* * *

С самого утра следующего дня в Констанце царило праздничное оживление. Тысячи людей — местные жители и иностранные гости — направлялись за город, на большой луг, вокруг которого мастерами, нанятыми неделю назад Фридрихом Австрийским, были выстроены трибуны с местами для правителей, знатных людей и их жен, собравшихся в Констанце. Трибуны были задрапированы яркими разноцветными тканями. Здесь будет проходить турнир, организованный Фридрихом Австрийским, и сам он, одетый в железные доспехи, верхом на лошади, должен будет сразиться на зеленом поле перед трибунами с графом Шелли. Люди, пешие и конные, направлялись полюбоваться редким и увлекательным зрелищем. Но вот от толпы отделился какой-то всадник и свернул с прямой дороги в узкую улочку, ведущую к западной окраине города. На нем был потрепанный пестрый турнирный костюм, поверх которого была надета старая проржавленная кольчуга с оторвавшимися кое-где металлическими колечками. Забрало было спущено и наполовину скрывало лицо. Он был похож на конюха какого-нибудь рыцаря, принимавшего участие в турнире. Таких конюхов было множество, и на них никто не обращал внимания. Людей больше привлекали статные и красиво одетые рыцари. Никто не обратил внимания и на этого всадника, он без помехи покинул город и вскоре оказался достаточно далеко от луга, где проходил турнир. Тогда он подхлестнул лошадь и галопом поскакал по дороге.

На пути к Шафхаузену, в получасе езды от Констанца, на развилке трех дорог остановился толстый одноглазый священник, сидевший верхом на муле, и беспокойно стал вглядываться в лица всех подъезжавших со стороны Констанца. Заметив вдали знакомого нам странного конюха, он хлестнул мула, но животное и не подумало сдвинуться с места. Тогда священник стал делать знаки подъезжавшему, чтобы он остановился. Человек приблизился и придержал лошадь.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да,— ответил священник.— Тебя ждут в крепости. Конечно, читатели уже догадались, что «конюх» этот был переодетый папа Иоанн XXIII, а священник — его верный телехранитель Гуиндаччо Буонакорсо.

Чтобы ослабить нажим со стороны «анархически настроенных» членов собора и императора Сигизмунда, Косса решил бежать из Констанца — этого «осиного гнезда». В этом ему должен был помочь Фридрих Австрийский, конечно не бескорыстно.

— Я почти свободен, Гуиндаччо,— произнес Косса.— И буду совсем свободен, как только укроюсь в крепости у Фридриха. Мне надо спешить...

— Ах, святой отец, святой отец! — захныкал растолстевший гигант.— Я уже не тот, что раньше... У меня нет сил следовать за тобой...

— Не надо. Отправляйся в Констанц и скажи Фридриху, что ты встретил меня в назначенном месте. Но пусть он не прекращает турнира, пока я не пришлю гонца из крепости с известием, что я доехал.

Подхлестнув лошадь, он поскакал по дороге на запад. Косса приехал в Шафхаузен, расположился в главной крепости города, и, уверенный в неприступности своего убежища(крепость окружала стена толщиной в пять метров), отправил письмо императору Сигизмунду. «Император Сигизмунд! Я снова свободен и независим от Вас, примкнувшего к моим злейшим врагам. Я чувствую себя здесь прекрасно. Но, несмотря на все, я не отказываюсь от своего обещания отречься от престола. Я сделаю это ради установления мира в церкви. Но я сам решу, когда мне это сделать».

«Это был новый хитрый ход Иоанна XXIII,— говорит историк католической церкви Мурре.— Иоанн XXIII ожидал, что его бегство приведет к роспуску собора».

В праздничном Констанце никто не подозревал о случившемся. Весь день продолжались состязания в фехтовании к удовольствию народа, жаждавшего зрелищ. Герцог Фридрих руководил турниром. И только вечером, когда из Шафхаузена было получено известие, что папа в безопасности, он объявил, что праздник закончен. Он посадил Гуиндаччо, который не мог больше держаться на муле от усталости, в экипаж, а сам галопом поскакал в Шафхаузен для встречи с папой.

О бегстве папы Констанц узнал на следующий день. Тревога и волнение овладели участниками собора.

— О-о!.. Какой же это собор, если его не признает глава церкви! — вопили кардиналы, сторонники папы Иоанна XXIII.— Раз глава церкви ушел, собор надо распустить.

Кардиналы поддерживали папу, так как видели, что представители духовенства, собравшиеся из всех уголков Европы, подавляют их. Они составляют большинство и принимают решения, не считаясь с мнением кардиналов.

Поддерживали Иоанна XXIII не только кардиналы. Его сторонниками оказались и некоторые светские владыки. Кроме герцога Фридриха, его союзниками готовы были стать и другие правители(из-за ненависти к Сигизмунду): герцог Нассауский(один из семи курфюрстов, выбиравших императора) и маркграф Бернар Баденский. Большая часть членов собора, те, кто принимал решения, были разочарованы: их старания пропали даром. Правда, они осудили поступок папы, но что делать дальше — не знали. Но нашлись, однако, люди, возмущенные поведением папы, которые сумели продолжить работу собора. В страстную пятницу 29 марта представители Германии, Франции и Англии, собравшись, приняли следующее решение:

«Наш собор, представляющий воинствующую церковь, осенен именем святого духа и является законной силой. Он черпает свою силу непосредственно от бога. И каждый, будь то даже сам папа, обязан подчиняться его решениям, направленным к прекращению раскола и реформе церкви».

