Глава II. Великий князь Михаил II г. 1174—1176

Вече в Владимире. Добродушие Михаила. Гордость ростовцев. Корыстолюбие бояр. Торжество Михаила. Кончина и свойствсего князя. Междоусобие в южной России.

Скоро по кончине великого князя съехались ростовцы, суздальцы, переяславцы и все люди воинские в город Владимир на вече, следуя примеру новогородцев, киевлян и других российских знаменитых граждан, которые, по словам летописцев, издревле обыкли решить дела государственные в собраниях народных и давали законы жителям городов уездных. «Всем известно, каким образом мы лишились князя,— говорили бояре на вече: — он не оставил детей кроме сына, княжащего в Новегороде. Братья Андреевы в южной России. Кого же изберем в государи? Кто защитит нас от соседственных князей, рязанского и муромского, да не будем жертвою их коварства или силы? Обратимся к зятю Ростислава Георгиевича, Глебу Рязанскому; скажем ему: Бог взял нашего князя: зовем шурьев твоих на престол Андреев; отеи их жил с нами и пользовался любовию народною». Спя мысль была внушена боярам послами рязанскими: граждане одобрили оную; утвердили выбор крестным целованием и, согласясь с Глебом, отправили посольство в Чернигов, где находились тогда Ярополк и Мстислав Ростиславичи, племянники Андреевы. Обрадованные честию такого избрания, но желая быть великодушными, сии два князя предложили дядям своим, Михаилу и Всеволоду Георгиевичам, господствовать вместе с ними; признали Михаила старшим, уверили друг друга клятвою в искренности союза и целовали крест из рук епископа черниговского. Обряд бесполезный! Ярополк по совету ростовцев, недовольных прибытием Михаила, оставив его в Москве, тайно уехал в Переяславль Залесский, собрал бояр, воинов и взял с них клятву верности. Ростовцы призвали туда и 1150 владимирцев; но сограждане сих последних, которые оставались дома, отворили ворота Михаилу и с радостию назвали его князем своим, помня, что Георгий Долгорукий хотел отдать Суздальское княжение ему и Всеволоду. Началось междоусобие. Ярополк осадил раздорами, отчасти теснимые возрастающим многолюдством в их пределах, решились выехать из отечества и, Волгою доплыв до Камы, завели селение на берегу ее. Зная, что далее к северу обитают народы дикие в стране лесной, изобильной дарами природы, многие из сих выходцев отправились вверх до устья Осы; обратились к западу; дошли до Чепцы и, плывя ею вниз, покорили бедные жилища вотяков; наконец, вошли в реку Вятку и на правом берегу ее, на горе высокой, увидели красивый городок, окруженный глубоким рвом и валом. Место полюбилось россиянам: они захотели овладеть им и навсегда там остаться; несколько дней говели, молились и, призвав в помощь святых защитников своего отечества, Бориса и Глеба, на память их, июля 24, взяли город. Жители скрылись в лесах. Сие укрепленное селение называлось Болванским (вероятно, от капища, там бывшего): завоеватели дали ему имя Никулицына и построили в нем церковь Бориса и Глеба. Между тем оставленные на Каме товарищи — может быть, опасаясь соседственных болгаров — решились также искать другого жилища; пришли на судах к устью Вятки, плыли сею рекою вверх до черемисского города Кокшарова (ныне Котельнича) и завладели оным. Утвердясь в стране Вятской, россияне основали новый город близ устья речки Хлыновицы, назвали его Хлыновом и, с удовольствием приняв к себе многих двинских жителей, составили маленькую республику, особенную, независимую в течение двухсот семидесяти осми лет, наблюдая обычаи новогородские, повинуясь сановникам избираемым и духовенству. Первобытные обитатели земли Вятской, чудь, вотяки, черемисы, хотя набегами беспокоили их, но были всегда отражаемы с великим уроном, и память сих битв долго хранилась там в торжественных церковных обрядах: два раза в год из села Волкова с образом св. Георгия носили в Вятку железные стрелы, кои были оружием чуди или вотяков и напоминали победу россиян. Новогородцы также от времени до времени старались делать зло хлыновским поселенцам, именовали их своими беглецами, рабами и не могли простить им того, что они хотели жить независимо.

