Неудачи папства на Западе побуждали римскую церковь искать компенсации на Востоке, где положение Византии вследствие продолжавшихся побед мусульманских народов становилось все более трудным. Дело сводилось для папства, разумеется, не к оказанию помощи Византии, а к усилению своего влияния там, где до того времени оно было ничтожно, в особенности после разделения церквей. Стать твердой ногой на Востоке, внедрить здесь свое влияние, воспользоваться его несметными богатствами и в будущем создать единый христианский мир, в который вошла бы и Византийская империя, - таков был идеал ближайших преемников Григория VII.
В конце XI в. Европа кишела мелкими князьками, вассальными рыцарями, которые теряли почву под ногами ввиду усиления крупных феодалов и князей, захватывавших их земельные владения. Бывшие ранее почти самостоятельными, мелкие феодалы мечтали о возвращении утраченных владений, своей независимости и рады были добыть их, хотя бы и на далеком Востоке. Эти разорявшиеся и терявшие свою "свободу" общественные элементы охотно откликнулись на зов папы идти в "святую землю" для "спасения христианства" от мусульманства. За рыцарями готовы были потянуться и крестьяне, терпевшие от неимоверной эксплуатации со стороны мелкого феодала, эксплуатации, усугублявшейся бесконечными феодальными междоусобицами. Помимо крестьян и феодалов о походах на Восток мечтали и жители средиземноморских городов, которые видели в этом возможность приобщения к торговле с Востоком в гораздо более крупных размерах, чем это имело место ранее, когда связь с Востоком поддерживали лишь некоторые купцы, с большим трудом добившиеся кое-каких уступок от монопольно державшего в своих руках внешнюю торговлю византийского императора. Таковы были главные социально-экономические причины, вызвавшие крестовые походы, главным вдохновителем которых выступило папство. Возглавив подготовку похода, папство рассчитывало показать, что главенство в Западной Европе принадлежит не германскому императору, отлученному от церкви и отстаивавшему власть против нескольких претендентов на императорскую корону, а папе римскому.
К крестовому походу папу толкал и материальный расчет. Крестоносцы, владевшие землей, отдавали церкви вплоть до "благополучного возвращения из Иерусалима" "осиротевшие земельные участки", и эта "временная" отдача приняла тем более широкий размах, что уходившие в поход феодалы в противном случае рисковали увидеть свои участки в руках крупных землевладельцев, оставшихся в Европе. Отдать церкви - означало при таких обстоятельствах защитить "осиротелую" землю от рук соперника с надеждой получить ее обратно при возвращении из крестового похода. Таким образом, церковь за годы крестовых походов накопила колоссальные земельные богатства, которые фактически остались в ее руках, так как крестоносцы редко возвращались благополучно обратно. Мало того, даже возвращавшиеся далеко не всегда могли вступить во владение своими участками, так как за время их отсутствия эти участки в качестве выморочных перешли во владение церкви.
Дававшие обет отправиться в поход становились под защиту церкви, пользовались привилегиями служителей церкви и не могли подвергаться преследованию со стороны светской власти. Крестоносцы освобождались и от всяких платежей в пользу светской власти и целиком "защищались", т. е. эксплуатировались, церковью, которая давала им возможность грабить и разорять тех, кто отказывался приносить жертву в пользу освобождения "гроба господня" на Востоке. Жертва эта понималась церковью не только в смысле личного участия в крестовом походе, но и в смысле денежного взноса. В папскую кассу поступало множество "даров" от лиц, откупавшихся таким даром от далекого похода или покупавших себе гарантию против бесчинств крестоносцев. Само собою разумеется, что всякие обязательства крестоносцев в отношении "корыстолюбцев", оставшихся в тылу, были провозглашены недействительными, и масса должников "очищалась" от долгов.
Время было грозное, смутное, и обедневшие рыцари спешили в поход на "врага христовой веры", провозглашенный летом 1095 г. папой Урбаном II (1088-1099). Как снежный ком росла на своем пути с севера на юг армия крестоносцев. Тяжелая эксплуатация, неурожай, голод, все растущая дороговизна жизни гнали в "святую" армию крестьян, городскую бедноту, стариков, женщин и детей. Армия впитала в себя немало профессиональных преступников. Обманщики, воры, тунеядцы, грабители и убийцы, как писал летописец Альберт из Экса, в большом количестве вошли в состав крестоносных отрядов. Походы обещали богатую добычу, а гарантированное Урбаном II вечное блаженство на том свете развязывало руки тем, которые еще колебались идти на прямой грабеж и иные преступления. Особым преследованиям со стороны крестоносцев подвергались евреи, которые не могли стать под высокую руку церкви. В течение мая - июля 1096 г. в прирейнских городах погибло от рук крестоносцев до 3,5 тыс. евреев. Исчезли некогда процветавшие общины Трира, Майнца, Кельна и Вормса.
Окрепнув и разбогатев, папство снова вступило в борьбу с империей, продолжая требовать для себя исключительного права инвеституры. После долгой борьбы, истощившей обе стороны, одинаково прибегавшие к значительной военной силе, в 1122 г. был заключен так называемый Вормсский конкордат (соглашение).
Вормсский конкордат ввел как бы двойную инвеституру: вновь избранный епископ или аббат "инвестировался духовно и материально". Посвящение в сан епископа и наделение его духовными благами совершалось архиепископом или митрополитом, который вручал новому епископу кольцо и посох, символизировавшие посвящение, духовную инвеституру. Предоставление же мирских благ и материальных привилегий, которыми пользовались высшие представители церкви, совершалось императором, символизировавшим это наделение вручением скипетра и требовавшим от нового епископа присяги в ленной верности и службе. До инвеституры - как духовной, так и материальной - происходили выборы кандидата в епископы. Эти выборы должны были носить "свободный, канонический" характер, т. е. выбирал лишь клир, а "мир" только "одобрял". В Германии выборы епископов производились в присутствии императора или его представителя, который в спорных случаях определял, совещаясь с клиром, какому из претендентов на епископский сан следует отдать предпочтение. Кроме того, в Германии мирская инвеститура предшествовала духовной, и посвящение делалось после того, как избранный епископ был императором уже введен во владение мирскими благами. В Италии и Бургундии, также составлявших владения империи, наоборот, избранный и посвященный в епископский сан в течение шести недель должен был получить мирскую инвеституру.
Нетрудно видеть, что Вормсский конкордат представлял собой компромисс, в котором оставалось немало пунктов, способных привести обе стороны к резким столкновениям. Так, он исходил из того, что инвестированный одной стороной епископ будет инвестирован и другой, и не давал ответа на тот случай, когда угодный одной стороне избранный епископ не будет угоден другой, т. е. когда инвеститура мирскими благами не будет завершена духовной инвеститурой или, наоборот, когда посвященному в сан не будут даны те мирские блага, без которых немыслимо было исполнение функции духовенства.
Неопределенным также оставалось положение императора, в присутствии которого происходило "каноническое" избрание епископа. Правда, конкордат разрешал вмешательство императора только в спорных случаях. Однако совершенно очевидно было, что присутствие императора на выборах могло, при его желании, придать всяким выборам "спорный характер" и сделать императора судьей в деле определения годности или негодности кандидата в епископы. Если конкордат, предвидя возможность злоупотребления со стороны императора, требовал, чтобы последний разрешал спорные вопросы сообща с представителями высшего духовенства данной епархии, то эта оговорка была чересчур туманна и менее всего могла установить объем прав императора в этом вопросе. Вот почему Вормсский конкордат не мог положить конец борьбе папства с империей. По существу, он сводился к тому, что вопрос о назначении епископов зависел от того, кто в данном отдельном случае оказывался сильнее - империя или папство. Сильный император мог проводить тех епископов, которые были ему угодны; наоборот, более сильный папа мог превратить епископский аппарат в орудие своей власти и иметь в землях империи людей, которые служили бы интересам не империи, а папства. Тем не менее, Вормсский конкордат просуществовал несколько веков, хотя действие его было скорее формальным, - реальная сила, а не подписанный в Вормсе документ, регулировала отношения между империей и папством. Лишь в одном вопросе Вормсский конкордат принес большую пользу папству: благодаря "свободным, каноническим" выборам, где главную роль играли архиепископы (митрополиты), непосредственно посвященные папой, епископы потеряли часть своей былой независимости и подпали под власть папы. Мало того, папство постепенно присвоило себе право вмешиваться в епископские выборы под предлогом нарушения "канонических правил". В случае такого нарушения избиратели лишались права вторично участвовать в избирательной процедуре, и выборы епископов фактически переходили к папству.
Само собой понятно, что папство, поставив под свой контроль епископов, извлекало и значительные материальные выгоды из назначений на вакантные кафедры. Именно с этого момента влияние Рима стало особенно сильно ощущаться во всем католическом мире, представители папства начали появляться далеко за пределами Италии с целью подготовки выборов и подыскания приемлемого кандидата. С этого момента завязываются также более тесные сношения между провинциальными церквами и Римом, который перестал быть неопределенным руководителем в отвлеченно-религиозных вопросах, а сделался фактическим вершителем судеб почти всех епископств и крупнейших монастырей. Папство с момента подписания Вормсского конкордата все более становится центром, откуда исходят нити во все углы католического мира: ничто не ускользает от его внимания, и на всем чувствуется его тяжелая рука. Отныне слышен лозунг: "Рим сказал" (Roma locuta) - и, следовательно, дело должно считаться решенным. Вездесущий папский агент, легат или викарий фактически приобретал право смещения духовных лиц и их назначения. Папство сетью своей агентуры охватило католический мир и превратилось в могущественную экономическую и политическую силу. Земельные приобретения, сделанные Римом в самых разнообразных частях Европы, давали ему возможность глубоко проникнуть в толщу народа и вовлечь его в орбиту своего влияния.
II
Между тем империи и папству стала угрожать серьезная опасность со стороны ламбардских городов, значительно разбогатевших в XII в. Ряд городов сбросил с себя епископское иго, зачастую наложенное на них при помощи императора, желавшего иметь в Италии опору в лице епископата. Города объявили себя коммунами, т. е. независимыми республиками.
От коммунального движения страдали интересы не только императора, но и папства, которое раздавало за счет городов различные льготы епископам, чтобы вырвать их из-под императорского влияния. Это движение было особенно сильно в торговых центрах, и носителями его являлись купцы и ремесленники. Они были сравнительно слабо представлены в Риме, не знавшем еще в XII в. более или менее широкой торговли и развитого ремесла. Но при дворах крупных феодалов, которых в столице Италии насчитывалось несколько сотен, жило немало мелких торговцев и ремесленников, исполнявших самую разнообразную работу. Торжество североитальянских коммун привлекало внимание этих слоев, потому что постоянные междоусобицы в Риме тяжело отражались на их судьбе и вносили в их ряды дух недовольства как папой и его сторонниками, так и императором и его партией. Ненавистны были мелкой римской массе и феодальные "роды", т. е. крупнейшая знать, которая превращала Рим в очаг самых ожесточенных столкновений.
Неудивительно поэтому, что Рим не остался в стороне от коммунального движения Северной Италии. В Риме это движение было направлено одновременно и против папы, и против императора, и против феодалов, и даже против немногочисленных крупных купцов. Разумеется, здесь руководителями движения не могли стать крупные торговцы - ими стали представители ремесленников и деклассированной городской среды.