Это заявление корифеев церкви, участников собора, принятое без сбежавшего председателя — папы и кардиналов, защищавших его, служило как бы оправданием их дальнейших действий. Между строк сквозили волнение, некоторая неуверенность. Тем более что кардиналы, сторонники Коссы, старательно сеяли смуту. Они открыто вступились за своего главу. Они говорили, что политическая власть в Констанце своим враждебным отношением к верховному главе церкви вынудила папу к бегству, что у него не было другого выхода. Ими были написаны и расклеены на стенах домов листовки с призывом к тем, кто поддерживает папу Иоанна XXIII, отправиться в Шафхаузен и там продолжить работу собора. «Покиньте Констанц,— писали они,— отправляйтесь в Шафхаузен. Анафема тому, кто не сделает этого». И чтобы подать пример, первыми отбыли в Шафхаузен.

Бегство папы, вызвавшее такое волнение среди членов собора, на императора Сигизмунда не произвело никакого впечатления. Он возглавил воинственно настроенных против папы теологов, сумел рассеять пессимистические настроения и предотвратить роспуск собора. На следующий же день после неожиданного бегства Иоанна XXIII Сигизмунд в сопровождении группы всадников проехал по улицам Констанца, взывая к народу:

— Успокойтесь, все будет хорошо. Я заставлю папу вернуться в Констанц, а тех, кто помог ему, накажу по заслугам.

Собор был спасен от верного распадч. Некоторые из членов собора готовы были расправиться с кардиналами, сторонниками папы. Но большинство иерархов церкви, настроенных более миролюбиво, сдержали их порыв, а Сигизмунду предложили повременить с выступлением против папы. Сигизмунд согласился и отправил к Иоанну послов, которые должны были узнать, собирается ли папа выполнить свое обещание и отречься от престола или он уже передумал.

К папе были посланы два кардинала(из тех, что не сбежали в Шафхаузен) и два епископа. Косса принял их... лежа в постели.

— Ни вы, ни какой-либо другой папа не может распустить собор,— заявили послы,— если собор сам не решит прекратить работу. Наш собор продолжается, вся власть, несмотря на ваше бегство, принадлежит ему. Все, и вы в том числе, обязаны подчиняться его решениям, ибо он — сама церковь(Идея эта принадлежала теологу Жерсону и была принята собором.). Иоанн XXIII улыбнулся.

— Вы рассуждаете, как еретики. Идея эта не может принадлежать церкви, никто не согласится с ней. Организм будет здоровым, если здоровы отдельные органы. Все должно находиться в гармонии. Голова — это часть организма, без нее организм погибнет, равно как и голова не может существовать без всего организма. То же и с церковью. Церковь — это некий организм, незримой главой которого является Иисус Христос, а зримой — я, папа. И поэтому решение собора противоречит законам церкви...

— Святой отец,— осмелился перебить Иоанна один из кардиналов,— вы заявили, что ради блага церкви отречетесь от престола...

— Да, я говорил это,— подтвердил Косса.— Но это заявление было вырвано у меня силой. Вы сами видели, что решения принимались не большинством, что специально было придумано голосование по нациям.

— Как же теперь быть, святой отец? Значит, вы не отречетесь от престола? Ваше обещание теряет силу?

Косса вдруг высокомерно взглянул на послов.

— А что для меня сделает собор, если я отрекусь? Вы можете обещать мне Болонью и земли, примыкающие к ней? Вы можете обещать, что я останусь кардиналом с тридцатью тысячами золотых дукатов дохода в год? Можете простить мне все мои противозаконные поступки, которые вы так тщательно выискивали? И еще: можете ли вы ручаться, что ваш новый избранник, мой преемник, возьмется выдать мне индульгенцию с прощением всех моих грехов и преступлений, которые я еще могу совершить, если меня вынудят к этому обстоятельства?

Послы зашептались между собой, возмущенные такими требованиями Иоанна XXIII. Косса с саркастической улыбкой поглядывал на них.

— А как же вы думали, святые отцы? Что я оставлю престол, на который был возведен божьей милостью, без всякого вознаграждения?

«И, повернувшись спиной к послам, Косса демонстративно и цинично начал почесывать зад»,— рассказывает его биограф Дитрих фон Ним и другие историки.

Последние слова папы и особенно его циничный жест убедили послов в бесполезности дальнейших переговоров, единственный выход они видели теперь в том, чтобы согласиться с предложением Сигизмунда: выступить с оружием в руках против папы и его защитника Фридриха Австрийского. Послы доложили о результатах переговоров собору, и собор предал Фридриха анафеме и лишил его всех прав, «так как он обманул императора и враждебно действовал по отношению к церкви».