Владимир; союзники его, муромцы, рязанцы, жгли села в окрестностях. Семь недель граждане крепко стояли за Михаила и мужественно оборонялись; наконец, изнуренные голодом, объявили князю, чтобы он дал им мир или сам удалился. Храбрый, добродушный Михаил не думал укорять их. «Вы правы,— сказал он им: — могу ли желать вашей погибели?» — и немедленно выехал. Граждане, проводив сего достойного князя с искренними слезами, вступили в переговоры с Ярополком и Мстиславом; уверяли кх в своей покорности, но боялись злобы ростовцев, которые, завидуя новой знаменитости Владимира, желали его унизить. Города считались тогда между собою в летах, как роды дворянские в поколениях: ростовцы славились древ-ностию; именовали Владимир пригородом, его жителей своими каменщиками, слугами, недостойными иметь князя, и хотели дать им посадника. Владимирцы, напротив того, утверждали, что их город, основанный Владимиром Великим, имеет право на знаменитость. Обнадеженные Ярополком и братом его в справедливой защите, они встретили их со крестами и ввели торжественно в храм Богоматери, где Ярополк был объявлен князем владимирским, а Мстислав ростовским и суздальским. Народ успокоился, однако ж ненадолго.

Мстислав и Ярополк, неопытные в деле государственного правления, скоро утратили любовь народную. Отроки, пришедшие с ними из южной России, сделались посадниками; отягощали граждан судебными налогами; думали о корысти гораздо более, нежели о расправе. Князья зависели от бояр и во всем исполняли их волю; а бояре, наживаясь сами, советовали и князьям обогащаться. Ярополк отнял у соборной церкви волости и доходы, данные ей Андреем; в самый первый день княжения своего взяв ключи от сего богатого храма, присвоил себе казну оного, серебро, золото и дерзнул наконец самую победоносную вышегородскую икону Марии отдать зятю, Глебу Рязанскому. Общее негодование обнаружилось. «Мы не рабы (говорили владимирцы) и приняли князей добровольно; они же грабят нас как иноплеменных, опустошая не только домы, но и святые храмы. И так промышляйте, братья!» Слово важное: оно значило, что надобно князей унять или сбыть с рук. [1175 г.] Видя же, что все бояре держат сторону слабых государей — видя, что ростовцы и суздальцы нечувствительны к народным обидам или терпеливы до излишества,— граждане владимирские тайно призвали Михаила из Чернигова. «Ты внук Мономахов и старший из князей его рода, — говорили ему послы» — иди на престол Боголюбского; а ежели Ростов и Суздаль не захотят тебя, мы на все готовы, и с божиею помощию никому не уступим». Михаил с братом Всеволодом и сыном князя черниговского был уже в Москве, где ожидали их усердные владимирцы и сын Андрея Боголюбского (скоро по смерти отца принужденный выехать из Новагорода): тогда Ярополк сведал о грозящей ему опасности; хотел встретить Георгиевичей, но разошелся с ними в дремучих лесах и написал к брату, Мстиславу Суздальскому: «Михалко болен; его несут на носилках: спеши отразить малочисленных неприятелей от Владимира; я пленю их задний отряд». Михаил, будучи действительно весьма нездоров, приближался к Владимиру, когда полк суздальский, выступив из-за горы в блестящих латах и распустив знамя, с воплем устремился на его дружину. Устроенная Михаилом, она изготовилась к сражению; стрелки с обеих сторон начали битву; но суздальцы — изумленные стройным ополчением неприятелей — вдруг обратили тыл, бросив хоругвь княжескую. Летописцы говорят, что ни те, ни другие воины не отличались никаким особенным знаком и что сие обстоятельство спасло многих суздальцев: ибо победители не могли распознавать своих и неприятелей. Михаил [ 15 июня 1175 г.] с торжеством въехал в город Владимир: пред ним вели пленников. Духовенство и все жители встретили его с живейшею радостию. Ярополк ушел к зятю своему в Рязань, а Мстислав в Новгород (где княжил юный сын его, Святослав, после Георгия Андреевича); но мать и жены их остались пленницами в Владимире.

