Святая святых

Давление национальной среды, узость социальной базы привели к тому, что большевики стали довольно рано использовать русские национальные настроения в политических целях. В марте 1919г. в Одессе, например, расклеивались прокламации, призывающие русских бороться с французами. «Как вам не стыдно идти вместе с французами? - говорилось в одной из таких прокламаций.- Разве вы забыли 12-й год?»25 Но такие явления в то время были еще достаточно случайными. Они не были результатом инструкций центра, скорее являясь местной инициативой, находясь, однако, в пределах допустимой партией политики. Первые признаки того, что большевистское руководство начало формулировать свое принципиальное отношение к политическому использованию русских национальных чувств, можно обнаружить весной 1920 г. Это было результатом слабости и неуверенности в момент начавшегося польского наступления. Призыв к русскому патриотизму был попыткой сплотить вокруг себя более широкие народные массы, а в особенности привлечь бывших белых в момент серьёзного кризиса. Таким образом, этот шаг был вынужденным. По-видимому, имело место какое-то обсуждение, причем совершенно очевидно, что против опоры на русский патриотизм раздавались сильные голоса. 18 мая 1920 г. главный редактор «Известий» Ю. Стеклов (Нахамкес) выступает за решительное использование русских национальных чувств. Интересно, что и он, будучи русифицированным евреем, был в партии чужаком, еще недавно являясь активным меньшевиком.

Стеклов опубликовал передовицу, где эта проблема ставилась. Стеклов говорил следующее: «Народ, на который нападают, начинает защищаться. Когда посягают на его святая святых, он начинает чувствовать, что в нем просыпается национальное сознание». Можно отметить, что слова «святая святых» были начисто лишены какого-либо классового, социального содержания. Что такое это «святая святых»? Некая высшая ценность? Но что могло быть более высокой ценностью, чем классовые интересы? Стало быть, Стеклов невольно признавал, что национальные ценности оказываются выше классовых, что для того времени было весьма необычным шагом. Но, старается успокоить Стеклов коммунистического читателя, «это еще очень далеко от национализма в плохом смысле этого слова». Сейчас, утверждает Стеклов, во всей России наблюдается взрыв национального чувства. «Кое-кого это смущает. Опасаются проникновения в наши ряды посторонних и даже враждебных элементов, идущих туда с предвзятой целью принести делу республики не пользу, а вред». Но Стеклов не разделяет таких опасений, высказывая, естественно, и официальную точку зрения. «Даже у черносотенца дрогнет преступная рука, - говорит он, - когда ему придется направить ее против своей страны». Эта статья Стеклова была опубликована за две недели до брусиловского воззвания, публикация которого, вероятно, сталкивалась с сопротивлением. Кто именно выступал против использования русского национализма, точно неизвестно. Пока что можно указать лишь на старого партийца Е. Ярославского (Губельмана), который в тот же период негласно обращал внимание партии на необходимость борьбы против русского национализма, даже сотрудничающего с большевиками. В неофициальном отзыве на упоминавшуюся выше брошюру Кремнева (Чаянова) Ярославский резко осудил факт ее публикации за призыв автора к славянофильству и национализму26. Но Ярославский был второстепенным работником. Кто еще мог быть на его стороне, мы не знаем.

Зато хорошо известно, что одним из главных, а может быть, и главным сторонником использования русского национализма в политических интересах советской власти был Троцкий. В данном случае речь шла о поощрении бывших царских генералов, и Троцкий как председатель Реввоенсовета не мог их не поддержать.

Это позднее отмечал Радек, считая одной из величайших побед Троцкого то, что он «сумел людям, пришедшим к нам по принуждению из вражеского лагеря, внушить убеждение, что советское правительство борется за благо русского народа»27.