Проклятие церкви означало, что подданные Фридриха не должны были больше соблюдать клятву верности, которую они давали ему. Государства, примыкающие к границам Австрии, призывались к нападению на Фридриха и захвату его земель. Император и собор обещали им отдать в полное владение все захваченное.

Сигизмунд оказался очень хорошим организатором. В течение месяца он сумел поднять на ноги всю неповоротливую доселе империю. Тридцать тысяч воинов графа Нюрнбергского были брошены против Фридриха. Они захватили несколько принадлежавших ему городов, расположенных между Констанцем и границей Швейцарии, и двинулись на Шафхаузен.

Видя, что враг приближается, папа и Фридрих Австрийский бежали из Шафхаузена. Шафхаузен сдался на милость императора Сигизмунда и попросил его покровительства. Примеру его последовал Фрауэнфельд в Тургау. Граф Точченбургский захватил город Фельдкирх и земли, лежащие рядом с ним и принадлежавшие отдельным мелким феодалам. Зеккинген был захвачен войсками графа Базельского. Эльзас, принадлежавший Габсбургам, также был оккупирован. Фридриху не без труда удалось вновь собрать войско. Но тут ему стало известно, что войска швейцарских городов Золотурна, Невшателя и Базеля объединились, подняли императорский флаг и заняли Брук, Аарау, Лейцберг и Армберг. В течение восьми дней швейцарцы, потеряв всего четырех человек, продвинулись в долину Аара и Рейса и стали хозяевами большого многонаселенного района с прекрасно обработанными землями. Так же успешно действовали войска городов Цюриха и Люцерна.

В то время как императорские и швейцарские войска одну за другой захватывали территории, принадлежавшие Фридриху, члены собора решили выступить с обвинением против беглеца папы. Теперь, когда Иоанн был бессилен и гоним, они осмелели. Даже кардиналы, которые прежде поддерживали папу, один за другим возвращались в Констанц. Тихие и скромные, они являлись на заседания собора и делали вид, что внимательно следят за его работой.

Девятое и десятое заседания собора были посвящены допросам свидетелей по обвинению Коссы. И чего только не говорилось о нашем герое! Обвинения были так ужасны, что церковники испугались, как бы это не замарало репутации всех церковнослужителей, не вызвало скандала, и решили скрыть самые серьезные из них. Как же они поступили?

Из выдвинутых против Коссы обвинений были выброшены подробности фактов кровосмесительства, похищения женщин, краж, убийств, распутства, совращения девушек(история с тремястами монахинями), отравлений своих предшественников, взяточничества(В выдвинутом против Коссы обвинении говорилось дословно следующее: «Multos juvenes destruxit in postenoribus, quorum unus in fluxu janguinis deccessit...» («Многих девушек он лишил невинности, и некоторые из них, более слабые, даже умерли...»)). В официальном обвинении все эти проступки папы были названы «тягчайшими грехами» без раскрытия этой формулы.

Подобные факты не были новостью. Такие же вещи проделывали и другие «отцы христианства». Но члены собора в Констанце решили показать, что они стремятся к оздоровлению церкви и добиться отстранения этого «нераскаявшегося грешника» от управления церковью. Полный обвинительный акт содержал 54 пункта, которые, по словам Дитриха фон Нима, раскрывали фантастическую развращенность папы и «тягчайшие грехи», им совершенные.

Обвинения в преступлениях, доказанные очевидцами — кардиналами архиепископами, епископами и предъявленные папе, излагались, по словам Гобелинуса, коротко и сухо.

Иоанн XXIII обвинялся в том, что он:

1. Занимался продажей церковных постов и санов.
2.  Один и тот же пост продавал нескольким лицам.
3.  Смещал людей, занимавших те или иные церковные посты, а освободившееся место вновь перепродавал (дороже, чем раньше).
4.  Хотел продать Флоренции останки святого Иоанна ва 50 000 золотых флоринов.
5.  За высокую плату разрешал светским людям предавать анафеме своих должников.

(Эту милость он оказывал людям, в которых был заинтересован. Если, например, светский агент, продававший индульгенции, видел, что человек, купивший в рассрочку индульгенцию, перестал вовремя приносить взносы, он мог предать его анафеме, заставляя тем самым человека распродать все свое имущество и уплатить долг, чтобы церковь не понесла убытков.)

6.  Отрицал загробную жизнь.
7.  Не верил в воскресение умерших.
8.  Спал с женой своего брата.
9.  Прелюбодействовал со своей дочерью и внучкой.
10.  Одновременно имел любовницами мать и дочь.
11.  Развратил сотни девушек.
12.  Состоял в связи с сотнями замужних женщин.
13.  Совращал «христовых невест» в монастырях.(Этих девушек, посвятивших себя служению богу, а затем впавших в грех сладострастия, было более трехсот.)
14.  Только в Болонье имел 300 любовниц.
15.  Развратничал с лицами одного с ним пола.
16.  Угнетал бедняков.
17.  Нарушал все законы.
18.  Покровительствовал пороку.
20.  Был кумиром симонистов.
21.  Был рабом плоти.
22.  Был худшим из грешников.
23.  Отрицал добродетель.
24.  Был средоточием пороков... и так далее, до 54-го пункта.