Движение неимущих элементов привело в ужас господствовавшую духовную и светскую земельную знать, зажиточные слои Рима. Забыты были подразделения на папскую и императорскую партии, на гвельфов и гибеллинов (Борьба гвельфов и гибеллинов (XI-XIV вв.) в начальной своей стадии являлась борьбой сторонников папства против сторонников империи. Однако в дальнейшем политика этих партий, их социальный состав, отношение к папству или империи подвергались изменениям в зависимости от конкретно-исторических условий. Определяющей линией размежевания являлась не борьба между империей и папством, как это до сих пор изображается большинством буржуазных историков, а борьба ранней итальянской буржуазии, часто смыкавшейся с мелкими феодалами, против феодальной знати), умолкли разногласия между отдельными феодальными родами. Все имущие объединились против бедняков. Между этими двумя лагерями разгорелась в 1143 г. гражданская война, в ходе которой неимущие захватили Капитолийский холм и создали на одной из его вершин сенат, как они стали называть свое управление городом.
Против сената выступил значительный отряд, состоявший из дворян и богатых купцов, под руководством самого папы Луция II. В 1145 г. во время попытки взять приступом Капитолий папа был убит брошенным в голову камнем.
Новый папа Евгений III (1145-1153) продолжал борьбу с революционной оппозицией, вдохновляемой Арнольдом Брешианским (Арнольд Брешианский (? - 1155) -один из вождей антифеодального и антикатолического демократического движения в Италии). В целях сделать имя Арнольда ненавистным массе верующих, его объявили еретиком, ссылаясь на то, что Арнольд Брешианский был горячим поклонником знаменитого средневекового проповедника-философа Пьера Абеляра, ратовавшего за усиление позиций разума в теологических вопросах, учение которого было объявлено еретическим.
Однако маневр Евгения III успеха не имел, и арнольдисты, как стали называть приверженцев Арнольда Брешианского, по-прежнему господствовали в Риме. Папа бежал во Францию, где нашел деятельную помощь со стороны Бернара Клервоского (Бернар Клервоский (1090-1153) -основоположник церковно-мистического направления христианской теологии; реакционер. Утверждал примат Духовной власти над светской), яростно преследовавшего всех учеников умершего в 1142 г. Абеляра. Бернар Клервоский объявил Арнольда опаснейшим "оруженосцем Голиафа" и стал убеждать германского императора предпринять поход против арнольдистов. Однако призывы Бернара не встретили отклика: полагая, что революционное движение, поднятое арнольдистами, нанесет удар соперничавшему с империей папству, император Конрад III не спешил на помощь папе. Последний обратился к норманнам, чтобы они ему помогли в деле искоренения "дикой страсти, овладевшей народом". Норманны должны были получить часть итальянской территории и ряд привилегий за избавление папы от того тяжелого положения, в котором он очутился в результате развернувшегося в Риме народного движения.
Приглашение в Рим норманнов ("разбойников", как их часто тогда называли) вызвало возмущение среди широких слоев населения, и новые массы народа перешли на сторону Арнольда. Отдельные крупные феодалы, использовав замешательство, захватили богатые области папского государства в виде протеста против папства. Папа потерял ряд городов и вынужден был отказаться от помощи норманнов, возложив все надежды на императора, которого одновременно призывали в Рим и испугавшиеся возможного прихода норманнов революционеры во главе с Арнольдом. Конрад готовился к походу в Рим, чтобы сломить народное восстание и жестоко покарать арнольдистов. Смерть избавила его от похода.
Новый император Фридрих I Барбаросса (1152-1190), подобно своему предшественнику, выступил против римских революционеров и оказал помощь папе в деле борьбы с приверженцами Арнольда. Плебейскому движению Фридрих I нанес удар прежде всего арестом в Тоскании Арнольда, искавшего у него помощи. Фридрих отправил его закованным в цепях в Рим. Арнольд был сожжен как "еретик" в 1155 г., а прах его был брошен в Тибр, чтобы он не мог стать предметом поклонения многочисленных его приверженцев. Так Фридрих Барбаросса во имя "сохранения общественного порядка" выдал святому престолу того, кто выступал в защиту широких городских масс и стремился свергнуть папское иго. За эту услугу папа короновал Фридриха Барбароссу императорской короной, по-видимому считая, что одержал двойную победу: над революцией и над императором, получившим из его рук корону.
Однако император Фридрих I Барбаросса не для того выдал на смерть Арнольда, чтобы усилить папство, а стремился сам пожинать плоды победы. Поэтому Фридрих заявлял, что отныне выборы епископов будут действительны лишь в том случае, если избранное духовное лицо будет пользоваться доверием, прежде всего императора. Мало того, доходы вакантных епископских мест присваивались императором, несмотря на протесты папских легатов, некоторые из последних были за свой протест даже высланы из Германии. Правда, зачастую эти легаты вызывали общее возмущение. Вот как Бернар Клервоский отзывается об одном из них: "Он похищал из церквей священные сосуды, раздавал духовные места молодым людям, красота которых давала понять всем окружающим, за какие именно "заслуги" они получали легатскую милость; он пролезал в женские монастыри и совершал там позорные вещи; со свойственной мне откровенностью я должен сказать, что вам, святейший отец, следует немедленно очистить дворец от тех гадов, которые в нем ютятся. Мне тяжело об этом писать, но приор монастыря Божья Гора настаивал, и я пишу все же меньше того, что известно всем и каждому".
Удар, который наносил Фридрих папству, усиливался тем, что эта императорская политика проводилась не только в Германии, но и в Бургундии и даже на севере Италии. Фридрих повсюду требовал от духовенства присяги в верности и вассальной службы, создавая себе таким путем значительное феодальное войско. Этот рост могущества императора толкал папство на испытанный путь антиимперских интриг. Церковь стремилась сеять раздор среди князей и вызвать в империи междоусобицы, на подавление которых уходила бы вся энергия имперских властей. Однако маневры папства не удались. Фридрих стал подкупать князей, предоставляя им право инвеституры. Так, саксонский и тюрингенский герцоги стали инвестировать епископов Ольденбурга, Мекленбурга, Раценбурга и Лозанны. Правда, такая передача права инвеституры несколько ограничивала и императорскую власть; но, по-видимому, Фридрих настолько боялся волнения внутри страны, что решался даже на умаление собственных прав, лишь бы не допустить вмешательства папства во внутреннюю жизнь Германии. Борьбой папы и императора воспользовались феодальные правители, которые стали усиливаться в Германии и за счет центральной власти, и за счет папства, у которого, вопреки Вормсскому конкордату, фактически отнималось право назначения высших представителей духовенства. Нужно, однако, заметить, что императорская власть стала находить некоторую опору в городских элементах, и, теряя часть своей власти от передачи инвеституры отдельным герцогам, она выигрывала от укрепления своего положения в городах Германии, видевших в центральной власти некоторый противовес гнету, исходившему от крупных феодалов - духовных и светских.
Неудача папства в деле раздувания внутри Германии децентралистского движения заставила папу Адриана V искать союзников для борьбы с императорской властью в Италии. Опорой папства снова оказались южные ее области, находившиеся во власти сицилийского короля. Помимо сицилийского короля против Фридриха были использованы и другие силы Италии. Многие бароны, раньше дорожившие более всего феодальной независимостью, теперь превращались в папских ленников и, в качестве таковых, держали от церкви свои замки и крепости. Напуганные антифеодальным движением городов, они готовы были идти в бой против городских ремесленников, торговцев и против "всех врагов Христа", во главе которых, как заявлял об этом папа, стоял император Германии.
Объединенная Северная Италия, управляемая германским императором, представлялась папству очень опасным соседом, тем более что на юге Италии выросло большое сицилийское государство, и сравнительно небольшая Папская область легко могла очутиться между двумя жерновами, готовыми ее перемолоть. Неудивительно поэтому, что централистская политика Фридриха Барбароссы встречала противодействие папства, способствовавшего созданию в ряде итальянских городов антиимператорской партии, впоследствии получившей название гвельфской, в отличие от императорской партии, известной под названием гибеллинской.
Гибеллины выступали против вмешательства папства в жизнь Италии и в германском императоре видели силу, могущую дать отпор этому вмешательству. Они были представителями крупнейшего феодального землевладения и не желали делиться с папством плодами эксплуатации, как своих крестьян, так и живших в "их" городах мелких торговцев и ремесленников. "Далекий" император, живший за альпийским барьером, казался им менее опасным претендентом на участие в грабеже населения, чем "близкий" папа, не выезжавший из Рима. Наоборот, гвельфы, по существу такие же феодалы, как и гибеллины, опасались "итальянской свободы", которую они не без основания отождествляли с господством крупнейшего землевладения, и видели в папе противовес, как гибеллинам, так и императору, который мог оказаться союзником гибеллинов в деле угнетения всех слоев итальянского общества, включая и феодалов средней категории. Гвельфы были, таким образом, представителями папской партии, в которую входили менее сильные феодалы, а также торгово-ремесленные элементы.
Гвельфы господствовали в богатом Милане, где велась сильная агитация против "тиранических замыслов" Фридриха I, который решительно выступал против коммунального движения, превращавшего Северную Италию в ряд самостоятельных и независимых республик. Папство избрало Милан в качестве опорного пункта против Фридриха I и энергично агитировало за объединение городов в союз для борьбы с Фридрихом I. Союз опирался не на одни грозные анафемы папы по адресу императора. Были привлечены к общей борьбе с Фридрихом также сицилийский король и византийский император.
Экономические интересы союзников никак не могли быть согласованы: Византия, центральный склад восточных продуктов, претендовала на монополию торговли ими в Европе, в то время как торговые города Италии стремились к уничтожению этой монополии Византии. Сицилийский король мечтал о распространении своей власти на Восток, но наталкивался на противодействие этим планам со стороны Византии. Наконец, отдельные города, входившие в ломбардский союз, соперничали между собой.
Однако большинство итальянских городов ненавидело деспотизм империи. Горожане большинства городов Северной Италии, возглавленные частью купечества, опираясь в известной мере и на папство, и даже на Византию, выступали сомкнутыми рядами против императора. При Леньяно 29 мая 1176 г. они нанесли решительное поражение армии Фридриха Барбароссы. Торжество гвельфов было полным. Империя вынуждена была идти на сравнительно тяжелые условия мира. Император должен был отказаться от дальнейшего вмешательства в избрание пап. Отныне выборы папы должны были протекать в атмосфере "свободы", т. е. кардинальская коллегия без всякого участия представителей светской власти проводила в папы того, кто собирал в коллегии две трети голосов. Кроме того, император терял право оказывать влияние на назначение других представителей духовенства в Италии. Все было передано в безраздельное распоряжение папства. Что касается Германии, то, ввиду сильных позиций в ней Фридриха, папство должно было пойти на уступки. Здесь были сохранены условия Вормсского конкордата. Император фактически назначал собственной властью епископов. Папа Александр III (1159-1181) демонстративно праздновал победу над императором и всячески выражал свое превосходство над "жалкой" империей. Это, разумеется, обостряло отношения между папством и империей даже после "прочного" мира, заключенного в результате победы над Фридрихом при Леньяно.
