Культура и религия Египта в период Нового царства.

Верования.

Освобождение страны от гиксосского ига шло из Фив, и последующие завоевания царей вышедшей оттуда XVIII династии выдвинули фиванского бога Амона на роль покровителя «мировой» державы фараонов и сделали его культ главной идеологической опорой власти царя, объявлявшегося «сыном» Амона.

Продолжавшийся в первый период Нового царства подъём средних слоев общества способствовал дальнейшему развитию и распространению представлений о богах,— в первую очередь о государственном боге Амоне,— как о заступниках я помощниках «простых людей». От Нового царства сохранилось немало памятников, отразивших подобные воззрения и принадлежащих преимущественно зажиточным представителям средних слоев общества. Эти представления внушались и массам, придавленным социальным гнётом. Наряду с государственным богом простые жители столицы почитали различных второстепенных местных богов.

Постоянное общение с подвластными сирийцами привело в Новом царстве к распространению среди египтян почитания ряда сирийско-палестинских божеств.

То, что имело место в Фивах, с теми или иными видоизменениями происходило и в других крупных городах. Так, в Мемфисе и вообще на севере считали, что бог Птах обеспечивает победы царя.

Часть заупокойных заклинаний, писавшихся в Среднем царстве на гробах, легла в основу так называемой «Книги мёртвых». Это было собрание заклинаний и некоторых славословий богам. По верованиям египтян, «Книга мёртвых» якобы обеспечивала мертвецу «выход днём» из гробницы, безопасность и счастье на том свете, В Новом царстве «Книгу мёртвых» писали обыкновенно на папирусном свитке и клали затем умершему в гробницу. Обладание свитком «Книги мёртвых» должно было обеспечить владельцу оправдание перед загробным судом Осириса. Видное место среди заклинаний занимало оправдание мёртвого в 42 грехах перед 42 судьями на загробном судилище. Власть имущие и богатые, которым только и было по средствам заказать «Книгу мёртвых», освобождали себя таким способом от ответственности за совершённые злодеяния.

Наука.

Значительный рост производительных сил, имевший место времена Нового царства, повлёк за собой дальнейшее накопление и развитие естественно-научных знаний. О значительности египетской счётной и землемерной науки говорилось уже в главе о Среднем царстве. В Новом царстве эти знания приумножались.

К периоду Нового царства относится изложение догадки о том, что соответствующие созвездия находятся на небе и днём; они невидимы только потому, что тогда на небе находится солнце. При ХVIII династии в Египте были изобретены водяные часы. В Палестине были найдены «карманные», или, лучше сказать, нашейные, египетские солнечные часики конца XIX династии, оброненные, возможно, каким-либо воином или посланцем. Дошло до нас также наставление о пользовании солнечными часами. В списках Нового царства сохранилось полностью или частично несколько лечебников. Один из них, смесь причудливых колдовских средств с вполне рациональными, заполняет свиток длиною в 20 м. Он заключает подробное описание кровообращения. От того же времени — начала XVIII династии — сохранилась часть рукописи о лечении ран, в частности таких, как пролом черепа или повреждение внутренних полостей носа. Эта рукопись замечательна научной стройностью изложения. Некоторые описания повреждённой части тела поражают своей точностью. Составитель лечебника, повидимому, знал о связи между повреждениями головного мозга и расстройством функций других областей тела, даже таких отдалённых от мозга, как нижние конечности. Примечательна любознательность египтян периода Нового царства по отношению к иноземной природе. Так, в середине XVIII династии при фараоне Тутмосе III на стенах главного храма в Фивах было изображено множество растений и некоторое число животных, привезённых из сирийского похода. Следует также упомянуть, что от времени Нового царства сохранились куски подробных чертежей, можно сказать, карт горных промыслов в пустыне.

Из области исторических знаний нельзя не назвать списка царей знаменитого Туринского папируса, называющегося так по месту хранения. Он был написан или переписан при XIX династии и представлял собою чрезвычайно обстоятельный список династий и царствований с точными летоисчислительными показаниями и выкладками. К сожалению, он дошёл до нас в очень повреждённом виде. Можно только жалеть, что до нас не полностью дошли также летописи походов Тутмоса III, переписанные некогда на кожаные свитки и, как сообщают надписи, хранившиеся в храме Амона. Единственный отрывок этих летописей, сохранившийся более или менее полно в надписи на храмовой стене,— это описание военных действий под Мегиддо. Этот отрывок отличается обстоятельностью и наглядностью изложения.

В развалинах столицы Аменхетепа IV, помимо клинописной переписки с зависимыми и независимыми от Египта азиатскими владетелями, были найдены также пособия, по которым египетские чиновники учились аккадской грамоте.

Зодчество.

Зодчество Нового царства мы знаем лучше, чем зодчество любой другой поры фараоновского Египта. Только для Нового царства возможно на наглядных примерах проследить связь, существовавшую между разными родами зодчества.