Пункт 54-й резюмировал: «Он — воплощение дьявола».

Ланфан, рассказывая о суде над Коссой на Констанцском соборе, обращает особое внимание на заключительные слова обвинения, характеризующие Иоанна XXIII, и говорит: «Кардиналы, которые избрали такого папу, клялись ему в верности, считали самым достойным из своей среды, сами, значит, должны были быть распутниками и преступниками, каких не в силах нарисовать наша фантазия». Далее историк добавляет: «Число отвратительных преступлений, совершенных главой церкви, которого избрал конклав, так велико, что трудно поверить в возможность совершения их одним человеком».

Хефеле пишет, что обвинение против папы Иоанна XXIII содержало 72 пункта. Обвинения эти теперь, когда можно было не опасаться гнева Иоанна XXIII, смело выдвигались и кардиналами и архиепископами.

Иерархи церкви продолжали заседать, но папа Иоанн XXIII еще не был в их руках и еще не совсем безнадежны были дела его покровителя Фридриха Австрийского.

Бурхардт фон Мансберг отчаянно защищал Баден, правителем которого он был, Фридрих же, отступивший из Лауфенберга в Бриссак, решил держаться до конца. Баден, Зеккинген и Фельдкирх упорно оборонялись. Множество правителей городов, подчинявшихся Фридриху, оправившись от неожиданного нападения, объявили войну императору Сигизмунду. Тирольцы, верные подданные герцога Фридриха Австрийского, подстрекаемые феодалами, были готовы отомстить за своего правителя. Иоанн XXIII финансировал эти выступления, выдавая на это огромные суммы. Правители Бургундии и Лотарингии также были готовы оказать поддержку австрийскому герцогу. Все еще надеялись, что Фридриху помогут его родственники Габсбурги, родной брат Эрнст и двоюродный брат Альберт. В прошлом судьба благоволила к Фридриху и сделала его самоуверенным. Теперь же счастье ему изменило. Неосмотрительный и безвольный по натуре, Фридрих растерялся. Кроме того, большое влияние на Фридриха оказывал трусливый герцог Баварский, Людвиг. Шутка ли, потерять в течение нескольких дней семьдесят городов и крепостей! Хоть папа Иоанн и надеется на него, как на святого, он твердо решил повиниться перед Сигизмундом, вымолить у него прощение, отдать себя на его милость — пусть даже для этого потребуется предать Иоанна XXIII.

Никогда еще правитель федеральной страны не унижался так перед императором! Сигизмунд, чтобы сильнее подчеркнуть свою победу и унижение строптивого герцога, решил принять Фридриха на людях. В огромную трапезную монастыря святого Франциска он пригласил наиболее влиятельных членов собора, наиболее могущественных правителей и представителей итальянских городов.

Сигизмунд принял Фридриха и сопровождавших его графа Нюрнбергского и правителя Баварии Людвига. Взоры присутствующих обратились к несчастному австрийскому герцогу. Сигизмунд спросил:

— Чего вы хотите?

Граф Нюрнбергский, выступавший посредником, ответил:

— Всемогущественный монарх! Герцог Австрийский, мой дядя, униженно просит вас и членов собора простить ему его тягчайшую вину перед вами и собором. Он верит в вас, и, если вы обещаете, что он и его приближенные не понесут никакого наказания, готов доставить в Констанц папу Иоанна XXIII.

— Герцог Фридрих,— громко переспросил император,— вы подтверждаете слова вашего племянника? Вы готовы поклясться жизнью, что не нарушите наше соглашение?

— Да, я согласен...— дрожащим голосом, почти плача, произнес Фридрих Австрийский.— Низко кланяюсь вашему императорскому величеству... Фридрих «уступил» императору Сигизмунду свои территории от Тироля до Брисгау. И надеялся, что император соблаговолит вернуть ему что-нибудь обратно!..

Ради своего спокойствия Сигизмунд оставил Фридриха заложником. Он позвал покорного теперь правителя и пошел с ним к представителям итальянской церкви.

— Святые отцы,— обратился он к ним.— Вы знаете, как сильны австрийские правители. Теперь же вы можете судить, на что способен германский император! — И он указал на Фридриха.

Отпустив герцога Австрийского, Сигизмунд обратился к графу Нюрнбергскому.

— Ну, Фридрих, половина дела сделана. Ты доделаешь остальное. Найди Иоанна XXIII и доставь его сюда.

Граф Нюрнбергский, Фридрих Гогенцоллерн, был готов все сделать для Сигизмунда, так как тот обещал ему очень высокую и выгодную должность. Он должен был стать одним из семи курфюрстов, выбирающих императора, и, кроме того, правителем земли Бранденбург, самой большой провинции Восточной Германии, где находится Берлин(Сигизмунд выполнил свое обещание. Фридрих Нюрнбергский, один из первых Гогенцоллернов, из мелкого феодала превратился в правителя крупнейшего района империи - Бранденбурга.).

