И. Е. Забелин

I. Рецензия на книгу И. Е. Забелина «История русской жизни с древнейших времён»

(М., 1876, ч. 1)/1876 г./

Стремление выпукло, наглядно изобразить явление с внешней стороны, но не объяснить его медленным анализом известий. Факты взяты на чувство и воображение. Больше вглядывался чем вдумывался.

Поэтому явления оторваны от места и времени. Вскользь замечается о 9 и 10 в., но излагаются процессы первобытные, имевшие место в нелетописное время. Сам путает; то доисторическое время, то 9 и 10 в. Действительно, картина не клеится с фактами 9 и 10 в., как не по ним нарисованная. Вышла какая-то схема исторического развития, музыкальная фантазия, построенная на тему: как должно было быть, где сохранились только самые общие мотивы описываемой жизни. Картину можно перенести куда угодно, приложить к какому угодно городу. Ее даже нечего и опровергать, потому что автор ничего в ней не доказывает, а только излагает свои исторические откровения. Но есть некоторые очевидные несообразности.

1)Общество Киевской Руси в 9 в. не первая форма русского общества и составилась из обломков разрушенного строя. Прежние союзы. Куда же отнести те явления, какие рисует автор, - к 6 или 9 в.?

2)Забывает, что строй, являющийся в половине IX в., сложился на юге под чуждым, хазарским игом. Поднепровские города обязаны этому своим промышленным развитием, открытыми им торговыми путями, как после по Волге. Варяги то же сделали для Новгорода. 3)В росте большого города у Забелина два противоречащих себе взаимно момента: его строго волостные окрестные поселки, родовые, содержат его, как свою защиту, подчинены ему и потом все-таки он их покоряет, зачем-то опять облагает данью.

NJ: Набег 865 г., как у герулов в III в., облегчался тем, что тогда нижний Днепр еще вполне в руках сброда, господствовавшего в Киеве. Ср., Дитмара с Мих. у Калачова, 69. Последний очень ясно указывает, как образовалось казачество. Ср. еще Антоновича о городовых казаках XV-XVI в. по Днепру.

N3: Местничество за столом Атиллы, 354 m и f.

361. Славяне составляли союз еще до Атиллы, а в 9 в. первичные процессы.

382. Наречие бастарнов у Тацита [...]

II. Рецензия на книгу И. Е. Забелина «История русской жизни с древнейших времён»

(М., 1879, ч. 2)

Вторая часть обширного труда г. Забелина, которой несколько заждалась читающая публика, отличается теми же достоинствами и недостатками, с которыми читатель хорошо познакомился по первой части. Здесь та же плавность, так сказать, тягучесть изложения, иногда переходящая в приятную causerie как будто с целью облегчить напряжение читателя, та же изобразительность описаний, которая сообщает такую привлекательность географическому очерку России в первой части, наконец, та же теплота чувства любви к отечеству, согревающая холодный и утомительный разбор этнографических и полуисторических преданий и известий. Но, с другой стороны, - несколько излишняя подвижность воображения при постройке догадок и гипотез, имеющих так мало оснований, что иногда уловимым остается только одно: «мне так нравится», неохота вдумываться в свою собственную мысль, проверить ее с недоверием, как чужую, прежде чем остановиться на ней, равнодушно к строгому порядку и точному, рельефному выражению размышлений, вследствие того недостаток формулирования, последовательности, отчетливости в исследованиях и некоторая, как бы сказать, раскидистость, от чего происходят повторения и непривычка оглядываться на выше написанное, так что там иногда на следующих страницах отвергается то, что утверждается на других. Автору ничего не стоит признать киевским сохранившееся в византийской хронике предание, что имя россов идет от имени Росса, когда-то освободившего их от каких-то завоевателей, хотя у него никаких туземных доказательств на такое местное происхождение предания. Или на одной странице автор говорит, что Геродот не имел понятия о Балтийских вендах, не знал, кто живет на дальнейшем севере от Скифии, а на следующей уверяет, что Геродот знал об этом, но, быть может, из купе- еских видов смолчал. Признание на с.31.