Главным источником наших сведений о гражданском зодчестве Нового царства является столица Аменхетепа IV Эль-Амарна, покинутая его преемниками и сохранившаяся в развалинах до наших дней.

Дома простых горожан были небольшими, они состояли из нескольких помещений, расположенных вокруг относительно большой прямоугольной комнаты. Городские усадьбы сановников состояли из сада, дворов, служб и господского дома. Необходимой принадлежностью богатого дома, как и в Среднем царстве, были продолговатая поперечная зала и вторая — прямоугольная. Теперь обе эти залы были украшены колоннами. Глубокая зала, находившаяся посередине жилья, возвышалась над другими частями дома; свет в неё проникал через окна под потолком. Позади неё располагались личные покои хозяина, а вокруг — разные другие помещения.

Загородный дворец Аменхетепа III в Фивах, хотя и больших размеров, был, тем не менее, построен из необожжённого кирпича, дворец же его сына в новой столице был чудовищной величины, а парадные части этого дворца были построены из камня. В отличие от частных домов, средние помещения дворца были вытянуты по общей оси. Так располагались громадный двор, обставленный царскими изваяниями, возвышающееся крыльцо с колоннами, поперечное помещение с колоннами и затем глубокая зала. По одной оси были расположены средние части и в малом дворце на севере столицы. Жилой дворец царской семьи, находившийся подле большого, был соединён с ним мостом, перекинутым через улицу.

Храмы считались «домами» богов. Типичный фиванский храм, подобно дворцам Аменхетепа IV, был вытянут по единой оси. За воротами с башнями но бокам, так называемыми пилонами, следовал двор с колоннадами вдоль стен, затем крыльцо с колоннами, поперечная колонная зала; в глубине храма обитал, как и в частном доме, «хозяин», в данном случае изображение бога. Расположение главных частей храма по единой оси позволяло во время торжественных шествий со статуей двигаться по прямой, из двери в дверь, наружу.

В пределах храма могло быть несколько пилонов, несколько дворов, несколько зал. В громадном главном фиванском храме, так называемом Карнакском, строившемся веками, от собственно храма отходила вбок вереница добавочных дворов и пилонов. Перед пилонами ставились громадные царские изваяния и гранёные островерхие столбы-обелиски. К храму вела дорога, обставленная по бокам сфинксами; при Амонхетепе III Карнакский и Луксорский храмы были соединены дорогой, по краям которой стояли бараньеголовые сфинксы (баран считался священным животным Амона).

Уже при XVIII династии вырубали и небольшие храмы в скалах, но широкое распространение пещерные храмы получили при Рамсесе II в Эфиопии; самым большим из его пещерных храмов был так называемый Абу-Симбельский.

Фараоны XVII династии не порывали ещё с обычаем погребать царя под пирамидою, хотя их кирпичные надгробные пирамидки были ничтожно малы. Тутмос I, зачинатель большого новоегипетского строительства, окончательно отказался от пирамиды. В ущелье на западе от Фив, известном ныне под арабским именем Бибан эль-Мулук («Врата царей»), Тутмос I велел высечь себе гробницу так, чтоб никто не видел её и не слышал о ней. После бурь Среднего царства фараоны имели все основания желать, чтобы их погребения не обращали на себя внимания, не бросались в глаза и не могли быть разграблены. Начиная с Тутмоса I создавалось новое царское кладбище с пещерными гробницами, достигавшими впоследствии до сотни метров в длину, но ничем не отмеченными снаружи.

Поминальные храмы царей были теперь отделены от гробниц. Они остались в речной долине у подножья скал. Поминальный храм Рамсеса III (IV), так называемый храм Мединот-Хабу, был объединён с дворцовыми постройками в укреплённое целое со своеобразным надвратным сооружением спереди, похожим на высокую крепость.

Для некоторых сооружений возможно установить имена строителей. Так, храм царицы Хатшепсут в Дёр эль-Бахри строил её любимец Сененмут, в строительстве Луксорского храма при Аменхетепе III принимали участие начальники работ Гор и Сути, гробница Тутмоса I времени XVIII династии высекалась в скалах под наблюдением зодчего Инени. При Аменхетепе III прославился зодчий и государственный деятель Аменхетеп сын Хапи, впоследствии он был даже обожествлён.

Изобразительное искусство.

Среди памятников скульптуры времени начала Нового царства трудно найти такие, которые по силе и выразительности могли бы сравниться с некоторыми изваяниями царей Среднего царства. Однако созданные позднее некоторые портретные изваяния времени Аменхетепа IV, например скульптурные портреты царицы Нефертити, найденные в мастерской художника по имени Тутмос, принадлежат к наиболее замечательным произведениям египетского искусства. При этом общий уровень мастерства в то время был неизмеримо выше, чем в период Среднего царства. Если среди заупокойных плит Среднего царства, даже времени его расцвета, сплошь и рядом встречаются низкокачественные, с грубыми изображениями, то среди таких же плит Нового царства неискусных мало. Плавность и гибкость очертаний на изображениях, составлявшие в прежние суровые времена редкость, стали, особенно в росписях, к середине XVIII династии частым явлением.

