ТАМ, В МЕЖДУРЕЧЬЕ

Немало лет прошло с тех пор, как молодой Кир одержал первую победу — победу восставшей Персии над Мидией, над своим дедом Астиагом.

Кир еще крепок и силен. Но возле его глубоких, полных черного пламени глаз легли тени, на высоком лбу, над крутыми бровями появились морщины, а лицо потемнело и загрубело в битвах и походах...

С давних пор, с тех самых времен, когда он отнял власть у своего вероломного деда царя Астиага, в их семье жили рассказы и воспоминания о том, как мидийский царь Киаксар, отец Астиага, ходил в Междуречье.

— Ты глупейший и бессовестнейший! — яростно Укорял Кира свергнутый Астиаг. — Ты отнял у меня Царство, но сможешь ли ты сделать то, что сделал твой пРадед Киаксар и что совершил бы я? Хоть бы ты оглянулся назад и посмотрел на то, что совершали мидийские цари!

Злобные речи, издевательства, оскорбления — все ато не волновало Кира. Но он жадно слушал, когда Астиаг, прерывая свою речь проклятиями Киру, и Кирову отцу, и всем персам вместе, рассказывал о боевых походах мидийских царей.

Особенно о Киаксаре, который в устах Астиага был настоящим царем, настоящим воином и полководцем. Ведь это он разгромил величайшее царство мира — Ассирию, это он сровнял с землей «логово львов» — богатейший и непобедимый город Ниневию!

Да знает ли Кир, что такое была Ассирия и ее цари?!

Ее войска были несокрушимы. Где проходили ассирийские солдаты, не оставалось ничего. Поля были вытоптаны. Города разрушены и сожжены. Финиковые рощи, сады и виноградники вырублены. И ни одного человека не оставлено в живых.

— «Я окружил, я завоевал, я сокрушил, я разрушил, я сжег огнем и превратил в пустыни и развалины...» — вот как говорили эти цари! — в восторге повторял Астиаг слова ассирийских царей. — И они могли так говорить потому, что это была правда! Они поступали так, как подобает великим царям. А что делаешь ты, глупейший? Завоевал всю Азию, а Сарды стоят, Милет стоит, да и где хоть один город у тебя разрушен и сожжен?

— А почему же все-таки пала Ниневия? Внимательные глаза Кира спокойны. Пусть старик ругается. Киру нужно понять, почему рухнула такая могучая держава? Почему могли победить ее?

Ниневия!

При одном упоминании этого города Астиаг весь за горался, как факел. Худой, жилистый, желтый, как медь, старик начинал бегать от стены к стене, будто хищная птица, запертая в клетке. Он ведь был там с отцом, он видел эту прекрасную, как сон, Ниневию... Для него было наслаждением еще раз пережить свою юность, побывать еще раз в тех далеких, в тех необыкновенных краях, еще раз воскресить в своем все еще яростном сердце восторги победы и разрушения...

— Мы всегда ненавидели Ассирию. Ассирийцы грабили нас. Скот угоняли. Уводили в плен наших людей. Все народы ненавидели ее. Но были там умные цари. Вот Тиглатпаласар. Он так устроил свои войска, так их распределил, что они стали непобедимыми. Отец мой — царь Киаксар сделал так же. Разделил войска по родам оружия. Чем и ты пользуешься теперь!

В дыму пожарищ Астиаг все-таки успел увидеть высокие стены Ниневии, ее широкие светлые улицы, ее ступенчатые башни и храмы, ее прекрасные, как полуденные видения, дворцы, отражающиеся в бурных водах Тигра...

Ни камня, как в Египте, ни мрамора, как в Элладе, ни дерева, как в Мидии, в Ассирии не было. Строили из глины, из кирпичей — сырых и обожженных. Но как строили!

Запомнился на всю жизнь дворец Ашшурбанипала. Сам Ашшурбанипал, по мнению Астиага, был хоть и могущественный царь, но много терял времени на ненужные занятия: он читал и писал. Зачем это царю? Пусть этим занимаются жрецы и маги. А он, кроме того, еще собирал библиотеку, глиняные таблички, исчерченные клинышками, а клинышки эти будто птичьи следы на сыром песке. Огромные залы во дворце заняты были этими табличками. Ну и гремели, и трещали они, когда горел дворец и стены его рушились!