Итак, Фридрих Гогенцоллерн поспешил услужить своему покровителю Сигизмунду. Собрав войско, он двинулся на Фрейбург, куда бежал Иоанн XXIII. Фридрих хорошо изучил местность. Он перерезал все дороги, затем ворвался в Фрейбург. Ему удалось взять в плен Иоанна и доставить в маленький городок неподалеку от Констанца.

Это было 17 мая 1415 года. Тремя днями раньше, 14 мая, было созвано специальное заседание собора, которое еще раз решало судьбу Коссы — Иоанна XXIII. Члены собора лишили Иоанна XXIII всех прав и теперь, ничего не опасаясь, могли судить его. 29 мая 1415 года было созвано еще одно заседание собора для вынесения окончательного решения. На трибуну поднялся один из епископов и громко провозгласил:

— Сегодня решается судьба христианского мира. Сегодня будет отстранен от престола глава церкви.

Затем стали читать обвинительный акт. В обвинении говорилось о недостойном бегстве переодетого в чужое платье папы, перечислялись его симонистские поступки, говорилось, что не было ничего, что бы он не продавал: посты, саны, индульгенци, упоминались растраты достояний римской церкви и церквей других европейских стран, о внесении светского влияния в духовное управление церковью.

В обвинении говорилось о его ужасающей безнравстве-ности и преступности. Папу Иоанна XXIII называли неисправимым грешником, упрямым скандалистом, симони-стом, вором, подстрекателем, предателем, убийцей, кровосмесителем, растлителем, нарушителем мира и единства церкви, человеком, недостойным управлять христианством.

Решение собора было оглашено на двенадцатом заседании. Собор решил, что Иоанн XXIII должен быть отстранен от престола и отправлен в «надежное» место под надзор императора Сигизмунда.

Наш герой тут же был препровожден в Готлебенскую крепость в Тургау(Швейцария) и посажен в карцер. Разговаривать с ним никому не разрешалось. Казалось, что теперь все кончено. Он далеко от Италии, где с ним все же считались бы, даже если бы он был брошен в тюрьму! Дни в карцере тянулись бесконечно... В окошечке карцера Косса часто видел, как водили на допрос какого-то мужчину средних лет, серьезного, строгого, с библейским лицом и бородкой.

«Кто это?» — думал Косса.

Он пытался задать этот вопрос двум своим надзирателям. Только эти двое всегда рядом и будут рядом еще долгие годы... Но они были немцами, не знали ни итальянского, ни латинского и никаких других языков и не понимали Коссу. За все время, которое он провел здесь, Косса ни с кем не мог поговорить. Только в конце недели ему улыбнулось счастье, словно солнечный луч проник в его мрачную тюрьму,— пришла Има.

— Балтазар... дорогой Балтазар, не теряй надежды. Все еще может перемениться... Тебя могут простить...

Косса покачал головой... От Имы он узнал имя серьезного человека с бородкой и другого, более молодого, которого также ежедневно допрашивали служители церкви, специально прибывшие из Констанца. Человек с бородкой был Ян Гус, известный богемский магистр богословия. Первым после Виклифа он обрушился на богатое и разложившееся духовенство Богемии. Он был чех, профессор Пражского университета и в Вифлеемской капелле в Праге вел службу на понятном народу чешском языке. Он выделялся строгой нравственностью, ровным и добрым характером, красноречием и остротой ума. В своих проповедях Гус страстно обличал злоупотребления и моральный упадок жадного католического духовенства.

— Спаситель призывал апостолов отречься от мирских благ. Однако нынешнее духовенство смеется над словом божьим. Светский яд проник в тело западной церкви, все духовенство отравлено духом стяжательства,— говорил он.

Еще на римском соборе папа Иоанн XXIII призывал осудить, как еретическое, учение Гуса и его предшественника англичанина Виклифа. Мог ли думать тогда всемогущий папа Иоанн XXIII, что настанет время, когда ему придется встретиться с Гусом в этой страшной германской тюрьме. Гус был приглашен в Констанц якобы для того, чтобы разъяснить свое учение иерархам церкви. Учение его пользовалось большой популярностью в Богемии не только у народа, но и у правителей. Когда собор пригласил Гуса в Констанц, император Сигизмунд выдал ему охранную грамоту, гарантируя безопасность в Констанце. Но как только Гус прибыл в Констанц, он был схвачен и посажен в тюрьму.

Напрасно Гус протестовал, ссылаясь на охранную императорскую грамоту. Сигизмунд должен был подчиниться решению иерархов церкви, считавших Гуса еретиком.

Знакомства с учением не состоялось, а над Гусом решили устроить суд. Церковники дотошно копались в его сочинениях, выискивая расхождения с догмой католической церкви. Он сам должен был защищать себя перед собором, перед своими «судьями», ненавидевшими его за то, что он разоблачал их грязные дела и требовал очищения церкви. Он один должен был противостоять тысяче своих врагов. И он успешно справился с этим, хотя члены собора изо всех сил старались унизить его, издевались и смеялись над ним. Когда же они поняли, что не могут опровергнуть его доводов, ему дали подписать бумагу, в которой говорилось, что он отрекается от своего учения. Гус отказался подписать ее.