Вскоре папство увидело недовольство, охватившее выросшие и окрепшие в Италии города. Эти города повели ожесточенную кампанию против церкви, которая в силу своей феодальной власти претендовала на господство и эксплуатировала целый ряд городов. В процессе этой борьбы обычным в среде горожан стало противопоставление первоначального христианства, якобы проповедовавшего бедность и нищету, современной церкви, богатевшей благодаря неимоверным поборам, ложившимся на городское население.
Это противопоставление древней церкви новой и все громче раздававшиеся требования вернуться к первоначальному христианству дали возможность папству скрыть настоящий характер недовольства церковью и отождествить его с еретическим движением - катарской ересью (Катары - еретическая секта XI-XIV вв. в Западной Европе. Отвергая светскую власть и ее законы, проповедовала аскетизм, безбрачие, непротивление злу. Преследовалась как церковными, так и светскими властями), которое отказывалось признавать духовенство, погрязшее в мирских наслаждениях. С помощью суровых преследований ереси церковь и папство стремились сохранить свое социально-политическое и духовное господство в Италии. Так, когда в небольшом городе Витербо возникла сильная партия, боровшаяся за освобождение коммун из-под власти феодальной церкви и вытеснявшая представителей духовенства из городских должностей, папа Александр III поспешил объявить город Витербо еретическим. "Сыновья Велиала (Велиал, Белиал, Велиар - дьявол), - гласила папская булла, - осмелились избрать консулами еретиков и не остановились перед тем, чтобы назначить даже городским казначеем ересиарха, сына погибели, Тиньози, который в силу своих злодеяний еще до сих пор связан, по нашему повелению, оковами отлучения и все еще, несмотря на это, упорствует в своем неповиновении".
Между тем "сыновья Велиала" и "ересиарх" Тиньози были в первую очередь политическими врагами церкви и стремились вырвать Витербо из когтей духовных феодалов. Подтверждают это летописцы, рисующие Джованни Тиньози в качестве борца против феодалов и церковников. Тиньози был, согласно данным летописцев, сторонником гибеллинской партии и видел во вмешательстве императора в дела итальянских городов единственное средство освобождения их от папского гнета. Хорошо зная Тиньози, летописцы совершенно не упоминают о его еретических взглядах и о создании им нового религиозного учения, чего, естественно, следовало бы ожидать от "ересиарха", как его называет папская булла.
Случай с Витербо не был эпизодическим явлением, он - типичная иллюстрация того, как папы превращали противников церковного господства в городах в еретиков, с которыми, по понятиям того времени, церковь должна бороться всеми средствами. Само собою разумеется, что в рядах гибеллинов было немало еретиков, т. е. людей, которые, разделяя политические воззрения гибеллинской партии, проповедовали в то же время религиозные взгляды, шедшие вразрез с установленными католической церковью догмами. Такое сплетение политики с религией затрудняет, между прочим, определение размеров катарской ереси в Северной Италии: здесь не было резкой грани между противниками светского господства церкви и религиозными новаторами, тем более что последние выступали большей частью против папской власти - как светской, так и духовной. Но так как папству выгодно было преувеличивать религиозную опасность, оно умышленно объединяло в одну группу политических и религиозных противников и настаивало на необходимости искоренять зло любыми средствами. Не без злого умысла церковь превращала гибеллина и еретика в тождественные понятия. Переплетение двух форм социально-политической оппозиции превращало ересь в большую общественную силу. С выходом ереси на широкий путь политики, когда ересь становилась выразительницей революционных политических настроений определенных общественных классов, еретическая мысль приобретала жизненную мощь и энергию. "Божье слово" стало находить отклик в широких слоях общества и, передаваясь из уст в уста, вербовало сторонников, готовых бороться за осуществление в жизни "слова божьего".
Церковь почувствовала в "новом манихействе" серьезную опасность, и папство, только что победившее императора Фридриха I, предложило ему "крепкий союз" на почве преследования "врагов христовой веры".
В лагере "врагов христовой веры" участвовали разнообразные социальные группы с различными интересами. Однако их объединяло одно - ненависть к римскому гнету. Путем возврата к "истинному христианству", под которым каждое еретическое течение разумело нечто свое, все они старались достигнуть своих различных целей. Главные кадры еретиков составляли, по-видимому, мелкие ремесленники и торговцы. В Тулузе, например, ткачи в огромном количестве примыкали к еретикам, о чем свидетельствует обозначение катаров "тиссеранами" (франц. tisserand - ткач). Римский инквизитор псевдо-Райнерий с презрением говорил о еретиках, учителями которых обычно бывают башмачники и другие ремесленники.
Еще II Латеранский собор в 1139 г. лицемерно заявлял, что церковь не жаждет крови, но что в деле истребления еретиков она возлагает все свои надежды на светскую власть, к которой обращается с настоятельной просьбой о деятельной помощи. Тем самым был придан, так сказать, государственный характер сожжениям еретиков, и без того усилившимся с момента предания в 1124 г. костру Петра из Брюи (Петр из Брюи (?-1124) - яркий представитель революционной оппозиции феодализму, выступившей в форме религиозной ереси (петро-брусианство). Последователи Петра из Брюи отвергали основные догматы христианской церкви, требовали упразднения церковной иерархии) в городе Сен-Жиль. Впоследствии эти сожжения стали совершаться от имени императора, купившего за эту "честь и милость" молчаливое согласие папства на новое укрепление позиций империи. Так на пепле сожженных еретиков выросла неожиданно "дружба" между Фридрихом I и папством после ряда лет столкновений и войн.
По существу, "дружба" эта превращала Фридриха I в прислужника церкви и увеличивала мощь и значение папства. Под предлогом поисков "еретической заразы" папство далеко простирало свои цепкие когти и прибирало к рукам и такие территории, которые еще продолжали находиться вне влияния Рима. Так искоренение катарской ереси послужило усилению господства папства. Для империи же оно могло иметь лишь отрицательные последствия: усиление церковной власти, претендовавшей на исключительное господство в мире, ослабляло шансы того, кто сам стремился к абсолютной власти в пределах своего государства.
Союз с императором на почве преследования еретиков особенно окреп при папе Луции III (1181 -1185), яром враге еретиков. По решению созванного Луцием собора кости умерших еретиков, как оскверняющие христианские кладбища, подлежали вырытию и сожжению, их имущество, если оно сохранилось и попало в чьи-либо руки после смерти еретиков, "по недоразумению погребенных по-христиански", должно было быть конфисковано.
Фридрих I поддерживал силой своей власти эти мероприятия Луция и обещал даже отправиться в крестовый поход в "святую землю", чтобы во имя славы католицизма искоренить и на Востоке "врагов веры". Готовность Фридриха помогать папству в деле истребления еретиков требовала от него "государственных" уступок - в первую очередь отказа от соединения Сицилии с Северной Италией и империей. На это император согласиться не мог. В ответ на стремление императорской власти защищать "великую Германию", в которую входили бы Сицилия, Северная Италия и Германия, папство прибегло к старой политике - разжиганию междоусобной войны в Германии, усилению того сепаратизма, которому так легко поддавались германские князья.
III
Новая страница в истории папства открывается с XIII в. правлением папы Иннокентия III (1198-1216).
Как только Иннокентий был избран, он обратился с посланием к ряду итальянских коммун и областей на тему о "зверской" расе ("германской"), которая стремится к господству над Италией. Особенно подробно папа описывал зверства Генриха VI, сына Фридриха Барбароссы, в Сицилии (1190-1197), где, по его словам, нет ни одной семьи, которая "не стала бы жертвой этого тирана". Мало того, желая показать, до каких жестокостей доходил этот император, папа собрал в Рим многих сицилийцев и северян-итальянцев, у которых были выколоты глаза и отрезаны уши по распоряжению Генриха. Вид этих искалеченных должен был отбить охоту у итальянцев вернуться под покровительство империи. Возбуждая народные массы против Германии, Иннокентий не допускал, однако, мысли о независимости отдельных коммун и хотел заменить господство Германии своим собственным. Он подавлял всякую попытку к независимости на севере Папской области, в так называемой Римской Тоскане, и жестоко наказал пограничные города Ратикофани и Аквапенденте, не только навязав им своих правителей, но и взыскав с них тысячные штрафы. Под предлогом, что в городе Орвието будто бы выбирают должностных лиц из еретических сект, Иннокентий III наложил на город интердикт и запретил в нем богослужение,. Вскоре туда им был отправлен легат, который разрушил много домов, казнил сотни людей и подверг публичной порке всех "еретиков", успевших заблаговременно раскаяться и спасшихся таким образом от верной смерти. Ожесточенные орвиетцы убили папского агента. Летописец не указывает, сколько людей стало жертвой этого кровавого агента Иннокентия III, зато он подробно перечисляет чудеса, будто имевшие место у гроба этого изувера, впоследствии объявленного церковью святым мучеником.
Смерть этого "святого" Иннокентий сумел использовать для подавления движения ряда городов к независимости. Эти города объявлялись очагами ереси, и папа самым жестоким образом расправлялся с торгово-ремесленными слоями, не желавшими подчиняться тяжкому игу Рима. Под ударами Иннокентия III наиболее зажиточные элементы покинули ряды еретического движения.
Папа Иннокентий III (1198—1216) с теологами Бонавентурой и Фомой Аквинским (Фреска Рафаэля в Ватиканском музее)
Участниками дальнейшей борьбы оставались почти исключительно бедняки - как в городе, так и в деревне. Летописцы их называют "безграмотными", "людьми низкого звания", "сапожниками и ткачами". В Лукке, например, секта фратичелли состояла исключительно из ремесленников - "низкого сословия"; много было также "деревенщины". Современник этих событий Монета из Кремоны пишет: "Среди бедняков было много таких, которые умирали с голоду и которых приводили в ужас и возмущение несметные богатства церкви. С напряженным вниманием и с внутренним волнением слушали они "слово божье", исходившее из уст еретиков, требовавших отказа церкви от мирских наслаждений и возврата к временам, когда бедность считалась величайшей добродетелью. Что же удивительного в том, что городская голь шла в секту катаров и другие еретические секты и пополняла их ряды свежими силами?" Эта вражда к церкви гнала бедняков в императорскую, гибеллинскую партию, хотя она, разумеется, так же мало соответствовала их классовым интересам, как и папская, гвельфская партия. Классовое сознание неимущих элементов как городского, так и сельского населения было настолько низко, что вне существующих группировок - гибеллинов и гвельфов - они не видели для себя места. Тем не менее, эти неимущие элементы сочетали религиозную ересь с социальными мечтами, связывали ее с надеждами на лучшее будущее.
К мелким горожанам примыкали и крестьяне. Густота сети североитальянских городов и раннее освобождение крестьян в Северной Италии создавали постоянный контакт между городом и деревней и стирали ту резкую грань, которая существовала между ними в средние века в менее развитых в экономическом отношении странах. Итальянский крестьянин, подобно горожанину, знал подлинную жизнь духовенства, чувствовал его гнилое дыхание и испытывал его гнет и эксплуатацию. Он ненавидел церковь и ее главу так же, как и городской чернорабочий и ремесленник, которые сами недавно вышли из крестьянской среды и с которой не совсем разорвали нити. Эта тесная связь между городом и деревней придавала особую силу еретическим проповедям. Всасывая в себя, разнородные политические и социальные элементы, еретическое движение принимало характер серьезной опасности для богатства и мощи церкви.