Острая память Астиага хранила многое. Он рассказывал о дворцовых залах, число которых казалось ему бесконечным. Он помнил отлогие лестницы, уходящие под облака, стройные, легкие ряды колонн, сад, вознесенный над городом, деревья, растущие в каменных ямах, наполненных землей. Когда они добрались туда, оказалось, что воздух там свежий и чистый... Не то что внизу, где и гнус всякий, и болотные туманы, и нестерпимая жара... Песок, глина да еще и смерчи, страшные, крутящиеся столбы.

Но что поразило на всю жизнь Астиага в царских дворцах — это огромные каменные быки с человеческими головами. Они глядели каменными глазами на ми-Дийцев, когда те поднимались к дворцу; они разглядывали их со всех сторон так, что по спине шел холод. И когда мидийцы все-таки вошли в ворота дворца, эти каменные — Астиаг клялся в этом! -— сразу шагнули вперед.

Но ничто не остановило мидийцев. Они разрушали, жгли, убивали!

— Неужели одно мидийское войско сделало это?

— Нет, не одно мидийское. С нами были и вавилоняне. Но без нас Вавилон не победил бы. А кроме того, Пошел разброд в самой Ассирии. Начали бунтовать рабы. Вышли из повиновения покоренные народы. Это помогло нам. А почему так случилось? Слабые были цари. Надо бы еще крепче держать рабов. Не щадить. Народ Должен бояться царя! Трепетать должен перед царем! Воля царя — воля богов, а народ — прах, который он Попирает ногой! Вот как надо!

«Вот как не надо, — думал Кир, слушая это, — только безумные в своей жестокости правители поступают так. Страхом и ненавистью не укрепить царства».

О жестокости ассирийских царей Кир наслышался довольно. Даже просвещенный царь Ашшурбанипал своей рукой выкалывал пленным глаза и сажал людей на кол...

«Нет, — думал Кир, — не о казнях надо думать, а о том, чтобы покоренному народу жилось хорошо и спокойно под твоей рукой. Тогда не будет у царя врагов в тылу. Надо, чтобы нивы были засеяны и сады наполнялись плодами. Только безумные правители разоряют землю, принадлежащую им».

«...Поднимается на тебя, Ниневия, рушительный молот... — писал о конце города Ниневии древний автор, — по улицам несутся конницы, они гремят на площадях. Блеск от них как от огня, они сверкают, как молнии. Врата речные отворяются, и рушится дворец... Захватывайте серебро, захватывайте золото, нет предела искусным изделиям и множеству драгоценной утвари!

Ниневия опустошена, разорена и разграблена... Горе кровавому городу, он весь полон обмана и убийств, в нем не прекращается разбой.

Слышится хлопанье бича, стук вертящихся колес, ржание коней и грохот скачущих колесниц...»

Так же, упиваясь воспоминаниями о разгромах и разрушениях, рассказывал о походе в Ассирию и Астиаг.

— Теперь там тишина. Песок заносит развалины. Только смерчи гуляют там, где было проклятое «логово львов», — Ниневия. Но еще шумит Вавилон! Киаксар, мой отец, разрушил Ниневию. Я, Астиаг, его сын, — мне предстояло разрушить Вавилон! А ты, глупейший, бессовестнейший, разве можешь ты сделать то, что сделал бы я?

«Я сделаю то, что сделал бы ты, — думал Кир, — но не так, как сделал бы ты. Кому польза от развалин и заросших бурьяном полей? Не себе ли самому враг тот властитель, который опустошает покоренную им страну?»

И каждый раз при этом он вспоминал разговор с Крезом.

«... — Эти солдаты — что они делают?

— Грабят твой город!

- Нет. Не мой город разоряют они... Расхищают а твое достояние!»

«Ты прав, старый мудрый Крез. Ты прав!»

Кир обдумывал поход в Вавилонию. И готовил войска.