— Я не могу отречься,— сказал он.— Я верю в то, что проповедую; я верен евангельской истине... Восстановите и вы ее, оздоровите церковь.

— Ты еретик, упрямый и неисправимый. Такие людп, как ты, приносят только вред церкви,— заявили в ответ члены собора.

Решением собора Гус был осужден как еретик. А для еретиков было одно наказание — смерть на костре. И Ян Гус был сожжен в Констанце.

Его-то и увидел Косса однажды утром из окошечка своей тюрьмы. На голове великого чеха был старинный колпак с изображением дьяволов. Церковь, осудив еретика на сожжение, отправила его на тот свет с рекомендацией к сатане(Католические летописцы оправдывают церковь. Они говорят, что Гуса осудила не церковь, а светская власть. Церковь-де не ручалась за его безопасность. Император приказал казнить его, несмотря на выданную им же самим охранную грамоту. Охранная грамота выдана была якобы только для защиты от произвола. А решение собора - законно, и сожжение Гуса на костре - вполне справедливо!).

После сожжения Гуса наступила очередь его ученика, Иеронима Пражского — молодого человека, которого видел в крепости Косса. Иероним Пражский изучал богословие в Гейдельберге, в Кёльне и в Оксфорде. Члены собора во время допроса не давали ему возможности ничего объяснить. Он должен был только отвечать на вопросы, которые ему задавали.

Наконец молодой человек не выдержал.

— Святые отцы,— обратился он к судьям.— Триста сорок дней вы держите меня закованным в цепи в грязной и страшной тюрьме. Мои обвинители разгуливают на свободе и клевещут на меня, а вы не разрешаете мне ни слова сказать в свое оправдание. Вас убедили, что я еретик и вероотступник, и поэтому вы не хотите выслушать меня. Но вы только люди. Вы не боги. Как люди вы можете ошибаться и заблуждаться. Речь идет не только о моей судьбе, но и о вашей чести. О чести собора, в который верит народ, надеясь, что здесь собрались самые светлые умы церкви... У каждого человека есть убеждения, которые ему кажутся самыми верными. Их можно оспаривать. Святой Иероним и святой Августин думали по-разному. Но никто не может обвинить их в еретизме. Истина рождается в споре, человек сам увидит, прав он или нет. Сколько замечательных людей, более мудрых и справедливых, чем я, было подвергнуто пыткам и уничтожению на основании ложных обвинений в нарушении церковных догматов. Совсем недавно здесь, в этом же месте, был приговорен к сожжению на костре Ян Гус, достойнейший из людей, справедливый и добрый человек... Вижу, что и мой час настал...

Последние слова были сказаны им не случайно, он ясно видел, что иерархи церкви, пригласившие Гуса и его на собор в Констанце «для обсуждения их учения», заранее решили ничего не обсуждать, а судить их как еретиков, причем приговор был заготовлен заранее: «Сжечь их на костре в назидание другим». Как только Иероним пробовал защищаться, его грубо обрывали, указывая, что он должен всего лишь отвечать на вопросы. Иероним настойчиво, перекрывая шум, требовал выслушать его, хотя он понимал, что его сожгут. Голос у него был сильный, как колокол, он заглушал голоса разгневанных церковников, жесты сдержанны и полны достоинства. Он не испугался, не просил о помиловании в страшный час перед мучительной казнью. Как и Гус, он отказался подписать отречение.

— Подпиши,— медоточивыми голосами советовали ему многие церковники. — Ты образованный и красноречивый теолог. Жаль, если погибнет такой человек... Подпиши, и будешь жить. Не подпишешь — умрешь страшной смертью, как еретик...

Но их жертва, ученик Яна Гуса, с презрением отверг предложение. Он иронически смотрел на них, гордый и смелый.

— Не унижу себя отречением, хоть мне и грозит смерть. Я верил и верю в то, что проповедовал.

"И Иероним Пражский, как и его учитель, был сожжен(Сведения о суде над Иеронимом Пражским взяты из записок Поджо Враччопини, который был в Констанце секретарем у Коссы. Он был очевидцем издевательств над Иеронимом. В письме к флорентийскому историку Леонардо Аретино он подробно описывает эту сцену. Описание это почти дословно совпадает с протоколами собора (которые приводятся в книге Ланфана «История собора в Констанце» и в сочинениях Сисмонди). Католические историки, преданные святому престолу, утверждают, что Браччолини, хотя и занимал пост секретаря при святом престоле, был «антипапистом» и рассуждает пристрастно...).

