочешь мне сообщить?

— Я хочу убедить тебя остаться у Саламина.

— Ты опять? —закричал Еврибиад и, схватив палку, которой он, как полководец, наказывал нерадивых воинов, замахнулся на Фемистокла.

Фемистокл не уклонился от удара.

— Бей, — сказал он, — бей, но выслушай. Еврибиад с изумлением посмотрел на него. Кротость

Фемистокла обезоружила его. Он отбросил палку.

— Садись.

Фемистокл сел. Еврибиад сел рядом. И здесь, в тиши корабля, когда слова идут от сердца к сердцу, Фемистокл повторил Еврибиаду слова Мнесифила, что, если он позволит военачальникам увести корабли от Саламина, флот их рассеется, а потеряв флот, они все останутся перед врагом беззащитными...

— Прошу тебя, Еврибиад, собери еще раз военачальников и отмени принятое решение, которое погубит нас всех!

Страстная речь Фемистокла убедила Еврибиада. Утром, лишь засветила заря, он снова созвал Совет.

Фемистокл выступил сразу, не дожидаясь, пока Еврибиад объявит, почему созван Совет.

— Союзники! Не решайте так опрометчиво судьбу Эллады! Вдумайтесь...

— Фемистокл! — грубо прервал его коринфянин Адимант. — На состязаниях бьют палками тех, кто выбегает раньше, чем подадут знак!

— А тот, кто останется позади, не получает венка! — живо ответил Фемистокл.

И обратился к Еврибиаду. Но, чтобы не оскорбить союзников, здесь он уже приводил иные доводы.

— Еврибиад! В твоих руках ныне спасение Эллады! Послушайся моего совета и дай здесь, у Саламина, морскую битву, а не следуй за теми, кто предлагает отплыть отсюда к Истму. Как я уже говорил, у Истма придется сражаться с персами в открытом море, а это нам весьма невыгодно, так как наши корабли числом уступают врагу. А если мы будем сражаться в узком проливе против большого флота, то, по всей вероятности, одержим решительную победу. Ведь сражаться в проливе выгоднее нам, а в открытом море — противнику. Если мы победим на море, то варвары не придут к вам на Истм. Они не проникнут и дальше в Аттику, но обратятся в бегство. И этим мы спасем Элладу. Ведь и оракул нам обещал «врагов одоленье» при Саламине. Когда люди принимают разумные решения, то обычно все им удается. Если же их решения безрассудны, то и божество обыкновенно не помогает человеческим начинаниям!

Адимант то бледнел, то краснел от гнева. Истм — это Коринф. Значит, надо защищать Аттику и покинуть Коринф? Он несколько раз пытался перебить Фемистокла, но Еврибиад не позволял ему этого.

Однако цак только Фемистокл умолк, Адимант сказал с прежней грубостью:

— Тому, кто не имеет родины, следовало бы молчать. Еврибиад не должен предоставлять право голоса человеку, лишенному отечества. Ведь прежде чем вносить предложения, Фемистокл должен указать, какой город он представляет!

Тут и Фемистокл утратил свою сдержанность. Упрекать его за то, что Афины во власти врага, — какую же низкую надо иметь душу.

Он резко обернулся к Адиманту и коринфянам, которые стояли за его спиной, и ответил, уже не выбирая выражений и не боясь оскорблений:

— Мой город — Афины. А город Афины и аттическая земля больше, чем Коринф. Мой город снарядил двести кораблей, вот они стоят у Саламина. И ни один из эллинских городов не сможет отразить нападения афинян!

С этими словами он, огорченный и разгневанный, отошел от них и поднялся на палубу своего корабля. И уже отсюда, с высоты палубы, он снова обратился к Еврибиаду, и в голосе его звучала нескрываемая угроза:

— Если ты, Еврибиад, останешься у Саламина и покажешь себя доблестным мужем, — прекрасно! Если нет — погубишь Элладу. Ведь в этой войне главная наша опора — флот. Поэтому послушай меня! Если же ты этого не сделаешь, то мы, афиняне, немедленно с женами и детьми отправимся в италийский Сирис. Город этот уже с давних времен наш, и по изречениям оракула мы должны там поселиться. А вы, лишившись таких союзников, как мы, еще вспомните мои слова!

Еврибиад внимательно посмотрел на Фемистокла из-под своих нависших бровей. Он понял, что это не простая угроза. Фемистокл — военачальник афинских кораблей, и он сделает так, как говорит.