Папство напрягало всю свою энергию для борьбы с ересью и тратило огромные суммы на борьбу за "чистоту" веры, а также и для искоренения императорского влияния в Италии. Летописец Урсберга отмечает, какие огромные суммы требовались Риму, чтобы расправиться со всеми недругами; даже человеческие пороки, прибавляет он, служили источником обогащения Рима, и папство черпало деньги из этого источника: "Не религиозность и не чистота совести толкают людей к тебе, Рим, а совершенные преступления, желание искупить их и стремление путем денег выиграть какой-либо затянувшийся процесс". Английский историк Матвей Парижский (1197-1259) (Правильнее - Мэтью Пэрис. Такова была его фамилия ) с возмущением рассказывает, как аббат Сент-Албанса, имевший несчастье предстать перед Иннокентием III, не был выпущен из Латеранского дворца, пока не уплатил 100 марок. Аббат вынужден был сделать заем у папских ростовщиков: ему оставалось лишь утешаться тем, что прочие прелаты оказались в том же положении. Знаменитый немецкий поэт XII в. Вальтер фон дер Фогельвейде восклицает в сердцах: "Пастырь, которого избрал небесный повелитель, стал волком для своих овец".
Крупные средства извлекал Иннокентий III и из императорских владений в Италии. В связи с коммунальным движением и народным брожением, охватившим Северную Италию и принявшим грозный для империи характер, многие части Италии ускользнули из-под непосредственного влияния империи. Этим ослаблением императорской власти воспользовался Иннокентий III, который стал захватывать отдельные местности под тем предлогом, что "иностранный монарх" не может владеть в Италии землей. Однако Иннокентий III стремился не только вытеснить императорскую власть из пределов Италии, не только не допустить объединения Сицилии и севера Италии под властью императора, но и подчинить последнего власти церкви, добиться санкционирования папой избрания императора.
Папство должно было стать последним судьей в вопросе о том, годится ли избранный германскими князьями кандидат в императоры или нет, т. е. от воли папы должно было зависеть избрание германского императора.
Для достижения этой цели Иннокентий углублял княжеские междоусобицы, возникшие в связи с вопросом об избрании нового германского императора после смерти Генриха VI. Папа "освобождал" князей, епископов и даже отдельных горожан от присяги императору и призывал всех поддерживать лишь того кандидата, который признает за папством право утверждения и даже избрания германского императора. Одним из аргументов Иннокентия III против брата Генриха VI - Филиппа Швабского, избранного князьями императором, служила "забота" папства о "свободе" германского народа. Если Филипп станет императором, утверждал Иннокентий, то этим путем упрочится в Германии династия Гогенштауфенов (Гогенштауфены - династия германских императоров (1137-1268). Вели упорную борьбу как с усилившимися владетельными князьями в самой Германии, так и с североитальянскими городами, отстаивавшими свою независимость, а также с папами, которые (в своих интересах) поддерживали эти города. В итоге Гогенштауфены не только потерпели полное поражение, но и были физически истреблены по распоряжению папы Климента IV) и "свобода Германии", заключающаяся в праве князей избирать по собственной воле императора, погибнет и уступит место наследственной монархии, что явится смертельным ударом для германской свободы. После долгих лет смуты и интриг князья уже после смерти Иннокентия III провозгласили императором Фридриха II Гогенштауфена, сына Генриха VI, который еще досвоего избрания в Германии был уже сицилийским королем. Под властью нового императора, таким образом, оказались не только Германия, но и Северная Италия и Сицилия, чего более всего опасался Иннокентий III. Папская область оказалась окруженной враждебными силами.
Однако еще Иннокентию III удалось получить от Фридриха II ленную присягу в отношении Сицилии. Мало того, Фридриху пришлось уступить папству и ряд привилегий в нарушение Вормсского конкордата. Отныне папа мог заявить, что в Германии избрание епископов совершается "исключительно свободно", т. е. без вмешательства светской власти. Между тем епископы представляли в Германии огромную силу: они были не менее могущественными, чем самые сильные князья. На их землях в Майнце, Кельне, Трире, Зальцбурге, Вюрцбурге и т. д. сидели сотни и тысячи вассалов и сотни тысяч крепостных и зависимых крестьян. В те времена земля "служила", и в распоряжение духовных князей поступали материальные средства и военные силы. Обширнейшие архиепископские и монастырские земли выпадали из-под власти императора и в военном смысле, и в финансовом. Поэтому предоставление папе права назначения духовных князей равносильно было подрыву императорской мощи и созданию грозной опасности внутри империи со стороны зависимых от папы прелатов церкви.
Борьба с империей не мешала Иннокентию III подавлять еретические движения, охватившие Южную Францию и итальянские города. Стремившиеся к независимости итальянские города-коммуны отвергали не только императорскую власть, но и папскую, и Иннокентий подвел это движение под категорию ереси, опасной для католической веры. Ряду городов была объявлена война, и если она не приняла в Италии широкого размаха, то лишь потому, что папа вынужден был считаться с возможностью обращения городов за помощью к императору. Иначе обстояло дело на юге Франции, где значительная часть крупных землевладельцев была вовлечена в торговые обороты с Востоком и где создалась богатейшая земельно-торговая знать, стремившаяся к полной независимости как от французского короля, так и от римского папы. Здесь Иннокентий мог без всякой оглядки действовать против "еретиков", получивших название "альбигойцев", от имени города Альби, одного из главных центров ереси катаров.
Альби входил в состав обширного Лангедока со столицей Тулузой и такими большими и цветущими городами, как Монпелье, Нарбонна, Ним, Безье и др. Все эти места славились своим богатством и культурой. Даже арабы и евреи пользовались здесь веротерпимостью и служили торговыми посредниками между Востоком и средиземноморским побережьем Лангедока. Лангедок успешно конкурировал с итальянскими коммунами и, подобно им, с ненавистью относился к попыткам церкви вмешиваться в торговую жизнь страны. Местная земельная аристократия рано сумела оценить значение "левантийской" (ближневосточной) торговли. Нередко феодальные замки служили местом совершения коммерческих сделок, и сами феодалы зачастую руководили крупными торговыми предприятиями. Зараженные лихорадкой наживы, в погоне за барышами, феодалы конкурировали с духовными магнатами. Светские конкуренты обвиняли своих духовных соперников в измене основам учения Христа, в уклонениях от идеала бедности и нищеты. Духовенство же проклинало светскую власть, как носительницу ереси, распространительницу опаснейших для церкви учений. Обострение отношений между церковью и светской землевладельческой знатью побудило папство вмешаться в раздоры в среде господствующего класса, чтобы извлечь для Рима определенные - политические, материальные и религиозные - выгоды. Папа Иннокентий III потребовал от тулузского графа, чтобы он вместе со всей лангедокской знатью вернул церкви захваченное у нее добро. По словам папы, знать Тулузы и других местностей Лангедока богатеет благодаря тому, что она безнаказанно в течение ряда лет грабит католическую церковь. Этому преступлению, торжественно заявлял папа, должен быть положен немедленно конец, тем более что вся знать "исповедует еретические бредни". Действительно, сеньоры города Монпелье "обожали" катаров, сеньор Пьер де Сен-Мишель завещал последним часть своего имущества; в семье Дюрфор три поколения принадлежали к еретикам, а сеньоры Тоненкс дали даже четыре еретических поколения.
В несравненно большей степени, нежели среди феодалов, ненависть к церкви проявлялась в широких массах народа. В городах Лангедока была сильна ненависть ремесленников, в частности ткачей, к многочисленным монастырям. Нередко ткачей отождествляли с еретиками. Ненависть к "разжиревшей" церкви находила широкое распространение и среди крестьян, страдавших от чрезвычайно тяжелых церковных повинностей и с озлоблением относившихся к тунеядству церкви, жившей в роскоши и довольстве. Альбигойская ересь содержала элементы "крестьянско-плебейской ереси", представляла оппозицию против феодального строя, выступавшую под флагом оппозиции церковному феодализму. Опасность для церкви и папства была тем сильнее, что ненависть охватывала все слои населения. Писатель XIII в. Гильом де Гилауренс констатировал, что население Лангедока относилось к духовенству хуже, чем к евреям и арабам. Целые местности были поголовно объяты чувством злобы по отношению к церкви. Так, священник из Камбиака заявлял, что в его приходе лишь четыре человека остались верны католицизму. В Кастельнодари в церкви публично распевались еретические гимны, а в Мирпуа на собрании еретиков в 1206 г. присутствовало свыше 600 человек. Монпелье был настоящей еретической крепостью, оказывал упорнейшее сопротивление всякому наступлению на него церкви и готовился, в свою очередь, предпринять обширное наступление на церковь. Летописцы зачастую повторяют: "Народ стоит за еретиков, отворачиваясь от богатых клириков; епископы, собиратели сокровищ, не нравятся народу". Каноники писали трактаты, опровергающие "бессмысленные и бессовестные лжеучения еретиков" ("Таким образом, в южнофранцузских городах наблюдаются вольность и независимость, неизвестные еще нигде в Европе", - отмечает К. Маркс (Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. 5, с. 233)).
При этих обстоятельствах папство и решило организовать крестовый поход против Лангедока. За участие в походе, за готовность беспощадно истреблять "врагов христовой веры" папство обещало всякого рода земные и небесные блага. По призыву Иннокентия III в Лангедок устремились из разных концов Франции жадные до грабежа рыцари, всякие социальные отщепенцы, толпы фанатиков, бывших во власти священников и монахов.
Богатейшие города и селения были разгромлены и уничтожены крестоносцами. В один день в церкви Магдалины в Безье было перебито 7 тыс. человек, большинство которых состояло из женщин, детей и стариков. Из ряда городов были изгнаны поголовно все жители, а их имущество было роздано крестоносцам. В награду за свои подвиги грабители были приравнены к тем, кто шел освобождать "гроб господень" в Иерусалиме. Следом за крестоносцами шли представители духовенства, чтобы среди оставшихся в живых искоренять дух ереси и безверия. Так, в замке Минерва, разрушенном крестоносцами, "благочестивые служители бога" нашли 140 еретиков и почти всех их сожгли на огромном костре. Только три человека, отрекшиеся от своих верований, не были брошены в пламя. Такие же действия имели место по всей Южной Франции. Католический монах Пьер де Во из Серне с чувством особого удовлетворения описывал ужасающие сцены, происходившие в первые годы XIII в. в богатейшей части Франции, обреченной папством на гибель. В награду за свои деяния папство обложило налогом все дома еретической провинции; деньги эти должны были взиматься светской властью и передаваться парижским банкирам для папы. Кроме этой ежегодной дани Лангедок должен был единовременно внести в ту же кассу тысячу марок. В дальнейшем римская курия предъявила претензии и на земли.