Наконец, и вторая часть носит на себе резкие следы того же настроения автора, которое так много повредило впечатлению первого тома . Автор не просто исследует и очищает истину, исторические факты, а все с кем-то борется; в одной руке он держит заступ исследователя-рудокопа, а из другой не выпускает ни на минуту шпаги полемики. К сожалению, присутствие последнего орудия мешает у автора действию первого, сообщает тревожный, раздражительный, чтобы не сказать задорный, вызывающий тон его рассказу и должно показаться читателю тем более необъяснимым, что враги автора обыкновенно остаются под покрывалом, являются в туманном виде каких-то «исследователей-патриотов», должно быть не русских, каких-то «наших академиков» (автор - не академик) и т. п. Люди, знакомые с почтенной кастой варягоисследователей, конечно, догадаются, кто эти туманные фигуры, неприятные нашему автору. Но книга его, судя по характеру изложения, по обилию мест общих, отсутствию обычным в ученых специальных работах приемов изысканий предназначается для широкого употребления, и человек из публики, а не цеховой специалист, увлеченный сочувствием к автору, видя какие усилия делает автор для борьбы с его неведомыми врагами, может подумать, что это - опасные чудовища, подкапывающиеся под доброе имя и величие русского народа, а не скромные ученые, подобные автору, и без злого умысла, не без пользы потрудившиеся над изучением русской старины и вовсе не заслуживающие казни за свои ученые ошибки , большую часть которых наш автор еще не опроверг. Господину Забелину почему-то кажется, что русский народ мистифицирован и запуган иностранцами, по их внушениям ценит себя ниже действительной стоимости. Он хочет правдивым изображением деяний предков ободрить соотечественников, внушить им уважение к себе, взирать с доверием на свое будущее. Все это в высшей степени хорошо и поучительно, но все хорошо в свое время и на своем месте, и только та картина исторической жизни художественна которая поучает самими лицами и позами, а не подписями живописца.

Для определения степени доверия, какую можно иметь к теории г. Забелина, стоит только воспроизвести процесс создания последней. Это и не особенно трудно, потому что г. Забелин, при всем своем таланте, действительный размер которого нет нужды отвергать, все-таки не на столько художник или не на столько досужий человек, чтобы спрятать нитки и закрасить швы своей работы.

Требуется доказать, что варяги-русь, призванные новгородцами, были венды, славяне с Балтийского поморья. С этим решением автор вступает в дебри разнохарактерных и разновременных известий и преданий, им собранных и подобранных. Имя варягов происходит от слова варяти, предваряти; следовательно - это передовые славяне, дальше восточных ушедшие на Запад; значит, это славяне Балтийские, с Поморья Вислы-Одры, венеты-лютичи. Русь есть Ругая (остров Рюген). Но этот звук является и в топографии устьев Немана. Которая же Русь возникла древнее? Конечно, западная Поморская; это ничего, что веле-тов указывает в Неманском углу уже Птоломей во II в., велеты-лютичи Одры, где и Ругия, упоминается впервые в VIII в. Угол Поморья на Запад от Вислы в XII-XIII в. именовался Славой, Славной и т. п.; здесь же доселе есть городок Славин. В северной Руси на пространстве от Немана до Белоозера автор ищет и находит множество названий, прямо похожих или только намекающих на эти имена. Он без труда набирает большое количество таких названий, потому что у него не только Мстиславль, даже Богослов, даже Стайки - все это происходит от Славна, от славян. После того становится доказанным , что новгородский край заселили славяне с Поморья, они же варяги. Так первые затруднения были побеждены и на этом можно было бы остановиться. Но г. Забелин был так добр, что признал нашего древнейшего летописца правдивым, а правдивый летописец говорит, что новгородцы сперва прогнали варягов, а потом уже призвали из них князей. Естественно, догадывается Забелин, что призваны были другие варяги, не те, которых прогнали. Кого же прогнали и кого призвали? Изгнанные не названы летописцем , но призванных он зовет варягами-русью. Ясно, что это ругенцы-велеты. Автор справился по книгам и нашел, что велеты жестоко враждовали с оботритами. Итак изгнаны были оботриты. Но вот затруднение: стало быть, оботриты были в новгородском населении более древним слоем, чем велеты Одро-Вислянского Поморья. К чему же служит длинный и трудолюбивый перечень местных названий в России, напоминающих Словну и Словин именно этого Поморья? Присутствие таких названий у оботритов не указано. Переставить имена, назвать изгнанных велетами, а призванных оботритами мешает летописец: он называет призванных Русью, а не Поморье, «кроме острова Ругии другой значительной области с подобным именем не существует».