— Что он грозит там со своим флотом? — закричал Адимант. — Коринф тоже снарядил сорок кораблей!

— Сорок, а не двести, — сдержанно заметил Еврибиад.

— Но я тоже, клянусь Зевсом, могу увести свои корабли!

— Всего лишь сорок, а не двести, — так же сухо отозвался Еврибиад.

— Смотрите, смотрите! — послышались отовсюду голоса. — Сова прилетела! Сова!

Над кораблем Фемистокла появилась сова. Она подлетела с правой стороны и села на верхушку мачты.

— Знамение! — заговорили кругом. — Афина (Сова - птица богини Афины.) обещает победу!

Еврибиад со страхом смотрел на сову, которая сидела на мачте, широко раскрыв желтые невидящие глаза. Птица Афины...

— Фемистокл прав, — сказал Еврибиад, — мы остаемся здесь. Битва будет при Саламине.

Прошло несколько дней. Было туманное утро. Малиновое солнце еле просвечивало сквозь густую белую дымку. А когда туман рассеялся, эллины увидели, что персидский флот уже стоит у Фалер.

Вскоре к морю, к Фалерской гавани, подошли и сухопутные персидские войска и на глазах у эллинов заняли весь берег. Было видно, как они, разделившись на отряды, ставят палатки, носят воду, зажигают костры...

И еще эллины увидели, как персы поднялись на гору Эгалесс. Они принесли и поставили на выступе скалистого кряжа царский трон под золотым балдахином — оттуда был виден почти весь Саламинский пролив и царь Ксеркс мог наблюдать движение эллинских кораблей.

Неодолимый страх снова прошел по эллинским лагерям. Бежать! Уходить, пока не поздно! Смерть, гибель стоит перед глазами!..

И снова крики военачальников со всех союзных кораблей:

— Еврибиад! Веди нас на Истм! Идем на Истм! На Истм! Там все наши сухопутные войска! На Истм!

Афиняне молчали. Фемистокл обратился было к Еврибиаду, чтобы напомнить о его решении. Но Еврибиад закричал на него:

— Я достаточно слушал тебя! Что нам защищать здесь? Пустой город? Да и города-то уже нет. Смотри!

В той стороне, где стояли Афины, небо чернело от дыма. Фемистокл замолчал, спазма сдавила горло. Горит Акрополь!

— Сегодня ночью мы уйдем на Истм, — сказал Еврибиад. — Отдайте приказ рулевым, пусть будут готовы. Нам незачем ждать, чтобы персидские корабли подошли и уничтожили нас.

— Это твое окончательное решение, Еврибиад? — спросил Фемистокл.

— Да, окончательное, — резко ответил Еврибиад, не глядя на Фемистокла, — и больше не приходи ко мне со своими предложениями. Нам незачем погибать из-за афинских развалин. Мы будем защищать Пелопоннес. Готовь к отплытию свои корабли.

— Ты не афинские развалины отдаешь врагу, — сказал Фемистокл, — ты отдаешь Элладу!

Но Еврибиад отвернулся от него.

— Так, значит, идем на Истм? — тревожно спрашивали афинские военачальники, когда Фемистокл с удрученным видом вернулся на свой корабль.

— Нет, — твердо сказал Фемистокл, — мы не уйдем отсюда. Если союзники покинут нас, мы останемся у Саламина. Властью стратега, данной мне Афинами, я приму битву здесь, у Саламина, без них.

— Фемистокл, нам одним будет трудно выстоять! И наш эллинский флот во много раз меньше, чем персидский. А если уйдут пелопоннесцы...

Фемистокл, занятый важной мыслью, которая сейчас пришла ему в голову, остановил их:

— Подождите, подождите... Есть еще одно решение. Дайте мне додумать...

Военачальники переглянулись понимающим взглядом и отошли. Их «хитроумный Одиссей» обязательно что-нибудь придумает.

Фемистокл позвал к себе Сикинна:

— Могу ли я доверять тебе, Сикинн?

— Господин, не обижай меня, — ответил Сикинн, — ты знаешь, что я предан тебе и твоей семье. У тебя есть основания сомневаться в моей верности — я перс. Но, кроме того, я твой преданный слуга, Фемистокл. Я столько лет живу в твоем доме, я не видел обиды. Твоя семья мне стала родной. Как же я могу предать тебя?