Графство Мельгейль было присоединено к владениям св. Петра. Оно должно было служить вознаграждением за оказанную югу Франции "помощь" со стороны Рима. По-видимому, управление из далекого Рима оказалось маловыгодным предприятием, и папа сдал эту область в аренду епископу Магелонны. В 1273 г. французский король за окончательное подавление папством альбигойской ереси подарил папе Венессенское графство, куда входили такие города, как Карпантра, Завайон, Вэзон и др. К этим папским владениям на французской территории прибавился в 1348 г. город Авиньон, проданный папе Клименту VI королевой Иоанной (Иоанна была неаполитанской королевой, но за участие в убийстве своего мужа была изгнана из Неаполя), надеявшейся дешевой продажей святому престолу искупить перед богом свои многочисленные грехи. Таким образом, с середины XIV в. папство стало обладателем во Франции территории, составлявшей около 3,5 тыс. квадратных километров.
Папство смотрело на свои обширные и богатые французские владения исключительно с финансовой точки зрения и сдавало все графство на откуп, приносивший значительный доход. "Верховным" откупщиком обыкновенно являлся епископ или архиепископ, который распределял эти земли среди мелких откупщиков, по преимуществу духовных лиц. Из финансовых соображений духовенство проявляло веротерпимость. Так, после изгнания евреев из Испании и Португалии здесь, наравне с Голландией, было оказано гостеприимство изгнанникам. Это обстоятельство немало способствовало экономическому расцвету Авиньона, Карпантра и других городов в папских владениях на юге Франции.
Благословение святым Домиником массовой резни «еретиков» на юге Франции
Дальнейшая "забота" папства о Лангедоке выразилась в предоставлении монаху Доминику (1170 - 1221), родом из Испании, чрезвычайных полномочий в борьбе с ересью, причем Доминик создал с этой целью в 1215 г. в Тулузе специальный орден доминиканцев, утвержденный папой Гонорием III в 1216г. (К. Маркс писал: "Преследование еретиков усиливается с тех пор, как к папским легатам присоединяются почтенный "святой" (пес) Доминик (основатель доминиканского ордена) и другие фанатичные испанские духовные лица" (Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. 5, с. 235)) Доминиканцы быстро расширили пределы своей деятельности и охватили ею значительную часть Западной Европы. Через каких-нибудь 15 лет после основания своего первого монастыря доминиканцы уже располагали 60 монастырями. Папство взяло под свое особое покровительство основанный Домиником монастырь в Пруле близ Каркасона (Лангедок) и предоставило доминиканцам привилегию принимать исповедь и вне пределов их диоцеза. "Забота" о душах и борьба с ересью проводились доминиканцами с железной настойчивостью и жестокостью. Доминиканцы требовали предоставления им строжайшего надзора над всем образованием. Они прибирали к своим рукам обучение богословию и схоластике и не допускали никакого "вольнодумства". Их деятельность в Монпелье и Париже, Кельне и Праге, Болонье и Падуе, Саламанке и Оксфорде пользовалась исключительным вниманием Рима. Борьба доминиканцев с новшествами в деле постановки образования восхвалялась папством как величайшая добродетель истинно преданных сынов церкви. Из доминиканских школ вышло немало известных инквизиторов; еще в большей степени орден являлся поставщиком низшего и среднего персонала инквизиционных судилищ (Инквизиция - трибунал католической церкви, созданный в XIII в. для борьбы с ересью. Действуя на протяжении столетий почти во всех католических странах, инквизиция расправлялась с противниками папства, феодальных порядков, преследовала поборников гуманизма, ученых, деятелей культуры. Общее число жертв инквизиции исчисляется сотнями тысяч). Доминиканцы гордились своей рабской угодливостью и "собачьей" верностью папскому престолу и, используя созвучие слов, называли себя "псами господними" (Domini canes). Вся деятельность доминиканцев была направлена на "более успешную борьбу" с ересью. Орден доминиканцев выступал как нищенствующий, однако в действительности он обладал большими богатствами, и погоня за подношениями была у доминиканцев поставлена на широкую ногу. Борьба с ересью требовала больших средств. Еще больше средств поглощала их миссионерская деятельность. Так, в 1247 г. они отправились с религиозной миссией к татарам, в 1249 г.- в Персию, а через несколько лет - даже в Китай. Пользуясь исключительной благосклонностью Рима, доминиканцы мало церемонились с отдельными представителями церкви на местах и нередко вмешивались в распоряжения даже виднейших епископов, не останавливаясь перед угрозами по их адресу. С возникновением инквизиции орден часто прибегал к ее содействию и за малейшее сопротивление своим требованиям привлекал к инквизиционному трибуналу, опираясь при этом на Рим. В общем, роль доминиканского ордена в XIII-XIV вв. в деле усиления влияния папства была огромна. Через доминиканцев папство держало под неослабным контролем самые отдаленные части католического мира, беспощадно устраняло всякую оппозицию, подавляло всякое уклонение от раз установленных догматов, повсюду назначало послушных и покорных своей воле людей. Доминиканцы были верными слугами папства, и недаром ряд их деятелей занимал папский престол. Доминиканцами были папы Иннокентий IV, Пий V и другие.
Из недр доминиканского ордена вышли средневековые католические философы и проповедники Альберт Великий (1206?-1280) и Фома Аквинский (1225-1274). Оба они стремились поставить науку на службу католической религии. Эта последняя обладала в их глазах безусловной, абсолютной истиной, и дело философа сводилось к тому, чтобы черпать из учения Аристотеля логические аргументы для защиты догматов веры. Однако там, где догматы веры никак не поддавались истолкованию с точки зрения Аристотеля, несмотря на все схоластические ухищрения, Альберт Великий, а за ним Фома Аквинский объявляли эти догматы недоступными человеческому разуму, который в таких случаях должен покорно подчиняться учению церкви: "религиозная истина не может быть уязвима со стороны философии". Тем самым вновь подтверждалось традиционное отношение христианства к науке: "наука - служанка теологии".
Следуя Аристотелю, Альберт и Фома рассматривали материю как пассивное начало. Форма образует материю и придает ей реальность. Душа есть такая форма, высшей же формой является бог, первоначальный и конечный принцип всех вещей. Фома Аквинский в своей теологии отводил особое место дьяволу, этому "главе демонского царства", который обладает силой портить погоду, приносить людям всякое зло и мешать находящимся в браке выполнять их супружеские обязанности. Этот "князь теологов", как обычно церковь называет Фому, в "Сумме против язычников" и в "Сумме теологии" останавливается на всяческих "ухищрениях дьявола". Фома заявляет, что ошибочно и даже преступно отрицать веру во всемогущество дьявола. Вера в дьявола так же свята, заявляет он, как все, чему учит католическая церковь.
Учение Фомы Аквинского получило всеобщее признание в католическом мире не только в средние века, но и в новое время, вплоть до наших дней. Папа Лев XIII в 1879 г. разослал "всем патриархам, примасам, архиепископам и епископам католического мира" специальную энциклику, в которой учение Фомы Аквинского объявлялось обязательным и непререкаемым для всех католиков. В 1889 г., через 100 лет после Великой буржуазной французской революции, по распоряжению папы вновь были напечатаны сочинения Фомы Аквинского (Учение Фомы Аквинского лежит в основе одного из самых реакционных философских течений нашего времени - неотомизма, усиленно проповедуемого и разрабатываемого католическими церковниками, в особенности иезуитами).
Почти одновременно с Фомой о деяниях дьявола, о ведьмах и колдунах, вступающих с ним в договорные отношения, о том, какой вред они приносят окружающим, говорил и папа Григорий IX (1227-1241). Интересно отметить, что его выступление в защиту тезиса о существовании дьявола было вызвано вполне конкретными мотивами. Началось с того, что жители округа Штединга, зажиточные крестьяне, не желавшие платить десятину и нести другие повинности, имели частые столкновения с бременским архиепископом. Так как упорство штедингцев наносило ущерб интересам бременской епархии, то архиепископ испросил разрешение папы предпринять крестовый поход против "еретиков". Папа счел отказ от установленной церковью десятины достаточным основанием для объявления такого крестового похода. Однако крестьяне оказались упорными и храбро отразили врага. Крестоносные отряды терпели неудачи. Тогда папа Григорий IX опубликовал 13 июня 1233 г. буллу на имя епископов Майнца и Гильдесгейма, в которой излагались "неслыханные и невиданные по своей гнусности дела" крестьян округа Штединга. Булла Григория IX с "ужасом" передавала все подробности "обрядов", якобы совершавшихся штедингскими крестьянами. В заключение папа восклицал: "Кто может не разъяриться гневом от всех этих гнусностей? Где рвение Моисея, который в один день истребил 20 000 язычников? Где усердие первосвященника Финееса, который одним копьем поразил иудеев и моавитян? Где усердие Илии, который мечом уничтожил 450 служителей Валаама? Где рвение Матфея, истреблявшего иудеев? Воистину, если бы земля, звезды и все существующее поднялись против подобных людей и, невзирая на возраст и пол их, целиком истребили, то и это не было бы для них достойной карой. Если они не образумятся и не вернутся покорными, то необходимы самые суровые меры, ибо там, где лечение не помогает, необходимо действовать мечом и огнем. Гнилое мясо должно быть вырвано" ( Monumenta Germaniae Histories. Epistolae saeculi XIII et regestis pontificum romanorum sefectae per D. H. Pertz, ed. C. Rodenberg, Berolini, 1883, t. 1, № 537, p. 432-434).
Эта булла, известная под названием "Голос в Раме" (первые слова буллы), призывала к вмешательству "светского меча", к крестовому походу против штедингцев. Призывы папы возымели свое действие: со всех концов Германии стали стекаться крестоносцы, чтобы идти на "богоугодное дело" в Штединг.
25 мая 1234 г. 40-тысячное войско напало на "еретиков". 6 тыс. крестьян были убиты у деревни Альтенеш. Папа Григорий IX, опасаясь, что рядом с трупами еретиков мертвым сном покоятся и праведники из крестоносной армии, распорядился снова освятить церкви и кладбища близлежащих местностей и воздвигнуть особый крест в память события, ежегодно воспеваемого в Бременском соборе при торжественных процессиях как избавление долины Нижнего Везера от страшного зла. Жертвующему в "день Альтенеша" милостыню дается 20-дневное отпущение грехов. Еще в 1511 г. бременское духовенство напоминало своей пастве о необходимости празднования дня победы над штедингцами.
Так крестьянское восстание, начавшееся отказом платить церковную десятину, было подведено папством под ересь, объявлено дьявольским наваждением и было потоплено в море крови.
Еще ранее доминиканского ордена был создан и другой орден, получивший название францисканского, по имени его организатора Франциска Ассизского (1182-1226).Осуждая в своих "Правилах жизни" деньги, торговлю и всякие материальные блага, Франциск проповедовал добровольную нищету и потому на первых порах встречал недоброжелательное к себе отношение со стороны многих представителей духовенства. Так, бенедиктинский монах-летописец Матвей Парижский говорил по адресу Франциска: "Проповедуй твои "Правила" свиньям; людям они не нужны". Матвей называл Франциска "божьим дурачком". Однако Иннокентий III, понимая, какой популярностью среди бедняков пользуется проповедь нищеты, не отвернулся от Франциска и решил поставить его деятельность под папский контроль. Под предлогом, что "апостольский образ жизни" нуждается в "приличном ему платье", Иннокентий III одобрил мысль о создании специального ордена и поручил кардиналу Гуго (будущему Григорию IX) выработать для него устав. "Правила жизни", составленные Франциском, были смягчены: обладание имуществом принципиально больше уже не отвергалось; дом, в котором поселялись францисканцы, объявлялся собственностью церкви, но предоставлялся в постоянное пользование членам ордена. Финансовые сделки, совершавшиеся организациями ордена, оформлялись не от имени францисканцев, а как бы от имени жертвователей, в дальнейшем отказывавшихся в пользу ордена от результатов этих сделок. Эти оговорки привели к тому, что вскоре францисканцы стали во многом напоминать доминиканцев. Отказываясь формально от мира и его благ, они "в интересах лучшей пропаганды своего учения" оставались жить в этом "полном греховности и соблазна мире". Францисканцы появились в таких богатых городах, как Аугсбург, Регенсбург, Зальцбург; завели там свои церкви, кафедры, дома; вербовали последователей среди светских людей и стремились быть ближе к народным массам, чтобы легче на них влиять, эксплуатируя религиозное суеверие. Они распространились в Англии, Франции, Испании и других странах.