Скоро послы от Суздаля и Ростова явились во дворце Михайловой и сказали именем всех граждан: «Государь! Мы твои душою и сердцем. Одни бояре, преданные Мстиславу, были тебе врагами. Повелевай нами как отец добродушный!» Таким образом Михаил наследовал великое княжение Андреево; объехал разные области; везде учредил порядок; везде пекся о народном спокойствии. Осыпанный Дарами суздальцев и ростовцев, награжденный за свой труд благословениями довольных граждан, он возвратился в Владимир, оставив Всеволода княжить в Переяславле Залесском.

Народ требовал мести: Глеб Рязанский пользовался слабостию шурьев, обирал их, обогатился драгоценностями и святынею храмов владимирских. Михаил шел наказать его: но Глеб, не дерзая оправдываться, требовал милосердия; прислал вышегородскую икону Богоматери, все драгоценности, даже книги, им похищенные, и тем обезоружил великого князя. Народ, с восхищением встретив образ Марии, снова поставил его в соборной церкви владимирской: Михаил возвратил ей поместья, оброки и десятину.

Торжество владимирцев было совершенно: город их сделался опять столичным, и князь, ими призванный, заслуживая любовь общую, казался любимцем неба, ибо счастие ему благоприятствовало. Они хвалились своим выбором и говорили, что бог, унизив гордость древнего Ростова, прославил новый Владимир, ознаменовав его жителей мудро-стию в совете и мужеством в деле; что они, вопреки боярам, даже вопреки народу суздальскому и ростовскому, единственно в надежде на свою правду, дерзнули изгнать злых князей и выбрать Михаила, благотворителя земли Русской. К несчастию, сей государь властвовал только один год и скончался [20 июня 1176 г.], оставив в летописях память своей храбрости и добродетели. Жив в веке суровом, мятежном, он не запятнал себя ни жестокостию, ни вероломством и любил спокойствие народа более власти. Новейшие летописцы уверяют, что Михаил казнил многих убийц Андреевых; но современные не говорят о том. Некогда изгнанный Боголюбским, он мог еще питать в сердце своем неприятное воспоминание сей обиды; и тем более достоин хвалы, ежели действительно наказал злодеев.

Михаил, занимаясь единственно благом Суздальского, или Владимирского княжения, не хотел или не имел времени думать о России южной, где господствовало междоусобие. Олег Северский, зять и союзник Ростиславичей, вместе с ними воевал область Черниговскую, осаждал Стародуб и, сам осажденный Святославом в Новегороде Северском, должен был молить о мире. Киев более и более унижался. Видя нечаянное прибытие Романа Смоленского и догадываясь, что братья намерены возвести его на киевский престол, слабый Ярослав Изяславич не захотел подвергнуть себя стыду изгнания и добровольно уехал в Луцк. Роман также не мог утвердиться на сем престоле, от зависти и козней Святослава. Имея тайные сношения с киевлянами и с черными клобуками, волнуя умы лестию, злословием и скоро обрадованный несчастною битвою сыновей Романовых с половцами, в коей легло на месте множество лучших воинов, Святослав начал торжественно жаловаться на Давида. «Я ничего не требую кроме справедливости, — говорил он Роману: — Брат твой, помогая Олегу, жег города мои. Согласно с древним уставом боярин в вине ответствует головою, а князь уделом. Изгони же беспокойного Давида из областей днепровских». Не получив удовлетворения, Святослав прибегнул к оружию и к изменникам. Зять его, сын Владимира Мстиславича, внука Мономахова, именем Мстислав, жил в Триполе с Ярополком Романовичем и предал сей город тестю. Узнав еще измену берендеев, Роман удалился в крепкий Белгород и ждал братьев. Хотя князь черниговский, более властолюбивый, нежели храбрый, заняв Киев, малодушно бежал от них и перетопил часть своего войска в Днепре; однако ж Рости-славичи, сведав о впадении половцев, призванных Святославом, добровольно уступили ему древнюю столицу, уже незавидную. «Господствуй в ней, — сказали они, — но с согласия нашего: не насилием и не обманом; мы не хотим тешить иноплеменных варваров междоусобием». Роман возвратился в Смоленск.

купить металлопрокат в Московской области
Купить книгу "Иди туда, где страшно" на сайте Читай-город