Изящество и тщательность отличали рельеф ещё и при Сети I. Но затем строительное увлечение при Рамсесе II, которое вело к необходимости быстро покрывать резными изображениями огромные поверхности стен и столбов, имело своим следствием то, что работа мастеров становится небрежней. Над барельефом решительно берёт верх более простой рельеф внутри углублённого контура. Это не значит, конечно, что исчезли выдающиеся мастера. Отдельные произведения того времени, как из числа изваяний, так и из числа плоскостных изображений, принадлежат по выполнению к примечательнейшим образцам египетского искусства. Можно удивляться тому, как люди создавали исполинские царские статуи, вроде высеченных из скалы при Рамсесе II перед его Абу-Симбельским храмом.

По содержанию своему египетское изобразительное искусство никогда не было таким разносторонним, как в Новом царстве. В фиванских пещерных гробницах стоны чаще всего покрывались росписью разнообразного содержания, в мемфисских гробницах—рельефной резьбой.

От Нового царства сохранилось значительное количество росписей из дворцов и домов, преимущественно из Эль-Амарны: изображения растений, животных, пленников, изображения быта, в частности царской семьи, и т. д. При XIX -XX династиях показу современной жизни отведены были даже храмовые стены: так были созданы огромные батальные изображения, посвящённые войнам Сети I, Рамсеса II и Рамсеса III (IV).

Литература.

Судя по уцелевшим рукописям, писцы при XVIII династии ограничивались главным образом переписыванием сочинений времени Среднего царства. Некоторые славословия в честь царей и богов того времени и отдельные места в царских исторических надписях и жизнеописаниях частных лиц были составлены художественно. Времени Тутмоса III касается сказка о взятии хитростью палестинского города полководцем царя, хотя дошла до нас эта сказка в записи времени XIX династии. Не исключена также возможность, что некоторые из замечательных любовных стихов в сборниках времени XIX—XX династий возникли ещё в предшествующее время. Коротенькие песенки встречаются приписанными к изображениям разных лиц на гробничных стенах.

С началом XIX династии перед нами предстаёт богатая художественная письменность, пользовавшаяся разговорным новоегипетским языком, прочно вошедшим в литературу в XV—XIV вв. до н. э., и во многих случаях отражавшая, повидимому, взгляды и вкусы простых людей.

В «Сказке о двух братьях» рассказывается о двух поселянах, которые, преодолев козни жёп-измонниц, воцаряются под конец друг за другом в Египте. Здесь подробно и любовно описан быт братьев-земледельцев и совсем не по-придворному дан образ жалкого фараона-злодея, похитившего жену младшего брата.

В романтической «Сказке об обречённом царевиче» иноземцы показаны без тени того глумления, которое было обычно в царских надписях.

В «Сказке о Правде и Кривде» звучит возмущение бездушием общественных верхов по отношению к обездоленным. Выданный неправедными судьями Кривде и ослеплённый им, Правда подобран в пустыне богатой женщиной. Она имеет от него сына, по тем не менее оставляет слепца в привратниках. Подросши, мальчик требует от матери назвать его отца. Возмущённый её поведением, он воздаёт почести слепцупривратнику и, хитроумно изобличив суд, добивается торжества над Кривдой.

Сказка о фиванском царе Секененра и гиксосском царе Апепи затрагивала, повидимому, весьма злободневные вопросы, хотя рассказывала о препирательстве между царями, существовавшими века тому назад. Образ гиксосского царя, чтившего Сета на севере и бросившего вызов Амону и югу, намекал, вероятно, на создание фараонами нового города Пер-Рамсес и почитание там бога Сета.

Если в этой сказке слышится недовольство Фив северной соперницей, то в другом, уже не сказочном, а песенном произведении, высекавшемся на стенах храмов и переписывавшемся в школах,— в песне о Кадетской битве сквозит зависть жречества к войску: воины Рамсеса II здесь — неблагодарные трусы, оставившие своего благодетеля одного среди врагов, тогда как Амон помнит о царских щедротах и вызволяет царя из беды.

От времени XIX династии дошёл до нас древнейший образчик «литературной критики» — длинное и язвительное послание к незадачливому сочинителю, осмеивающее его неопытность и незнакомство с описываемыми им Сирией и Палестиной.

В так называемом «мифе об Астарте» можно видеть указание на связи египетской художественной словесности времени Нового царства с финикийской, если только не прямое заимствование из неё.

От второй половины Нового царства осталось множество славословий — в честь тогдашних парей, богов, новой столицы, царской колесницы и т. д. Сохранилось также очень много поучений, преимущественно узко школьного назначения, славящих ремесло писца, как единственно свободное от тягот и бед. Среди всех этих сочинений одно произведение, одновременно хвалебное и наставительное, занимает особое место: пусть пропали надгробия мудрецов древности—их имена живут благодаря их книгам в памяти людей, говорится в этом сочинении. Книга писателя — это его пирамида.