Идеализация Франциском Ассизским нищеты преследовала цель успокоения той массы недовольных бедняков, которые в основном были участниками еретических движений. Чем шире разливалось море ересей, тем упорнее искала церковь средства борьбы с ними, и если меч и огонь были наиболее излюбленными ее орудиями, то это не исключало иные методы лечения "страшной еретической язвы", действительной причиной которой было прежде всего тяжелое материальное положение крестьян и деклассированных городских элементов средневекового общества. Франциск Ассизский выдвинул свой способ лечения этой "язвы" -возвращение к идеалам ранней церкви, еще не располагавшей никаким имуществом. Францисканский метод тем больше казался удачным, что он имел характер той "первоначальной, истинно христианской церкви", о восстановлении которой так упорно ратовали еретики. Раздавая милостыню нищим и убогим, что в эпоху натурального хозяйства с его небольшими торговыми оборотами мало отражалось на имущественном положении церкви, францисканцы за это подаяние приобретали популярность в народе и местами успешно боролись с еретиками и с выступлениями против жадности, корысти и сребролюбия духовенства. Папа Григорий IX оценил эту сторону проповеди францисканцев, в 1228 г. канонизировал незадолго до того умершего Франциска и умело использовал орден в интересах Рима. Однако, подобно Иннокентию III, он отрицательно относился к требованию сурового соблюдения идеала нищенства и всячески смягчал его, диктуя ордену вносить новые поправки в устав, и без того смягченный при Иннокентии III.
Периодические изменения этого устава вызывали внутри ордена крупные разногласия. Снова и снова приспособленцы брали верх над странниками с нищенской сумой. Когда генералом ордена стал Илья Кортонский, ревнители строгого соблюдения заветов Франциска даже подвергались преследованиям. Так, Антония Падуанского, впоследствии ставшего одним из самых популярных "святых", бичевали до крови и заковали в цепи; точно так же за "кривое" истолкование учения Франциска был посажен на два года в тюрьму член ордена некий Цезарь.
Преследование блюстителей строгого идеала нищенства, так называемых спиритуалов, приняло массовый характер; обвиняли их в том, что они исповедуют "ересь" Иоахима Флорского, осужденную еще в 1215 г. IV Латеранским собором. Идеалы "нищенствующего" монашества были очень выгодны для целей пропаганды, для одурманивания трудящихся, и церковь открыто не выступала против них. Однако она отнюдь не была заинтересована в осуществлении на практике францисканских заповедей. Они должны были служить лишь удобной ширмой для прикрытия алчности церкви, эксплуатации духовенством во главе с папством широких масс населения.
Особенно жестокие репрессии постигли спиритуалов, когда в Париже появилась в 1252 г. книга францисканца Джерардино из Борго-Сан-Донино под названием "Введение в вечное евангелие". В книге говорилось, что Ветхий и Новый заветы потеряли свое значение и должны уступить место "Вечному евангелию". Далее говорилось, что перед тем, как Новый завет перестанет играть свою роль в жизни человечества, "мерзостью запустения будет править папа-святокупец", который вступит на престол к концу шестого десятка этого века. Против этой книги ополчился генерал ордена францисканцев Бонавентура, пользовавшийся большим авторитетом, которого церковь прославила за составленную им биографию Франциска, объявленную канонизированной книгой. Сам Бонавентура впоследствии был поставлен рядом с "ангельским доктором" Фомой Аквинским, получив звание "серафического доктора". Бонавентура требовал жестокого преследования почитателей "Вечного евангелия", так как видел в нем протест против алчности церкви во главе с самиим папой. С благословения папы начались преследования спиритуалов инквизицией. Доносы и публичные выступления против спиритуалов щедро награждались. Епископ Акро Флорент, например, за обвинение своих бывших друзей получил арльскую архиепископию. Многие были вознаграждены денежными суммами. Широкая полемика против спиритуалов сопровождалась громкими процессами и вызывала среди религиозно настроенных людей огромное возбуждение. Канун 1260 г., когда, согласно "Вечному евангелию", должна была наступить "мерзость запустения", был отмечен массовым психозом, бегством исступленных фанатиков в леса, самоубийствами. Наконец, наступил роковой 1260 год - он прошел, а пророчество не исполнилось. И все же религиозные фанатики продолжали по-прежнему верить в "пророчество", отодвигая лишь дату ожидаемого пришествия святого духа и утверждения "Вечного евангелия". Это было своеобразной формой поддержания упорной надежды на грядущее социальное освобождение народных масс.
Надежда эта с новой силой вспыхнула накануне нового, XIV в., когда церковь, заинтересованная в том, чтобы держать паству в вечном страхе, снова и особенно настойчиво предсказывала "светопреставление". Папство с ужасом констатировало "волну благочестивого нищенства", противопоставлявшего себя роскоши тунеядцев Рима. Бонифаций VIII разослал епископам приказ заставить нищенствующих бродяг или отшельников либо изменить образ жизни, либо вступить в какой-нибудь признанный орден. Инквизиции было приказано доносить епископам обо всех подозрительных лицах, а в случае небрежного отношения прелатов к этим предписаниям инквизиторы должны были сообщить об этом святому престолу. Вскоре Бонифаций VIII поручил францисканцу-инквизитору Маттеони из Киети лично посетить Абруццо и Анкону и выгнать оттуда всех нищенствующих, "заражающих" страну. Во Франции многих заковывали в цепи и держали подолгу в тюрьмах.
Впоследствии спиритуалы были приравнены к еретикам. Их книги сжигались, имущество конфисковывалось, а сами они десятками и сотнями погибали на кострах.
В разгар крестового похода в Лангедок папа Иннокентий III созвал IV Латеранский собор, который сурово осудил всякие ложные еретические учения и требовал для еретиков тяжких наказаний. Здесь впервые говорилось об инквизиции как об учреждении, задачей которого является расследование по поводу ереси с целью наказания виновных в ней. При этом указывалось, что представители власти обязаны ежегодно давать духовенству все необходимые сведения о тех, которые "не живут, как все прочие граждане". Граф тулузский, в землях которого с такой силой свирепствовала альбигойская ересь, должен был взять на себя обязательство уплачивать определенную сумму денег за поимку каждого еретика и основать в Тулузе университет для пропаганды "истинного католицизма". Папа Григорий IX приказал графу тулузскому в сопровождении епископа отправиться в горы на поиски еретиков. В первый же день ими было захвачено 19 человек, которые были сожжены. Однако папство вскоре разочаровалось в эффективности этих методов борьбы с еретиками. Оно признало эту совместную работу графа и епископа слишком "вялой" и пришло к выводу, что от светской власти нельзя было ждать особого рвения, епископы же по своему происхождению и интересам были большей частью связаны с феодалами, зараженными ересью. Григорий IX, поэтому решил поручить искоренение ереси доминиканскому ордену. Так в 1233 г. Римом была организована монашеская инквизиция. Первые инквизиторы были отправлены в Тулузу, Альби, Кагор и Нарбонну. Еще до официального установления монашеской инквизиции доминиканцы по собственной инициативе, игнорируя епископскую власть, начали борьбу с ересью. Так, доминиканец Роланд, преподававший во вновь устроенном Тулузском университете богословие, возмущался вялостью борьбы с ересью в Южной Франции и открыто обвинял городскую власть в попустительстве катарам. Вскоре ему представился случай проявить собственную энергию. В Тулузе разнесся слух, что над каноником церкви св. Сернена на смертном одре был совершен еретический обряд. Тогда Роланд, никем не уполномоченный, вырыл с помощью монахов тело еретика и сжег его на глазах у всех. Декрет о введении инквизиции прошел почти незаметно, и летописец Гильом Пелгисо, восторженный сторонник инквизиции, лишь мимоходом упоминает о том, что его святейшество впервые назначил инквизиторов в Лангедок.
Народ же реагировал на введение инквизиции крупными волнениями в Тулузе, Альби, Нарбонне, Авиньоне, Каркасоне, Кагоре и т. д. В ряде мест эти волнения сопровождались убийством наиболее жестоких инквизиторов. В ответ на это запылали костры инквизиции на обширном пространстве Южной Франции.
Дать сведения о количестве погибших в эти кровавые годы нет возможности: инквизиция, по-видимому, умышленно уничтожила эти материалы, и приходится ограничиваться отрывочными сведениями и случайными документами.
Расходы по содержанию инквизиции покрывались из сумм, конфискованных у еретиков. Каково бы ни было наказание еретика, конфискация его имущества была неизбежна. Если у еретика, присужденного к пожизненному тюремному заключению, не было денег, то содержание его падало на городскую власть, которая нередко протестовала против траты денег на "чужого" преступника. Инквизиция видела в этом попустительство ереси, и на этой почве происходили "еретические" процессы против городских властей. "Не трудно себе представить, - говорит историк инквизиции Ли (Ли Генри Чарльз (1825-1909) - американский историк, автор четырехтомной истории испанской инквизиции, а также ряда трудов по средневековой истории папства и католической церкви), - как тяжело было положение заключенных, когда их грабители торговались о том, кому из них давать им хлеб и воду". Впрочем, спорившие вскоре примирялись: заключенные предавались сожжению, и не было больше нужды в расходах. В связи с крестовыми походами и еретическим движением потребность папства в деньгах была, однако, так велика, что средства, достававшиеся от конфискации имущества еретиков, оказывались недостаточными, и папство вступило в тесные сношения с итальянскими ростовщиками. Получая от ростовщиков займы под сравнительно невысокие проценты, папство позволяло банкирам брать с других клиентов до 30% и выше, а также предоставляло свою защиту ростовщикам. Мало того, папство преследовало епископов и аббатов, которые оказывались неаккуратными плательщиками ростовщиков, и заставляло их вносить заимодавцам высокие проценты, хотя это и запрещалось каноническими законами. Убедившись в прибыльности ростовщических дел, римская курия вскоре сама сделалась своеобразной банкирской конторой, оплачивала и переучитывала разные денежные бумаги и участвовала во многих денежных и торговых операциях. Погоня за наживой ярко проявилась в эпоху крестовых походов. После третьего похода папство стало вводить специальные налоги, видя в них хорошее средство обогащения. Но в качестве "духовной силы" оно не могло ограничиться мирскими способами загребания денег и прибегало также к "небесным средствам". Было провозглашено учение о том, что папа может по своему желанию разрешать то, что запрещено каноническими законами, а с соответственной мотивировкой ему предоставляется право разрешать и то, что запрещают "божеские" законы. Таким образом, можно было получить разрешение на совершение любого греха или преступления, нужно было только внести определенную сумму в папскую казну. Эта искупительная сумма освобождала преступника от покаяния, ибо папа, согласно этой теории, очищает не только от наказания (poena), но и от вины (culpa). Исходя из этого учения, папа Климент VI (1342-1352) издал буллу, в которой "предписал" ангелам рая переправить немедленно освобожденных им преступников из ада в рай: в аду должны были оставаться лишь те, которые не внесли "святой лепты" в папскую кассу. Лишь богатые, как позже утверждалось в папской "Таксе" отпущения грехов, могут стать чистыми и невинными голубями; бедняки лишены этой возможности, ибо они не обладают необходимыми средствами для своего искупления.