Мучения Иеронима Пражского, сидевшего в одной тюрьме с Коссой, описывает и Эней Сильвий Пикколомини, верный сын церкви, человек, которого трудно заподозрить в симпатии к еретику,— будущий папа Пий II. Он был очевидцем суда над Иеронимом и писал:

«Иероним шел на смерть спокойно и смело. Придя к месту, где совсем недавно был замучен его друг и учитель, он сам сбросил с себя одежду, стал у столба, к которому его должны были привязать, и прочитал молитву. Его цепями привязали к столбу, обернутому мокрой соломой, а потом ему по грудь навалили кучу дров. Когда подожгли костер, он начал петь псалмы и пламя и дым скрывали его. Потом пение прервалось... Так погиб выдающийся человек с великой душой(если, конечно, отбросить его идеи). Его стойкость превосходила стойкость Муция Сцеволы, который дал сжечь себе руку, превосходила и стойкость Сократа, принявшего цикуту».

Совершить казнь над двумя еретиками иерархов церкви заставляло их положение официальных блюстителей церковных догм. Такие казни производились и раньше. Это никого не удивляло. Но, видно, времена стали другие, потому что, как только в Богемии узнали о казни двух великих сынов страны, там вспыхнуло восстание. Католические войска, посланные в Богемию для подавления восстания, были разгромлены. Сторонники Гуса пачали контрнаступление на германские земли, они решили расплатиться за многолетние притеснения. Император Сигизмунд, не зная, как спастись от мстительных чехов, обратился к Констанцскому собору с просьбой помочь ему. Ведь помог он им заманить в капкан двух выдающихся людей! Констанцский собор «разъяснил» императору, что совесть его может быть чиста, он не должен терзать себя мыслью, что нарушил обещание обеспечить безопасность Гусу. Гуса и Иеронима осудил собор, признав их еретиками, а еретикам никто не должен давать охранных грамот! Пепел сожженных старательно собрали и бросили в Рейн.

Узнав от Имы, что происходит за решеткой его темницы, Косса задал себе вопрос: «Что-то ожидает меня?» От Имы же он узнал еще одну новость — выбрали нового папу! Их было три. И все живые! Правда, все отстранены от престола(Григорий XII сам отрекся недавно, признав, что давно должен был это сделать).

Кто же стал папой?

Има радостно сообщила ему:

— Папой выбрали твоего верного друга Оттона Колонну!

Оттон Колонна, как помнят читатели, всегда был верен Косее. Он повторял слова Коссы, верил в то, во что верил Косса, думал так же, как Косса, во всем и всегда соглашался с ним.

Когда Косса бежал из Констанца, Оттон первым последовал за ним в Шафхаузен. И дольше всех оставался с ним. Он покинул его только тогда, когда убедился, что игра Коссы проиграна(Большинство историков утверждают, что Оттон Колонна был достойным папой. «Он был добродетелен, энергичен, прост, скромен, воспитан».).

Обо всем этом знала Има и поэтому так радовалась.

— Готовься, Балтазар. Скоро он прикажет освободить тебя...

Но наш герой, скептически улыбаясь, отрицательно покачал головой.

— Нет, Има, я его знаю. Он не освободит меня. Он слепо следует законам, поэтому он и был со мной. Ибо я был законным папой. Теперь он хозяин положения, и он не захочет освободить меня. Он будет держать меня под замком.

Действительно, об освобождении Коссы не было и речи. Новый папа боялся Иоанна XXIII. Он знал, что, несмотря ни на что, у Коссы было много друзей и сторонников даже в самой Германии и было опасно разрешить ему разъезжать где угодно(об этом говорят и историки, которые не симпатизируют папе Иоанну XXIII)(Пастор пишет: «До 1418 года было много людей, считавших, что отлучение от престола Иоанна XXIII, было незаконным». То же пишет и Л. Аретлно в своих «Воспоминаниях».).

Предположения Имы не оправдались; церковные и светские власти решили перевести нашего героя в еще более надежное и укромное место. Коссу передали под надзор Людвигу III, курфюрсту Пфальцскому, давнему врагу Коссы, который ни за что не выпустил бы его, не дал бы возможности начать все снова.

Людвиг перевез Коссу из Рудольфцелма, где он содержался последнее время, в Мангейм и заточил в крепость. В этой крепости наш герой провел несколько лет под надзором двух тюремщиков-немцев, не знавших ни одного слова ни на каком языке, кроме немецкого. Если бы не Има, которой иногда разрешали навещать Иоанна, он умер бы от тоски. Когда приходила Има, появлялись тюремщики, знавшие итальянский язык. Они стояли неподалеку и внимательно следили за разговором и жестами «супругов», чтобы Има не могла передать Иоанну какие-нибудь недозволенные вести от его сторонников. Оттон Колонна(папа Мартин V) побаивался, что немцы, державшиеся весьма независимо по отношению к церкви, при первой же ссоре с ним снова могут надеть на Иоанна XXIII папскую тиару.

(Сисмонди, ссылаясь на Л. Аретино, утверждает, что даже в Германии имелись сторонники Иоанна XXIII, возмущенные незаконным смещением папы. Далее Сисмонди рассказывает, что папа Мартин V требовал(и добился согласия собора), чтобы папу-узника перевезли из Германии в Италию, где он приготовил для Иоанна тюрьму в подземелье крепости в Мантуе, так как, зная Иоанна, опасался, что тот сумеет договориться с немцами. Мартин V надеялся держать там Иоанна до конца жизни. Католический историк Мурре пишет что в этот период Косса стал раскаиваться в своих прошлых грехах, сочинял философские стихи о непрочности человеческого бытия.).