Фемистокл смотрел ему в глаза и видел, что Сикинн не лжет.

— Тогда слушай меня внимательно, — сказал он. — Ты переберешься к персам и велишь провести тебя к царю. Скажи, что несешь важную для них весть. Ты перс, тебе они поверят.

— А что я скажу царю?

— А царю ты скажешь так: афинский стратег Фемистокл перешел на твою сторону и теперь предупреждает тебя, что эллины хотят бежать. И он советует царю лишить их этой возможности и напасть на них, пока они в затруднении, потому что их сухопутные войска еще не подошли к Саламину. И что если царь нападет на них сейчас, то может истребить весь их флот.

Сикинн, ничему не удивляясь, выслушал Фемисток-ла, повторил про себя его слова и кивнул головой:

— Я все сделаю, господин.

-— Ты должен сделать это до ночи.

— Я иду, господин.

Сикинн поклонился и незаметно исчез с корабля.

День уходил. Блистающее небо начинало меркнуть. Фемистокл, тяжело задумавшись, сидел в своем шатре, стоявшем у самого берега, и ждал. Ждал Сикинна. Ждал надвигающихся событий. Вот-вот наступит тьма, и корабли пелопоннесцев неслышно отойдут от Саламина...

Вошел слуга и сказал, что его зовут. Фемистокл вышел. Перед ним стоял Аристид.

Фемистокл, увидев его, не удивился. Он часто слышал, как афиняне сожалеют о его изгнании. Аристид из тех, кто может помочь словом и делом теперь, когда родина гибнет, и что хуже будет, если он перейдет к персам и станет служить им... Фемистокл слышал это и сам внес предложение вернуть Аристида.

— Войди, Аристид. Аристид вошел в шатер.

— Я только что с Эгины, — сказал он. — Я поспешил к тебе, чтобы предупредить... Я знаю, Фемистокл, ты никогда не был мне другом...

— Так же как и ты мне, — сказал Фемистокл.

— Да,— согласился Аристид, — так же как и я тебе. Но сейчас, перед лицом страшной опасности, мы должны состязаться только в одном — как бы сделать больше добра родине. Поэтому я поспешил к тебе, чтобы сказать: пелопоннесцы могут теперь рассуждать сколько угодно об отплытии на Истм, это бесполезно...

Фемистокл затаил дыхание, боясь поверить и обмануться.

— Да, бесполезно, — продолжал Аристид. — Я утверждаю, что и коринфяне, и сам Еврибиад не смогут уже отплыть отсюда, даже если бы захотели: мы окружены врагами. Я видел это собственными глазами, когда пробирался сюда. Ступай и сообщи об этом Еврибиаду.

— Ты принес добрую весть, Аристид! — обрадовался Фемистокл. — Ты подтвердил то, чего я ждал и хотел. Ведь все сделалось так, как выгодно для нас. Знай же, что персы поступили так по моему внушению!

И рассказал Аристиду, как он сам через Сикинна надоумил Ксеркса окружить их и Ксеркс попался на Фемистоклову хитрость.

— Я должен был удержать пелопоннесцев у Саламина. Я не собирался предавать их, поверь!

— Ты правильно сделал, Фемистокл, — сказал Аристид, — и я рад, что твоя хитрость удалась. Теперь есть надежда выиграть битву, и лишь только это еще может спасти Элладу!

— Так выйди и скажи им, что мы окружены, что мы заперты. Если я скажу, они не поверят мне, сочтут мои слова пустой болтовней. А тебе поверят.

— Я сделаю это.

Аристид вышел и сразу направился к Еврибиаду. Услышав, что персидский флот окружил их, пелопоннесцы заволновались, они не хотели верить Аристиду.

— Аристид — афинянин! Ему, как и Фемистоклу, нужно задержать нас здесь, у Аттики!

— Поднимай паруса! Мы еще успеем уйти отсюда! В это время в пролив ворвалась теносская триера, с острова Тенос.

Начальник триеры Панетия громко, дрожащим от волнения голосом закричал:

— Эллины! Вы окружены, персы заняли все проходы!

Наступила тишина. Теперь уже все поняли и поверили, что путь отрезан. Значит, бой. И уже не к отплытию стали готовиться, а к сражению. Они готовились со всем мужеством насмерть сразиться с врагом, и, может быть, это было мужество отчаяния.

store-service.ru