Итак, изгнаны были оботриты, а призваны, вероятно, велеты; но, значит, велеты еще раньше оботритов были владыками нашей страны и оставили память о себе в местных названиях. Итак, велеты дважды владычествовали в Новгороде. Это тем вероятнее, что по тем же книгам оботриты в начале IX в. слабели на Западе, служили Карлу Великому и немцам, за что терпели завоевания от датчан. Итак, призваны, несомненно, велеты-русь, но какие? Были велеты-русь Одро-Вислянского Поморья, ругенцы, были велеты-русь Неманского Поморья. Автору очень хотелось бы остановиться на последних: они ближе к Новгороду и своим появлением в Новгороде наглядно показали бы постепенное шествие славянской колонизации с западного края Поморья до Новгорода, да и звук русь на Немане и в Пруссии, который есть Поросье, явственнее, чем в Ругии. Но здесь опять мешает правдивый летописец, который прямо указывает жительство призванной руси на западном краю Поморья, возле датчан и англов; Было бы лучше, легче, если бы летописец не говорил этого, хотя бы и знал, да смолчал; автор откровенно признается, что «если бы не это показание летописи, довольно отчетливое и ясное, то можно было бы с большою вероятностию предполагать, что призванная русь жила в устьях Немана». Как же быть? - С острова ли Рю-гена, решает автор, была призвана русь или с устья Немана. - «Это все равно», лишь бы не из Швеции, хотя в обоих этих «равных» случаях призванные варяги-русь оказывается не вполне соответствующей своему имени , потому что велеты - какие же они варяги, передовые, переварившие всех, как и оботриты, бывшие дальше их к 3ападу были, не в пример, варяжистее их? Итак, новая помеха со стороны правдивого летописца устранена и призваны велеты-ругенцы, руяне, руги, русци, русь. Тут, кстати, г. Павинский подсказывает автору в своем исследовании , что как нарочно с 839 г. - почти целое столетие - в западных хрониках ни слова не упоминается о велетах; ясно , что они ушли на Восток , их дружины были отвлечены призванием в нашу страну. Здесь бы следовало остановиться исследователю, так как все, что требовалось доказать, доказано, если не прямыми свидетельствами источников и вероятными и последовательными выводами из них, то по крайней мере всерешающим аргументом: это все равно. Но автор идет дальше: он сообщает в подкрепление сказанного, что с IX в. немцы стали горячо и дружно выбивать балтийских славян с их родных земель, именно с Эльбы . Это обстоятельство автор признает «едва ли не самою главною причиною постоянного выселения славяно-варяжских дружин на наш кремнистый, но гостеприимный Север». Но эти, выбиваемые немцами славяне были оботриты: их за 20 почти лет до призвания наших варягов завоевал король Людовик, и г. Забелин дрибав-ляет, что это событие «несомненно заставило всех желавших свободы искать убежища где нибудь за морем и вернее всего в далеких странах нашего Севера». Что же выходит из всего этого? Несколько выше автор «с большею вероятностью» предполагал, что из Новгорода изгнаны были оботриты, а теперь несомненно заставляет тех же оботритов в то же самое время выселяться на наш Север. Итак, в одно время теснимые оботриты, враждебные велетам, переселяются на наш Север и изгоняются оттуда, а на их место призываются велеты, враждебные оботритам. Как примирить два противоположные течения - об этом ничего не находим у автора, не находим и даже его всесокрушающего «все равно».

Оставалось предположить, что в промежуток 844-862 гг. изгнанники оботриты не только нашли приют в Новгороде, но и успели утвердить там свое владычество - наложили дань на гостеприимных хозяев, что именно в это время оботриты и сменили господствовавших там дотоле велетов. Но г. Забелин уже раньше отрезал себе путь отступления в эту сторону, неосторожно заметив, что вагры-оботриты еще «в конце VIII и начале IX в. господствовали над многими, даже отдаленными славянскими народами, стало быть, вообще господствовали по Балтийскому славянскому побережью, а потому должны были господствовать и на Ильменском Севере». Был впрочем, и еще выход - предположить, что хотя оботриты и были изгнаны из Новгорода, даже не без содействия враждебных им велетов, однако это не мешало новгородцам давать приют другим оботритам, гонимым из родины немцами, потому что «наш пустынный, но гостеприимный Север» обладал способностью мирить врагов, особенно ссорив­шихся братьев; но этим выходом автор почему-то не воспользо- вался

Так строилась теория г. Забелина. Мы вовсе не принадлежим к людям, которые, говоря словами автора, «одержимы немецкими мнениями о норманстве Руси». Мы, напротив, готовы приветствовать патриотическую попытку г. Забелина вывести наших первых князей из славянской земли, тем более что и до Забелина мысль о Балтийском Поморье приходила некоторым на ум даже независимо от какого-либо патриотического побуждения. Но мы не верим, чтобы скачки от «может быть»к «должно быть» и к «большей вероятности», а от вероятности к «несомненности», чтобы эта игра в слова и предположения могла стать основной прочной, долговечной научной теорией и чтобы живое понимание вещей и исторических отношений, в котором автор отказывает своим противникам, значило не иное что, как охоту тасовать наскоро собранные исторические известия и выпытывать из них то, о чем они не говорят и чего не знают.