Такое искупление грехов давалось на основании особого разрешения - папской индульгенции. Схоластика разработала целое учение об индульгенциях. Изображая индульгенцию как милость церкви к грешнику, авторы этого учения в то же время подчеркивали, что эта "милость" не может предоставляться безвозмездно. Индульгенция должна была давать богу следуемое ему удовлетворение (satisfacito) за совершенный грех за счет "добрых дел", которые накопились в большом числе в папской сокровищнице благодаря Христу, апостолам и святым. Из этой сокровищницы папа и мог черпать "добрые дела", очищая и освобождая человека от грехов. Индульгенция "очищала" не только уже совершенные преступления, но и задуманные. По существу, индульгенция была торговлей преступлениями, и папские агенты, распространяя по всему "христианскому миру" индульгенции и зазывая в свою лавочку покупателей, тем самым фактически поощряли всякие преступления. "Если кто убьет отца, мать, брата, сестру, жену или вообще родственника, он очистится от греха и преступления, если уплатит 6 гроссов". "Если один человек участвует в нескольких убийствах в одно и то же время и по одному и тому же случаю, он может очиститься от вины, если уплатит 30 турских ливров". "Кто убил свою жену с целью жениться на другой, может получить отпущение, уплатив 8 турских ливров и два дуката". Отпущение кровосмешения предоставлялось за 4 турских ливра. Содомский грех и скотоложство оценивалось в 36 турских ливров. Отпущение всякого рода грехов, "совершенных клириками с монахинями, в монастыре или вне его, с родственницами, свойственницами, духовной дочерью или какой-либо другой женщиной", оплачивалось согласно таксе. Индульгенция, выдаваемая на три года, стоила 20 карлинов, на 5 лет - 40, на 6 лет - 50 и т. д.
Индульгенции изготовлялись в массовом количестве; они были стандартны и безымянны и продавались оптом. Большими пачками, корзинами и сундуками рассылались они почти по всей Европе и зачастую отдавались на откуп светским хищникам и эксплуататорам. Одновременно с безымянными, предъявительскими индульгенциями, папская курия изготовляла специальные, индивидуальные, именные. То были индульгенции для привилегированных, для духовенства и знати. Эти индульгенции составлялись особыми специалистами, писались высоким стилем, каллиграфически, проверялись чинами всяких рангов, редактировались церковным начальством.
С целью шире организовать это выгодное для папства дело, папская канцелярия разработала целый каталог преступлений и прейскурант отпущений за них. Результатом этой огромной работы явилась "Такса святой апостольской канцелярии", памятник гнуснейшего обмана, хищничества, преступности одних, безумия, темноты и фанатизма других. Этот официальный документ, называвшийся коротко "Такса", не дает возможности папству отпереться от своих злодеяний. Мало того, переусердствовавшие друзья католицизма постарались разрекламировать этот документ по всему миру. Так, в XV томе известного трактата "Океан права", вышедшего в Венеции в 1583 г. под редакцией Цилеттуса, полностью помещена эта "Такса" и написано специальное посвящение к ней, адресованное папе Григорию XIII, который был чрезвычайно тронут этим посвящением и высоко оценил работу Цилеттуса.
Со времен крестовых походов внимание папства все больше сосредоточивалось на выкачивании денег из всех "провинций христианского мира". Все увеличивался финансовый аппарат Рима в лице коллекторов - сборщиков взносов в папскую камеру. К XIII в. коллекторы развили такую деятельность, что оказалось необходимым расширить папскую камеру, и она стала превращаться в настоящее государственное казначейство.
Все поступления из провинций широким потоком стекались в Рим. Для регулирования, усиления и подытоживания поступавших средств необходимо было поддерживать постоянную переписку с финансовыми агентами. Так папская камера сплелась с папской канцелярией, где изготовлялись, отправлялись и получались целые груды бумаг, где в поте лица трудилась над ними масса писцов, копиистов, редакторов, архивариусов, регистраторов, прокураторов, секретарей и т. д. Трудно даже представить себе, сколько бумаги было исписано этими бесчисленными чиновниками папской канцелярии: достаточно упомянуть, что, когда Наполеон I перевез в 1810 г. из Рима в Париж один лишь регистр тайного архива департамента покаянных дел, в ведении которого находилась торговля индульгенциями, то этот регистр составил 4256 объемистых томов.
Помимо финансовых вопросов папская канцелярия занималась все больше вопросами политическими. Стремясь во всех государствах ограничить значение центральной власти, в которой Рим видел всегда соперницу своего могущества, папы стремились быть в курсе всех политических событий и всяких государственных интриг, стараясь направить их в выгодную для себя сторону. Папская рука выдвигала различных претендентов, которых она же нередко сталкивала между собой, заставляя то одного, то другого оспаривать земли, богатства и власть. Рим продавал любому проходимцу "законные права" на княжеское, королевское и императорское достоинство и превращал в предмет торга "законность" рождения того или другого претендента на отцовский престол. В поисках новых источников обогащения папство отняло у епископов право эпитимии (наложение на исповедующегося "добровольного" наказания) - правильнее, эпитимия была превращена в денежную повинность и, составляя очень выгодную статью дохода, сделалась почти монополией папы, в особенности когда денежный штраф принимал крупные размеры и "очищал" богатого человека. Папская канцелярия брала на особый учет подобных штрафников, вела с ними переписку, торговалась и тщательно регистрировала имена преступников на случай рецидива, наказуемого особенно высоким штрафом.
Папство присвоило себе право раздачи бенефициев (доходных церковных должностей). При этом вовсе не требовалось, чтобы лицо, получившее тот или иной бенефиций, действительно выполняло связанные с этим церковные обязанности: бенефициат мог даже не являться в свой приход.
Практика раздачи папством бенефициев вскоре приняла широкие размеры, к ужасу части духовенства, тщетно указывавшего, что нарушается постановление об обязательном пребывании духовного лица на месте его службы в течение шести месяцев и о недопустимости совмещения Духовных должностей.
Особое негодование вызывала раздача бенефициев папским чиновникам, всяким фаворитам и родственникам папы. При этом прямо заявлялось, что "справедливо предоставлять своим родным те преимущества, в которых не отказывается даже чужим". Развилась практика диспенсации, т. е. право отмены церковных запрещении по личному усмотрению папы.
Чтобы иметь запасные должности для раздачи любимцам и продажи их проходимцам, Гонорий III (1216-1227) предписал церквам и монастырям держать для непредвиденных случаев часть бенефициев в распоряжении папы, причем использование поступлений от этих бенефициев зависело всецело от римской курии.
Рим не только присвоил себе право толкования канонов, но и поставил себя выше церковного собора. Папа стал считать себя источником права, высшим законодательным органом христианского мира. Особенно много внимания юридическому обоснованию папского всемогущества уделили в первой половине XIII в. Иннокентий III, Григорий IX и Иннокентий IV. Никакая светская власть не в] состоянии была противопоставить что бы то ни было грандиозному папскому юридическому монументу, каким был "Корпус канонического права", собравший сильнейшие аргументы в защиту тезиса о гегемонии папства и о подчинении ему императорской власти.
Составление этого "Корпуса" было поручено Григорием IX кардиналу-доминиканцу Раймунду Пеннафорте (канонизирован в 1601 г.). В основу опубликованного в 1234 г. "Корпуса" были положены декреталии самого Григория IX и сборник разных папских постановлений, собранных болонским монахом Грацианом. Позже "Корпус" дополнялся, и при папе Клименте V (1305-1314) в него вошли новые статьи - "климентины".
IV
Борьба папства в XIII в. за усиление своего могущества наталкивалась на ожесточенное противодействие империи.
На IV Латеранском соборе, в 1215 г., было решено, что крайний срок отъезда Фридриха II в крестовый поход назначался на 1 июня 1216 г. Однако этот отъезд не состоялся. В империи обострялась сепаратистская борьба духовных князей против императорского централизма, и Фридрих вынужден был отказаться в пользу князей от многих своих привилегий: права чеканить монету, устанавливать пошлину, открывать рынки и строить города. В 1220 г. после долгого торга с князьями Фридрих II отправился в Рим, где был коронован Гонорием III в императоры и дал торжественный обет в 1221 г. уже быть в Малой Азии. Предварительно он издал крайне суровый закон против еретиков, являвшийся как бы платой за отсрочку крестового похода. Однако беспорядки в Северной Италии и Сицилии, вызванные деспотическими мерами Фридриха II, вновь задержали его, на этот раз в Италии до 1227 г. Новый папа Григорий IX (1227-1241) решительно потребовал немедленного отъезда императора на Восток. Показывая свое "крестоносное" рвение, Григорий IX стал собирать для похода средства и обложил духовенство 5%-ным налогом с их дохода в течение трех лет, а с кардиналов и других высших представителей церкви потребовал 10%. Он показал и свою "щедрость", пожертвовав для похода некоторую наличную сумму. Однако сборы на поход поступали туго. Многие отказывались вносить деньги. Отправлявшиеся курией для взимания этих денег коллекторы часто злоупотребляли своими полномочиями, и папская касса в связи с огромными расходами нередко пустовала. Франция к 1221 г. дала всего 16 тыс. марок, между тем из этой страны папа намеревался получить чуть ли не половину всех своих доходов, а на подготовку крестового похода к этому году было израсходовано 58 тыс. марок и еще около 40 тыс. унций золота (унция - 60 марок). Папская курия собиралась ввести новый налог - "одну марку с каждого дома во всем христианском мире", однако это намерение папы повсюду встречало сильные возражения.
Презрительно относившийся к папским наемным армиям, Фридрих все время откладывал поход и предлагал, чтобы сначала отправились в "святую" землю князья, обещая пойти вслед за ними. Это требование императора вызывалось тем, что он опасался, как бы князья не остались в Германии и не выпроводили его одного в Палестину.
Однако под угрозой отлучения от церкви Фридрих вынужден был отправиться в крестовый поход. Летом 1227 г. он собрал в Бриндизи (на юге Италии) огромную армию в 6О тыс. рыцарей и крестьян. Император взял обязательство содержать в "святой земле" в течение двух лет тысячу Рыцарей (платя по 50 серебряных марок за каждого недостающего) , бесплатно перевезти на театр военных действий 2 тыс. рыцарей и предоставить на два года в распоряжение крестоносцев 150 судов (или соответственную денежную сумму); кроме того, к августу 1227 г. он должен был передать христианским властям в Иерусалиме 100 тыс. унций золота.