Однако желание Мартина V не сбылось. Косса узнал от Имы, что отношения между Сигизмундом и Людвигом III испортились. Тогда с помощью Имы он договорился с Людвигом III и тот за 38 тысяч золотых флоринов открыл дверь его тюрьмы(подробностей историки не сообщают).

Бывший папа, переодетый, никем не узнанный, вместе с Имой из Эльзаса переехал в Бургундию, оттуда в Савойю, а затем в Италию(в Лигурию) и там остановился (в каком городе, не известно). Он узнал, что папа Мартин V находился во Флоренции, написал ему письмо и отправил во Флоренцию Иму, чтобы она попросила богатых феодалов Медичи поговорить с новым папой.

«Пойдите и скажите Мартину V,—писал он,—что ему выгодно жить со мной в мире, что ему следует со мной договориться». Джованни, старший из Медичи, воспользовался присутствием папы Мартина V во Флоренции и имел с ним разговор.

— Ради бога, святой отец, ради своего же блага не ссорьтесь с Иоанном,— убеждал он Мартина.— Примиритесь с ним ради интересов церкви. У него еще очень много друзей. Кроме того, вашим выдвижением в кардиналы вы обязаны Балтазару Косее. Он вас всегда поддерживал. И вы помнили об этом, поэтому тоже всегда поддерживали его. Вы забыли об этом только тогда, когда появилась перспектива вашего личного возвышения... Простите же его. Единство церкви будет обеспечено скорее добровольным отречением Иоанна, чем его пожизненным заключением...

Джованни Медичи замолчал, передал Мартину V письмо Иоанна XXIII и удалился.

О чем говорилось в этом письме?..

История наша подходит к концу. Остается сказать, что папа Иоанн XXIII приехал во Флоренцию и был принят папой Мартином V. Косса на коленях просил у папы прощения, заверяя его, что он добровольно отречется от престола и не имеет никаких претензий к новому папе. Но глаза его хитро поблескивали.

— Святой отец,— скромно потупившись, заговорил он.— Можно ли надеяться, что вы оставите меня первым кардиналом?..

На следующий день он получил из рук папы красную шапку и снова стал именоваться «кардиналом Балтазаром Коссой». Он был первым из кардиналов святой коллегии. Первый из кардиналов жил в одном из прекрасных дворцов Флоренции со своей испытанной подругой Имой.

По некоторым источникам, разговор бывшего Иоанна XXIII и Джованни Медичи был не таким уж миролюбивым. И вот почему. Когда наш герой собирался уезжать из Италии на собор в Констанц, ставший для него роковым, он подумал: «Зачем тащить за собой все свое состояние(скопить которое помогли пиратство, симония, продажа индульгенций, ростовщичество), когда можно оставить его во Флоренции, отдав на хранение Джованни Медичи. И вот теперь, когда он, вернувшись, встретился с Джованни и потребовал обратно бесценные сокровища, тот твердо ответил:

— Я получил все это на хранение от папы Иоанна XXIII и обязался все вернуть по первому его требованию. Я и отдам все папе Иоанну XXIII, когда он вернется...

— Негодяй...— только и мог ответить Косса своему «другу».

Мы не знаем, соответствует ли это действительности. Не исключено, что это так и было и что все состояние Иоанна XXIII, накопленное не очень честным путем, легло в основу последующего сказочного богатства дома Медичи. Интриги подобного рода не являлись редкостью. Но подтверждения достоверности этого факта нет.

С этого времени никаких сведений о нашем герое не имеется, кроме того, что он умер 22 декабря 1419 года и что ему были устроены пышные похороны. Ничего неизвестно также и об Име Давероне. Что с ней стало? Жила ли она во Флоренции или, неутешная, уехала в другой город? Единственное, о чем можно еще упомянуть,— это о Часовне, воздвигнутой на могиле нашего героя, известной всем, кто бывал во Флоренции. Это выдающееся произведение скульптора и архитектора Донателло.

Козимо Медичи, как утверждают злые языки, в душе признавал, что в основу богатства его семьи легли сокровища, не возвращенные Косее. Он и поручил великому скульптору создать эту часовню.

На могильной плите из белого мрамора лежит отлитая из бронзы и позолоченная маска Коссы, ниже — герб Иоанна XXIII, под ним высечены на мраморе кардинальская шапка и папская тиара; надпись гласит:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ
ПРАХ БАЛТАЗАРА КОССЫ,
БЫВШЕГО ПАПЫ ИОАННА XXIII

Нужно ли теперь зачеркнуть эту надпись, и особенно слова: «бывшего папы Иоанна XXIII»—на памятнике, созданном Донателло? Наверно, нужно, раз это имя принадлежит не человеку, жившему 550 лет назад, а нашему современнику.