Все эти обязательства Фридрих принял как король Сицилийского королевства, и всякий сицилийский король (в случае смерти Фридриха или передачи короны другому) должен был реализовать присягу Фридриха, неисполнение которой влекло за собой потерю королевства и отлучение от церкви. Сицилийское королевство считалось "заложным" королевством, папа признавался его верховным владыкой, а Фридрих в отношении своих сицилийских владений - лишь ленником, поскольку император не имел права объединить Сицилийское королевство с империей.
Собравшись в 1227 г. в поход, Фридрих вскоре, однако, вернулся обратно с пути в Иерусалим, ссылаясь на эпидемию лихорадки, из-за которой его армия сильно поредела. Григорий IX, не желая принимать этих объяснений, торжественно отлучил императора от церкви за нарушение обета совершить поход в "святую землю". В ответ Фридрих II завязал тайные сношения с противниками папы в Папской области, а когда Григорий IX вторично проклял императора, то сторонники этого последнего подняли в Риме бунт, и Григорий IX вынужден был в 1228 г. тайком бежать из столицы. Под угрозой интердикта (Интердикт - в католицизме полное или частичное (без отлучения от церкви) временное запрещение папой римским совершать богослужение и обряды. Применяется в качестве церковного наказания по отношению к отдельным людям и к целым территориям и странам) он потребовал от жителей Сицилийского королевства выдачи ему императора. Фридрих со своей стороны грозил Григорию свергнуть его с папского престола и "избрать" нового папу.
Несмотря на то, что Григорий отлучил императора от церкви, запретил населению платить ему налоги и нести всякие повинности и даже проклял "святое дело, проводимое в жизнь вероотступником", Фридрих отправился в крестовый поход и путем дипломатических переговоров с мусульманскими властями достиг, несмотря на противодействие папских представителей, очень почетного мира и выгодных условий. В силу соглашения 18 февраля 1229 г. Иерусалим (за исключением мечети), Назарет, Вифлеем, Сидон и вся местность, через которую пролегала пилигримская дорога от Яффы к Иерусалиму, были переданы султаном Фридриху, и свобода богослужения была предоставлена во всех этих местах, как христианам, так и мусульманам. Папа не хотел и слышать о мире, в котором признавалось равенство "неверных" с христианской церковью, наложил, поэтому интердикт на Иерусалим и запретил пилигримам посещать "святые места".
Фридрих II поспешил вернуться в Европу, тем более что в его отсутствие папа стал возбуждать недовольство против него как в Сицилии, так и в Ломбардии. Мало того, папа двинул в Сицилию три армии, солдаты которых получили название "солдат-ключей" (на их знаменах был изображен "ключ от неба"). Под руководством жестокого воина Иоанна Бриенского и кардинала Пелагия из Альбано они стали теснить сицилийцев. Несмотря на первые успехи и на то, что, на призыв участвовать в этом своеобразном крестовом походе откликнулись церкви во Франции, Англии и Португалии и стали посылать папе деньги и воинов, "солдаты-ключи" терпели поражение. Фридрих II к концу 1229 г. очистил от папских наемников не только Северную и Центральную Италию, но и южную часть страны. Победа эта привела к тому, что с Фридриха была снята анафема, и он был возвращен в лоно церкви. В 1230 г. в Сан-Джермано между папой и императором был заключен мир. Материальных выгод Фридрих II от своей победы не получил и даже вынужден был вернуть захваченные им земли в Папской области, возместить убытки защитникам папы и уплатить штрафную сумму. Кроме того, он взял на себя обязательство не облагать в дальнейшем духовенство, не судить королевским судом представителей духовенства и не оказывать давления на исход выборов епископов и аббатов. Казалось, это было торжеством папства над империей, несмотря на то что последняя одержала над папством военную победу. Однако папство торжествовать не могло. Фридрих стал твердой ногой в Северной Италии и создал вокруг Папской области кольцо имперских владений. Папа стал призывать северные города к борьбе против "иностранного ига". В 1239 г. он снова отлучил императора от церкви, обвинив его в нарушении церковной свободы, обложении духовенства, вмешательстве в епископские выборы, захвате папских владений, в невыполнении обязательства по организации крестового похода и т. п. В обвинении против Фридриха говорилось, что повиновение церкви требует отказа от послушания императору и что папа с божьей помощью сделает все, что от него зависит, для замены Фридриха на престоле другим и восстановления попранного права и справедливости. В Германию были отправлены легаты для борьбы с Фридрихом и подыскания нового императора. При этом многие города, князья и епископы были отлучены от Церкви за нежелание изменить Фридриху. Императорская корона была предложена папой брату французского короля и некоторым другим иностранцам. Ради "спасения христовой веры" папа сносился не только с английским и французским королями, но и с татарами, добиваясь, чтобы они из Венгрии вторглись в империю и нанесли удар Фридриху. Дело шло не только об удалении этого "еретика", но и о недопущении к власти сына его Конрада, об окончательном устранении династии Гогенштауфенов, в крови которой якобы течет ненависть к церкви.
Смерть Григория IX лишь на короткое время отсрочила дальнейшее обострение борьбы.
На соборе 1245 г. в Лионе был обнародован декрет о лишении Фридриха престола ввиду того, что он клятвопреступник и еретик, совершил святотатство и вероломство. В Италии и Германии в среде духовенства против императора возникли заговоры, в которые сторонникам папы удалось вовлечь ближайших советников императора. Во время раскрытия одного из этих заговоров арестованные в свое оправдание ссылались на авторитет папы.
Провал этих заговоров побудил Иннокентия IV предложить духовным и светским князьям Германии избрать нового короля при жизни старого. С этой целью из Рима были отправлены огромные суммы королевским выборщикам с указанием, чтобы они немедленно голосовали за ландграфа Генриха из Тюрингии, известного под именем Распе. За это избрание Иннокентий IV обещал простить все совершенные избирателями грехи. Представитель папы, явившийся с этим поручением в Германию, угрожал духовным князьям лишением должности и бенефициев, а также всякого рода духовными и светскими карами, если они откажутся выдвинуть кандидатуру Распе и провести его в короли, а затем и в императоры. Напуганные угрозами и соблазненные подарками, духовные и светские князья империи 22 мая 1246 г. избрали королем Распе; не голосовавшие за него были отлучены от церкви и должны были предстать в Риме перед папой. Против Фридриха и его сторонников провозглашался крестовый поход, участникам которого обещаны были те же "божеские и земные льготы", что и крестоносцам в "святую землю". Мало того, главному вербовщику крестоносцев в Палестину, епископу Оттону из Фраскати, было приказано приостановить вербовочную кампанию, так как потребовались крестоносцы для похода против "антихриста" Фридриха II и его сторонников. Когда в 1247 г. папский "король" Генрих Распе умер, папа обратился с призывом к германскому, польскому и датскому духовенству с требованием, чтобы отлучение от церкви "бывшего" короля-императора Фридриха и его сына Конрада строго проводилось в жизнь, чтобы все их сторонники бойкотировались верующими. Иннокентий IV предлагал королевско-императорскую корону всевозможным проходимцам, даже иностранцам. Через восемь месяцев после смерти Распе прирейнские епископы избрали германским королем графа Вильгельма Голландского. "И на этот раз главную роль играли деньги", - откровенно писал летописец. В письмах к светским князьям папа, однако, объявлял избрание Вильгельма актом, продиктованным свыше, указанием божьего перста.
И снова была провозглашена анафема против всех сторонников Фридриха, опять было собрано "крестовое" войско, которое штурмом овладело Аахеном, чтобы там короновать короля.
Во время этой войны в 1250 г. умер Фридрих II. Германией должен был управлять его сын Конрад, а Сицилийским королевством - другой его сын, Манфред. После смерти Конрада в 1254 г. Манфред продолжал борьбу с папой, и ему удалось нанести ряд чувствительных ударов папской партии. Казалось уже, что Гогенштауфены выйдут победителями из этой длительной, ожесточенной борьбы с папством, тем более что богатые немецкие города решительно стали на их сторону против хищнических действий папы Иннокентия IV и его преемника Александра IV (1254-1261). При последнем даже Северная Италия с ее многочисленными богатыми коммунами, не желая менять германское иго на еще более тяжелое папское, перешла в лагерь Гогенштауфенов и угрожала папству увлечь за собой Сицилию и весь юг Италии, где у Александра IV было также много противников. При таких условиях у Манфреда и у внука Фридриха II, малолетнего Конрадина, были большие шансы на решительную победу над папством. Однако на спасение папы явился французский принц Карл Анжуйский, с которым папство давно вело тайные переговоры. В 1266 г. при Беневенте произошла битва между рыцарями Карла Анжуйского и императорскими войсками, а в 1268 г. в новом сражении при Тальякоццо внук Фридриха II Конрадин потерпел полное поражение и сам оказался в плену. Папа Климент IV (1265-1268) потребовал поголовного истребления рода Гогенштауфенов: обезглавлен был 14-летний Конрадин, убиты были и другие члены этой "еретической семьи". Французский принц Карл Анжуйский стал королем Сицилийского королевства и при благосклонном содействии папства установил тиранический режим, который послужил причиной мощного восстания с почти поголовным истреблением ненавистных населению французов, происшедшего в 1282 г. и известного под названием "Сицилийской вечерни".
После истребления династии Гогенштауфенов папство торжествовало. Оно присвоило себе право непосредственного распоряжения императорским престолом. Папа использовал свое "право" коронования императора и повлиял на избрание в 1273 г. австрийского графа Рудольфа Габсбурга. Рудольф еще до того обещал Григорию X предпринять крестовый поход, не покушаться на папскую территорию и не воевать против папских вассалов. Однако, когда Рудольф потребовал присяги от жителей Романии, Этрурии и Ломбардии, папа заявил свой протест и не разрешил королю явиться на коронацию в Италию. Он потребовал от него также примирения с Карлом Анжуйским, "вечного" отказа от притязания на Неаполитанское королевство и признания за Римом Сицилии, Сардинии и Корсики. Рудольф остался лишь королем и до самой смерти не был коронован в императоры.
Папство считало окончательно решенным тянувшийся в течение трех веков спор между светской и духовной властью. Папа Бонифаций VIII (1294-1303) отказал Альбрехту I не только в императорском, но и в королевском титуле, потребовав в виде предварительного условия, чтобы Альбрехт обязался не назначать в течение пяти лет неугодного папе наместника в Ломбардии и Тоскане, лично являться на войну против врагов папы, торжественно заявить, что папство возложило императорскую корону на Карла Великого и предоставило право выбора императора курфюрстам. Наконец, Альбрехт должен был принести формальную присягу в верности папе. В 1308 г. трирский архиепископ Болдуин предложил курфюрстам избрать императором своего брата Генриха Люксембургского, который был единогласно провозглашен императором под именем Генриха VII. Окончательного утверждения, однако, папа не дал и ему, и, подобно своим предшественникам Рудольфу I и Альбрехту I, Генрих VII не был коронован папой в императоры. С ликвидацией германской проблемы для папства возникла новая - французская. Экономические условия Франции к началу XIV в. создали благоприятную почву для развития там централистских тенденций. Естественно, что папство, отстаивавшее везде свое неограниченное господство, не допускало образования сильной власти, могущей оказать сопротивление притязаниям Рима. "Забота" о Франции с этого времени становится в центре внимания папской политики.